Все оттенки грусти

За: он сексапильный, он высокий, он таинственный.

Против: ему двадцать один год. Мне двадцать три. Определенно есть кое-какие проблемы из-за разницы в возрасте. Он ничего не говорит, он ничего не выкладывает, он немного… скучный? Нет, это неподходящее слово. Примитивный? Разобраться с этим позднее. Я не знаю его чувств ко мне. Я не знаю, получится ли у меня хоть когда-нибудь это выяснить. Когда он проходит мимо, на него заглядываются все девушки. Я думаю, он притворяется, что этого не замечает. Я это в нем вижу. Я не могу встречаться с таким человеком. Я даже не хочу.

Я продекламировала этот список вслух, при этом мои друзья смотрели на меня с отвисшими челюстями.

– Ты ничего о нем не знаешь, – заявил Картер, качая головой. – И дело даже не в нем, Блю.

– Ты о чем говоришь?

– Эй, простите! – Фон подозвала нашего официанта. Он тут же встрепенулся. Фон была роскошной женщиной. Я сама понимала, что возможность говорить с ней можно считать привилегией.

– Можно еще один бокал просекко? Будьте добры. О, и еще две рюмки водки.

Он кивнул и постучал себя по виску, словно таким образом пытался запомнить ее заказ. Скорее, он запомнит ее.

Мое выражение лица стало кислым.

– Мне даже не нравится водка.

– Это не для тебя, моя маленькая. – Фон посмотрела на Картера. – Если мы собираемся слушать эту безумную историю о том, как тебе понравился парень, у которого нет ни малейшего потенциала, то нам нужно о себе позаботиться, пусть хотя бы таким образом.

– Нет ни малейшего потенциала? – переспросила я, но знала, что она имела в виду. Я хотела, чтобы она это объяснила. Разговоры меня ни к чему не привели, совершенно точно. Никто меня не понимал.

Она постучала своими ярко-голубыми акриловыми ногтями по белой скатерти, которой был накрыт стол, и откашлялась.

– С тех пор как мы с тобой познакомились, Блю, я поняла три важные составляющие твоей личности.

– Так, началось, – застонала я, хотя сама на это напросилась.

– Во-первых, ты дикая, наглая и безжалостная.

– Я…

– Микрофон у меня. Не перебивай.

Она помахала пальцем перед носом у Картера, которому, судя по виду, было забавно. Он выглядел почти обалдевшим. Потерявшим голову? Он на меня так никогда не смотрел.

– Во-вторых, ты смелая и импульсивная, ты также самая добрая и самая щедрая девушка, которую я когда-либо знала. Ты не умеешь скрывать свои чувства. Больше всего ты ценишь любовь, даже в ее отсутствие.

«Даже в ее отсутствие».

– В-третьих… – Ей было трудно встретиться со мной взглядом. Я знала, что за этим последует.

– Ты многое потеряла. Ты занижаешь значимость своей боли. Ты ведешь себя так, будто ее нет, будто она не является частью тебя, когда она на самом деле стала тобой.

Напитки принесли на серебряном подносике, нарушив ауру, которую Фон создала вокруг нашего стола. Я не могла отвести от нее взгляд. Она не могла отвести взгляд от меня.

К этому времени мы дружили с Фон уже десять лет. Она видела, в какие отношения я вступала, мои случайные связи, токсичность отношений, которую я принимала, потому что не знала ничего другого. Нормальной жизни дома у меня не было (и нет до сих пор), все от меня отворачивались. А в голове у меня было еще хуже.

После окончания средней школы я убедила маму взять десять тысяч из траст-фонда, который отец оставил мне. Он говорил маме, чтобы снимала деньги только после того, как я получу высшее образование, но ее больше волновало то, как бы сделать так, чтобы я ей не мешала и не попадалась на глаза.

В тот день она нарушила обещание. Своему мужу, себе, мне.

Я попросила ее нарушить это обещание.

Я думаю, что мы были двумя сторонами одной монеты – потускневшими, проржавевшими и разбитыми.

Наверное, я больше походила на свою мать, чем думала.

Мы с Фон взяли годичный перерыв. Полгода мы путешествовали по Австралии, трахались с какими-то парнями, целовались с какими-то девчонками, пили отвратительное пиво, за которое платили серфингисты, и пытались плавать с аквалангом. Ключевое слово здесь – пытались.

Когда мы вернулись, то обе устроились на работу в мини-маркеты. Они располагались очень удобно, всего в пяти минутах ходьбы, поэтому каждый день в обеденный перерыв мы ходили в ресторан быстрого питания «Сабвей». Каждый день мы брали что-то новенькое, но дни проходили одинаково.

– Нам нужно вернуться к учебе, – однажды сказала мне Фон, жуя ассорти из холодных нарезок.

– Согласна. – Я ела то же самое. Я всегда ее копировала. Она была лучше меня.

– Йоркский университет? – предложила она. – Расположен он достаточно близко. Это, конечно, не Университет Торонто, но сойдет.

Он не входил в список лучших университетов, нет, но она была права. Что угодно – только бы это помогло мне продвинуться в жизни. Я застряла. От плохих привычек никак не избавиться. Они усиливаются, мучают и терзают и доводят до бешенства. Нужно было что-то менять.

При этом я не понимала, что меняться нужно мне.

– Блю, возвращайся на землю. – Картер щелкнул пальцами у меня перед лицом, возвращая меня в настоящее.

– Я не хотела тебя обидеть, – тихо сказала Фон. – Если обидела, то непреднамеренно. Я просто…

– Ты меня не обидела.

Врунья. Меня обижало все.

Неприятие.

Осуждение.

Слова.

Действия.

Мое прошлое.

Мое настоящее.

Я сама.

– Так как мне двигаться вперед? – Я почти забыла о том, что мы говорили про Джейса.

– Откажись от всех ожиданий. – Картер пододвинул ко мне бокал с просекко. – Вместо того чтобы пытаться его завоевать, узнай его. Затем через две недели представь нам причины, почему он тебе нравится, – что-то не только на поверхностном уровне.

Я схватила бокал за ножку и осушила одним глотком. Узнавание кого-то связано с целым списком требований. Когда мы пили кофе, я на самом деле не хотела его узнавать, если быть честной.

Джейс вызывал эйфорию.

Мне хотелось наслаждаться этим чувством как можно дольше. Я всегда так делала. Со всеми.

Мне было плевать на его любимый фильм и на значение его татуировок. Я хотела, чтобы он увидел: мне не все равно, даже если я и не была искренней.

Узнавание кого-то сопровождается уязвимостью, и не только с его стороны, но и с моей. Была ли я готова к этому? Я вообще этого хотела?

Картер сжал мои пальцы.

– Гарантирую: он тебе не нравится, Блю. Тебе нравится то, что он собой представляет.

– А что он собой представляет?

Он устало вздохнул.

– Вызов.

Глава четырнадцатая. Джейс

Четвертый курс,

четвертая неделя – настоящее время

Блю сегодня пришла рано.

Она бросила на меня взгляд в ту секунду, когда я зашел в аудиторию, и выглядела она необычно.

За последние четыре недели я обратил внимание на то, как хорошо она одевается. Вообще странно акцентироваться на чужой одежде, и в особенности – на ее, ведь в первые две недели я почти не обращал внимания на эту девушку. Но после кофе я начал складывать кусочки картинки-загадки – той загадки, которая звалась Блю Хендерсон.

Она всегда носила распущенные волосы, которые ниспадали темными волнами. Она надевала кружевные колготки, по большей части черные. Мне хотелось бы, чтобы она не использовала пурпурные тени: из-за них ее глаза выглядели усталыми.

Однако сегодня она выглядела более уставшей, чем когда-либо раньше.

Я решил сесть рядом с ней.

– Доброе утро, Блю.

Ее голова лежала на письменном столе. Она повернулась ко мне, едва ее приподняв. Блю отметила мое присутствие и опять вернулась в то же положение.

– Вчера долго засиделась? – поинтересовался я, доставая свой «Макбук».

Она закрывала лицо руками, но кивнула и снова обратила на меня внимание. Карие глаза выглядывали из-под рукава, на губах играла легкая улыбка.

Это ощущалось как победа.

– Ходила в ресторан, – пояснила она, затем зевнула. – Выпила слишком много бокалов просекко.

У меня загорелись щеки. Я понял, как мало знаю про ее друзей, ее круг общения. У нее есть парень? Она с кем-то встречается? Почему эта мысль меня волнует?

Я решил спросить:

– Ходила на свидание?

Теперь она прямо встретилась со мной глазами, они блестели и налились кровью. Возможно, она до сих пор оставалась слегка пьяна, хотя я так не думал.

– Не на свидание, – выдала она короткий простой ответ, не предоставив никаких дополнительных объяснений.

Если не свидание, то случайная связь. Если не случайная связь, то просто встреча и знакомство. Если не я, то кто? С кем она была?

Я отвернулся до того, как задал еще какие-то вопросы. Она не моя проблема. Она едва ли кто-либо для меня. В лучшем случае мы просто знакомые, случайные люди, которые знают друг друга, потому что оказались вместе в учебном заведении.

Случайные знакомые, которые, по ощущениям, совсем не незнакомцы.

– Так, класс, сегодня я для начала хочу разделить вас на пары. – Профессор Флауэрс включила проектор и ослабила серебристый галстук у себя на шее. – Выберите себе партнера и ответьте на один из четырех вопросов на экране.

Несколько девушек посмотрели на меня. Каждый раз, когда это случалось, у меня резко повышался уровень серотонина, и серотонин разлетался по моему телу.

Я был привлекательным. Я был симпатичным. Я стал всем, кем хотел стать. Я очень напряженно работал для этого – над лицом, телом, надо всем. Ушли те дни, когда Джейс Боланд был худым и тщедушным и напоминал прутик.

До того, как я успел открыть рот, Блю шлепнула ладонью по моему письменному столу, словно пробудившись ото сна и подняв тело.

Она произнесла слово.

Одно слово, из-за которого получилась перегрузка серотонина.

Одно слово, которое никогда никто не говорил мне на протяжении всей моей жизни. Слово, которое я страшно хотел услышать. Слово, которого не существовало в моих ушах.

– Мой.

Глава пятнадцатая. Блю

Четвертый курс,

четвертая неделя – настоящее время

– Мой.

Его пальцы находились так близко от моей руки, так близко… Если бы я совсем чуть-чуть вытянула свой мизинец, то коснулась бы им его большого пальца.

– Хорошо, – кивнул он.

Я победила.

Девчонка из соседнего двора явно погрустнела. Вероятно, она надеялась стать его партнершей – я понятия не имела, в каком иллюзорном мире она живет, черт ее побери.

– Какой вопрос ты хочешь взять? – спросил Джейс, открывая «Гугл Документы». – Я думаю, номер два. Он самый простой, если ты читала заданное.

Упс.

Он склонил голову набок и прищурился.

– Ты готовилась к занятиям, Блю?

Наверное, меня поймали с поличным. Я признаю свое поражение.

– Слишком много бокалов…

– Просекко. Понял, – бросил он, в последний раз взглянув на проектор перед тем, как начать печатать.

– Знаешь ли, я могу помочь. – Я склонилась поближе, перечитывая вопрос. – Я раньше читала Креншоу [15].

– Но сейчас-то дело не в том, что было раньше.

– Почему ты грубишь?

Этот вопрос выскользнул у меня изо рта, но я об этом не жалела. Джейс вел себя как козел, и его нужно было поставить на место.

Он засмеялся, ну, скорее, фыркнул. Это было очень снисходительно.

– Ты попросилась ко мне в пару, но не готовилась к занятиям. Ты ожидаешь, что я сделаю всю работу?

Пошел бы. Этот. Парень…

Пока Джейс печатал, я молча сидела, скрестив руки и анализируя ситуацию. Самое простое, что я могла сделать, – это не смотреть на него. Может, он и был прав, но это можно было сказать по-другому, повежливее. Мне нравятся прямые люди, черт побери, я сама такая.

Прямая, но не резкая.

Есть разница.

Прошло десять напряженных минут, во время которых ничего не происходило. Затем профессор Флауэрс хлопнула своими сухими костлявыми ладонями и начала задавать вопросы парам.

Я то включалась, то выключалась, пока дело не дошло до девчонки из соседнего двора. У нее был успокаивающий голос, как у ангела или священника. Каким бы гребаным образом на это ни взглянуть, она казалась невинной.

Мужчины любят невинных девушек.

Они получают удовольствие от странных вещей. Например, лишение кого-то девственности считается главным трофеем, они ставят такую цель, а если тебя кто-то уже касался, то ты в некотором роде гребаная шлюха.

Наблюдение за ней доводило меня до белого каления. У нее были идеальные кисти рук, симметричное лицо, она была миниатюрной и хрупкой, как стеклянное зеркало.

В некотором роде, возможно, мы с ней были одинаковыми.

Ломкими.

– Итак, Блю и Джейс. – Профессор Флауэрс обратила внимание на нас. – Какой вопрос вы выбрали?

– Вопрос номер два, – ответил Джейс. За себя, не за меня.

– И что вы скажете по поводу прочитанных работ Креншоу?

Джейс начал что-то говорить, но мне хотелось зашить его идеальный гребаный рот ниткой с иголкой.

И именно это я и сделала.

– Креншоу писал о расовой дискриминации, – заговорила я, пресекая любые комментарии сидевшего рядом со мной парня. – Белые мужчины все еще имеют привилегии и власть и давят этим на женщин, изображая их неспособными и недостойными из-за цвета их кожи. Из-за этого женщинам трудно обрести собственную идентичность, они опасаются, что их будут судить.

В отличие от того, что считал Джейс, я была готова к занятию. Два года назад я училась у профессора Вентворта. Я ничего не забыла.

Я никогда не забываю.

– Прекрасный анализ, Блю.

Профессор Флауэрс быстро перешла дальше, не обратив внимания на Джейса.

Оставшуюся часть занятия я тоже не обращала.

Глава шестнадцатая. Джейс

Первый курс,

Йоркский университет – три года назад

– Не могу поверить, что мы здесь, малыш.

Райли сидела на моей односпальной кровати в общежитии и пролистывала наш выпускной альбом, который мы получили после окончания средней школы.

– О боже! – взвизгнула она, тряся головой.

Я бросил взгляд на ее сиськи, затем на лицо.

– В чем дело?

– Моя помада все еще не сошла с бумаги. Видишь? – Она показала на контур ее губ, которые она тогда прижала к листу под своей подписью.

Я решил сам ее поцеловать, это перешло в минет, я стал возбуждать ее пальцами, и занимались мы этим до того, как появился мой сосед Брайс, с которым мы жили в одной комнате.

Если он и заподозрил, чем мы тут занимались, то не показал этого. Я пересекся с ним на установочной лекции. Он был спокойным парнем, держался особняком и в некоторой степени напоминал мне Макса.

В некоторой степени он напоминал мне меня самого до того, как я из неудачника стал сердцеедом.

– Он у тебя такой большой, – прошептала Райли мне в ухо перед тем, как выйти из комнаты.

«Я знаю», – подумал я. Я знаю.

– Привет, чувак, – обратился я к Брайсу, который устроился за своим письменным столом, уже достал учебник и раскрыл его на странице с текстом.

Он кивнул мне. И все.

Я подошел к нему и заглянул через плечо. Я почувствовал, как он напрягся.

– Это для каких занятий?

– Для вводного. – Он подчеркнул несколько строк, что-то нацарапал на полях и повыше приподнял очки. – У нас опрос на следующей неделе.

– Да, – сказал я, отходя от письменного стола. – Но это проблема для следующей недели.

– Не следует так начинать учебу в университете, – посоветовал он.

Это был удар в живот.

Я помнил, как то же самое сказал Моррису в первый год учебы в старших классах средней школы, когда он выпил семь рюмок на вечеринке «Канун лета».

Я помнил, как то же самое мне сказал Уилл, когда я пошел по стопам Морриса.

По какой-то причине это предложение задело меня за живое, и я погрузился в учебники и футбол. Они стали моими приоритетами.

Футбол.

Учеба.

Райли.

Больше ничто не имело значения. У меня было туннельное зрение [16], если речь шла о тех вещах, которые я хотел. А вещи, которые я хотел, знали, что я их хочу.

Однажды вечером, когда я готовился к экзамену, пришла Райли. Она надела сексуальное нижнее белье, которое продемонстрировала мне, распахнув тренчкот, как делают девушки в фильмах. Она не знала, что Брайс помогает мне подготовиться. Слава Богу, она не сняла пальто, но разозлилась по какой-то причине, которую я объяснить не мог.

– Ты теперь постоянно занимаешься, – пожаловалась она. – Я тебя совсем не вижу.

– Я все время тебя вижу.

Это не было ложью. Она приходила по крайней мере четыре раза в неделю.

– Я имела в виду, что ты не видишься со мной. Посмотри на меня! – Она бросила взгляд на Брайса. – Этот ботаник постоянно здесь.

Я убрал с колен учебник и вывел ее в коридор.

– Это было невежливо, Райли. Он на самом деле мне помогает.

– С чем?

– С подготовкой к занятиям. Я каждый день тренируюсь. Вскоре будет турнир, на который приезжает скаут из Академии. Мне нужен средний балл успеваемости, чтобы получить стипендию.

Она закатила глаза, запыхтела от раздражения.

– Знаешь ли, я просто по тебе скучаю.

Мы целовались в кладовке полчаса, пока наши губы не покраснели и не начали болеть.

– Я тебя люблю, – сказал я. Тогда я на самом деле имел это в виду.

– Я тоже люблю тебя, Джейс, – ответила она мне.

Через две недели она удивила меня, принеся билеты на Фестиваль электронной танцевальной музыки.

Через две с половиной недели она забрала у меня билеты. Сказала, что ей нужно продать их, чтобы получить наличные, которых на что-то не хватало.

Через три недели я узнал из ее «Снэпчата», что она не продала билеты и на этом фестивале сидела на плечах у какого-то парня.

После того как она разбила мне сердце, не сказав о том, что собирается это сделать, последовала целая серия «Прости» в текстовых сообщениях.

Никакого предупреждения.

Просто эгоистичные поступки эгоистичной девушки.

Девушки, которая могла врать, что любила меня.

Через четыре недели скаут из Академии наблюдал за самой худшей игрой в моей жизни.

Через месяц все мои мечты о карьере в футболе разбились навсегда.

И все потому, что я влюбился.

Глава семнадцатая. Блю

Четвертый курс,

пятая неделя – настоящее время

– Мама! – крикнула я. – Я дома.

Это была чистая театральщина – вот так кричать. Я делала это каждый раз, когда открывала входную дверь и заходила в дом, прекрасно зная, что мать или лежит в отключке у себя в спальне, или слишком пьяна, чтобы обратить на меня внимание.

– Мама, я забрала почту, – сказала я, размахивая каталогом из бакалейной лавки и счетом по кредитной карте. И снова это была театральщина.

– За что мне нужно платить на этот раз? – спросила мать, выходя из ванной с растрепанными черными волосами. Ее пошатывало. – У меня сегодня выходной.

Она заявила это, словно я спрашивала. Я уже давно прекратила спрашивать.

– За твою MasterCard. – Я заметила тарелку с супом рядом с мойкой. Мама любила ставить туда посуду, чтобы я знала: ее надо помыть, а она сама не хотела этого делать.

По крайней мере, она сегодня ела.

Она вытерла глаза тыльной стороной ладони, одновременно делая глоток какой-то коричневой жидкости из бутылки «Дасани» [17].

– Я уже заплатила.

– В таком случае тебе, возможно, следует подумать о том, чтобы перейти на электронные счета, а не те, которые приходят обычной почтой. – Двигаясь как автомат, я взяла остатки супа и вылила их вон. – Так лучше для окружающей среды.

– Какая ты благородная, – пробормотала она, плюхаясь на диван.

Я просто пожала плечами, хотя знала, что она на меня не смотрит. Мама никогда на самом деле не смотрела на меня, она глядела словно сквозь меня, и она была единственным человеком, внимания которого я не требовала.

Я знала, что никогда его не получу.

– Чуть позже я пойду погулять с Фон.

«Нетфликс» был включен на полную мощность, показывали какое-то реалити-шоу, которое я никогда раньше не видела. Я удивилась, что мать вообще услышала мой голос.

– Наслаждайся.

Она никогда не спрашивала, чем я занимаюсь, но я все равно ей говорила. Так я чувствовала, что у меня на самом деле есть кто-то из родителей, с кем я могу разговаривать.

– Может, мы будем нюхать кокаин с чехла для телефона. – Я поставила тарелку в посудомоечную машину и включила ее. – Или психоделики.

Мать никак на это не отреагировала.

– Может, было бы забавно попробовать героин, – добавила я, присаживаясь на двухместный диванчик напротив мамы.

Она не встречалась со мной глазами, когда произнесла:

– Только не пей.

И тогда она рассмеялась. Она смеялась так, словно кто-то перышком щекотал ей ребра.

Через пять минут она заснула, а я смотрела на нее. Изучающе осматривала ее угловатое лицо, впалые щеки, морщины на лбу, которые не разглаживались, даже когда она отдыхала.

Моя мать когда-то была красавицей. Я не сказала бы, что она стала ужасной уродкой сейчас. Возможно, все дело в том яде, который разъедал ее изнутри, но черты ее лица изменились так сильно, что в это было трудно поверить.

Я не могла не думать о том, не стану ли я такой же, если покачусь вниз по той же дорожке, если выйду замуж за алкоголика? Стану ли я заводить детей от алкоголика? Станут ли эти дети потакать своим желаниям, бороться с которыми я не смогу?

Моя мать хотела для меня такой жизни? Для себя?

Я обвела взглядом комнату. Мать спала на обтянутом вельветом диване, который нам оставил отец. Отец оставил нам все, потому что он оставил нас.

«Еще семь месяцев, – повторяла я как гребаную мантру. – Еще семь месяцев, и я свалю отсюда».

Через несколько часов я красила ногти, а Фон вошла ко мне в комнату и плотно закрыла за собой дверь.

– Нора спит на диване, – сообщила она, ставя сумочку на туалетный столик.

– Да, я знаю. – Я вытянула руку вперед, чтобы полюбоваться своими красными ногтями. – Я оставила ее там.

– По крайней мере, она не на полу.

«По крайней мере».

– Ты все еще не отправила сообщение Джейсу?

Его имя по ощущениям напоминало грязь у меня на языке.

– Джейсу есть чем заняться, и эти вещи ему гораздо интереснее. Например, наводить порядок в моей жизни.

Фон закатила глаза, промокнула ацетоном срезанную под углом кисточку и схватила мой указательный палец.

– Что-то у тебя больно много драматизма.

Я позволила ей очистить мои кутикулы, пока она говорила.

– Он обратил внимание на то, что ты не готовилась к занятиям. Почему ты так злишься?

– Потому что мне не нравится, как он со мной разговаривает – будто он меня знает.

– Блю, может, у него был тяжелый день.

Я вырвала у нее свою руку.

– Почему ты так его защищаешь?

– Я не защищаю его, но ты считаешь негодяями всех людей, если они не чрезвычайно милы по отношению к тебе. – Она надавила на дозатор лосьона для рук и выдавила немного себе на ладони. – Не все вокруг враги, не все хотят тебя достать.

Я позволила ей втереть лосьон мне в пальцы, раздумывая о собственных мыслях. Если я толком не узнаю Джейса, то никогда не смогу понять его настроения, давайте скажем: не смогу понять, что он не в настроении. Я никогда не узнаю, грустит ли он или счастлив, или хочет поговорить, или страстно желает тишины и быть оставленным в покое. Я буду только предполагать. Я всегда предполагала.

– Мне пригласить Джейса куда-нибудь сходить сегодня вечером? – спросила я, ожидая «нет», надеясь на «да».

Фон несколько раз кивнула и вручила мне мой телефон.

– Это вообще вопрос?

– Боже, не могу поверить, что я это делаю. – Я открыла список контактов и выбрала его имя. – Никогда раньше не писала ему сообщений.

– Он просто еще один парень, Блю. Не думай слишком много об этом.

19:03 – Блю: Догадайся, кто это?

19:07 – Джейс Боланд: Человек-паук???

Я закатила глаза и показала Фон текст. Мне очень не понравилось, что она улыбается. Мне не нравилось, что я сама сдерживаю улыбку.

19:12 – Блю: Серьезно?

19:13 – Джейс Боланд: Ты предложила догадаться…

19:15 – Блю: Ты несносный.

19:18 – Джейс Боланд: Ха-ха. В чем дело, Блю?

Не знаю, почему я после этого почувствовала бабочек в животе. Он сразу понял, кто ему написал, и поэтому я подумала, что он, наверное, ждал сообщения от меня. Наш конфликт на прошлой неделе почти разрешился; обид не осталось. Мне это нравилось.