скачать книгу бесплатно
– Извините, я думала вы – консультант. Костюм…
– В костюмах теперь ходят только охрана, президент и продавцы пылесосов, – рассмеялся парень. – И те, кто идет на юбилей бабушки.
Молодой человек окликнул продавщицу.
– Поищите и мне открытку – «Восемьдесять».
Продавец салона повертела стойку с открытками, выудила «Пятьдесят пять».
– «Восемьдесят», к сожалению, нет.
– Вот и бабушка думает, что столько не живут. Она последние лет десять уверена, что это последний день рождения и последнее семейное фото. Ей хочется, чтоб все было чинно и благородно.
– Еще раз простите, неловко вышло, – извинилась Лиза.
Ей упаковали букет, она достала бумажник. Молодой человек положил на прилавок свой букет, из белых лилий.
– Да что вы. Всегда рад помочь. Поздравьте от меня вашу маму.
Лиза отозвалась:
– А вы от меня – свою бабушку.
Лиза, улыбнувшись, вышла из салона.
Машина Доценко направлялась по ночному городу. Рената откинулась, поглаживая Доценко по затылку, в этом женском движении была претензия на собственность, но ему было приятно. Белокурых кудрей, как у Солнцева, у Доценко давно не было, лет с тридцати начал лысеть, брил голову, не унижал себя камуфляжем лысины забором с висков. Рената пока не преодолела барьер с «вы» на «ты», еще не переспали, что бы там ни шептали «бабарихи».
– Вы такой добрый. Я про Петровича.
– Доброе слово и кошке приятно, – добродушно произнес Доценко.
– Хотите сказать: лаской от людей добиваешься куда больше, чем грубостью? – Рената во всем искала резон.
Доценко покоробила ее прямота.
– Циничные вы, молодежь.
Рената пожала плечами:
– Да нет – просто вслух говорим.
На миг Доценко подумал, что она не такая уж дура. Но Рената испугалась того же – умных мужчины часто путают со стервами. Сердцем стервы она чувствовала, что дурочкой можно поиметь с мужика куда больше и с меньшими трудозатратами. Дурочку хочется опекать. Решила загладить.
– Вы бываете таким разным. Добрый и мягкий, властный и жесткий, – промяукала Рената.
– Ты про сценаристку? – спросил Доценко.
Рената испугалась, что может испортить ему настроение.
– Вы правильно ее осадили! Какие наглые эти авторы! Указывать режиссеру с актерами! Да кто она такая вообще.
Доценко выдал не ту реакцию, что Рената ждала. Вообще Доценко выдавал не те реакции. Ренату это немного беспокоило. Ей нравилось все держать под контролем.
Доценко на миг задумался:
– Но пишет она хорошо, эта Григорьева.
Рената не любила, когда при ней кого-то хвалили.
– А у меня по литературе в школе была пятерка. И по русскому.
Врала она все, троечница.
– Даже не сомневаюсь, – улыбнулся Доценко.
У него было много женщин. Он их видел насквозь.
Григорьева, все в том же свитере, прикурила одну сигарету от другой и уставилась в экран компьютера, освещающий в темной комнате ее задумчивое лицо. На экране было написано «ПАПИНА ДОЧКА». Григорьева впала в задумчивость. Нажала на delete, стерла заголовок. Опять написала. Переставила слова местами и вновь уставилась в экран. Открыла рассеянно «Фейсбук», прокручивая страницы. «Пройди тест и угадай, что тебя ждет?» Григорьева нажала – «Анализировать профиль». Спустя миг около ее фотографии появился результат: «Вы на пороге Большого романа». Григорьева откинулась на спинку кресла, выдохнув дым – ха! Вдруг позади услышала звук, вздрогнув, обернулась.
В проеме двери, подсвеченной из прихожей, стояла фигура мужчины. Григорьева вскочила, но таинственный злодей щелкнул выключателем, и Григорьева расслабилась.
– О, господи! Вань! Напугал!
Вань оказался мужчиной лет тридцати пяти, в джинсах и толстовке с капюшоном, вполне себе симпатичный.
– Что ты тут делаешь? Я не слышала, как ты вошел.
Парень подошел ближе.
– Думал, строчишь, как обычно, чего мешать.
– Тебе не пора ключи-то отдать вообще? Врываешься, – укоризненно заметила Григорьева.
– Не пора. Потеряешь. Ты ж все время теряешь. А у меня всегда есть второй комплект. Новое что ли пишешь?
Ваня подошел к компьютеру, с интересом глядя в экран, и автоматическим жестом затушил брошенную в испуге Григорьевой дымящуюся сигарету. Григорьева без энтузиазма посмотрела на экран.
– Да так. Думаю…
– А тот сдала? – поинтересовался Ваня.
– Сдала, – включилась в разговор Григорьева, – съемки уже. Ездила сегодня. Лучше б не ездила.
– У тебя всегда так. Только нервы зря тратишь.
– А ты помнишь, сколько я нервов потратила, пока писала?
– Как не помнить. Я ж первый читатель. Новый, кстати, дашь почитать?
– Да когда он будет, новый… И будет ли… Не идет, – посмотрела Григорьева на пустую страницу Word.
– Пойдет. Ты все время так, помучаешься, а потом напишешь, по-любому. Ты по-другому не можешь, – ответил Ваня.
Григорьева откинулась в кресле, прикурила новую сигарету.
– Знаешь, завидую таким, как ты. Вот ты айтишник. Сделал работу – точно знаешь, хорошо или плохо. Отработал, дверь закрыл и домой. А тут. Может, мне продавцом пойти? Хорошая профессия – продавец. Буду цветами торговать или книжками.
– Это ты уже говорила. Куда ты денешься со своего стула? – усмехнулся Ваня.
– Как рабыня, ей-богу, – пожаловалась Григорьева. – Пока пишешь – как в плену. И не выпустит, пока не допишешь. Такой автоплен. Хорошо маникюршам…
– Ага, только продавщицам и маникюршам столько не платят. И айтишникам тоже. Так что не ной. У вас надбавка за обязательные страдания. Не страдаешь – не поэт, не поддался на жалобы Григорьевой Ваня.
– Поэты не переписывают по сто раз. Или переписывают? – задумалась Григорьева. Она была законченным прозаиком.
– Так вам и надбавка за вредность. За переписки эти, – парировал Ваня.
– Драфты называется, – уточнила Григорьева.
Григорьева призадумалась. И правда, грех ныть, платили ей хорошо, и график опять же свободный. Вспомнила:
– А ты чего пришел-то вообще?
Ваня и сам, похоже, забыл, пришлось вспоминать.
– А! Дрель хотел взять. Если ты не против.
– Твоя дрель, чего против. Я вообще не знала, что у нас, верней, у меня, есть дрель.
Ваня без труда нашел на антресолях дрель. Но не спешил уходить. Оглядел кухню. На кухне у Григорьевой был бардак.
– У тебя что, посудомойка сломалась?
– Да ну, возиться.
Григорьева пожала плечами, ей было не стыдно за бардак. Это же не мама в гости приехала качать головой. А бывший муж знал ее как облупленную. Иван открыл посудомойку, ставя в нее чашки с остатками кофе.
– На одном кофе так и живешь?
Григорьева, наблюдая за его действиями, подошла помочь.
– Почему, еще сигареты. А зачем дрель-то тебе?
– Знакомой одной карниз прикрутить.
Григорьева оживилась:
– Где карниз, там новоселье?
– Да брось, ничего серьезного. Просто девчонка с работы.
– Я тебя умоляю. Из всех мужиков на работе именно тебя выбрала прикрутить ей карниз.
– Ревнуешь? – подмигнул Ваня.
– Ужасно, – засмеялась Григорьева. – Симпатичная?
– Нормальная, – сдержанно ответил он.
– Нормальная – то, что тебе нужно.
– Откуда ты знаешь, что мне нужно? Все время думаешь за других, – вдруг рассердился Ваня.
– Работа такая, – парировала Григорьева. – Как я их всех напишу, если за них думать не буду?
– Живые люди – не то же самое, что придуманные, – сказал Ваня.
Григорьева задумалась:
– Да? А мне кажется, мои – живее живых.
Машина остановилась у ресторана, Доценко с Ренатой вышли, швейцар поспешил открыть даме дверь. Они сели за столик в зале, администратор пододвинул стулья. К ним приблизился директор ресторана.
– Сергей Владимирович собственной персоной! Что же не сказали, когда бронировали, что сами будете? Нет-нет-нет, я вас провожу за другой, лучший столик.
Директор бросил официанту:
– Костя, сними резерв с того столика.
Официант мигом метнулся, убрал табличку.
– Да бог с тобой, к чему эти почести, – Доценко скромно отмахнулся, но ему явно было приятно. Полный зал, и все внимание к ним.
Доценко и Рената направились за распорядителем к столику у окна. Вид отсюда на город был потрясающий.
– Что желает ваша спутница? – промурлыкал директор.
Рената провозгласила:
– Шампанского!
Ренате хотелось, чтобы кино не заканчивалось на съемочной площадке. А еще хотелось, чтоб ее перестали называть спутницей. Ничего, дай время. Она припомнит этому сукиному сыну, может, даже потребует от глянцевого журнала именно тут устроить интервью с фотосессией.
– «Хеннеси». Супериор, как вы любите. За счет заведения, – было предложено самому Доценко.
Тот не стал спорить.
– Приятного вечера, – официант удалился.
