скачать книгу бесплатно
– Пятьдесят пять, – ответил Доценко. Хотя, очевидно, Рената и сама могла бы прикинуть. Но ей хотелось это услышать. Ей самой было ровно вдвое меньше. Двадцать семь с половиной.
– Пятьдесят пять? Так жена была тебя старше? Кстати, ты не сказал – бывшая.
– Ну, формально мы не разводились, – пожал плечами Доценко. – Она замуж не собирается, я вроде жениться тоже.
Рената почему-то была уверена, что Доценко официально свободен. Не то чтоб она собиралась за него замуж, но Рената вспомнила, как ее массажист-гей надевал на палец обручальное кольцо, чтобы пожилые клиентки не приставали. Недоразвод Доценко был чем-то вроде сигнала «кирпич» для всех его пассий.
– Получается, я твоя любовница, и мы с тобой согрешили? Грешники, – подразнила Рената.
Что может быть сексуальней? Это было приглашением. Но Доценко его пропустил.
– Принеси коньячку, блудница. В горле пересохло.
Рената скрыла укол разочарования. В горле у него пересохло. У кого еще пересохло.
– Там, в гостиной, – подсказал Доценко.
Рената как была, голая, направилась из спальни в гостиную.
– Какого? – спросила она, обернувшись.
Задница у нее великолепная, она знает.
– Да любого.
А ведь мог бы и сам. Но тут зрителей нет – можно не открывать даме дверь. Это же дверца бара. Рената и сама уже увидела – бар что надо, дешевки не держит. Заодно прихватила для себя бутылку вина – к счастью, открыта и уже наполовину пуста, Рената сомневалась – встанет ли сейчас Доценко, чтобы искать штопор и возиться с ее бутылкой.
Рената вернулась в постель с бокалом себе и стаканом для него.
– За здоровье тети Наташи. И за нас.
Они чокнулись, Рената принялась ласкать ему ладонью живот. Доценко поцеловал ее в плечо.
– Ты прелесть.
А потом добродушно и мягко отстранил.
– Но на сегодня пороху не осталось. Уж прости. Я не мальчик.
Рената сделала вид, что не разочарована.
– Мне и так хорошо с тобой. Потрогай.
Она просунула руку Доценко под одеяло, задержала, застонала, прикрыв глаза. Доценко смотрел на нее, не отрываясь, слегка насмешливо. Рената перестала стонать, кажется, Доценко хотел ей что-то сказать, она приблизилась ухом к его губам.
– Переигрываешь… Беги в душ.
Для скорости шлепнул растерявшуюся Ренату по ее упругой великолепной заднице.
Рената зашла в ванную. Ванная была большая, на выбор и душевая кабинка, и джакузи. Рената предпочла душ. Открыла полку, увидев там кучу одноразовых зубных щеток. Усмехнулась отражению в зеркале: похоже, тут любят гостей. И лучше – одноразовых. Девушка прямо под душем распаковала щетку, почистила зубы, вышла из кабины, завернувшись в полотенце. Со щеткой в руке посмотрела в мусорное ведро, но, пораздумав, не стала выбрасывать, а воткнула с вызовом в стаканчик рядом с одинокой хозяйской. Она – не все.
Когда Рената вплыла в спальню, обернувшись в махровое полотенце, Доценко встал, набросил халат.
– Пойду и я.
– А ты любишь гостей. В ванной куча одноразовых щеток, – промурлыкала она. – Я тебя жду.
Рената растянулась на простынях, приняв соблазнительную позу.
Доценко посмотрел на будильник – двенадцать ночи.
– Хотел еще материал отсмотреть.
– Я не помешаю?
Рената посмотрела самым соблазнительным взглядом. Но Доценко действительно, похоже, устал.
– Тебе надо хорошенько выспаться, солнышко.
Рената замерла – ее что, попросили вон? Доценко взял трубку, набрал номер.
– Такси?
Доценко назвал адрес и положил трубку.
– Минут через пять-семь будет, – сообщил он с улыбкой.
Если бы он швырнул ей в лицо трусы и велел убираться, она бы знала, как реагировать. Но он был так вежлив. О такси позаботился. Актриса была не так плоха, как считала сценаристка Григорьева. Рената Черницкая выдала бодрую улыбку, потянулась за блузкой на полу.
– Чудно! Ненавижу просыпаться в чужой постели.
Девушка криво усмехнулась, садясь в такси. Сукин сын. Он был главный и на этой площадке.
– Тебе помочь? – спросила Лиза, поднимаясь из-за стола, чтобы убрать пустую бутылку из-под шампанского. Мама остановила.
– Сиди, маникюр испортишь.
У нее маникюра не было, у врачей всегда коротко постриженные ногти. Наталья сложила чашки в раковину.
– Мам, когда ты уже посудомойку купишь? А, кстати.
Лиза взяла сумочку и достала открытку-конверт с цифрой 55.
– И это тоже тебе от папы.
Наталья посмотрела на пачку пятитысячных купюр.
– Ой господи, да зачем столько?
Наталья отмахнулась.
– Вот купишь наконец посудомойку, или что ты там хотела? Парник?
– Теплицы, – поправила Наталья. – Да денег полно. Провожали на пенсию всем коллективом, собрали.
– Подожди. Куда проводили? Ты что, правда уйдешь на пенсию, мам?
Наталья выставила чистые чашки на сухое полотенце.
– Почему бы и нет. Ты знаешь, у меня повышенная пенсия ведь будет, тысяч двадцать пять.
– Ну ты даешь! Ты же любишь свою больницу.
– Устала я от Москвы. Перееду на дачу, на ПМЖ. И котам моим будет приволье.
Котам и тут было приволье, все пришли. Обступили Лизу, глядя на нее так. Будто это она к ним в гости пришла. Один поскребся, оставив на колготках зацепки и запрыгнул Лизе на колени.
– Наглый какой! И толстый. Мам, ты их прямо разбаловала, – сказала Лиза, все же поглаживая наглеца за ухом.
– А кого мне еще баловать?
– О мама, пожалуйста! – Лиза спустила кота на пол и отряхнула шерсть с юбки. – Все знают, что это самый бестактный вопрос.
– Ну, тебе еще нет тридцати, чтобы он стал бестактным, – легкомысленно отмахнулась мама. – А все-таки было бы здорово, если б ты об этом задумалась.
– Не уходи от темы! Ты что, серьезно насчет ПМЖ?
– А что такого? Вот Лидия Владимировна уехала и довольна. Там теперь и магазин построили, и банкомат есть, пенсию с карточки снять можно. Квартиру сдам. Буду как барыня.
– Ага. Хочешь – картошку сажай, хочешь – навоз таскай.
Лиза подперла голову руками, она рассматривала мать, словно впервые видела.
– Может, тебе отправиться в путешествие?
– В свое время поездила по Союзу: самолеты – суета, язык учить – не хочу, – отмахнулась Наталья.
– Турция? Египет. Индия.
– В жару. Не хочу.
– Нашла бы себе там кого, – предложила Лиза.
– Ну конечно, за столько лет не нашла, а теперь выкачу на рынок невест свои чресла.
– Вот удивительно, ты – коренная москвичка, откуда в тебе такая тяга в земле копаться? У тебя же в роду все врачи. Ладно бы папа. Это же он у нас деревенский.
– Видимо, природа уравновешивает, – пожала плечами Наталья. – Кто от земли тянется в Москву, кто из Москвы – противоходом в деревню. У твоего папы всегда были другие устремления.
Лизе все не давала покоя одна мысль:
– Слушай, а ты была у папы на родине? Ну, в этой…
– Котловке, – подсказала мама. – Нет, не была. Папа особо туда не стремился. Я бы сказала, наоборот, сбежал, чтоб больше не возвращаться.
– Ну да, где папа, а где Котловка. Задница мира, – рассудила Лиза.
– Лиза, – мама с укором посмотрела на дочь.
– Что, всем известно, нет жизни за МКАДом.
Указатель «Котловка» на маленькой станции, выхваченный огнями электрички, опровергал это утверждение лишь отчасти. На станции вышли несколько пассажиров, угодив сходу в грязные лужи, фонари не горели, ветер трепал рекламные объявления и ветхое расписание. Пассажиры, местные жители, с сумками и тележками, очевидно прибывшие из области, чертыхаясь, спускались по полуразрушенным ступенькам, кто-то нетерпеливый прыгнул прямо с перрона, чтоб сэкономить время. И неизвестно, что было более безопасным.
У станции, где был разбит единственный фонарь, собралось с пять-шесть местных бомбил. Да только какая клиентура из таких же, как они: бабка, пара мужичков и тройка женщин лет сорока пяти с тележками. Бабку в расчет не брали, а на баб с базара нацелились.
– Бабоньки, садись, куда надо?
Бабы проигнорировали таксистов.
– Девки, маршрутка! Давай быстрей! Уедет! – окликнула баба соседок.
И все дружно поспешили к маршрутке. Бомбилы на маршрутку были не в обиде. Собирались они тут не столько в ожидании пассажиров, сколько чтоб не торчать дома и не слушать ворчанье жен. Своего рода котловский мужской клуб.
– Что, мужики, по домам? Шурик, ты едешь? – позвал старшой.
Шурик, Сашка Прошкин, к которому были обращены слова, был тут самый молодой, лет около тридцати, прибился к таксистам недавно, курил, не спешил.
– Да я следующую подожду, может, еще кто будет, – сказал он.
– Да куда! Час стоять зря, печку жечь. Навряд ли, – плюнул опытный старшой. – С области кто хотел, все обернулись.
– Подожду.
– Ну гляди сам.
Бомбилы разъехались. Шурик, докурив, бросил бычок, сел в машину. К панели была пришпилена фотография молодой женщины с девочкой. Домой Шурику явно не хотелось. Он знал, что там ждет.
Женщина с фотографии, его жена Танька, откроет дверь с хмурым лицом, не обняв, не поцеловав, бросит – ужин на столе, хотя по виду ясно – ужина он не заслужил. Выбежит девочка в пижаме, Маша, жена цыкнет на нее: «А ну спать, завтра вставать рано!» Пока Сашка будет снимать грязные ботинки, в прихожую выглянет тесть Михалыч: «Здорово, Санек». Теща и не покажется. Чего спрашивать? И так ясно.
Дочка, когда была совсем маленькая, спрашивала с порога: «Пап, а что ты мне привез?» Теперь Машке семь, она поняла, что не надо спрашивать. Он бы и сам все отдал, чтоб не с пустыми руками вернуться. Ну что ему, грабить банк?
Первые дни, как тесть отдал ему свою машину («Жигули», «девятка», девяносто второй год выпуска), от сердца оторвал со словами: «Вот тебе, Санек, удочка», – и все были полны надежд, что Сашка сможет приносить в дом деньги.
Деньги. Это только богатые могут бросаться словами, что деньги – прах. В жизни Сашки и его семьи они стояли на первом месте. Заначка у тестя с тещей, конечно, всегда была на черный день. А в сегодняшнем белом дне экономили. Единственная роскошь, которую выделяла жена из бюджета – глянцевые журналы с телепрограммой о жизни звезд. Просматривали с тещей корка от корки, всем косточки намывали. Сашке это было непонятно – где звезды, а где они, какое им дело? Тесть, заслуженный шахтер, отличник труда, а ныне пенсионер с астмой, жил в телевизоре, комментируя, едко, горько, каждую новость – хорошую или плохую. Это была его отдушина.
У Сашки тоже была отдушина.
Убедившись, что все разъехались, пошарил в бардачке, достал фляжку. Все равно никого не будет, гаишников бояться нечего – они на трассе все, дальнобойщиков ловят и тех, с кого можно взять за превышение, а тут, в городке, захочешь превысить – не получится. Редкие машины ползут по обочине, рискуя растерять все колеса. Сашка отпил глоток, еще, поморщился, но на душе стало немного легче. Он откинулся на спинку сиденья.
