Мир Аматорио. Неделимые

– Хорошо. Хочешь чай?

Несколько секунд я задумчиво смотрю на фонтан, вспоминая, как впервые увидела Кэша. Тогда я еще не знала, что это он. Тогда я называла его неизвестным поджигателем. Именно он сорвал торжественный прием, который устроил Льюис по случаю моего возвращения из Англии.

Отворачиваюсь от окна и шагаю в сторону лестницы.

– Я хочу подняться в свою спальню. Это все еще моя комната? Или ее кто-то занял?

Миссис Хельсман энергично машет головой.

– Нет, нет, нет. Это твоя комната, и я слежу за тем, чтобы в ней поддерживался порядок.

Застываю у основания лестницы. Как бы я не ненавидела дом, но не могу испытывать подобные чувства к миссис Хельсман. Эта женщина была строга со мной, но она была справедливой. И она явно не заслуживает моего холодного обращения.

– Миссис Хельсман, – я оборачиваюсь. – Спасибо за все.

Поднимаюсь на второй этаж и, когда достигаю верхней ступени, мое тело внезапно пронзает ледяная дрожь. Я чувствую на спине чей-то взгляд. Резко обернувшись, я осматриваю гостиную. Но кроме миссис Хельсман в ней никого нет.

– Кимберли, с тобой все в порядке? – спрашивает она.

– Кто-то еще есть в доме?

– Только я, ты и наш новый садовник, – растерянно отвечает она. – В последний раз я видела его во дворе.

Я нервно киваю и прохожу дальше по коридору, где находятся несколько комнат. С каждым шагом сердце совершает удар. В этом доме есть только одно место, с которым у меня сохранились теплые воспоминания. Моя спальня.

Встаю напротив белой двери и поворачиваю ручку. С тихим скрипом дверь раскрывается. Я захожу внутрь, и пушистый ковер заглушает мои шаги. Останавливаюсь посреди комнаты и осматриваю ее.

Та же одноместная кровать, заправленная бежевым покрывалом. В тон ему шторы, наполовину скрывающие окно. На рабочем столе лежат учебные конспекты, исписанные моим почерком. На шкафу на плечиках висит школьная темно-зеленая форма.

Холодок пробегает по коже от того, что здесь все так, как я это оставила. Будто мою спальню поместили в капсулу времени и выбрали функцию «сохранить».

Но все же я замечаю одно изменение. Единственное, чего нет на месте – моих книг.

Нахмурившись, приближаюсь к стеллажу и провожу рукой по пустующей полке. Я помню, как перед сном выбирала, какую книгу буду читать.

Но потом для меня стал читать он.

Я лежу в постели и чувствую, как матрас прогибается рядом со мной. В животе мгновенно взлетают сотни бабочек, когда теплая рука опускается на мою талию. Горячее дыхание скользит по моему затылку, и мурашки пробегают по коже.

Я не двигаюсь и мысленно умоляю, чтобы он не услышал, как бешено стучит мое сердце.

– Хватит притворяться, принцесса, – звучит в темноте его голос. – Я знаю, что ты не спишь.

Поджимаю губы, скрывая улыбку.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, хотя втайне ждала его.

Поворачиваюсь на другой бок и в лунном свете вижу его лицо с синими завораживающими глазами. Мне становится сложно дышать. Какой же Кэш красивый. Все девчонки в школе бегают за ним. Но он проводит ночи со мной, а не с ними.

Его взгляд опускается на мои короткие шортики, и его рука сильнее сжимает талию. Затем Кэш поднимает взгляд и смотрит в глаза.

– Принцесса, перестань так смотреть на меня, – он медленно качает головой. – Я пришел, чтобы почитать тебе перед сном.

Я прикусываю губу, чтобы подавить хитрую улыбку. Знаю, если не усну, Кэш будет укладывать меня другим способом. Поэтому стараюсь не засыпать, когда он мне читает. Я всегда борюсь со сном, чтобы почувствовать его мягкие губы, обжигающий язык и горячие руки в тех местах, где меня еще никто не касался, кроме него.

Кэш приподнимается и нависает надо мной. Но только для того, чтобы дотянуться до светильника на прикроватном столике. Он включает его, и пространство спальни наполняется мягким рассеянным светом.

Одной рукой Кэш берет книгу, а другой притягивает меня к себе. Устраиваюсь у него на груди, но после первой главы зарываюсь лицом ему в шею.

От Кэша приятно пахнет, и я вдыхаю запах под его ровный глубокий голос. В какой-то момент случайно задеваю его шею губами.

– Ким, – Кэш вздрагивает, его мускул на лице дергается. – Сделай так еще раз, и ты не узнаешь, что будет дальше.

Кэш указывает многозначительным взглядом на книгу, пока я чувствую бедром, как он становится твердым сквозь джинсы. Я надеваю на себя скучающую маску, хотя на самом деле ликую от того, как Кэш на меня реагирует.

Он хочет меня. Но старается себя контролировать.

Кэш продолжает читать, и под его низкий голос я постепенно проваливаюсь в сон. Мои веки тяжелеют и опускаются. Все звуки смолкают, но сквозь густую тишину прорывается ласковый шепот:

– Спокойной ночи, принцесса, – и я чувствую едва осязаемое касание губ на своих.

Мой пульс учащается, словно после резкого пробуждения. Я трясу головой, стараясь избавиться от слишком ярких воспоминаний. Прошло больше трех лет, но мне кажется, будто Кэш только вчера прокрадывался в мою спальню.

Я в равной степени обожаю и ненавижу эти моменты. Кэш прав. По ночам все менялось, и мы оказывались в нашем маленьком совершенном мире. Но его больше никогда не вернуть.

Горький привкус наполняет горло, когда я отхожу от стеллажа и иду в другой конец спальни. Здесь висят фотографии, и мой взгляд останавливается на одном семейном снимке. В том месте, где должно быть лицо Льюиса, зияет дыра. Я отчетливо помню, как воткнула нож в его сверкающую белоснежную улыбку.

Странно, что это фото до сих пор не заменили. Приглядевшись к остальным, я вижу, что все семейные снимки на месте. Но нет ни одной моей детской фотографии с Кэшем. И кому они могли понадобиться вместе с книгами?

От мыслей меня отвлекает стук в дверь.

– Кимберли, – раздается голос миссис Хельсман. – Мистер Эванс будет с минуты на минуту.

Несмотря на то, что я попросила ее не говорить Льюису о моем возвращении, уверена: он уже знает о том, что я тут. Во-первых, ему мог сообщить кто-то из охраны. А во-вторых, сложно не заметить небрежно припаркованный Mercedes около входа.

Что ж, сюрприз сделать не получилось. Но мне плевать на реакцию Льюиса. Я вернулась сюда не за этим.

– Скоро спущусь, – громко говорю я, чтобы миссис Хельсман услышала меня из-за закрытой двери.

Я приближаюсь к окну и раскрываю створку. Дуновение прохладного ветра касается моего лица. Я всматриваюсь в небо, затянутое свинцовыми тучами. Интересно, Киллиан волнуется перед тем, как кого-то убить?

Перед глазами вспыхивает его невозмутимое лицо с темными глазами. Наверняка, ни один из его мускулов не двигается, когда Киллиан нажимает на курок.

Сегодня он нажмет на курок ради меня.

Я бы сама могла это сделать, но мне нужно стопроцентное алиби. Слишком много людей видели меня в доме Льюиса. Однако не хочу пропустить его смерть. Я должна увидеть, как он умирает, своими глазами.

Опускаю взгляд и смотрю на садовника, стоящего ко мне спиной и обстригающего гортензию. Он быстро работает садовыми ножницами, срезая цветы, пока привкус горечи подступает к горлу.

Для всех я пропала без вести. Но в этом доме ничего не изменилось. Нет никаких признаков скорби, утраты и горя.

Абсолютно.

Ничего.

С неестественным спокойствием я отхожу от окна. Расправляю плечи и покидаю спальню, чувствуя, как нечто холодное образуется в животе.

Я собираюсь убить собственного отца.

Технически это будет сделано не моими руками. Но это не отменяет того факта, что я стану убийцей.

В третий раз.

Я застываю у вершины лестницы. В гостиной повисает напряженная тишина, которая буквально вибрирует в воздухе. Мой взгляд опускается и сталкивается со взглядом мужчины, которого я когда-то называла папой.

– Не ожидал увидеть меня? – первой нарушаю молчание. – Надеялся, что я давно умерла?

От звука моего голоса Льюис вздрагивает и роняет из рук дипломат. Его лицо, обычно гладко выбритое, но сегодня на нем щетина. Кроме того, морщин стало больше, и они более глубокие, чем раньше.

– Зачем ты так со мной, Кимберли? – спрашивает Льюис. – Я до последнего наделся, что ты жива, и с тобой все в порядке. Сегодня наступил счастливейший день в моей жизни. Наконец-то, ты дома.

От повышенного волнения в животе затягивается напряженный узел. Но я зашла так далеко не для того, чтобы остановиться сейчас.

Я медленно спускаюсь. Льюис наблюдает за мной, прижимая руку к груди. Его плечи подрагивают, глаза блестят. Но это не трогает меня. Я пролила достаточно слез, и меня больше не беспокоят чужие рыдания.

Как только моя нога касается последней ступени, Льюис делает шаг в мою сторону и раскрывает руки, собираясь обнять меня. Но я встречаю его с таким непроницаемым и отчужденным выражением, от чего он останавливается, не решаясь шагнуть дальше.

– Я виноват перед тобой. Вместо того чтобы оберегать, толкнул тебя в руки монстра. И понял это давно, – Льюис почти переходит на шепот. – Когда ты исчезла, я проклинал себя каждый день. Каждое утро просыпался с единственной мыслью: однажды ты войдешь в эту дверь и дашь мне шанс все исправить. Прости меня, Кимберли, – он плачет. – Ты – моя дочь. Я люблю тебя больше всего в этой жизни.

Окончательно разрыдавшись, Льюис срывается с места и притягивает меня к груди. Я напрягаюсь и замираю.

Никогда бы не позволила ему к себе прикоснуться. Но мое тело будто бы парализовало, и я не могу пошевелиться. Такое ощущение, что Льюис забрался в мою голову и сказал слова, которые я когда-то мечтала услышать.

Я была готова к чему угодно. Но только не к этому.

– Я понимаю, что тебе сложно, – Льюис отстраняется, его глаза покраснели от слез. – Нам обоим нужно время. Но главное, что ты дома.

С нерешительной улыбкой он делает жест рукой, приглашая меня за обеденный стол. Я не могу из себя выдавить ни единого слова и молча киваю.

Он отправляется вглубь гостиной. Я иду за ним и смотрю в его затылок. На Льюисе белая рубашка и темно-синий жилет. Он отодвигает для меня стул, и я сажусь за стол, будто в самом деле собираюсь с ним обедать.

Льюис занимает свое привычное место во главе стола. Напротив просторного окна, откуда отлично просматривается обзор для Киллиана.

Мой брат будет держать его на прицеле ровно до того момента, пока я не дам сигнал.

Мне достаточно поднять руку и выставить вверх указательный палец.

И все будет кончено.

В гостиной снова наступает тишина. Лишь слышно, как тикают старинные настенные часы. Рядом со столом появляется миссис Хельсман с подносом, на котором дымятся две чашки. Она оставляет одну из них перед Льюисом, а вторую передо мной.

– Кимберли, – миссис Хельсман задерживается около меня. – Я могу подать твой любимый десерт.

Вероятно, она имеет в виду клубничный пирог, который готовился по праздникам.

– Спасибо, я не голодна, – вежливо отказываюсь.

Миссис Хельсман уходит, пока Льюис кладет руки на стол и пристально на меня смотрит.

– Я должен сообщить твоей матери, что ты жива, – говорит он с энтузиазмом. – Или может быть, устроим ей сюрприз? Давай прямо сейчас соберемся и полетим к ней? Мы бы могли пожить в Англии какое-то время, тебе же там нравилось…

– Я терпеть не могла Англию, – перебиваю его я.

– Думал, что тебе там нравится…

– Я говорила об этом много раз. Но видимо ты невнимательно меня слушал, – мои слова должны звучать, как обвинение, но на самом деле мой тон спокойный и ровный. – Я вернулась сюда не для того, чтобы вновь уехать. Ты же сам сказал, что я дома.

Льюис опускает глаза и глядит в стол.

– Кимберли, понимаешь, тут такое дело… – говорит он со вздохом. – Ты пропала, и о тебе не было никаких новостей. Я столкнулся с финансовыми трудностями, а ты была застрахована…

Он делает паузу и поднимает на меня взгляд.

– Клянусь, мне не хотелось брать эти деньги. Но я был на грани. И мог потерять все. Сотни людей остались бы без работы, у каждого из них есть семьи, которые нужно кормить, – Льюис качает головой. – У меня не было выбора, и мне пришлось взять эти чертовы деньги.

Я догадываюсь, чем закончится его душещипательная речь, и продолжаю молча сидеть.

– Если выяснится, что ты жива, мне придется вернуть эти деньги. Адвокаты страховой компании, где ты была застрахована, отберут у нас все до последнего цента. Нам придется отдать им все, что у нас есть. Мы будем разорены.

Я смеюсь про себя. Когда-то я уже это слышала. Слово в слово.

– И что я, по-твоему, должна делать? Ты предлагаешь мне скрываться ото всех до конца жизни?

– Это не то, что ты подумала, Кимберли. Я делаю все для твоего блага.

Смотрю на Льюиса. Точнее в его глаза, так похожие на мои. Но как же мы с ним отличаемся.

Он всегда использовал меня. В прошлом Льюис хотел выдать меня замуж с выгодой для себя. И он продолжает использовать меня сейчас, получая деньги с моей страховки. И прикрывается такими же оправданиями.

Я делаю все для твоего блага.

– Я не проживу вечно, и после моей смерти все достанется тебе. Ты – моя единственная дочь и наследница.

– Как ты собираешься оставить мне наследство, если для всех я так и останусь мертва? – язвительно спрашиваю я.

Мне ничего от него не нужно, но интересно, какую ложь Льюис придумает на этот раз.

Он нервно моргает, когда глядит на меня.

– Можешь не сомневаться, я найду способ.

Я поджимаю губы, ненавидя проблеск боли, вспыхнувший в груди. Я думала, что перестала ее чувствовать, но все же…

В глубине души во мне теплилась надежда. Какая-то маленькая часть меня верила, что Льюис раскаялся за свои ошибки. Маленькая часть меня верила, что он все осознал после того, как потерял свою дочь.

Но похоже я сама виновата, что хранила надежду.

– С тех пор, как я была в последний раз в этом доме, здесь мало, что изменилось, – оглядываю гостиную. – Ты пьешь чай из того же сервиза. Сидишь на том же стуле. И у тебя все те же холодные расчетливые глаза, – я впиваюсь в Льюиса взглядом. – Ты продолжаешь думать только о деньгах.

– Кимберли…

Я качаю головой. Больше не хочу ничего слышать. С меня достаточно лжи и предательств.

Я поднимаю руку.

Но мой указательный палец застывает на середине пути.

Сколько же раз я прокручивала в голове этот момент во всех подробностях и деталях. Я представляла, как со звоном разбиваются стекла в гостиной. Представляла, как от выстрела голова Льюиса неестественно запрокидывается. Как его мозги разлетаются по безупречному полу и безукоризненным стенам. А я бы продолжила сидеть рядом с ним и наблюдать, как его глаза становятся безжизненными.

Сколько же раз я желала Льюису смерти.

И этот момент настал.

Но именно сейчас я понимаю: хотеть и сделать – ни одно и тоже. Иногда между ними нельзя поставить знак «ровно». И из всего дерьма, которое сегодня мне навешал на уши Льюис, он прав лишь в одном.

Этот ублюдок – мой отец.

И самое печальное во всем этом, что я не могу этого сделать.

Опускаю руку, поднимаюсь из-за стола и смотрю на Льюиса сверху-вниз.

– Месяц, – говорю ему.

– Что? – непонимающе спрашивает он.

– Я даю тебе месяц. И ни дня больше. Этого времени хватит, чтобы ты успел продать бизнес и вывести деньги в офшоры. После этого я заявлю о своем возвращении.

С этими словами я разворачиваюсь и иду к выходу. Открываю дверь и выхожу из дома.

С каждым шагом расстояние между ним и мной увеличивается. И с каждым шагом я чувствую себя сильнее.

Я не жалею о том, что не убила его. С этой минуты про него даже не вспомню. Я сохранила ему жизнь. Но для меня он мертв навсегда.

Глава 7

Хаверхилл

Хмурые тучи скрывают солнце на небе. В воздухе стоит запах приближающегося дождя. У меня перехватывает дыхание от очередного резкого порыва ветра, пока я сижу на скамье возле двухэтажного здания, выполненного в стиле модерн. Белый керамогранит и много стекла в окружении аккуратно подстриженных кустарников и декоративных камней.

Честно говоря, я иначе представляла психиатрическую больницу «Хаверхилл». Я ожидала увидеть что-то вроде старинного мрачного замка из «Острова проклятых»5.

Чувствуя на себе взгляд, я поднимаю голову и смотрю на окно, из которого на меня таращится женщина. Она маниакально наблюдает за мной с тех пор, как я здесь.

У нее тусклые глаза, за которыми скрывается своя история боли и потерянных надежд. И далекие воспоминания врываются в мое настоящее.

Когда-то я была в шаге от того, чтобы оказаться на ее месте.

– Значит, теперь тебя зовут Рене Гросс, – из мыслей меня выдергивает знакомый голос, который я не слышала более трех лет.

Я оборачиваюсь и вижу девушку примерно моего возраста. На ней голубая рубашка, поверх которой наброшен спортивный жилет. Девушка держит подставку с двумя стаканчиками кофе.

– Я принесла латте, – говорит Грейс и садится рядом со мной.

Она протягивает мне один из стаканчиков, и в ноздри просачивается слабый аромат кофейных зерен.

– Спасибо.

– Не благодари, он здесь дерьмовый, – губы Грейс кривятся от отвращения.

Я внимательно ее разглядываю и мысленно сопоставляю с тем образом, когда встречала Грейс в последний раз. Несмотря на то, что она уже не та пафосная блондинка, я вижу, как девушка ухаживает и следит за собой в меру своих возможностей.

Раньше ее окрашенные волосы всегда были идеально уложены в изящные прически. Теперь ее пряди отросли и достают почти до поясницы густыми темно-каштановыми локонами. Безупречный макияж сменился на ровный тон лица без единого следа косметики. А ногти с дизайнерским покрытием стали короткими, но с аккуратным маникюром.

– Ты хорошо выглядишь, – говорю я, сделав глоток кофе.

– Ну, а чего ты ожидала? – спрашивает Грейс, нахмурившись. – Что к тебе выкатят сморщенную старуху в инвалидном кресле и смирительной рубашке? Я сплю по девять часов в сутки, достаточно много провожу времени на свежем воздухе. Повар здесь не имеет звезду «Мишлен», зато готовит полезные блюда.

Она наклоняется ко мне и говорит тише.

– До недавнего времени я трахалась каждую субботу с медбратом. Но потом об этом узнали, и его в спешке уволили. И чтобы не раздувать скандал, мне разрешили пить этот кофе.

Я давлюсь латте и выплевываю его обратно в стакан, отчего Грейс хихикает.

– Итак, я все тебе о себе рассказала, – она становится крайне серьезной. – Ближе к делу. Зачем ты пришла?

– Разве я не могу навестить тебя просто так? – спрашиваю я, и Грейс отрицательно качает головой.

– Ко мне не приходят «просто так». Ко мне приходят только, когда что-то нужно.

Я напрягаюсь, услышав ее мрачный тон. Этот тон заставляет чувствовать себя виноватой. Прошло много времени, и только сейчас я смогла навестить Грейс.

– Мне правда от тебя ничего не нужно, – отвечаю я. – Я хотела тебя увидеть.

Пристальный взгляд Грейс скользит по моему лицу, прежде чем она переводит его куда-то за мое плечо.

– Кто-то еще видел тебя, кроме меня?

Не думаю, что рассказать Грейс о том, что несколько дней назад я была на свадьбе ее брата, – это хорошая идея.

– Вчера я видела Льюиса, – отвечаю я, и уголки губ Грейс приподнимаются в мрачной улыбке.

– Я бы многое отдала, чтобы увидеть его реакцию. Интересно, он уже придумал, как будет объясняться с полицией, как ему удалось застраховать дочь за три дня до того, как она пропала без вести? – спрашивает Грейс и фыркает. – Не хотела бы я оказаться на его месте. Похоже, у него большие проблемы. Но мне не жаль, если Льюис окажется в тюрьме. Твой отец заслуживает того, чтобы сгнить за решеткой.

Я откладываю стаканчик с кофе. Знаю, мой биологический отец – обманщик, предатель и мошенник. Но никто из нас не выбирал семью, в которой ему было суждено родиться.

Я поворачиваюсь к Грейс, ожидая увидеть на ее лице привычный злорадный триумф. Вместо этого в ее глазах мелькает что-то темное и беспокойное.

– На твоем месте я бы была осторожней. Если с тобой что-то случится… – Грейс ненадолго замолкает. – Льюису не придется ничего возвращать.

Она смотрит на меня своими бездонными голубыми глазами, и мое сердце тяжело бьется. Я отвожу взгляд, потому что знаю, если буду смотреть на нее слишком долго, то попадусь в ловушку воспоминаний, куда не хочу возвращаться.

– Давай прогуляемся, пока погода окончательно не испортилась? – предлагаю я, и Грейс соглашается. Мы встаем и идем по аллее.

– На самом деле меня еще кое-кто видел, – признаюсь я. – Кэш.

Взгляд Грейс сужается от отвращения, стоит мне произнести его имя.

– Значит, этот недоумок все-таки нашел тебя, – говорит она сухим голосом. – Он приходил и спрашивал о тебе.

– Что ты ему сказала?

– Я рассказала ему все, как есть. Сказала, что у тебя есть парень. Сказала, что не знаю, где ты. Но дала ему пароль от своего профиля, чтобы придурок попытался тебя найти.

Я быстро прокручиваю в голове все, в чем мне признался Кэш. И вопрос вырывается из самых глубин моего существа.

– Почему ты не рассказывала о том, что Кэш все это время хотел меня найти?

Взгляд Грейс возвращается ко мне. Она медленно скользит глазами сверху-вниз по моему телу.

– Посмотри на себя. Мой брат тебя не достоин. Он – жалкий трус, – ее губы сжимаются в тонкую линию. – Кэш сделал так, как его заставил сделать Льюис.

Ее лицо освещает молния, пронзившая небо. Последние слова Грейс проносятся у меня в голове, и их не в состоянии заглушить даже раскаты грома.

Кэш сделал так, как его заставил сделать Льюис. 

Кэш сделал так, как его заставил сделать Льюис.

Кэш сделал так, как его заставил сделать Льюис.

– Ты знала об этом?! – восклицаю я.

Твою мать. Все это время Грейс знала, почему Кэш бросил меня. И все это время она молчала.

– Я подслушала их разговор в больнице, когда приходила тебя навестить, – объясняет Грейс таким тоном, будто находит эту ситуацию ужасно скучной. – Я надеялась, что Кэш сделает правильный выбор. Но он… – она качает головой. – Он поступил, как трус и предатель.

Я отшатываюсь от нее. Прохладная капля дождя падает на лицо и скользит по моей пылающей щеке.

Пускай Грейс не ударила меня, но, клянусь, своими словами она выбила землю у меня из-под ног. Грейс не должна была скрывать от меня правду. С ее стороны это было в высшей степени эгоистично!

У меня в животе что-то обрывается, сердце замирает, а руки дрожат. Все могло сложиться совершенно иначе, если бы я знала правду. Потеряно больше трех лет…

– Ты не должна была этого делать!  – мой голос срывается. – Ты не в праве решать за нас. Это наша жизнь, и мы должны были сами во всем разобраться!

Перед глазами плывут черные пятна. Меня трясет изнутри. Я стараюсь глубоко дышать. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох…

– Вот только не нужно нравоучений! Ты убежала от всего вместо того, чтобы бороться. А я не могла убежать! Я не могла допустить, чтобы Десмонд спустил все состояние на гонки или Кэш на свои вечеринки. Я осталась одна. Знаю, что совершила ошибку, и теперь расплачиваюсь за нее, пока сижу здесь. А теперь ты являешься и смеешь учить меня жизни?! – ее последний вопрос поглощает раскат грома.

Я крепко зажмуриваюсь, стараясь сдержать слезы. Разворачиваюсь и собираюсь уйти. Больше не могу видеть Грейс. Но в последний момент останавливаюсь и задаю вопрос, ответ на который хочу знать давно.

– За что ты так ненавидишь Кэша?

Грейс поворачивает голову, чтобы встретиться со мной взглядом. Ее мокрые пряди обрамляют лицо, блестящее от дождя. Она смотрит на меня глубоким взглядом, и в нем я вижу нечто большее, чем безумие.

– Ты знаешь, каково это родиться в семье, где тебя сравнивают, и в этом сравнении ты заранее проигрываешь? – спрашивает она и с каждым словом подходит ближе и ближе. – Ты можешь быть идеальной во всем, пока твой брат будет самым худшим. Но ему любая шалость прощается, а любой каприз исполняется по щелчку пальцев. В то время как ты из кожи вон лезешь, чтобы родители на тебя обратили внимание. И какой бы ты не была талантливой, умной, прекрасной, твоего брата все равно любят больше. Просто так. Просто за то, что он есть.

Я пытаюсь вспомнить моменты, где Алессия и Маркос проводили время с детьми. Я не замечала какого-либо неравенства. Конечно, Десмонд и Кэш вытворяли больше шалостей и ввязывались в неприятности чаще, чем послушная Грейс. И со стороны родителей мальчикам уделялось больше воспитания. Но не любви.