Путь приворота

Марина Иванова

Путь приворота

Глава 1

Варвара проснулась как от толчка, резко села на кровати, шумно втянула воздух. Сердце колотилось в рёбра, мокрые волосы липли к лицу, а руки… руки, нервно теребящие край одеяла, мелко дрожали. Приснилось что-то… Варвара лихорадочно пыталась вспомнить, что же именно, но барахталась в липком тумане несвязных обрывков сна, и чёткую картинку составить не могла. Что напугало её? Да так, что сердце едва не остановилось, а потом забилось зажатой в кулаке птахой. Не вспомнить.

Что-то она сделать должна, что-то такое, чего не отложить, не отсрочить, и девушка металась по комнатке, не замечая, как холодит босые ноги студёный пол, как, проникая из открытого окна, пробирается под широкую ночную рубаху утренний прохладный ветерок.

Варвара остановилась у подоконника, выглянула во двор. Хмурое утро, и не скажешь, что вот-вот лето настанет. Грязно-серое небо почти упало на островерхие крыши домов, того и гляди рухнет на землю, придавленное дождевой тяжестью. Такое небо, похожее на холщовый мешок, для середины осени характерно, никак не для мая, но поди ж ты, нанесло тучи после вчерашнего яркого, солнечного дня. Приуныла цветущая сирень под окном, поникла под тяжестью росы, почернел набрякший сыростью забор между двумя соседними домами…

По уже сложившейся привычке, Варвара отыскала взглядом соседский дом, непривычный, чужеродный среди обычных деревенских домов, на её вкус, даже уродливый. Да он, наверное, и смотрелся здесь, среди деревенских однотипных изб действительно неким уродцем. Словно бельмо на глазу! Это ж надо было выпендриться, построить нечто, и на дом-то непохожее. Будто хозяин особняк задумал строить, да понял вдруг, что материалов не хватает, резко свернул строительство и… получилось то, что получилось – странное, приземистое строение, с террасами и почти плоской крышей, выкрашенной в васильковый цвет и заканчивающейся стеклянным куполом над террасой. Горе-архитектору казалось, что разбить зимний сад на крыше идея гениальная, односельчане же посмеивались втихаря, считая его чудаком.

Пока в очередной раз Варя разглядывала строение, её осенило. Вот оно! То, что во сне привиделось. Ей надо успеть на автобус. Девушка бросила взгляд на часы. Полчаса ещё есть. Успеет.

До деревни Тарасовка автобус ходил всего два раза в день, второй – только вечером, значит, надо поспешить. Пешком тоже можно, но уж больно далеко, два часа напрямки через лес, по бездорожью.

Автобус еле плёлся по дороге, чихал, фыркал, стонал натужно и страшно чадил, но Варвара, забившись на заднее сиденье, едва ли замечала это, её трясло от холода и нервного напряжения. То, что задумала она сделать, то, что не оформилось в чёткую мысль ещё вчера, сегодня привиделось во сне и перевернуло всю сущность девушки. Будто не её воля, чужая, да такая, что и противиться ей невозможно, подняла с постели и отправила девушку в эту поездку. И понимала Варвара, что поступок её чудовищен, но и отказаться от принятого решения не могла. Она доведёт дело до финала, в конце концов, ведь не убийство же задумала.

На горке автобус встал. Заглох намертво. Вполз еле-еле и встал, наотрез отказавшись продолжать движение. Водитель матерился, смоля вонючей папиросой, пассажиры роптали, Варвара сидела на облюбованном месте безучастная ко всему. Лишь когда пассажиры начали друг за другом покидать автобус, она очнулась, тоже поспешила к выходу. Пробилась к водителю, скрывшемуся среди деталей и проводов.

– Скоро мы поедем?

– Выспалась? – раздраженно огрызнулся тот. Бросил на землю папиросу, раздавил её сапогом, вытер руки замусоленной тряпкой. – Не поедем. Сломались.

– А как же теперь? – робко спросила Варя, а в душе одновременно и радость полыхнула и отчаяние. Радость от того, что её задумка на грани срыва оказалась, и отчаяние, впрочем, по той же причине. Чего больше и не понять.

– А никак. Кому недалече, ножками, остальные на попутках.

Не ответив, Варя отошла в сторону. Задумалась, огляделась, прикидывая, насколько далеко они от деревни. Если дорогой, то да, дорога крюк даёт, а вот лесом отсюда не больше четырёх километров выходит. Варвара зябко повела плечами, мыском ботинка прочертила линию на земле и принялась чертить её снова и снова. Дурная привычка. Всегда одно и то же. Стоит понервничать или задуматься, нога сама линии выводить на земле начинает. Топнув, Варя задрала голову, посмотрела на низкое небо, щетинившееся тучами, и вздохнула. Что ж, дорога через лес ей известна, чем на трассе стоять, в ожидании чудесного исцеления автобуса, лучше двигаться. Поправила сумку на плече и двинулась к лесу.

Дождь нагнал её на середине пути. Противный, холодный и совсем не весенний. Крупные капли срывались с деревьев, лезли за шиворот, ползли по спине до самого ремня брюк, земля чавкала под ногами, стремительно превращаясь в месиво, ботинки скользили, на них налипала грязь. Вчера ещё любовно вычищенные, сегодня они превратились в галоши, и были, судя по всему безнадёжно испорчены. Варвара, стуча зубами от пронизывающего холода, тащилась по лесу из последних сил. Она уже не ориентировалась на местности, никак не могла сообразить, в нужную ли сторону движется, и от мысли, что может заблудиться в лесу, становилось ещё холоднее.

А вдруг это знак? Может, зря она затеяла всё это? Может, отступиться, пока не поздно? Девушка остановилась у поваленной берёзы, опустилась на мокрый ствол, отёрла мокрым рукавом штормовки лицо. Куда идти? К деревне или обратно к шоссе? А если обратно, вдруг автобус всё-таки починили, и он уехал? Нет, надо идти к деревне. Там люди. Там тётка живёт. Не хотелось бы заходить к ней, но придётся, наверное. Потом. Когда дело сделает.

Дело… Вспомнив, зачем она здесь, Варя решительно поднялась. До деревни осталось всего ничего, дойдёт. У неё есть цель. Она сильная, она сможет. От этой мысли даже сил прибавилось и как будто теплее стало, и Варя бодро зашагала по лесу.

Поводил её леший по владениям своим, постарался. Два раза сбившись с дороги, девушка выходила к шоссе, но упрямо поворачивала обратно. Она дойдёт. Обязательно дойдёт. И вот что странно, девчонкой сколько раз бегала по этой дороге, ни разу не заблудилась, казалось, с закрытыми глазами от шоссе до деревни добраться может, идти-то не больше часа, всё так. Но сегодня дорога до деревни заняла, если верить тикающим на запястье часикам около пяти часов. Но дошла. Всё-таки дошла. Ну а то, что промокла и замёрзла, так это ничего, бывало и хуже, вот сделает дело и к тётке пойдёт. Заночует, на печи отогреется.

Дом встретил Варвару глухой и неестественной тишиной. Без скрипа отворилась калитка, не застонали под ногами доски старого крыльца. Варя постучала в дверь, и сама испугалась стука, звук был глухой и как будто растянутый, словно эхо подхватило его, приумножило, запело…

– Бабушка Валя… – Варвара несмело толкнула дверь, та бесшумно отворилась, так же бесшумно прыгнула откуда-то сверху чёрная кошка Валентины, шмыгнула в образовавшуюся щель, замяукала истошно, затянула какую-то скорбную песнь. Сердце девушки гулко стукнуло, захотелось сбежать отсюда, нестись без оглядки до самой трассы, поймать попутку, приехать домой и забыть весь этот день как страшный сон. Будто и не было. Но дверь поплыла в сторону, Варя решилась. Шагнула в тёмные сени, огляделась. Пусто. Тихо.

Варвара посмотрела на свои грязные, испорченные ботинки, вздохнула, перевела взгляд на чистый половичок, застилающий пол в сенях, наклонилась, развязывая шнурки. Только сейчас заметила, что ноги стёрлись до крови, удивилась, ведь боли не чувствовала, с тоской подумала о том, как будет обуваться, снова вздохнула, но упрямо мотнула головой. Стёртые ноги – не самая большая печаль, как-нибудь справится.

– Баб Валь… – снова дрогнувшим голосом пискнула Варя.

И снова ни звука в ответ. Ушла что ли? Может, стоит выйти, на крылечке хозяйку подождать? Или вовсе… уйти, пока её не заметили. Но что-то невидимое подтолкнуло Варвару вперёд.

– Баб Валь…

Она была здесь. Сидела на застланной кровати, смотрела на незваную гостью неласково. Чёрное одеяние в пол, чёрный платок на голове, даже кисти рук не были видны, прятались в бесчисленных складках балахона.

– Здравствуй, Варвара, – ничуть не удивившись визиту, поприветствовала девушку Валентина.

– Здравствуй, баб Валь…

Девушка не знала с чего начать трудный разговор, только взгляд, прячась от цепких старушечьих глаз, всё блуждал по горнице. Что-то настораживало Варвару, что-то неуловимо изменилось в избе, но вот что? Варя так давно не заходила к прабабке, с самого детства, пожалуй, всё больше стороной ведьмин дом обходила, боялась и брезговала. Впрочем, как и все местные жители.

Откуда Варваре знать, о том, как должен выглядеть дом в настоящем времени, но знание это обрушилось на неё, подавляло, заставляло озираться тревожно, выискивая видимые или невидимые изменения. Ходики на стене стоят, маятник висит криво, будто кто-то качнул его, а он увяз в невидимом сгустке воздуха, застрял на веки вечные. Цветок в горшке… Земля высохла совсем. Погибнет… Муха на мутном стекле застыла, не шевелится. А из звуков только вой кошачий слышится, раздражает, сосредоточиться не даёт…

– За приворотом ко мне пришла? – небрежно бросила Валентина, так, будто видела девчонку насквозь, со всеми её метаниями и сомнениями, и, не дождавшись ответа, кивнула. – За приворотом, внученька. Вижу.

– Да, – Варя будто проснулась, мелко закивала, преданно глядя в глаза старушке. – У меня и деньги есть. Немного, правда, – замялась она, чувствуя, как щёки краской заливаются от стыда, – Но если надо, ещё найду…

– Деньги, деньги… Да не нужны мне деньги твои! Не будет тебе приворота.

– Почему? – от удивления дрогнул голос, но, мотнув головой, Варвара кашлянула и взяла себя в руки. – Ты пойми, баб Валь, я его люблю. Сильно-сильно. Так, что дышать без него не могу. И свет мне не мил. Без него… да хоть в речку с моста, а всё одно легче…

– Но он женат, – насмешливо перебила старушка. Голос у неё был сухой, слова звучали отрывисто. Она будто кидала их, не произносила, кидала в Варвару, и каждое слово резало слух напуганной девчонке. – Женат не так давно. Но счастливо. Верно?

– Но, баб Валь! – в отчаянии выкрикнула Варя, не отвечая на заданные вопросы. – Пойми же! Мне жизни без него нет!

– А с ним? Будет? Знаешь ли ты суть приворота? Это проклятье! Знаешь ли ты хоть одного человека, кому приворот счастье принёс? И ты не станешь исключением. Зачем, деточка? У тебя иная судьба. Счастливая.

– Какая? – и столько горечи было в коротком слове, что Варваре самой себя жалко стало, она не удержалась, громко всхлипнула. – Я на все готова, баб Валь. Любую цену заплачу за возможность быть рядом с ним.

– А ты знаешь, что вороженные люди долго не живут? А знаешь ли, что чары и после смерти не прерываются? Не только его к себе приворожишь, себя к нему – тоже.

– Готова! – не дослушав, с горячностью выпалила Варя. – Я на всё готова. Цену скажи.

– Раз так… Не денег я у тебя попрошу, иное. Дар мой возьмёшь?

– Дар? – Варвара в растерянности плюхнулась на деревянную скамью. Вот уж чего не ожидала. Дар. Она и мечтала о чем-то подобном и собственных мыслей боялась. Что даёт ведьме дар? Могущество, неприкосновенность, возможность жить по-человечески, не от зарплаты до зарплаты. Что ещё? Как-то не подумалось Варваре, что у любой медали две стороны, и в данном случае только одна блестящая… – Возьму, – чуть поколебавшись, решилась она.

– Уверена? – взгляд старухи буквально прожигал, хотелось нырнуть под стол, затаиться и продолжать разговор уже оттуда. И ещё, показалось или нет, что отношение ведьмы к ней резко изменилось, стоило дать положительный ответ? Она будто презрением к собственному потомку прониклась.

– Да. Что нужно для приворота? У меня фотография есть… Что ещё? – Варя распустила тесёмки тряпичной сумки, принялась суетливо рыться в ней.

– Ничего не надо – устало повела плечами старуха. – С полки шкатулку достань.

Уронив сумку на пол, Варвара метнулась к полке, схватила увесистую шкатулку, едва не выронила её, охнула от неожиданной тяжести, но удержала, обрушила её на стол.

– Эта? Что дальше?

– Зажги свечу. Найди в шкатулке иглу старую, обувную.

– Нашла! – показала добытый трофей Варя. Зажгла толстую, оплывшую свечу, поставила её на стол, в ожидании дальнейших инструкций подняла глаза на старуху.

– Палец проколи, – последовал короткий приказ.

– Так она… ржавая…

– Коли так за порог ступай.

– Хорошо-хорошо… – Варвара зажмурилась и с силой воткнула в подушечку пальца изогнутую иглу. Боль прошила палец, заволокла сознание туманная пелена. Не от прокола, нет, что-то случилось, едва иголка окрасилась в алый цвет.

– Терпи, Варвара, сама дорогу выбрала, я не неволила.

– Терплю, – сквозь зубы выдавила Варя, усилием воли загоняя внутрь подступившую дурноту. – Что делать?

– Ладошку согни, собери в неё кровь, иглу положи, да запечатай всё воском растопленным.

– И всё? – изумилась Варя. – А как же… приворот?

– Пока воск застывать будет, думай об избраннике своём, а я заговор почитаю, помогу тебе.

Варвара старалась. Она очень старалась ни на секундочку не забывать о нём, о том, без кого жизни не видела, но мысли уносились прочь, к дару, который неизвестно как передавать ей ведьма будет. Дар – это власть. Зачем ей ЭТОТ мужчина, когда любой может стать её, стоит только захотеть. Мечты уносили её всё дальше и дальше, воск на ладони смешивался с кровью, а душу заполняло ликование. И вдруг мысль вынырнула из ниоткуда, встрепенуться заставила, стёрла улыбку с лица.

– А ты не обманешь? Точно дар отдашь?

– Он уже твой. Игла мой дар хранила. Теперь твой хранить будет.

Варвара нахмурилась. Как-то странно всё это.

– А как пользоваться им? Кто меня научит?

– Память. Память предков, тех, что до тебя даром владели. Но хранить его надо, беречь ото всех, и от себя в первую очередь.

– Но я… ничего не чувствую. Кроме тошноты и головокружения…

– Это правильно. Так и должно быть. Что бы дальше не происходило с тобой – терпи. Терпи и воздастся. А теперь уходи. Часть воска отломи, припрячь в доме того, на кого ворожишь, остальное дома спрячь, да так, чтобы ни одна живая душа найти не могла. Уходи!

Варвара хотела сложить рассыпанные по столу швейные принадлежности обратно в шкатулку, но ведьма снова повторила приказ, да так, что девчонка опрометью в сени бросилась, не вспомнив о мозолях сунула ноги в ботинки, и, не завязав шнурки, выскочила под проливной дождь. И только теперь, в серых холодных сумерках будто очнулась. Поняла, что натворила, забилась, закричала. Снова вбежала на крыльцо, принялась трясти дверь, но та оказалась надёжно заперта. И конечно, дверь Варе никто не открыл. Только кошка, примостившись на перилах крыльца, с любопытством наблюдала, как терзает дверную ручку глупая девчонка. Мявкнула что-то презрительно, бесшумной тенью соскочила с перил и растворилась где-то за поленницей.

Варя без сил опустилась на крыльцо. Рыдания рвались из груди, слёзы смешивались с дождём, и девушка то и дело отирала их рукавом. Вспомнила что-то, разжала кулак, с отвращением посмотрела на розовый от крови кусок застывшего воска. Нет, она не понесёт домой эту дрянь. Вздохнув, Варвара полезла под крыльцо, завернула воск в носовой платок, запихнула в самый дальний угол. Здесь ему самое место, а ей пора.

Тётя удивилась, увидев на пороге своего дома промокшую до нитки племянницу. Ни о чём не спросила её, благоразумно оставив расспросы на потом, всплеснула руками, потащила отогреваться в баню, благо день был субботний, как раз затопили, и только после того, как согревшаяся девчонка успокоилась и, закутавшись в вязаное покрывало с кружкой травяного чая в руке, застыла в плетеном кресле, отважилась спросить:

– Варенька, а как ты здесь оказалась?

Врать тёте Варя не хотела, да и смысла не видела, всё равно на ходу правдивую историю не сочинить, ответила, как есть, ровным голосом, лишённым эмоций.

– К Валентине ходила. Приворот делать.

– И что? – голос тёти дрогнул, она насторожилась, проворные пальцы замерли, вязальные спицы, звякнув друг о дружку, остановились и лишь подрагивали слегка, выдавая волнение хозяйки.

– И ничего. Не стала она приворот делать. Обманула, – горько вздохнула Варя. Открывать всю правду не хотелось. Да и какова она, правда? Не разобрать. То ли сделала что ведьма, то ли нет. То ли дар отдала, то ли нет, во всяком случае, изменений в себе Варя не чувствовала.

– Обманула? – вязание отложено в сторону, тётя подошла к креслу, приложила ладонь к Вариному лбу, наклонилась, взяла за подбородок, пытливо заглянула девушке в глаза.

– Обманула. Посулила, а потом… Не стала. Сказала, что от приворота всем плохо будет. И ему, и мне. Обоим.

– А когда ты с ней разговаривала, Варюшка? – спросила вкрадчиво. Если бы Варя не была так погружена в собственные мысли, наверняка обратила бы внимание, вопрос, заданный тётей, прозвучал так, будто являлся самым важным.

– Да вот… часа два назад, – с раздражением ответила Варвара. Нет, ну действительно, к чему выяснять, как давно она разговаривала с ведьмой. Что изменится от её ответа?

– Часа два назад? Да точно ли с ней? Не обозналась ли ты?

– Марусь… ну что же вы сегодня все такие странные? – Варя устало потёрла глаза, зевнула, прикрыв рот ладошками. Она никак не могла согреться. Не помогла ни баня, ни горячий чай, Варя мёрзла и куталась в плед. – Ну как я могла не узнать её? Ну скажи? Я ж выросла тут! Сколько раз она нас хворостиной со своего огорода гоняла!

– Так ведь… – женщина мелко перекрестилась, посмотрела на Варвару с испугом, ответила, едва шевеля трясущимися губами. – Так ведь… схоронили её… Дней шесть уж, как схоронили.

Варвара рывком поднялась с кресла. Всё закружилось перед глазами, сознание ухнуло в пустоту.

Глава 2

Ночь стояла морозная и колючая. Звёзды мерцали на чернильном небе, но они не давали света, так же, как и одинокий фонарь, скрипящий на перекрёстке. Тускло светил фонарь, выхватывал из темноты лишь небольшой фрагмент, да и тот выглядел не очень – покосившаяся ограда, наполовину заваленная чёрным, неприглядного вида сугробом, да серый могильный крест, скромный совсем, без следов полировки, без вензелей и узоров, лишь две даты можно разглядеть на нём, да имя, а вместо фамилии через всю надпись тянулся скол. Казалось, что кто-то большой и сильный с размаху рубанул по кресту острым предметом, да так, что высек из твёрдого дерева кусок, отметину оставил, похожую на рваную рану…

Начало мая холодным выдалось. И днём-то подмораживало, а ночами вовсе зима возвращалась, лютовала, никак не желая смириться со сменой сезона. Хоть и сошёл уже снег, но кое-где, в тени ещё хранили память о зиме грязные, рыхлые проплешины, которые и сугробами-то не назвать, так… жалкое подобие. Тихо в эту ночь было на кладбище, впрочем, погост, в принципе, самое тихое место в любом населённом пункте, не зря говорят о нём – тихая обитель. Мёртвые неподвижны и молчаливы, а живые… те приходят изредка и стараются не нарушать покой усопших, так уж заведено.

Однако, этой ночью, на редкость холодной и злой, всё шло не по плану. Прошуршали по гравийной дорожке чьи-то лёгкие шаги, прошелестел, подхваченный любопытным ветерком, короткий стон. И затаился погост, вслушиваясь, силясь понять, что понадобилось живому человеку ночью на кладбище, что заманило его в резные ворота, не запирающиеся на ночь, и заставляет бродить среди могил? А человек ступил в жёлтый круг света и замер прямо перед могилой с надтреснутым крестом. И оказалось, что любителем ночных прогулок по кладбищу была всего лишь девчонка. Девушка лет двадцати с небольшим. Она зябко куталась в кожаную куртку, дула на замёрзшие пальцы и всё смотрела, не отрываясь, смотрела на крест. Потом опустила глаза, глянула на фотографию, прислоненную к кресту, и отвернулась.

Лицо мужчины на фотографии казалось живым. То ли игра света-тени подобный эффект, то ли бурное воображение сыграло с девушкой злую шутку, но ей стало страшно. Черные глаза с фотографии заглядывали в душу, спасения от них не имелось. Девушка нервным движением поправила на плече лямку чехла, в котором, судя по габаритам, пряталась гитара.

– Ну что тебе ещё от меня надо?! – с тоской проговорила она. – Ты никогда меня в покое не оставишь, да? – обращалась она к фотографии. – Матвей! Ты, даже умерев, продолжаешь изводить меня… сколько можно?

Девушка присела на корточки, смахнула с основания креста снежный нарост, сугроб будто обнимал его серой лапкой, провела ладонью по холодной, шершавой поверхности.

– Я знаю, ты не слышишь меня. Я знаю, ты не виноват в том, что меня снова и снова тянет сюда. Матвей… Отпусти, прошу! Ты умер, я продолжаю жить, так дозволь мне научиться этому! Просто жить! Просто! Понимаешь, Матвей?!

Девушка коснулась ладонями креста, прочертила пальцами цифры – две лаконичные даты, насчитывающие между собой двадцать восемь лет, вздохнула, бросила взгляд на скулящий на ветру фонарь.

– Нет, нет… Ну не сегодня… – захныкала вдруг она, – Холодно очень, у меня пальцы одеревенели, – бормотала девчонка, доказывая что-то кому-то. Со стороны её монолог и разговор с невидимкой мог показаться странным, но, благо, ночами на кладбище нет никого, значит, свидетелей её безумию точно не сыщется. Разве что фонарь, но он не болтлив, её тайны не выдаст.

Медленно-медленно девушка сняла с плеч чехол. Взвизгнула, расстёгиваясь, застёжка-молния, а в чехле в самом деле оказалась гитара. Очень дорогой инструмент – для кого-то вся жизнь, девчонка же слишком небрежно достала его из футляра, смахнув прошлогоднюю листву присела на скамеечку, вздохнула тяжело.

– Может, не надо, Матвей? – робко спросила она. – Ну в самом деле холодно…

Горсть грязного снега полетела в лицо. Это и был ответ. Едва успев отклониться, девушка выронила гитару, испугалась, что разбила, подняла, оглядела со всех сторон.

– Ладно, попробую, – сердито буркнула она и на минуту зажмурилась, то ли настраиваясь, то ли вспоминая, как играть, а потом неумелые, замёрзшие пальцы коснулись струн, из гитары полились… звуки, способные любого нормального человека довести до трясучки. Лязг, скрежет, скрип… Шапка сама по себе сорвалась с головы девушки, упала на землю. – Дурак такой! – обиженно прошептала девчонка, – Сколько раз говорить? Нет у меня ни слуха, ни голоса! – она подвывала тихонько, терзая струны и собственные окоченевшие пальцы, но извлекать из многострадального инструмента жуткие звуки не переставала.

– Эй! – кто-то осторожно окликнул её. Чужой голос. Мужской. Незнакомый. – Ты чего здесь посреди ночи над гитарой издеваешься? – вроде пошутить хотел, а шутка не удалась, не смешной вышла, горькой.

Девушка, не поднимаясь со скамьи, накрыла ладонью струны. Показалось, гитара вздохнула с облегчением. Девушка тоже. Медленно обернулась, окинула незнакомца ничего не выражающим взглядом и промолчала. Парень поёжился, ему явно стало неуютно. Заговорил с девушкой, как лучше хотел, а теперь как вести себя – не знает. Ну вот о чём с ней говорить? Она же не в себе! Нормальный человек придёт ночью на кладбище?! А, ну да… сам-то он тоже здесь. Правда без гитары…

– Ну так что? – пожав плечами, улыбнулся парень, – Может, хватит на сегодня уроков музыки?

– Может и хватит… – устало проговорила девушка, всё ещё разглядывая незнакомца. В свете фонаря хорошо его видно. Высокий, хорош собою, правда бородатые мужчины ей никогда не нравились, но его борода не портит, напротив, мужественности придаёт что ли…

Благодаря ему прекратилась её сегодняшняя пытка, ей бы спасибо сказать, но девушка лишь нахмурилась, сведя к переносице брови. Можно ли доверять ему? На маньяка вроде не похож… Хотя кто их знает, маньяков… вот как они выглядеть должны?

– Проводить тебя? – спросил мужчина. Чуть поколебавшись, он снял с себя тёплую куртку, подошёл, накинул ей на плечи. О как ей хотелось швырнуть чужую вещь на землю, а потом заорать: «Чего тебе надо от меня, недоумок?!», даже язык прикусила, чтобы грубые слова не сорвались с губ в ответ на его благородный жест, промолчала. Предложенную куртку запахнула плотней. Тёплая.