История души

А вечером опять начался снегопад – настоящий, зимний. Лика поздно вышла из школы, улыбнулась чему-то своему, а потом звонко рассмеялась. Хорошо, очень хорошо! Весело скрипит снег – скрип-скрип-скрип. «Скрип-Скрипыч, здравствуй!» – поздоровалась с ним Лика.

– Куда же ты, Катя! – вдруг послышалось ей. Лика спряталась за дерево.

– Ответь мне только – «да»?

– Ах, Сергей, давай потом…

– Нет, сейчас!

– Ну, нет…

Потянул ветер, рванул на Лике пальто. Девочка медленно побрела домой. Радостно что-то шептал ей Скрип-Скрипыч. Только ей было совсем не весело.

А к ночи снег растаял. Пошел дождь. Белые сугробы почернели и превратились в большие грязные лужи. Хлюпала опять под ногами слякоть. Милый Скрип-Скрипыч исчез. А снег всё таял и таял, но никто не заметил этого, не увидел снежных слёз.

Только поздно ночью Лика, запершись одна в комнате, долго стояла перед мокрым окном и плакала в темноте.

Останься!

(Зарисовка)

В доме темно. А за окном идет дождь. Он стекает с крыши и падает в ночь.

– Останься, прошу тебя! – сколько скорби и печали в твоих глазах.

– Останься!

Как тяжело мне, поверь, говорить тебе «нет» и смотреть в твои мокрые, молящие глаза.

– Останься, останься! – опять повторяешь ты, и я чувствую, что силы изменяют мне.

Я быстро выбегаю из дома, сажусь в черную заждавшуюся карету, захлопываю дверцу.

– Гони! – кричу кучеру.

Лошади рывком трогаются с места. Я оборачиваюсь и через заднее окно сквозь струи дождя и сквозь слёзы вижу, что ты стоишь одиноко посреди дороги, бессильно опустив руки, провожая меня отчаянным взглядом…

…Серебрится вдали лес. Последние капли просыхают на крыше дилижанса. Кончается дождь. Наступает рассвет. Я улыбаюсь.

Остановив карету, выхожу на сверкающий луг. Вдыхаю свежий летний воздух и вдруг… «Останься!»… Передо мной стоишь ты, словно бледный призрак. «Останься!»

Ты не можешь понять, а я не могу остаться. Время неумолимо. Прости меня. Забудь всё. Но через много-много лет я вспомню тебя, летнюю грозу и дождь, и белые шепчущие губы: «Останься!»…[11]

Трилогия «Лика»

Рассказ первый

Шестнадцать лет. Осень

День выдался пасмурным и серым, до него как-то еще не ощущался приход осени. С утра резкий, холодный ветер носил охапками сухие, почти коричневые листья в парке. Он то сбивал их в кучи, то снова рассыпал по дорожкам. Несколько больших капель упали на асфальт. Дождь принимался много раз, но по-настоящему еще не шел.

Была середина октября, как раз то время, когда с молодящейся старухи-осени слетает последняя маска, и она, понурая и угрюмая, наконец, уходит, предоставив свое место родной, но от души ненавидимой сестре – зиме. Мало утешительного и приятного доставляет погода в такие дни. На улице сыро и грязно, по окнам жестко бьет косой колючий дождь, лишь изредка прекращающийся. Иногда тонкому лучу солнца удается преодолеть тяжелую завесу мутных сизо-черных туч, и он, словно чужой во враждебном царстве, робко скользит по голым верхушкам деревьев, а потом и вовсе исчезает…

Лика медленно, глядя себе под ноги, шла в школу. Выйдя из метро, она поёжилась от холодного, пронизывающего ветра, но воротника не подняла, не поможет. Дождевая капля упала ей на лоб. На низкой лесенке она слегка оступилась и, остановившись, увидела, что у нее развязался шнурок. Кто-то очень знакомый, намеренно отвернувшись, прошел мимо.

Лика сильно вздрогнула, и портфель, который она уже взяла за ручку, с грохотом выпал. Но он – тот, который всегда и везде торопился, потому что боялся опоздать, он ничего не услышал, будучи уже слишком далеко: там, впереди, он садился в автобус.

Лика подняла портфель, дрожащей рукой оперлась об обжигающе-ледяную чугунную ограду, потом прижалась к ней всем телом.

– Девочка, тебе плохо? – какой-то маленький старичок, с тревогой заглядывая ей в глаза, взял ее за руку.

– Нет-нет, – едва слышно пробормотала Лика, – спасибо.

Глаза застилали слезы. Пошатываясь, она сделала несколько шагов, потом остановилась. Может быть, лучше пойти домой? Школу ей, пожалуй, сегодня не вынести. Но ноги не слушались и сами привели ее на остановку. Лика почти не видела, в какой автобус села. Она еще не успела прийти в себя, и ей стало всё равно. Народу было немного, но Лика не села, а слегка прислонилась к поручню у задней стенки, лицом к окну, рассчитав, что если войдет кто-нибудь из одноклассников, то ее, быть может, не заметят, и удастся избежать традиционных расспросов: «Почему ты такая грустная? Почему ты идешь в школу одна?» И в самом деле, почему?..

Двери открылись. На ступеньку быстро поднялась красивая темноволосая девочка в очень коротком форменном платье. Она сразу же заметила Лику и кивнула ей. «Лена», – вспомнила Лика имя этой девочки, которая училась в параллельном классе. Но не успела в ее голове мелькнуть мысль о неминуемом разговоре, как Лена легко улыбнулась и обернулась к кому-то у двери. Лика тоже обернулась и застыла. Лена была с Ним. Андрей окинул ее быстрым внимательным взглядом, потом посмотрел на Лену. Он не поздоровался.

Лика, собрав последние силы, отвернулась от них. Глаза опять застилали слезы, а сердце бешено колотилось. Какой-то странный необъяснимый холод разливался внутри. Сначала похолодело сердце, потом Лика вдруг почувствовала, что не в силах шевельнуть рукой. Это ее отвлекло на то время, пока они доехали до нужной остановки.

Несколько шагов Лена сделала рядом с Ликой, задала ей какой-то незначительный вопрос, который, впрочем, не требовал ответа, потом оглянулась. Андрей почему-то отстал. Лена ускорила шаги, и вскоре он догнал ее, и они опять шли вместе. Лика шла позади, и ей было хорошо видно, как они весело о чем-то говорили и смеялись. По дороге через парк к ним присоединились другие девочки, и Лене пришлось мириться с их присутствием, – Андрея в школе любили. Он жил в каком-то непонятном мире для Лики: был потрясающе красив, умен, обаятелен, словно природа хотела сделать так, чтобы на свете не было человека, которому мог бы не понравиться Андрей. Он всегда был окружен веселой компанией, постоянно смеялся и шутил, а сияющая улыбка, казалось, навечно приросла к его лицу. Все в нем как будто было на ладони. И, вместе с тем, Лика понимала, что она совсем не знает его. Не знает… Но, может быть, это и лучше?

За школьный день Лика получила несколько четверок, но это ее, как ни странно, не расстроило, а даже, напротив, успокоило. Хорошо, что после уроков можно было сразу идти домой и не нужно было никуда ехать, делать газету или работать над комсомольским отчетом. Но в раздевалку она всё равно спустилась позже всех, по привычке заглянула в уже пустой буфет. Раздевалка была заперта, рядом никого не было, и посмотрев по сторонам, Лика, как обычно, пролезла между железными прутьями.

– Лика! – вдруг услышала она.

Прислонившись к решетке, стояла Ира и весело ей улыбалась.

– Лика, захвати и мое пальто.

– Хорошо. Вот оно, держи.

Как ни не хотелось Лике возвращаться домой с попутчицей, а делать было нечего. Впрочем, всю дорогу Ира непринужденно болтала о чем-то, не заслуживающем внимания, и единственное, что успела запомнить Лика, был сильный запах табака, исходивший от Иры.

Когда они уже попрощались, Ира вдруг хитро спросила:

– Да, Лика! Чуть не забыла! А кто этот красивый мальчик, который так долго и нежно здоровался сегодня с тобой на лестнице после биологии?

– Какой мальчик? – Лика вздрогнула.

– Не знаю, это я тебя спрашиваю! – засмеялась Ира.

– Не понимаю, о ком ты говоришь, – пробормотала Лика и зашагала к дому.

Значит, Ира слышала, как сегодня Андрей всё-таки поздоровался с ней…

К вечеру дождь перестал. Только в открытое окно врывался мягкий влажный ветерок. Лика не заметила, как в комнату вошла мама. Она лишь почувствовала ее руку на своих волосах.

– Лика, доченька! Что же это значит? – вдруг удивленно воскликнула мама.

Девочка проследила за ее взглядом. Он был прикован к ее руке с красным карандашом. Мама вытащила из-под сопротивляющейся ладони календарь.

– Что ты за день закрасила? – спросила она. – Восемнадцатого октября ни у кого из родных нет дня рождения.

– Да это я просто так, машинально, – устало проговорила Лика.

– Ты иди, мама, поздно уже, я спать хочу, – добавила потом она.

Но когда мать ушла, она еще не скоро легла в постель. Лика подошла к открытому окну, подставила ветру разгоряченные щеки. Глаза блестели, а непослушные губы улыбались. «С днем рождения, Андрей!»

Рассказ второй

Когда разбивается колокольчик…

Зима

В просторном по-новогоднему убранном зале пахло смолой. Ель, огромную, лохматую, привезли рано утром, задолго до начала уроков. А теперь она была уже украшена. Возле нее стояла невысокая девочка. Задумавшись, она водила рукой по колючим ветвям. Неожиданно пальцы ее коснулись колокольчика, и раздался переливчатый серебристый звон. Колокольчик был небольшой, бледно-голубого цвета, сделанный из тонкого стекла. Девочка осторожно сняла его с ветки и положила на раскрытую ладонь. Маленький, он уместился в ней.

– Лика? Что ты здесь делаешь, девочка, одна? – раздался голос у дверей.

Она медленно обернулась.

– Здравствуйте, Анна Ивановна.

Пожилая учительница кивнула и подошла к ней ближе.

– Лика, ты почему не идешь домой? Уже поздно, дружочек мой, поздно. Отчего ты весь день грустная сегодня?.. Ну, не буду тебя задерживать, беги скорее собираться, а то на новогодний бал опоздаешь, тебе ведь далеко ехать…

Раздался звон разбитого стекла. Анна Ивановна быстро наклонилась. Прямо перед ней, на полу, лежали мелкие полупрозрачные осколки – всё, что осталось от колокольчика. Лики в зале уже не было.

…Лика стояла у окна. За столом сидела мама. На улице было совсем темно. Шел мокрый снег.

– Лика, закрой форточку, дует, – устало попросила мать.

Лика молча повиновалась, потом взяла стул и села напротив.

– Мама, я всё знаю, – тихо сказала она.

– Что? Что ты знаешь?! – та удивленно и испуганно взглянула на нее.

– Что?!

– Я знаю, папа от нас уходит. Он приходил сегодня ко мне в школу, говорил со мной. Но я всё равно не понимаю, не хочу ничего понимать! Мама, он… он не вернется больше, он простился со мной…

– Да, – глухо прошептала мать и закрыла лицо руками, – да…

– Лика, иди одевайся, опоздаешь на свой праздник, – сказала она минутой позже.

– Я не пойду на него, голова болит, – сказала Лика, а про себя добавила: «Я уже опоздала».

– Тогда выпей таблетку анальгина и отдохни.

– Хорошо.

Лика вошла к себе в комнату, плотно закрыла дверь. Потом подошла к окну и открыла его. На нее пахнуло зимним морозным воздухом. Лика, чуть сощурившись, вглядывалась в темноту. Там, далеко-далеко отсюда, в вальсе скользили по паркету фигуры. Красивая грустная музыка кружила их сама. Елка позванивала новыми нарядными игрушками. Но уже никто не услышит звона того колокольчика, который вырвался у нее из рук сегодня. Лика живо представила у елки Андрея, его оживленное, ликующее лицо, шутки и смех окружающих, и горько улыбнулась. Улыбнулась, закрыла окно и пошла к матери, чтобы помочь ей.

Рассказ третий

Дождь. Лето

Они оказались вместе совершенно случайно. Днем, во время уроков в школе, на улице было тепло и солнечно. Но когда Лика выходила из буфета, за окном уже шел дождь. Сначала она его не заметила. Взяла портфель со скамьи и пошла к дверям.

– На улице ливень, – равнодушным голосом сказали сзади.

Когда Лика обернулась, она увидела на скамье в самом углу высокого худого мальчишку с книгой в руках. Подойдя ближе, она сказала:

– Спасибо, что предупредил.

Владимир искоса взглянул на нее, усмехнулся и захлопнул книгу.

«Довольно хорошенькая, завяжем контакт», – мелькнуло у него в голове. Они учились в параллельных классах, но несмотря на это, едва знали друг друга.

– Меня Владимиром зовут, а тебя как? – он повернулся к ней.

– Лика.

– Лика? Какое странное имя… Еще ни разу не слышал такого.

– Ничуть не странное. Так меня назвал отец. Мне нравится.

– А мне нет. Некрасивое имя.

Оба замолчали.

Лика с тоской смотрела на стекла окон, дождь и не думал прекращаться. А ей вовсе не улыбался разговор с этим самовлюбленным наглецом, как она мысленно назвала Владимира. Чтобы молчание все же не было таким неприятным, она спросила:

– Послушай, ты не знаешь, когда в этом году конец четверти?

– 31-го мая. Ваш класс, кстати, очень хвалят, говорят, у вас там даже кто-то учится только на «отлично».

– Да, у меня все пятерки.

Владимир помолчал немного, потом сухо произнес:

– Что ж, поздравляю.

А про себя добавил: «Зубрилка несчастная!»

На руке Лики блеснуло кольцо.

– А вам разве это разрешают носить?

– Нет.

Щелкнула пружинка, крышечка поднялась, и Владимир увидел уменьшенную фотографию мужчины.

– Кто это?

– Мой отец.

– Ты его так любишь? – с насмешкой спросил Владимир.

– Нет. Совсем не люблю.

– То есть как это? – на этот раз он опешил.

– Да вот так.

– Непонятно…

Дождь за окном всё не кончался. Острые тонкие струи вонзались в стекло и, казалось, проходили насквозь. Владимир уткнулся в свою книгу. Лика, сложив руки на коленях, сидела неподвижно, словно о чем-то задумалась. Потом поднялась и вышла из школы.

Когда громко хлопнула входная дверь, Владимир на секунду поднял голову, но затем быстро углубился в чтение.

Дождь!..

Настроения

1. Что есть зима?Наверно, смех и радость…На смену ейпридет весна,и хоровод веселых сказок,шумит,похожийна былые времена.А дальше лето золотое.О, сколько дум оно несет!И всё, что есть в душе плохое,оно мгновенно уберет.Что осень есть?Наверно, слезы, горе,колючий дождь,что в окна бьет.Тюрьма для счастья.Но и в этом моренадежда слабаяживет.2. Маяков и огней, и гаванейне сулит мне моя звезда.А судьба моявольно плавает,в полном сумракеночь пришла.И соленые брызгив лицо мневетер встречныйпривычно несет.Но пора! Просыпаюсь.Во сне ли ятот увиделабури полет?..   3. На фотографии – дарственнаяМне нужно – запомню,не нужно – забуду.Улыбку, как маску,ты встретишьповсюду.Улыбку, как лед.Ну, а лед —долговечный.Ты пламень сыщи,что растопит тот лед…Улыбка же станетсердечной!

Часть 2

Университет. Вступление в жизнь

Встреча с прошлым

(Рассказ)

«Корабли постоят и ложатся на курс,Но они возвращаются сквозь непогоды…»Владимир Высоцкий

А. Б.

Мне совсем не хочется вспоминать об этом. Но бывают минуты, когда я, полностью отключившись от реальности, уношусь мыслями туда, в осень шестилетней давности… Я вспоминаю ее упорно, настойчиво, день за днем. Кто знает, если бы я оставался в неведении, наверно, я никогда бы не вернулся к этим воспоминаниям. Но всё случилось иначе.

Дождливым октябрьским вечером я возвращался с работы. Разменивая деньги в метро, я рассыпал монеты. Нужно было торопиться, дома меня ждали друзья, так называемый «вечёр прощания». А назавтра опять очередная командировка, одна из тех, про которые в нашем учреждении не говорят, но думают, «хорошо, если вернешься живой»… Но подняв глаза, я застыл на секунду. У автомата стояла девушка и ее лицо… я узнал его! Правда, она так изменилась. Ее красота привлекала меня еще когда мы вместе с ней учились в университете, а теперь я просто не мог оторвать от нее глаз. Она не замечала меня.

– Инга, здравствуй! Ты не узнаешь меня?

Она обернулась, тревожно посмотрела в толпу, увидела меня. Губы ее тронула едва заметная, незнакомая мне улыбка.

– Как же не узнать! Вот так встреча, – она протянула мне руку, а другой чуть крепче взялась за ручку сумки.

– Давай-ка мне свой багаж, – скомандовал я.

Инга лукаво улыбнулась и отдала мне сумку.

– Что ты улыбаешься? И сумка такая тяжелая! Откуда?

Теперь Инга рассмеялась. Смех у нее стал совсем другой – мягкий, звонкий.

– Сашенька, ты задаешь слишком много вопросов! А мне так хочется быть сегодня откровенной с тобой.

– Ну, так будь!

– Хорошо. Я улыбнулась, потому что вспомнила, как еще в университете, когда мы встречались, ты таскал мою тяжеленную сумку с физкультурной формой.

– Ну, а теперь ты камней, вероятно, в нее наложила, – буркнул я.

– Нет, – у Инги появилась удивительная привычка смеяться глазами; в них как будто вспыхивал маленький огонек, от которого становилось теплее.

– Нет, Саша. Хотя твоя профессия и требует от тебя максимальной проницательности, но на этот раз ты не угадал. Я возвращаюсь из дома отдыха раньше срока, телеграмму не дала, вот меня никто и не встретил.

– Ясно. Ты торопишься?

– Нет, пожалуй.

– Тогда пройдемся?

– Хорошо.

Мы вышли из метро. Холодный влажный воздух неприятно ударил в лицо. Мне отчего-то стало не по себе. Инга была спокойна. Несколько минут мы шли молча по темной улице. Инга вдруг остановилась и посмотрела мне в глаза.

– Саша, очень я изменилась?

– Нет. Разве что еще красивее стала.

Инга насмешливо сощурилась.

– Я спросила вовсе не для того, чтобы услышать избитый комплимент. Их мне и так достаточно делают муж и друзья.

– Кстати, как он? – я знал, что еще на третьем курсе Инга вышла замуж за одного из моих многочисленных приятелей той поры. Но тогда между нами уже не было никаких связей.

– Кто, Игорь? Отлично, – она улыбнулась, – спасибо.

– Всё так же любит тебя? – вдруг спросил я.

– Да. А почему ты…

– Так, просто интересуюсь.

– Саша, – Инга тихо и спокойно взяла меня под руку, и я подумал о том, что прежде она никогда бы не сделала этого.

– Саша, можно задать тебе один вопрос?

– Хоть десять! – великодушно позволил я и плотнее прижал к себе ее руку. Инга опять улыбнулась.

– Ты говоришь совсем как раньше… Саша, а ты всё один, не женился?

– Ну, почему же один, друзей у меня полно, – я хотел было обнять ее за плечи, но она сняла мою руку и сказала: – Не надо.

– Да, – продолжала она, – друзей у тебя всегда было много. Значит, всё романы, романы…

Я рассмеялся. – Если хочешь, пусть будет так.

Мы опять замолчали. Я не заметил, как мы вошли в парк. Тусклые фонари слабо освещали мокрые скамейки и голые стволы деревьев, отбрасывающие причудливые тени на асфальт. Было темно и тихо. Свет едва освещал лицо Инги. И мне вдруг страшно захотелось поцеловать ее, так, что я едва сдержал себя.

– О чем ты думаешь сейчас? – спросила Инга.

– Так, ни о чем. А ты?

– О том, что в этом самом парке ты в первый раз поцеловал мне руку, помнишь?

– Нет, уже забыл.

– Разумеется. Относительно меня у тебя всегда была короткая память.

– Инга, – вдруг спросил я, – а если б тогда, до твоей свадьбы, я сделал тебе предложение, ты бы вышла за меня?

Она остановилась. Остановился и я.

– Знаешь, ты сказал это так, как будто не спрашиваешь, а утверждаешь. Между тем, ты ошибаешься, Сашенька. Нет, я бы никогда не вышла за тебя.

– Почему? – я был искренне удивлен. – Ты же любила меня тогда!

Инга молчала и смотрела прямо перед собой. У нее было серьезное, сосредоточенное лицо. Наконец, она повернулась ко мне. Я ожидал увидеть в ее глазах слезы, а нашел в них лишь странный лихорадочный блеск.

– Саша, милый, не хотела я об этом говорить, да ты сам завел разговор, и я поняла, надо наконец сказать всю правду. Хотя тебе, быть может, будет неприятно слушать меня… Помнишь, ты влюбился в меня так, что буквально ходил за мной по пятам? А мне ты не понравился с самого нашего знакомства. Но друзей у меня тогда не было, вообще не было никого, а в семнадцать лет это воспринимается, как трагедия. Ну, вот я и позволила звонить себе. Ты постоянно приглашал меня куда-нибудь, и я почти всегда соглашалась, только старалась, чтобы мы пореже оставались вдвоем, мне не о чем было говорить с тобой. Помнишь скамейку в парке, где ты впервые признался мне в «любви»? Я сказала тебе: «И я люблю тебя», а ведь это было неправдой… Я никогда, ни одной минуты не любила тебя. Теперь мне даже самой непонятно, – неужели одна только боязнь одиночества способна была заставить меня поддерживать с тобой отношения?! Прости, ради Бога, но твоя дуболомная мужская самоуверенность вызывала у меня почти ненависть. Я и мечтала, чтобы ты поскорее «разлюбил» меня и увлекся кем-то другим, и боялась этого страшно… Ну, а потом мы тихо разошлись. Едва я заметила, что ты чуточку изменился, я сразу же оставила тебя, ты, наверно, помнишь. Кажется, ты был тогда даже озадачен моим поведением и благодарен мне… А я, прости, презирала тебя почти так же сильно, как и себя. Это тогда я решила, что больше подобных «лекарств» от одиночества я не принимаю…

Она замолчала. Я стоял, пытаясь осмыслить услышанное. Инга забрала у меня из рук свою сумку и тихо сказала:

– Ты извини меня, хотя думаю, вряд ли тебе может быть неприятна история такой давности. А мне уже пора. Очень хочу увидеть Игоря.

Она быстро шла по темной аллее парка, по обе стороны которой склонялись почти голые деревья. Я стоял и смотрел ей вслед. Когда она была уже далеко, я громко позвал ее: – Инга!

Но она так и не обернулась.

…Мне совсем не хочется вспоминать об этом, мне так хочется забыть. Но память постоянно прокручивает тот месяц, проведенный с Ингой. А она не любила меня.

Мне так хочется забыть обо всём, но это выше моих сил.

Исповедь

(Зарисовка)

А. Е.

В эту зиму она всё чаще и чаще вспоминала о том, как была одинока в прошлом году. Теперь ей больше всего на свете хотелось вернуть это свое одиночество. Порой, казалось, ей удавалось побыть одной, но не проходило и часа, как телефонный звонок напоминал о другом. Порой она просто отчаивалась от этой устоявшейся и надоевшей ей необходимости находиться среди людей, смеяться, шутить, быть в окружении толпы.

Дома ей тоже редко удавалось побыть одной, но когда это случалось, она вспоминала школу, свою учебу и его. Впрочем, нет, о нем она теперь не думала, похоронив свои воспоминания в самой глубине души.

…Та зима не была такой холодной. Не было ледяных пронизывающих ветров, прилетавших с севера, вьюг и метелей, приходивших по вечерам. Лежа ночью в постели без сна и смотря на разрисованные морозом стекла окон, она думала. Воспоминания приходили мгновенно. Она не старалась их отогнать, хотя далекий голос говорил, что надо бы это сделать, иначе пройдет без сна еще одна ночь. Но она его не слушала.

Натянув до подбородка одеяло, она вспоминала. Вспоминала и думала о том, что год назад, может быть, вот такой же ночью она с нетерпением дожидалась часа, когда заснут все. Наконец, этот час приходил, она выскальзывала из постели и, дрожа от холода и возраставшего волнения, одевалась. Тихо прикрывала входную дверь и уходила. Она помнила всё, вплоть до мельчайших деталей, в этих своих ночных прогулках. Помнила, как сначала непривычно бил в лицо встречный ветер, и как потом она привыкала к нему. Подойдя к его дому, она замедляла шаги. Дом чернел темнотой многочисленных окон, а стекла слегка блестели от света редких фонарей. Часто начинал валить снег, и она никогда не могла понять, отчего он был такой колючий. Она стояла перед его домом и не могла уйти. Ей нравилось фантазировать, если она видела, как зажигался свет в каком-нибудь окне. Она мечтала о том, что именно здесь живет он, и что он увидел ее. Но увидеть ее он никак не мог, и она понимала это. Но всё равно вздрагивала, когда свет потухал. Потом поворачивалась и брела домой…

Она была некрасива. Так говорили ей подруги и родители. Впрочем, она и сама никогда не претендовала на красоту. Но даже несмотря на это, ждала чего-то, хотя знала, что надеется впустую.

Потом она лишилась возможности даже коротких встреч с ним в школе. Сначала студенческая жизнь оглушила ее своим весельем и шумом; она, казалось, забыла обо всём, вплоть до этой зимы.

Теперь ее «любили» многие, наперебой летели комплименты и признания, и вскоре их стало так много, что одному она ответила «да». С тех пор они почти всегда были вместе. Ей казалось, что она счастлива. Она говорила себе, что любит его. Наверно, это действительно было так. И жизнь ее стала совсем другой.

Но пришла зима, а с ней – это невероятное желание одиночества. Она не была грустной, а все спрашивали, почему она грустит; она не смеялась, и все думали, что с ней что-то случилось. Но ничего не происходило.

…Она уже ни о чем не вспоминала и не думала о том, что будет дальше. Именно теперь она ощущала, какая сложная вещь – жизнь и какое трудное чувство – любовь, и еще начинала понимать, что и то, и другое – бесконечно…