За что я сражаюсь

– Давайте вести себя прилично. Нас и так редко приглашают на подобные мероприятия, – тихо произнёс Вульф, откашливаясь после глотка алкоголя.

– Удивительно, что сейчас пригласили. Обычно тут только высшие чины и всякие шишки, выдающие медали сами себе. – Лис обернулся и осмотрел толпу людей.

Тут и правда было много чиновников со значком военного министерства. Нас, космодесантников, можно было посчитать по пальцам. Мы все инстинктивно сбились в один угол зала и теперь тихонько стояли у высоких столиков. Кто-то вертел в руках маленькие закуски в виде корзиночек, кто-то рассматривал кусочки мяса на миниатюрных шпажках, гадая, настоящее ли оно или выращенное сразу пластами, кто-то, как и Лис, изучал содержимое бокалов.

– Скажи спасибо новенькому. Его приметил один из офицеров ещё на Майнкре, Клайв, кажется? – Вульф наконец сделал глоток и сморщился. – Ну и кислятина!

Вот оно что. Клайв.

– А мне всё равно, почему мы здесь, главное, что пожрать дают. – Текила ухватил крошечный бутерброд с подноса пролетающего мимо официанта и закинул в рот. – На один зуб, конечно, но никто же не считает, сколько я взял? – Он снова потянулся к подносу.

– Вообще-то количество закусок точно рассчитано под количество гостей. – Клайв угловатой тенью возник рядом и встал рядом с тут же закашлявшимся Текилой. – Может, воды?

Текила замахал руками.

– Нет-нет, всё нормально, – он осушил бокал одним глотком. Клайв протянул свой, Текила выпил и его. Вульф глубоко вздохнул и потёр переносицу. Лис отвернулся, но я услышал смешок. – Благодарю военное министерство!

– Да не за что, угощайтесь. – Клайв явно опешил, но старался этого не показывать. – Это же приём и в вашу честь, отряд «Фенрир». А теперь извините, вынужден откланяться.

Время приёма тянулось бесконечно. К нам подходили какие-то люди из министерства, жали руки, говорили ужасные в своей одинаковости речи и растворялись, чтобы тут же замениться другими людьми. С совершенно точно такими же безликими словами.

– А вы сами были на границах? – прервал я поток словоблудия о свободе, изливающийся изо рта крупного чиновника.

– Нет, я же…

– Может, хотя бы просто долетали до секторов Сигма или Ипсилон? Не с военной миссией, а хотя бы с волонтёрской? – Как-то громко я это сказал.

– Извините, конечно, но вы, – чиновник запунцовел, – какое право имеете…

– Ганс, думаю, перегрелся, да и алкоголь, сами понимаете. Я его выведу подышать. – Вульф схватил меня за плечо и потащил куда-то сквозь толпу.

– На, пей. – капитан всучил мне стакан и кинул туда таблетку, вытащенную из кармана. Содержимое тут же забурлило белой пышной пеной. – Это сорбент, не бойся.

– Я не пьян.

– Знаю, но все вокруг должны так думать, так что закрой рот, потом открой рот и выпей. – На балконе, кроме нас, было всего несколько пар. Они не обращали на нас особого внимания: курили, перешучивались, что-то обсуждали. Или делали вид, что заняты своим делом. – Я понимаю, что с тобой, Ганс…

– Надеюсь, что понимаете. Понимаете, что вы заставили меня сделать. Потому что иначе ничего не понимаю я. – Мы оба оттягивали этот разговор. Я – потому что не знал, как его начать. Вульф – потому что в принципе, наверное, его не хотел. Надеялся, что я проглочу тот приказ. А он встал поперёк горла: ни выблевать, ни высрать.

– Здесь не место для откровенности, Ганс.

– Что случилось с отрядом «Урса»? А, капитан? О них ничего в системе. Ни одного упоминания ни в официальных документах, ни даже в газетах. – Я смотрел прямо на него. На нелепо зачесанные седые волосы, криво подстриженные брови и абсолютно непроницаемые серо-голубые глаза.

Он не стал врать. Не стал увиливать. Он молча опёрся о белый камень длинного парапета, идущего вдоль всего балкона, и начал говорить. Настолько тихо, что мне пришлось встать чуть ли не вплотную. Я прислонился спиной к постаменту одной из статуй полуобнажённых девушек с кистями винограда и лозами, обвивающими тонкие мраморные фигуры.

– Они отказались выполнять приказ. Не обычный, рядовой приказ, а особый, требующий полного подчинения военному министерству. Если бы они просто, скажем, не стали бы убивать военного преступника, оставив его на растерзание каким-нибудь тварям, – он мельком взглянул на меня, сталь разрезала воздух, – то ничего бы не было. Учитывая, как страшно она умирала. Они нарушили совершенно иной тип приказов.

– Вы знали?

– Конечно, знал. Текила не просто так устанавливал везде камеры. Они не только для координации операции, Ганс. – Вульф вздохнул, будто освободился от чего-то невероятно тяжёлого. А я наоборот почувствовал, как ноги стали свинцовыми. – Я никому не скажу. В этом нет смысла. Понятие ликвидации слишком размыто.

Короткий свист и ба-бах! На стёклах – отсветы фейерверков, красные, жёлтые, синие, зелёные. Толпа внизу восторженно ахает и аплодирует. Снова свист и БА-БАХ! Золотистые искры дождём сыплются с неба. БА-БА-БАХ! Окна не могут передать всей красоты пиротехнической мысли, но я не хочу смотреть туда.

– Есть вещи гораздо более сложные, чем ты можешь понять сейчас, Ганс. Придёт время, когда ты станешь капитаном отряда. Может, Фенрира, может, какого другого, но станешь. И тогда появится шанс – только шанс! – что ты осознаешь это. А сейчас забудь. Выкинь из головы. И идём нарушать строго выверенные планы Клайва по расчёту количества закусок на одного человека.

Выкинуть? Нет. Пусть полежит в коробке в глубине сознания.

***

Проект «Геракл» → Папка «Документы» → «Видео-материалы» → «Согласия».

Космодесантник представляется Николаем Поморским. Ему пятьдесят семь лет. Он перечисляет свои увечья, в том числе упоминает, что организм не реагирует на препараты для регенерации мышц. Перечисляет свои страхи. В конце говорит, что согласен на участие в проекте «Геракл».

Проект «Геракл» → Папка «Эксперимент Н-1212» → Видео

Запись «Операция». Вид сверху. Николай Поморский лежит на операционном столе, руки и ноги пристёгнуты, голова зафиксирована. Несколько врачей проводят операцию на открытом мозге. Рита Доу руководит из-за камеры, комментируя происходящее.

Запись «Результаты операции». Доктор Рита Доу отчитывается, что всё прошло по плану: импланты установлены. таламус и миндалевидное тело полностью контролируются регрессорами. Пациент стабилен, но проявляет аномальную нейронную активность в префронтальной коре. Доу считает, что необходима новая операция. Если прислушаться, можно услышать голос Поморского: «Не хочу. Не надо».

Запись «Активация регрессоров». Николая закидывают в пустую камеру. Доу за кадром поясняет, что сейчас они будут провоцировать объект, выводя голограммы пугающих его вещей. Появляется полупрозрачный инсектоид. Николай замирает, крутит головой, бросается на бронированное стекло и начинает истово бить по нему. Его рвёт. Доу пытается понять, что в рвоте: кровь и фрагменты языка. Николай бьётся головой о стену и кричит: «Я голоден. Так голоден. Где мой отряд?»

Запись «Результаты». Николай сидит прикованный на стуле. Доу отмечает, что кожа подопытного стала серой, а мышцы невероятно быстро растут, но не регенерируют. Николай поднимает голову, смотрит прямо в камеру. Губы шевелятся. Можно разобрать слова: «Убейте меня».

Глава 11. Хуже, чем инсектоид

Инсектоиды – инопланетная раса захватчиков.

Родная планета неизвестна.

Яйца практически всех видов инсектоидов могут

долгое время находится в условиях вакуума,

сохраняя жизнеспособность до наступления

благоприятных условий.

Из книги «Инопланетная биология для детей».

«Рыцарь III» легко оторвался от земли и взмыл вверх, разрезая искусственную атмосферу заправочной станции. На высоте космолёт чуть повело – магнитное поле здесь было явно плохо настроено – но он почти мгновенно выровнялся и выскочил за пределы станции. Всё же корабль последнего поколения – это не древний «Защитник».

Космолёт завис, ожидая дальнейших указаний, но Вульф всё никак не мог ввести координаты: он так и не привык к новому программному обеспечению. И иконки не те, и расположены не так, и голосовое управление вечно требовало обновлений, которые можно было скачать только на крупных станциях, а мы до них никак не могли добраться. Нас кидало из сектора на одной стороне Известного космоса в сектор на другой. Задание за заданием. Найти, выследить, ликвидировать. За полгода я не мог вспомнить момента, когда мы не летели на новое задание или не выполняли его. Мы возвращались на челноке, кидали броню в дезинфекцию под режущие глаза отблески мигающего света и аккомпанемент перезвона «Пройдите в переговорную», где уже стоял Вульф, уперевшись руками на панель управления.

Не знаю, спал ли капитан вообще. Я видел его только за рабочим столом, в комнате управления корабля или в переговорке. На двери его каюты, кажется, до сих пор был наклеен приветственный листок от компании-производителя.

Заправочная станция в иллюминации горела полумесяцем солнечных панелей. Другая половина была погружена во мрак: расход энергии был строго лимитирован. Для поддержания жизнедеятельности станции тратилось всего несколько процентов. Люди жили во мраке, обеспечивая космолёты одним из самых важных ресурсов – нью-нефтью.

– Мне кажется, или ты… радуешься? – Лис упал на кресло рядом со мной и вытянул ноги. На лбу, переносице, скулах – чёрные полосы от пепла, перечёркнутые поперёк стекающими каплями пота.

– Тебе показалось. – Я опустил края губ вниз и закусил щеку изнутри, чтобы подсобрать улыбку.

Мне нравилось происходящее. Возможно, единственному на корабле. Мне нравилось, что во мне не оставалось сил на тёмные мысли о своём ничтожестве. Теперь, когда нашими врагами снова стали инсектоиды и механосы, я мог палить по ним и не размышлять о правильности своих решений. Хоть что-то в моей жизни было абсолютно чёрным, абсолютно злым, абсолютно подходящим для убийства. Мои кошмары настолько сильно проросли в реальность, что я не удивился бы, будь всё происходящее вокруг очередным сном. Я убивал здесь, я убивал там. Бессмысленно, не понимая, зачем всё это, но эта рутина держала меня на плаву.

– Мы уже почти год без четвертого в отряде, Вульф, какого хрена, а? – Текила залпом выпил протеиновый коктейль, и на моём языке сразу возникло шершавое ощущение мелких частиц: последняя партия была сделана из гороха или типа того.

– Нам никто из них не подходит, – повторил Вульф произнесённую уже с сотню раз фразу. – Нам отправляют одниз доходяг с конца рейтинга. – И посмотрел на меня.

Я хмыкнул. За всё то время, что я был частью «Фенрира», мои розовые очки насчет отряда разбились, а затем и розовые линзы. И даже розовый хрусталик, вставленный в Военном доме воспитания. И если один из самых прославленных отрядов таков, что уж говорить о других?

Может, только и был среди них всех один достойный отряд. «Урса». Только правды я всё равно не узнаю.

– Куда теперь? – пробубнил Лис.

Он положил лоб на сцепленные руки и ждал: если цель недалеко, то поспать он завалится прямо здесь, в этой скрюченной позе. Если полёт займёт больше часов пяти – потащится в каюту. Я уже выучил его привычки. Текила вот всегда спал у себя, даже если было минут тридцать.

– Нового вызова нет.

– Как нет? – заволновался я. – Ни нападений на границах, ни вторжения через норы, ни неудачных экспериментов? – Последнее я сказал с каким-то внезапным для себя самого оскалом. Закусил щеку сильнее.

– Ты рот-то прикрой, Ганс, не каркай на корабле. – Текила закряхтел и встал с кресла. – Космос он всё слышит, вообще-то. Раз распоряжений нет… – Он осторожно взглянул на Вульфа.

– Распоряжение есть. Помыться, поесть и лечь спать. – Лис и Текила одновременно выдохнули. – Можете быть свободны. Ганс, останься на пару минут.

К заправке приближался огромный танкер, в разы больше нашего «Рыцаря». «Белый кролик» – прочёл я название. Сейчас этот кролик с печатью Торговой палаты на корпусе, судя по размерам, выжрет всю нью-нефть со станции и отправится в путешествие дальше, а станции придётся восстанавливать запасы не одну неделю. Если не месяцев.

– … Ганс!

– А?

– Твоё состояние меня напрягает.

– Я же прошёл все тесты на прошлой неделе. Всё в пределах нормы, учитывая нагрузку.

– А на этом задании ты всадил десять пуль в голову инсектоида. В оторванную голову. Еще и раздавил сапогом. – Вульф говорил медленно, проговаривая каждое слово.

– Психанул. Да и это была голова инсектоида, а не Текилы или Лиса, – попытался пошутить я.

Вульф вздохнул. На мгновение замолчал. Его губы поджались. Он поднял руку, открыл рот, но не нашёл слов. Кулак бесшумно опустился на панель. Он повторил этот медленный обречённый удар и замер.

– Я могу идти?

– Да. – Когда я был у двери он окликнул меня. – Ненависть это не то, ради чего мы сражаемся, Ганс.

«Ради чего сражаешься ты?» – прошелестело листвой из глубины сознания.

Нет, ненависть никогда не была моей движущей силой. Было что-то другое, но я забыл.

***

– Зачем ты рассказал Вульфу? – Я ковырялся в тарелке, выбирая соевое мясо из кашеобразного гарнира.

– Потому что был обязан отразить всё в отчёте. Это работа полевого командира, Гензель, – ответил отвлечённо Лис. Он что-то рассматривал в планшете и даже не притронулся к еде. – Если в этом нет ничего страшного, то чего ты перепугался?

– Потому что когда это написано, это выглядит и правда странным. – Я нашёл кругляшок сои и насадил на вилку. Начал крутить её в руках.

– Это и было странным, Гензель. Но… Я понимаю тебя. Видеть, как рушатся идеалы – погано. Разрушать их самому – ещё более погано.

Соя упругим шариком перекатывалась во рту. Солоноватая, чуть отдающая грибными специями, она постепенно теряла свой вкус, превращаясь в постный комок белка. Я с отвращением проглотил его.

– Просто новых идеалов нет. На их месте – пустота. Я сейчас не лучше тупого инсектоида.

– Да ты и раньше… – Увидя мой взгляд, Лис осёкся и примирительно произнёс: – Ладно, ладно. Раньше ты был чуть получше.

Я улыбнулся.

– А вообще, кто знает, как нужно? Зато жуки не травят себя месяцами размышлениями типа «Быть или не быть». И живут прекрасно. Ты, Гензель, подумай и о преимуществах бытия тупым. Стрелять ты стал, например, вполне приемлемо. Без промедлений. – Лис наконец отложил планшет и поднёс вилку с едой ко рту. – Бляха, холодная.

– Ты бы ещё дольше ждал. Что ты там смотрел столько времени? Неужели читал?

Рука Лиса потянулась заблокировать экран, но я успел схватить планшет. С него на меня взирала хмурая девочка с огненно-рыжими вихрами волос.

– Десятилетняя воспитанница Дома искусств заняла первое место в конкурсе живописи… – прочёл я заголовок статьи. – Лис, она же вылитая ты!

Он молчал. Отвёл взгляд в сторону и нервно сцепил пальцы.

– Совершенно не похожа. Да и это не имеет значения. Наверное.

– Конечно, имеет! Космодесантники в браки-то редко вступают, а тут целая дочь! – Щека Лиса дёрнулась при слове «дочь».

– Я уверен, ты уже узнал, где она. – Я пробежал глазами статью. – Ага, конкурс, выявление талантов, Дом искусств на станции…

«Пройдите в переговорную».

«Пройдите в переговорную».

«Пройдите…»

В динамик у потолка воткнулся столовый нож. Я удивлённо приподнял бровь, оторвавшись от вперившей в меня тёмные глаза рыжей девочки.

– И ты ещё что-то про меня пишешь в докладах…

***

Лис побагровел. А потом резко его лицо стало белым.

– Станция J-03-07 подверглась вторжению инопланетной расы омнифагов. Редко с ними встречаемся, но всегда метко, чёрт бы их побрал. – Карта сектора Йота крупным планом выводила несколько связанных между собой станций, в том числе и ту, на которой я вырос. – Текила, заряжай тесла-пушки, найди ЭМИ-гранаты и мины. Остальные готовьте броню типа «Электра», тока в ней маловато, но лучше, чем ничего.

Теперь и я побелел. Омнифаги. Твари, что напали на нас десять лет назад. Твари, убившие мисс Мэри. И сегодня у меня появился шанс отомстить.

– Расчётное время полёта – час. Будем лететь через несколько магистралей, надеюсь, вы неплотно обедали. Выжмет нас нехило.

Первая магистраль далась легко. Защита «Рыцаря III» была на высоте. Технология змеиной кожи была новой и мало где применялась: одевать обычный корпус космолёта в фактически второй, состоящий из чешуек чрезвычайно дорогого материала, было накладно для Военного министерства. Вообще удивлён, что нам достался этот подопытный образец космолёта.

Из иллюминатора было видно, как чешуйки поднялись над поверхностью корабля, вздыбились, ощерив корпус словно зверя. Они постепенно нагревались, космически чёрный цвет оставался только на острых кончиках, полотно же пылало оранжево-красным, выделяя едва видимое защитное поле. На его генерацию тратилась уйма энергии, поэтому после пятой или шестой магистрали, когда поле стало слабее и нас начало подташнивать, мы перебрались в центральную ось корабля.

Здесь было крошечное помещение с несколькими капсулами. Погружённое почти в полную темноту, чтобы сенсорная система организма не вопила от ужаса, когда границы тела начнут размываться во время очередного прыжка, оно подсвечивалось только тонкими светодиодными линиями. Они ломались по границам комнаты, текли по округлым капсулам и бежали к самому входу двумя полосами, приглашающими поскорее войти. Я не торопился. Остальные тоже. Да, в темноте не будет возможного видимого искажения реальности, но слуховые галлюцинации никто не отменял. Звуки скрежета деформирующегося корпуса, барахлящий двигатель, удары о «стены» магистрали. Об этом предупреждали. Но вот о голосах иных… Предупреждать можно было сколько угодно, всё равно не будешь готов их услышать. Тех, кто когда-то проходил по этой магистрали или будет проходить. Мёртвые, живые, знакомые, неизвестные и, возможно, никогда не существующие люди шептали… разное. И никто никогда не говорил, что именно они шептали.

Капсула мягко обняла меня и прикрыла прозрачной крышкой – так можно было сосредоточиться на мерцающих светодиодах в потолке и не отвлекаться. Скачок длится-то всего ничего. Просто полежать и посмотреть на мигающие огни. Это всяко лучше риска быть перекрученным, как при перегрузке в 20G, так ещё и головой тронуться можно.

– То есть в твоей парадигме мира ты всё ещё нормальный? – услышал я голос. На самом краю зрения, там, куда больно смотреть, стоял незнакомец. Несмотря на темноту я хорошо его видел, словно он был на ином плане реальности. Он стоял боком, одетый в белоснежный бронекостюм с зеркальными вставками, и смотрел в неясно откуда взявшийся тут иллюминатор. Фильтр-стекло его полушлема бесшумно поднялось, и он, прищурившись, бросил на меня надменный взгляд. Он повернулся только самую малость, но я сразу узнал этот профиль.

Потому что это был я сам.

– Тесты говорят, что нормальный. Если не верить им, то кому? – задал в свою очередь вопрос я. Тихо, но другой-я услышал и усмехнулся. Руки закинуты за голову, ноги закинуты друг на друга. Голова была повёрнута ко мне «приличной» стороной, без шрамов, рубцов, клоков волос и искусственного глаза. Сколько бы я не всматривался в отражение, не мог разобрать его.

– Тому, кому доверяешь. Иначе твоя вера не стоит ничего. Так, самоуспокоение. Раз официалы говорят, что я в норме, значит я в норме. Если они говорят, что надо убить человека, значит…

– Она была преступницей!

– А Грета? – Другой-я повернулся и посмотрел на меня. – Она тоже? – Лицо было как до взрыва. Голубые глаза горели двумя потусторонними огнями. Но уголок губы, скованный у меня рубцом, у него был всё так же издевательски приподнят, хоть и не было уродливых следов.

– Грета не человек. И она обманула меня. Держала на поводке препаратов, как собаку, заставила полюбить, принудила меня к этому. Она далеко не такая прекрасная, как ты думаешь.

– Как ты думаешь. Это ты поставил её на пьедестал, а потом засунул в одну из коробок. Ну, и убил её ещё где-то между этим.

– Может, ты пойдёшь на хрен, а?

– Сразу после того, как ты признаешь, что разрушил жизнь своими дебильными идеалами, которые в итоге оказались гнильём! – Другой-я поднялся и приблизился так близко, что этот голубой огонь, казалось, обжигал мне лицо. – Признай это, Ганс Нейман. Счастье было у тебя в руке, а ты сжал её, чтобы всадить Грете нож промеж глаз. И никакая Общая Цивилизация, никакое Военное министерство, никакой Вульф уж точно не виноваты в том, что теперь ты лишь жалкая пародия на человека, способная только нажимать на курок.

Шёпот был оглушающим. По слуховым проходам будто лили расплавленный металл, который иглами проникал в головной мозг, спускаясь по спинному оплавленной многоножкой. Меня выгнуло. Рвота подкатила к горлу горько-кислой волной. Из носа потекла кровь. Тоже горячая, тоже разъедающая кожу. Мне казалось, я кричал, но ни одного звука не вылетело из моего рта.

Это прекратилось мгновенно. Меня стошнило, и всё закончилось – последняя магистраль была преодолена. Я выполз в коридор и сразу наткнулся на иллюминатор. Растерзанное взрывом лицо равнодушно взирало на станцию J-03-07, голубо-зелёной сферой висевшей совсем рядом.

***

Броню «Электра», или «Эльку», как звал её Текила, ласково поглаживая по небесно-голубой со вставками поверхности, я никогда ещё не носил. Текила даже не подпустил меня к ней, пока я не отмоюсь от крови и блевоты.

Я попрыгал. Подвигал руками, повертел головой.

– Такая лёгкая. Она вообще от чего-нибудь защищает?

– Её задача не защищать, а вырабатывать электричество. От небольшого омнифага защитит точно. Ну тип, до размеров лошади, наверное.

Я сразу подумал о той водяной лошади. Как она выкашливала омнифага, выгибаясь всем телом, безумный взгляд непонимания и ужаса, и безмятежно колышущиеся водоросли.

– Готовность тридцать минут. Ганс, ты как? Лис сказал, ты плохо перенёс прыжки. «Говёно», если выражаться в его терминологии. – Вульф «выбрасывал» на большой проектор изображения омнифагов и план станции. Жилые корпусы, парки, леса, всё как обычно. Только местность была сделана гористой для какой-то цели.

– Я в норме, капитан. Обычная тошнота при скачках.

Лис громко поёрзал в кресле. Он вытаскивал меня из капсулы и видел, какая «норма» была у меня на самом деле: дискоординация движений, слюнотечение, кровь из ушей.

– Тогда начнём…

Ничего нового Вульф не рассказал: бить электрическим разрядом издалека, в скопления кидать ЭМИ-гранаты, мины установить на входе к местам временного пребывания гражданских.

Чем больше времени Вульф говорил, постоянно поглядывая на часы, тем больше психовал Лис. От его трясущейся ноги весь стол ходил ходуном, а несколько стилусов для планшетов валялись сломанными половинками.

И когда полчаса истекли, и мы уже стояли готовые в капсулах для высадки, Вульфу передали, что наша атака откладывается.

Глава 12. Глоток воздуха

Применение тесла-пушки в условиях

атмосферных осадков категории «дождь» приводит к:

а) 87% вероятности образования плазменного

шара обратной тяги (радиус поражения 15 м);

б) спонтанной ионизации оператора

(см. отчёт № 442 о «кристаллизовавшихся» бойцах).

Из инструкции к тесла-пушке.

Лис расхаживал взад и вперёд, в который раз пересекая небольшое помещение. Текила проверял боезапасы, связывался с местной огневой станцией и как можно меньше времени старался смотреть на внезапно рассвирепевшего Лиса. Он уже разбил один из мониторов и устройство связи в переговорке, по которому неживой голос бесперебойно сообщал: «Отряд „Фенрир“ – ожидайте дальнейших приказаний».

– Чушь какая-то! Мы прыгали как безумные чтобы что? Висеть на орбите? – Лис уже просто орал в воздух. Никто не пытался ему отвечать. Да и не уверен, что ему нужны были ответы. Ему нужна была чья-нибудь рожа, об которую можно было почесать кулак.

Вульф терпеливо ждал, пока его заместитель успокоится, но его пальцы уже нервно барабанили по поручню в переговорке. Текила вдумчиво в десятый раз проверял боеприпасы, но с моего кресла было видно, что он играет в какую-то простенькую игру. Я же чистил новую тесла-пушку: роторы ещё кое-где были в консервационной растворе, а подшипники смазаны дешёвым синтетическим маслом, которое может загореться от одной случайно отлетевшей искры. Раз уж каждый из нас успокаивал свои нервы, как умел, я начал разбирать пушку и приводить её в должный вид.

Свежее ионное масло пахло приятно: озоном и стерильным морозом жидкого азота. Текила явно выбивал его с боем у отдела снабжения. У нас в кадетском корпусе такое приносили только на смотры. В обычное время мы обходились более простыми аналогами или вообще отработанным маслом. Я вручную прокрутил роторы: ни единого заклинивания, ни единой шероховатости, перекоса уровня или ждущей выправки лопасти. Почему-то всегда, когда я чистил или готовил оружие к бою, я успокаивался. Рутинные, отточенные годами тренировок движения пальцев и рук. Поднести к глазам, посмотреть на свет искажения. Проверить энергозапас, который загорается приятным голубым светом. Запустить на низкой мощности, чтобы послушать тихое гудение на пределе возможности человеческого слуха…