Зеркало истины

– Эта выскочка рисует им мультфильмы, – говорила она мужу, плюхая перед ним на тарелку кусок мяса к жаренной на сале картошке. – Как будто мультфильмами можно чему-то научить! Что это за педагог? Какие знания она даст детям?

Сама Тамара Петровна с компьютером не дружила, не умела делать самую простую презентацию и перед открытыми уроками просила помочь учеников или коллег, подчиняясь требованиям всеобщей информатизации, коснувшейся, в первую очередь, школы. Ей не под силу было даже скачать нужное из Интернета, она не имела собственной электронной почты и ни за какие коврижки не сумела бы зарегистрироваться на каком-нибудь сайте. Гибкие коллеги, понимающие, что нужно шагать в ногу со временем, сразу обратились к Надежде за помощью, и Надя даже организовала для них своеобразные мини-курсы после уроков, где спокойно и доброжелательно обучала их компьютерным премудростям. Но только не Тамару Петровну. Ей казалось унизительным учиться чему-то у вчерашней студентки, и она продолжала пользоваться услугами учеников, не проверяя даже перед уроками, что они там скачали для неё в Интернете.

Самоуверенность и косность взглядов очень сильно подвели её однажды во время открытого урока. Казалось бы, что могло пойти не так? Скаченная презентация, посвящённая Пушкину, не вызывала подозрения – что там особенного может быть? Всё, как всегда: детство, портреты, отрывки стихов, дуэль с Дантесом.

Тамара Петровна мельком на неё взглянула и с улыбкой начала урок, кивая головой отличнику, переключавшему слайды презентации. Она даже не волновалась – столько лет за этим столом, десятки открытых уроков, есть что показать, да вот хотя бы красивую презентацию, сама же её делала, есть чем похвалиться. Урок проходил спокойно, коллеги, приехавшие со всего округа, и представители управления образованием что-то чиркали в своих тетрадках, перенимая опыт педагога. Занятие спокойно перевалило за вторую половину, когда после очередного переключения слайда по классу пронесся смех.

Недоумённая Тамара Петровна строго посмотрела на учеников, призывая их к порядку. Затем взглянула на размахивающего руками, словно ветряная мельница, завуча и медленно повернулась к экрану за ее спиной. Оттуда всеми цветами радуги подмигивали такие строки:

«С утра садимся мы в телегу;

Мы рады голову сломать

И, презирая лень и негу,

Кричим: пошёл! Ебёна мать!»

Фривольный стихотворный отрывок как будто ввёл её в ступор. Педагог растерялась, замерла, но тут подскочила завуч, с силой дернула шнур, экран погас, урок был безнадежно испорчен – как, впрочем, и репутация Тамары Петровны.

Почему она потом обвинила в своём позоре Надю, одному богу известно. Мол, она как учитель информатики обязана была проверить, что скачивают ученики в её кабинете. Скандал быстро замяли, гостей плотно накормили в школьной столовой и, вручив небольшие подарки, с поклонами проводили домой. А Тамара Петровна затаила с тех пор обиду на Надежду Григорьевну и пестовала её уже несколько лет, пытаясь вставлять молодой коллеге палки в колёса.

Упустить возможность нагадить ей в карман, уводя мужа из семьи, она не могла, поэтому активничала в сводничестве и даже преуспела в нём – Андрей сам не заметил, как влюбился в Лику. Единственное, что удерживало его в семье, это нежелание делить совместно нажитое имущество, поэтому он не торопился с уходом, продумывая все пути отхода, и потихоньку вывозил дорогие инструменты в гараж к Тамаре Петровне.

Многие утверждают, что предчувствуют беду заранее, видят некие знаки и вещие сны, но Надя ни о чем не догадывалась, дочь молчала, правда начала дерзить, но мать всё списала на подростковой возраст и искала к дочери особый подход, стараясь сглаживать острые, конфликтные углы.

В ноябре Андрей уехал на очередную вахту, и с капризами дочери Наде пришлось справляться одной. Слякотный, серый ноябрь уложил в постели многих, вот и их соседка, Антонина Ивановна, не устояла перед непогодой и слегла с температурой. Надежда Григорьевна не могла оставить одинокую старушку без помощи и принялась её выхаживать. Днём на работе, вечером у постели соседки – особенно в первые дни болезни, когда страшенный кашель сотрясал худенькое тельце, в котором едва держалась душа Антонины Ивановны.

Нагрузка на Надю оказалась непомерно высока, и на третий день, сидя у кровати заснувшей соседки, она взглянула в зеркало. Лишь затем, чтобы убедиться, что стала похожа на печёное яблоко из-за навалившихся на неё проблем. В комнате стоял полумрак, верхний свет потушен – он раздражал глаза больной, – и лишь на небольшом столике у кровати сиял маленький светильник в виде звезды. Отблесками его света объяснила потом себе Надя блики, появившееся в старинном зеркале. Они мерцали, передвигались, сплетались между собой, создавая причудливую картину. Надя словно смотрела кино, не понимая – явь это или сон?

16 октября 1861 года выдалось ясным. Заливавшие до этого землю дожди прекратились, и ясное солнце с утра обосновалось на небосводе. Тринадцатилетняя Акулина, дочь купца Зайцева, покрутилась перед матерью, показывая свой новый наряд. Сегодня, в воскресный, базарный день ей и ещё двенадцати девочкам предстояло пойти на литургию в приходскую церковь. После службы они должны были сопровождать крестный ход по случаю открытия в Далматово первого женского училища. Именно её отец пожертвовал училищу дом, в котором планировал раньше открыть богадельню.

– Маменька, посмотри, как тебе моя мордовка? Она миткалевая, тятя сказывал, что у всех учениц будет единая форма, такая же, как это платье, – сказала Акулина, кружась перед Ефросиньей Петровной – доброй и милой женщиной, любящей своих дочерей пуще собственной жизни.

– Больно маркий миткаль, белый. Твой отец разорится на этих платьях.

– Ну что ж, так тому и быть, но я постараюсь его не расстраивать. Тем более, я думаю, что в училище на уроках письма, чтения и законе божьем, да и на рукоделии особо не испачкаешься!

– Поспешай, дочка, на литургию, опаздывать не стоит. Беги, а я следом за тобой приду! – перекрестила мать Акулину вслед.

Далматово – небольшой купеческий город – прославился ярмарками и мужским монастырем на берегу тихой Исети. История монастыря началась аж в 1644 году, когда пришёл в эти края Далмат. Здесь, у подошвы возвышенного места, называемого Белым Городищем, в овраге с северо-западной стороны выкопал он себе «пещеру» (землянку), с тем, чтобы в ней поселиться. Была с ним на тот момент только котомка и икона Успения Божией Матери, помогавшая в его чаяниях.

Задумал Далмат построить на берегу Исети монастырь. Вскоре из Нижнего Новгорода прибыл к нему старец Иоанн, а вслед за ним по глухим лесным тропам и еле заметным тропинкам стали стекаться в пещеру Далмата странники, бездомная голытьба. Когда в пещере стало тесно, пустынники построили на холме часовню, огородив её деревянным частоколом. Только одного они не учли – земля вокруг принадлежала тюменскому татарину Илигею, которому странники совсем были некстати.

Здешние места были богаты рыбой, птицей, выдрами и бобрами, и терять промысел Илигей не собирался. Бабушка рассказывала Акулине, как подлый татарин не давал покоя Далмату, к которому потянулись люди со всей страны. Несколько раз татары сжигали постройки, возводимые незваными гостями, пока однажды не явилась к Илигею во сне Матерь Божия да не пригрозила карами небесными за препятствия, что он чинил Далмату и его людям. Говорят, поутру он приказал своим людям больше не трогать Далмата, но врагов у монастыря после этого меньше не стало.

Вскоре в округе появились новые поселения. Самое крупное из них – Служилая слобода – как и монастырь была не раз разграблена и сожжена башкирами. Но, несмотря на трудности и превратности судьбы, народ в Далматовскую пустынь всё прибывал и прибывал. Шли к Далмату из разных районов Поморья, Кунгура, Казани, Тобольска и Тюмени. Вместе с людьми рос и ширился монастырь, обрастая церквями и деревянными, а потом и каменными стенами. Служилая слобода стала селом Николаевским, при Далматовском Успенском монастыре, которое, в свою очередь получило статус города 22 ноября 1781 года.

Акулина спешила по тихой улице на литургию в приходскую церковь. День был базарный, и площадь перед монастырём шумела людским многоголосьем:

– Дешевле рублика, два с маком бублика! Берите, милые, да поскорей!

– Тары-бары растабары, есть хорошие товары! Не товар, а сущий клад – разбирайте нарасхват!

– Иголки не ломки, нитки, тесёмки, налетай, разбирай!

– Люди! Подходите! Платки поглядите. Один красный, другой синий, а уж третий-то хорош, покупай-ка на свой грош!

Вообще в Далматово проводилось несколько ярмарок (зимняя Николаевская), торжки (Васильевский, Успенский) и еженедельные базары по субботам, на которых в основном продавали мясо и сало, привозилась рыба: осетрина, стерлядь, нельма. Имелось в продаже и масло, семя конопляное, льняное. Город в то время являлся важнейшим перевалочным центром продовольственного снабжения промышленного Урала, ведь продаваемый здесь товар шёл на заводы и крупные города. Хорошо продавались и изделия местных мастеров: корзины, короба, бочки, верёвки и даже кареты.

Ярмарки и торжки давали хорошие обороты, но Акулина слыхала, как бранился отец на то, что некоторые местные крестьяне, да и жители города, участвующие в них в качестве продавцов, оставляли после себя свалки, состоящие из требухи, обрези и гнилых кусков мяса. Он боялся, что они, разлагаясь, могут заразить домашний скот. Отец даже предложил настоятелю монастыря перенести Николаевскую ярмарку в другое, более просторное место и добился своего, чем безмерно гордился. Он вообще любил этот городишко, больше напоминающий большое село, хотя на тот момент в нем уже было шестнадцать кабаков, харчевен и портерных, и жили здесь мировой судья, судебный следователь, становой пристав, волостной старшина, писарь, сельский староста и урядник с сотскими. В другой раз девочка обязательно бы поглазела на товар, но волнение перед тем, что должно было произойти, гнало её вперёд. После литургии ей предстояло принять участие в крестном ходе, а народа по случаю базарного дня вокруг было очень много, а это значит, что и зевак будет не меньше – такое событие в городе грех пропустить.

Мало кто учил девочек в те времена. Участь их была определена с детства: быть матерью, хорошей послушной хозяйкой сначала в хозяйстве родителей, затем в семье мужа. Поэтому уже в пять лет девочку старались приучить к веретену; вначале доверяли только «сучить», с шести лет сажали за прялку. К десяти годам она уже умела шить и жать, водилась с младшими братьями и сёстрами, домовничала во время страды. К четырнадцати годам будущая мать уже ткала на кроснах, проворно жала и косила, умела вышивать, вымачивать холсты, шить рубахи. Она доила коров, ухаживала за скотом.

К семнадцати-восемнадцати годам девушка становилась полноправной работницей в доме, выполняла все работы на поле, знала все сорта холста, шитьё одежды. Но примечательно, что готовить её особо не учили – особливо, варить и печь в своем доме, – ведь она не должна нести традиции своей семьи в дом мужа, а получить их от будущей свекрови. И конечно, ни о каком обучении в школе не могло и быть речи.

Но Акулине повезло, ведь о судьбе крестьянских девочек задумалась Павла Асафовна Черемухина, которая открыла в Далматово женское училище и стала в нём первой учительницей. Она была женой священника Николаевской церкви, уговорив мужа стать в нём законоучителем. Павла Асафовна долго искала подходящее помещение, пока отец Акулины не отдал на благое дело пустовавший без дела дом. Он очень любил свою умненькую дочь, которая помогала ему в торговых делах. Понимая, что за образованием будущее, он не колеблясь отправил её учиться. Перед этим он долго и дотошно выспрашивал у учительницы, чем же конкретно они будут заниматься в училище, и успокоился, узнав, что в нём помимо чтения, письма, закона Божьего, священной истории, катехизиса будет ещё и рукоделие: шитьё крестом, вязание чулок и кружев, плетение кружев и вышивание по канве.

Сегодня, оставив лавку на помощника, отец быстро смахнул слезу с бородатой щеки и посмотрел на девочек: выстроившись по две в ряд, они шагали к училищному дому. Жена, стоящая рядом с ним, незаметно пожала ему руку и улыбнулась раскрасневшейся Акулине. Многие в городе осудили стремление её мужа начать обучение дочери. Мальчиков учили абы как, многие пропускали занятия, а тут девчонки – им бы замуж да деток побольше родить, а не это вот всё. Если бы не муж, лично она никогда бы не разрешила дочери учиться, ведь считала учёбу пустой тратой времени.

– Идём, Фрося, молебен сейчас начнётся, – отвлек её от мыслей муж, прокладывая им дорогу в толпе зевак.

* * *

Под окном взревела машина, завизжали тормоза, раздалась отборная брань. Надя с удивлением обнаружила, что задремала, облокотившись на стол.

– Надо же, какие мне сны снятся, – пробормотала она, взглянув на спящую Антонину Ивановну. Проверив, что у старушки есть всё необходимое, она тихонько вышла из квартиры, чтобы подняться к себе домой.

Дома Лиза с телефоном в руках валялась на кровати, на столе горкой громоздилась грязная посуда.

– Лиза! – крикнула мать, сгружая посуду в раковину. – Иди-ка сюда! Что, сложно за собой посуду вымыть? – сердито сказала она, ставя чайник на плиту.

– Вымою сейчас, – бункнула девочка себе под нос и добавила чуть тише, чтобы мать не расслышала: – Тоже мне трагедия!

Пока мать в неведении ухаживала за чужой старухой, дочь усиленно следила за Ликой в социальных сетях. Для этого девочка создала анонимные профили и напросилась к разлучнице в друзья, чтобы увидеть, что она постит на своих закрытых страницах. К огорчению Лизы, компромата на неё не нашлось, но выяснилось родство с Тамарой Петровной, тщательно скрываемое. План возник моментально: отомстить Морковке за то, что отец похаживает к Лике.

Подростки зачастую делают глупости, ведь не обладают житейским опытом, терпением и не умеют бесконфликтно решать свои проблемы. К делу был подключен одноклассник Женька, тайно влюбленный в Лизу, и план мести начал воплощаться в жизнь. Первое, что сделала Лиза – записала крик и ругань Морковки на уроке. Тамара Петровна, не стесняясь, костерила учеников почём зря, используя совсем не литературные слова. Дальше – больше: запись, анонимно загруженная в сеть, разлетелась в мгновение ока, словно её там только и ждали. Растиражированная по всем каналам и блогам, она вызвала массовые дискуссии среди людей. Одни с пеной у рта утверждали, что современные дети вполне достойны подобного ора, потому что совершенно перестали учиться и слушаться взрослых; другие требовали гнать училку из школы поганой метлой.

Тамаре Петровне пришлось нелегко. Многочисленные объяснительные надолго отвлекли её от устройства судьбы Лики, ведь нужно было спасать собственную шкуру, особенно после того, как выяснилось, что она берёт деньги за дополнительные занятия, которые проводит после уроков прямо в школе, и лишь острая нехватка кадров позволила ей удержаться на своём месте.

Не секрет, что ситуация с педагогами ухудшается с каждым годом. Молодые специалисты, напуганные предложенной зарплатой, несоизмеримой с нагрузкой, в школы не спешат. Измотанные пенсионеры, работающие на износ, бегут из школ, как только появляется возможность. Да и переезжать в село никто особо не спешит. Как правило, до города далеко, а это значит – и до больниц тоже, а тут ещё повсеместно отменили коммунальные выплаты, позволявшие раньше не платить за газ, электричество или купить дрова, уголь, и остались педагоги на голой зарплате, сущих копейках в условиях реального времени. Да и сама школа очень изменилась. Престиж профессии сильно упал, свою лепту внесли и журналисты, раздувающие из каждой истории сенсацию, да и государство расстаралось, отнеся учительство к категории услуг. А тут, как всем известно, кто платит, тот и танцует музыку.

Нет, в большинстве случаев дети остались детьми, добрыми, любознательными, а вот некоторые родители, изучив все пункты в статье о своих правах, ногой открывают двери в школьные кабинеты, зубатясь с педагогами, пишут жалобы по малейшему поводу во все инстанции, забывая, что следом за их правами идут и обязанности. Вот и сегодня урок Надежды Григорьевны прервал стук в дверь.

– Надежда Григорьевна, вас директор приглашает, – сказала ей секретарша Леночка, в прошлом году окончившая школу.

– У меня же урок! – возмутилась педагог.

– Это срочно, – Лена помахала рукой, показывая ту самую срочность и предложила: – Я послежу за детьми.

Надя обречённо вздохнула. Срывать учителя с урока стало привычным делом: то срочный звонок, то немедленный отчёт, то родитель в школу явился, вот как сегодня, например.

В кабинете директора сидела местная звезда – Лидия Гавриловна, директор клуба, считающая себя актрисой, певицей, сценаристом, режиссёром в одном флаконе. Будучи женой местного руководителя крестьянского хозяйства, она искренне верила в свой талант и всячески подчёркивала свою звёздность – постила в социальных сетях фото с выступлений и видео с концертов. В семье имелось дитятко, рождённое матерью в позднем возрасте, великовозрастный детина Егор, неоценённый, по мнению родителей, учителями. Егор с трудом закончил девять классов и должен был в дальнейшем получать какую-нибудь рабочую профессию, но отец с матерью решили иначе, и парня зачислили в десятый профильный класс, где количество часов на предметы естественно-научного профиля было увеличено. Класс ориентировался на такие сферы деятельности, как медицина и биотехнологии, а Лидия Гавриловна спала и видела сына врачом. Вот только Егорушке было не до учёбы, и все ночи он проводил в сетевой игре, приходя в школу отсыпаться.

– Вот, Надежда Григорьевна, – сказала директриса Светлана Павловна, жестом показывая ей, где можно сесть. – Жалоба на вас поступила от Лидии Гавриловны, на качество домашних заданий. Тех, что вы даёте детям!

– Не поняла, о каком качестве идёт речь? – удивилась Надежда Григорьевна. – Обычные задачи, формулы, ничего особенного.

– Ну вот, например, вчера у вас был урок, и Егор получил два за домашнее задание. Можете объяснить его маме, за что?

– Тут просто всё: он его не сделал, поэтому и получил два, – спокойно ответила Надежда Григорьевна.

– Но позвольте! – возмутилась посетительница. – Почему Егор должен выполнять какое-то дурацкое задание по физике? Может, нам ещё на ОБЖ его делать? Мой сын будущий врач, физика нам совершенно не понадобится, как и другие предметы, так зачем на них тратить своё время?

– А вы на работе все свои трудовые функции выполняете или нет? – директор школы еле сдерживалась, зная скандальный характер Лидии Гавриловны. – Думаю, что да! Для Егора учёба сейчас – это его работа. Так почему он должен выполнять её через раз?

– Ну, знаете ли, я, работая в Доме культуры, несу людям радость, а ваша задача научить сына учиться, и если он этого не умеет, то грош цена вашей работе! И потом, что это за задание – приготовить сообщение? Как будто из прошлого века. А если у человека нет Интернета, то где он должен его взять?

– В библиотеке, например, – подсказала Надежда Григорьевна. – У нас там много энциклопедий, справочников, вполне возможно выписать нужное и приготовить небольшое сообщение на две минуты.

– В смысле – выписать? Руками? – мать Егора вытащила из сумочки платочек и начала обмахивать разгорячённое спором лицо. По кабинету поплыл тяжёлый, душный запах её парфюма.

– Да, взять ручку и листок и выписать требуемое, – Надежда оставалась спокойной, чувствуя свою правоту. – Так мы учим детей находить информацию в разных источниках и умению выделять главное. Ничего сложного в этом нет, даже пятиклашка с этим справится, – сказала она, умолчав, что Егору и такие действия сложны.

Парень совершенно не хотел учиться. На уроки он являлся в лучшем случае с листочком и ручкой, садился за последнюю парту и просто спал на уроке, игнорируя учителя. Зная его родителей, которые уже не раз писали жалобы на школу, педагоги с Егором периодически разговаривали, убеждали, требовали, но воз так и оставался там.

– Ну знаете! Я этого так не оставлю! Везде новые технологии 3Д принтеры, шлемы виртуальной реальности, и только в нашей школе всё по старинке – листочек и ручка!

– Если бы вы, Лидия Гавриловна, чуточку больше уделяли времени своему сыну, то знали бы, что в нашей школе всё это имеется, только Егору это неинтересно, он предпочитает на уроках спать. Представляете? Просто спит! Интересно, чем он ночью занимается? – не выдержала Надежда Григорьевна.

– Тебе бы, Надька, лучше за мужем своим последить, чтобы он не шлялся по чужим бабам, а с сыном уж я как-нибудь сама разберусь! – всё воспитание слезло с посетительницы, как кожура с переспелого банана, явив миру тщательно скрываемое хабалистое нутро.

Надя как будто получила удар в солнечное сплетение, попыталась вдохнуть воздуха, но не смогла – комок встал в горле. Выручила директор школы – под локоток вывела родительницу из кабинета.

– Ну-ну, не раскисать!

Это вернувшаяся Светлана Павловна присела рядом, сунула в руку стакан с водой.

– Ох уж эта Лида! Совсем не изменилась, а ведь я её со школы помню! Хабалкой была, хабалкой и осталась! Не слушай её, со зла ляпнула, сама не понимая, что несёт! Ты посиди здесь, а я тебя на уроке заменю. До перемены десять минут осталось, не надо тебе сейчас к детям, – сказала она и вышла из кабинета.

Надя беспомощно оглянулась вокруг. Что сейчас было? Почему мама Егора так сказала?

«Нет! Ерунда какая! – возмутилась она про себя, отпивая из стакана воду. – Андрей любит меня!» – успокаивала она саму себя, но малюсенький червячок сомнений уже поселился в ней.

Вечером она, как обычно, заглянула к Антонине Ивановне. Соседке стало чуточку лучше, и она даже немного порозовела, но от принесённого куриного бульона отказалась и вскоре незаметно задремала, тихо посапывая во сне.

Надя прошлась по её квартире, вымыла посуду на кухне, замочила в тазу бельишко старушки, подмела пол, стараясь избавиться от мучивших её мыслей. Ей не давала покоя полученная в кабинете директора информация – неужели муж ей изменяет? Она подошла к зеркалу, вглядываясь в его зеркальную гладь, и, попятившись, плюхнулась на стул, стоявший рядом. В зеркале снова появилась туманная картинка.

Тридцатичетырёхлетняя Акулина, мать большого семейства и счастливая жена, спешила в школу. Земство экономило средства, не желая тратить их на образование, поэтому в городе была открыта одногодичная школа грамоты, в которой она работала учительницей. Обеспечение школы осуществлялось за счёт родительских средств, так что особо не разгуляешься, да и знания там давали хуже, чем в начальной школе, но Акулина была рада и этой работе. Самой ей учёба давалась легко и благодаря отцу она не только закончила женское училище, но продолжила своё образование дальше, стремясь следовать за Павлой Асафовной, своей первой учительницей, и быть похожей на неё во всём. А вот и она сама, словно услышав мысли своей любимой бывшей ученицы, появилась на городской улице. Спешит, торопится на занятия.

– Акуля! – обрадовалась она, увидев женщину. – Как я рада тебя видеть! Как поживаешь, как детки твои?

– Всё хорошо, Павла Асафовна, болели немного, но уже поправились. А вы, как всегда, в делах и заботах! – ответила Акулина, улыбаясь.

– А, – махнула рукой собеседница, – что-то я тебя на последней службе не видала. Всё ли дома хорошо? Слышала, муж твой суров.

– Каков есть, Павла Асафовна, мы с ним перед Богом венчаны, значит, единое целое. Тяжело ему после смерти моего отца с лавкой управляться, не привыкнет к тому, что единоличным хозяином стал. Да и я после того, как матушка преставилась, в себя прийти не могу, плачу каждый день.

– Родители твои славными были, кабы не они, сироты грамоты так бы и не узнали. Это ведь отец твой оплачивал для них проживание в городе да платья покупал. Помнишь, ночлежного приюта у нас не было и приходилось девочкам у чужих людей жить?

– Как не помнить, Павла Асафовна, когда вы самолично нас всему научили и даже давали сироткам заработать. Всё, что мы в училище шили, вязали, вышивали, они продавали и в монастырской лавке, и в лавке моего отца. А теперь вот в помощи вашей я нуждаюсь. Нельзя ли мне пару хороших учеников из вашей начальной школы для моей одолжить? Пусть учат чтению, письму и арифметике в пределах первого класса, никак не справляюсь я одна. Сами знаете, мал мала меньше у меня, а жалование положили курям на смех – восемьдесят рублей в год. Вот и ругается муж, мол, сиди дома, неча время на обучение других тратить. А так, с помощниками, мы хоть какие-то знания дать успеем!

– Поговорю вечером с мужем, с настоятелем посоветуемся, что-то да придумаем, деточка! А ты уходить не моги! Мало нас, учителей. Верю, что тяжело тебе, но недалёк тот час, когда образование повсеместным станет! А теперь беги, заждались небось ученички твои, да и я поспешаю, и службы пропускать не вздумай боле – с Богом любое дело легче даётся!