
Полная версия:
Все оттенки грусти
Я решила взглянуть на Джейса и заметила, как его взгляд перемещается между экраном и девчонкой из соседнего двора.
Проклятье.
Я посмотрела снова. Он смотрел на нее.
Ты серьезно, черт побери? Нет, совершенно точно нет.
Я вырвала страницу из ежедневника, достала карандаш и написала на обороте:
«Давай вместе выпьем кофе».
Четыре слова.
Четыре слова, приглашение, от которого он не откажется. Он не сможет от него отказаться. Он не может отказать мне.
Я сложила записку в идеальный квадрат и подтолкнула ее к Джейсу, ухмыльнувшись перед тем, как снова посмотреть вперед.
Теперь мне даже не требовалось поворачивать голову, чтобы убедиться: девчонка из соседнего двора больше не привлекает его внимание. Оно сосредоточено на мне. Я чувствовала его обжигающий взгляд, когда он достал карандаш и что-то написал, затем отправил записку назад мне.
У меня вспотели ладони. Почему я вспотела? Я нервничаю? Нет. Я никогда не нервничаю. Нервы – это для слабаков.
«Дурочка», – подумала я. О чем мне волноваться?
«Назови время и место».
В конце-то концов, я же Блю Хендерсон.
Глава десятая. Блю
Четвертый курс,
вторая неделя – настоящее время
Конечно, я предложила провести вместе время после занятий. Мне требовалось узнать его получше. Время поджимало.
Джейс заказал латте у баристы в кафе «Плейн». Это было модное местечко на территории студенческого городка, только я не понимала почему. Может, я просто все ненавидела. Может, мне нравилось быть хейтером. Но Джейса я не ненавидела, он меня интересовал.
Если честно, я терпеть не могла вкус кофе. Он или слишком горький, или слишком горелый, или слишком сладкий. Он также напоминал мне обо всех тех многочисленных случаях, когда отец говорил мне, что больше не будет пить. Еще одно оправдание, правда? Чтобы смягчить удар перед тем, как он сделал последний вдох.
Ах, это было так давно… Лучше не размышлять о тех частях твоей истории, которые ты не можешь переписать.
Но в эти минуты здесь, вместе с Джейсом, у меня было достаточно сил, чтобы держать ситуацию под контролем. Мне было плевать на это гребаное кафе и на любое другое место, нужно было только, чтобы мы могли там поговорить. Требовалось место, где я могла узнать Джейса.
Это было странно – эта нарастающая зацикленность на парне, которого я знала всего две недели. У меня не было номера его телефона. Я ничего про него не знала. Все, что интриговало меня, было придумано на основании предположений, появившихся у меня в голове.
Я всегда была умной девочкой, а еще креативной. Может, это мой недостаток. Может, я влюблялась в то, кем люди потенциально могли быть, а не в то, кем они были на самом деле.
Может, в этом случае все не так. Я страшно надеялась, что в этом случае все окажется не так, иначе получится, что все приложенные усилия пошли насмарку, а я просто зря потратила время.
Снова.
– Расскажи мне о себе, Джейс.
Мы сидели рядом с книжной полкой в дальнем углу. «Здесь освещение лучше», – сказала я ему. Я видела, что ему плевать на освещение.
Но мне было не плевать.
Он должен был видеть черты моего лица.
Он должен был воспринимать меня.
Он обхватил пальцами уродливый бумажный стаканчик, в которых теперь во всех заведениях подают напитки. Настаивают на этом! Их «миссия» четко зазвучала у меня в голове: «Спасайте черепах! Остановите глобальное потепление! Не мусорьте!»
Может, стоило бы перенаправить свою обеспокоенность на богачей, которые летают на частных самолетах, чтобы просто выкурить косяк с марихуаной?
– Что ты хочешь знать? – спросил Джейс.
Боже, какой у него был приятный голос. Очень-очень приятный.
Но мой… Мой доминировал и требовал. Я контролировала ситуацию, я была главной. Джейсу следовало узнать об этом.
Я немного отодвинула в сторону освежающий напиток, который заказала, касаясь стаканчика только кончиками пальцев, а потом опустила подбородок на ладонь.
– Все.
– Это слишком общий вопрос. – Он поднес губы к ободку стаканчика и сделал маленький глоток. Я наблюдала за ним, словно в замедленной съемке. Я наблюдала за всем. – Выражайся более конкретно.
«Ты не получил права что-то у меня требовать», – хотелось сказать мне.
– Твой любимый фильм? – Я решила начать с этого.
– «Американский психопат».
Ха! Кстати, мне нравится этот фильм.
– Позволь мне задать тебе несколько вопросов, как в викторине.
Он откинулся на спинку деревянного стула и сложил руки на груди.
– Валяй.
Перед тем как я начала свою викторину, я осмотрела кожу у него под сгибом локтя. Рядом с затененной розой, на которую я обратила внимание во время нашего первого совместного занятия, было вытатуировано «Сотворение Адама» Микеланджело. Я хотела спросить про эту татуировку, про серебряные кольца на указательном пальце и мизинце. Я этого не спросила. Я была слишком увлечена разговором о гребаных психах.
– Сколько человек убил Патрик Бэйтман?
Джейс склонил голову набок и резко рассмеялся.
– Я не занимался психоанализом фильма. Я просто получал от него удовольствие.
«Вероятно, хорошо так жить», – подумала я. Просто наслаждаться разными вещами, не пытаясь разобраться, почему они тебе нравятся, почему существуют – почему делают тебя счастливым.
– А у тебя какой любимый фильм? – пришла его очередь задавать вопросы.
– «Сонная лощина», – ответила я, не моргнув глазом.
– Готика. – Джейс склонился вперед, «Сотворение» Микеланджело исчезло из зоны видимости. – Тебе нравятся монстры?
Ха.
– Не совсем.
Перед тем как мы снова заговорили, последовала короткая пауза. На мгновение я почувствовала себя неловко, напряженно. Я почувствовала себя… бессильной.
Я неправильно все поняла? Он должен был нервничать. Почему он не нервничает?
– Значит, ты пригласила меня выпить кофе, чтобы обсудить фильмы или еще что-то?
Я подняла глаза. Я была поражена, что у него хватило смелости задавать вопросы мне.
– Я пригласила тебя выпить кофе, потому что считаю тебя симпатичным. – Я не оставила ему времени, чтобы прореагировать до того, как спросила: – Я заставляю тебя нервничать?
Я уже знала ответ.
Я всех заставляла нервничать.
– Нет.
Я рассмеялась вслух.
Я правильно его услышала?
– Что? – У меня так сильно тряслась голова, что можно было бы подумать, что у меня треснула шея. – Что ты имеешь в виду? Как это нет?
Теперь пришел его черед смеяться. А его смех…
Был таким…
Черт побери…
Приятным.
– Может, это я заставляю тебя нервничать? – Он снова скрестил руки и откинулся на спинку стула. – Вообще-то ты покраснела.
Нет, не покраснела.
– Нет, не покраснела. – Я закрыла щеки руками. Они горели.
«Проклятье».
– Можно я тебя кое о чем спрошу?
Он уставился на меня глазами, напоминающими папоротник.
– Мм-хмм… – Я сглотнула.
– Это для тебя нормально?
– Что для меня нормально?
Он плотно сжал губы, снова задвигал челюстью. Я чувствовала себя выставленной напоказ, голой, лишенной своего «я», которое так старалась поддерживать.
– Ты пытаешься запугивать людей. – Он вдохнул и выдохнул, это были быстрые вдох и выдох. – Со мной так не нужно.
– Запугивать? – повторила я так, словно он говорил на иностранном языке.
– Не пойми меня неправильно, Блю. Ты весьма пугающая. Большинство симпатичных девушек отпугивают и вселяют страх.
– Большинство симпатичных девушек отпугивают и вселяют страх, – повторила я.
– Ты правильно меня услышала.
«Он считает меня симпатичной».
«Он считает меня симпатичной».
«Он считает меня симпатичной».
Я, должно быть, на самом деле симпатичная.
– Не умеешь реагировать на комплименты? – высказал предположение он.
Но это же не был комплимент, правда? Это была констатация факта. Джейс считал меня симпатичной. Он это утверждал, а не предполагал. Ничего не нужно улучшать. Правда?
– Я хочу, чтобы ты был со мной честен.
Он кивнул в ответ. Этот жест уже начинал становиться тем, что мне больше всего в нем нравилось. Это был единственный жест, который я знала.
– Что бы ты во мне изменил?
Мне стало некомфортно от того, как он на меня уставился. Он смотрел на меня, как на какую-то иноземку, неузнаваемое существо. Я все еще находилась здесь. Я таким образом становилась слишком уязвимой? Я просила слишком многого?
– Странный вопрос.
– Ну так не отвечай, – огрызнулась я. – Не хочешь – не надо.
– Ты задала вопрос.
– У тебя есть ответ?
– Я недостаточно хорошо тебя знаю, – признался он. – Я тебя совсем не знаю.
У меня перед глазами колыхалось решение вопроса. Как я кого-то узнаю? Я уже давно не подпускала никого близко к себе. Для этого имелось веское основание. Передо мной стоял выбор – подпустить его или оставить в покое.
Я выбрала первое.
На этот раз все будет по-другому.
– А ты хочешь?
Вернулась улыбка, на правой щеке показалась ямочка. Это было что-то новое. Я ее раньше не замечала.
Это и был ответ.
Глава одиннадцатая. Джейс
Четвертый курс,
третья неделя – настоящее время
После того как мы на прошлой неделе выпили вместе кофе, я дал Блю свой номер телефона. Вернее, она сунула мне в руки свой телефон с открытым списком контактов, чтобы я ввел туда свое имя.
Занятия начинались через час, а дорога до университетского городка отнимала у меня половину этого времени. К счастью, Уилл ехал через Йорк на какое-то совещание, поэтому он меня подбросил.
– Как университет? – спросил он, потягивая американо. Он каждый день пил по пять чашек.
Только от одного этого вопроса сердце учащенно забилось у меня в груди. Я волновал его в достаточной степени, чтобы об этом спросить. И это уже было немало.
– Хорошо.
– Расскажи о нем, Джейс. Как проходят занятия?
Нет, он интересовался не просто в достаточной степени, а гораздо в большей. Я улыбнулся.
– С занятиями все нормально. Я познакомился с девушкой.
Это его заинтересовало.
– Как ее зовут? Что она собой представляет? Уже давно пора было это сделать, маленький брат.
И вот так все возбуждение и спало.
Маленький брат.
Малыш.
Малыш. Малыш. Малыш.
Они когда-нибудь будут смотреть на меня как на равного?
Я ведь ненамного младше их. Бакстеру двадцать шесть, Уиллу двадцать семь, а Скотту двадцать девять.
Не. Намного. Младше.
– Она крутая. И очень смелая. Его зовут Блю.
Уилл изменил положение на сиденье и оперся рукой на колено, чтобы застегнуть манжету на запястье.
– Блю? В смысле Синяя? Как цвет?
– Как цвет. – Ее образ появился у меня в голове, и я улыбнулся. – У нее еще и синие волосы.
– Хм. Интересно. Она из этих арт-фриков?
– А почему они фрики?
Уилл фыркнул.
– А разве они все не фрики? То есть я хочу сказать, что нужно быть в некоторой степени странным, чтобы рисовать то дерьмо, которое рисуют они.
Я почувствовал себя оскорбленным.
– У Бакстера диплом искусствоведа. Он фотограф.
– Бакстер из Боландов. В этом вся разница.
Если я что-то и ненавидел в Уилле, так это его претенциозность. Если человек не работал в финансовой сфере или в бизнесе, или в чем-то, что, черт побери, изучал Уилл, то они автоматически оказывались ниже его. Он ставил меня ниже всех братьев, пусть и молча, ничего не комментируя вслух.
– В чем разница? – Мне на самом деле хотелось это знать.
– У него не цветные волосы, как у твоей Блю.
«Моей Блю».
Почему он так сказал? Почему мне это понравилось?
Мне немного захотелось ее защитить.
– Ей они идут.
Уилл снисходительно засмеялся и повернул направо, к стоянке студенческого городка.
– Наверное, да. – Он отпер дверцу машины. – Может, следующей ты встретишь Красную или Оранжевую. Попробуй все цвета радуги до окончания четвертого курса, хорошо?
Я с грохотом захлопнул дверцу и ушел, слыша, как вдали исчезает шум дурацкой выхлопной трубы, которую Уилл установил в своей машине.
Почему, черт побери, все должно быть вот так? Надо мной вечно будут издеваться, будут придираться? И ко всему прочему, члены моей семьи!
Я чувствовал себя так, словно меня взяли и выключили. Чувствовал, как на меня накатывают эти мысли. Каждый шаг, который я делал в направлении аудитории, был шагом, который я хотел сделать в обратном направлении. Может, мне следовало бы занять мысли кем-то по имени Кендра или Эмили. Может, мне следовало бы послать сообщение Райли…
Нет. «Больше никогда не посылай сообщений Райли, черт побери».
Занятия начинались через пятнадцать минут, это означало, что я пришел рано. Казалось, что на всех занятиях всегда присутствуют одно или два одних и тех же лица, но я не знал, как их зовут. Мне было плевать. Они были никем.
Я тоже когда-то был никем.
Больше никогда.
Пятнадцать минут в одиночестве с собственными мыслями – это долго. Блю всегда опаздывает, поэтому у меня было несколько минут для размышлений. Она спросила меня, хочу ли я узнать ее получше. Она в тот день обо многом меня спросила.
Это было странно. Большинство вещей, о которых мы говорили, можно считать поверхностными. Но Блю казалась мне какой угодно, но только не поверхностной. Я чувствовал, что она сдерживается. Я что-то чувствовал. Я не спрашивал. Это она захотела пойти выпить со мной кофе.
Может, я нравлюсь Блю.
Нет.
Да. Да. В это так трудно поверить?
Она мне нравилась? Нет. Я ее не знал. Могла она мне понравиться? Я хочу сказать, что она не относилась к типу девушек, которые мне нравились.
Райли была блондинкой.
У Блю синие волосы. Темно-синие, почти черные.
У Райли зеленые глаза.
У Блю карие глаза.
Райли маленькая и худенькая.
У Блю заметные формы.
Она не могла мне понравиться. Она не мой тип. Уилл никогда ее не одобрит.
Она зашла через пять минут после того, как я пресек какое-либо нарастание чувств. Она криво улыбалась. Она помахала мне.
– Привет, Джейс. – Она сжимала в руке телефон, и вот тогда-то я об этом подумал.
Она не отправила мне никаких сообщений.
Почему она не отправила мне никаких сообщений?
«Она тебе не нравится, почему тебя это волнует?»
– Привет, – ответил я, отодвигаясь. Это было вынужденно, я заставил себя отодвинуться.
Она медленно опустила сумку и с беспокойством посмотрела на меня. Оно просто исходило от нее. Я не хотел, чтобы она видела, как оно вытекает и из меня тоже, словно кровь.
– Все в порядке? – спросила она. Ее голос звучал тихо, почти робко.
Я кивнул в ответ. Я только это и делал. Но что я мог бы сказать, если бы открыл рот?
«Я ставлю под вопрос свои чувства к тебе». У меня их нет.
«Ты мне в некотором роде нравишься». Но я тебя не знаю.
«Мой брат тебя не одобрит». Но какое мне дело до того, что он думает?
Да. Мне есть дело до того, что все думают.
Блю устроилась рядом со мной и не сказала ни слова, открывая свой ноутбук. Я сделал то же самое, стал прокручивать журнальные статьи в одном окне и просматривать «Твиттер» в другом.
Я бросил взгляд на ее ноутбук и увидел, что она ищет билеты на самолет. Кажется, в направлении значилось «Париж», но она вышла с этого сайта до того, как я смог приглядеться внимательнее.
– Прости, что не написала тебе ни одного сообщения, – сказала она, судя по глазам, извинение было искренним.
И тогда я понял, что я сволочь. Лжец.
Именно тогда я понял, какой я трахнутый на голову, потому что ответил:
– Я не заметил.
«Ради всего святого, Джейс».
Я все замечал.
Блю больше не разговаривала со мной до окончания занятий.
Глава двенадцатая. Блю
Первый год учебы,
средняя школа – десять лет назад
Через полгода после смерти отца я выкрасила волосы в синий цвет.
Процесс оказался гораздо тяжелее, чем я могла предположить. Мой натуральный цвет – темно-русый, поэтому осветление его, естественно, изменило.
Я пробовала одну магазинную краску для волос за другой, один тонер для волос за другим, пока наконец они не стали медно-оранжевого цвета. После этого я нанесла бирюзовую Manic Panic [12], которую для меня выбрала мама.
Она не знала, что покупает, ей просто нужно было меня чем-то занять. Чем-то, что не требовало от нее никаких действий. Чем-то, что сделает меня счастливой, причем саму по себе, без ее участия.
Мои волосы приобрели жуткий зеленоватый оттенок. Они выглядели как морской мох или заплесневевший желатиновый десерт от компании Jell-O. Желатиновый десерт может заплесневеть? Я в это верила. Тогда я верила во все.
Мои подруги по начальной школе отдалились от меня. Никто не хотел связываться с девочкой, потерявшей отца, да еще и из-за его алкоголизма. Они делали предположения насчет меня. Говорили, что я, вероятно, уже пью в свои тринадцать лет. Я думаю, что миссис Мелени кому-то растрепала про то, что видела у меня дома и в каком он состоянии, а потом тот человек рассказал еще кому-то, сплетня пошла дальше, и – бамс!
Я стала фриком.
А теперь я еще стала фриком с синими волосами.
Эти предположения изменили траекторию моей жизни. Никто больше никогда не будет строить насчет меня плохие предположения. Я не унаследовала все от отца, как и от матери.
Я – Блю Хендерсон. Не Беатрис.
Когда люди спрашивали меня, почему я покрасила волосы в синий цвет, я говорила им: потому что совсем недавно открыла для себя мультфильм «Коралина». Он вскоре стал моим самым любимым, потому что у главной героини были волосы яркого кобальтового цвета. Мне она нравилась. Я видела себя в ней.
Потерянная.
Лишенная внимания.
Грустная.
Никому не нужно было знать, что я красила волосы так, потому что таким образом чувствовала близость к отцу. В некотором роде эти стены, эти шторы, эти простыни были всем, что от него осталось. Он оставил меня только с этим.
Конечно, меня травили, надо мной издевались. Через это проходит каждый ребенок. Хотя я это с радостью принимала. Я сама издевалась над этими негодяями в ответ. В конце-то концов, мы были одного возраста. Крысы не были надо мной, они были рядом со мной. Им просто удавалось лучше скрывать свое уродство.
Затем в один прекрасный день я познакомилась с Фон Вандерстед.
Она переехала из другого города в трех часах езды от нас, потому что ее родители получили хорошую работу на Фабрике [13].
Она была богатой и симпатичной.
И ее тоже травили, и над ней издевались.
Как я и говорила… Крысы.
Мне захотелось стать ее подругой. Может, потому, что мне хотелось быть такой, как она, или иметь те вещи, которые были у нее, или одеваться, как она. Я никогда раньше не подходила ни к кому так, как я подошла к Фон, а когда все-таки подошла, поняла, что мы станем подругами.
Иногда двое людей, которые являются полными противоположностями друг друга или находятся далеко друг от друга, оказываются связанными невидимой нитью. Этого не видит никто, кроме людей внутри этого узла. Этот узел очень трудно разорвать, и мы не стали этого делать. Мы позволили ему еще крепче связать нас, мы позволили ему сформировать нас, пока не переросли в новых людей. Тех, кто был лучше.
В кого-то типа Блю.
– Тебе нравятся мои волосы? – спросила я у Фон, которая в тот момент стояла у своего шкафчика в раздевалке и красила ногти в симпатичный розовый цвет. Ну, достаточно симпатичный. Мне никогда не нравился розовый.
Она подняла голову и посмотрела на меня большими карими глазами. Они в некотором роде напомнили мне мои собственные. У нее были черные волосы, гладко зачесанные назад в аккуратный хвост. Волосы были длинные, в отличие от моих, коротких и растрепанных.
– На самом деле мне они очень не нравятся, – невозмутимо заявила она. Я уже собиралась развернуться и уйти, но она схватила меня за запястье и развернула назад. – Но мы можем решить этот вопрос. Моя тетя парикмахер. Приходи после школы.
И я пришла. И на следующий день, и после него.
Мы с Фон садились рядом за обедом, мы вместе ужинали, она стала для меня всем.
Это может показаться трагичным, но, когда у тебя ничего нет, люди, которым ты отдаешь себя, заполняют пустоту, то место, которое осталось раскуроченным и голым.
Фон меня восстановила. Ее тетя восстановила мои волосы. Я сама чинила сломленные куски себя.
Но сломленные куски остаются всегда, в особенности если сидят у тебя прямо под кожей. Они выглядели как плоть, ощущались как плоть. Осколки стали мягкими. Стекло стало гладким.
Боль стала счастьем. Счастье стало болью.
Боль стала уютной, и этот уют был блаженством.
Глава тринадцатая. Блю
Четвертый курс,
четвертая неделя – настоящее время
– Я не буду с ним больше разговаривать, – заявила я, маленькими глотками попивая из бокала розовое просекко. – Никогда больше.
– У тебя с ним общие занятия, – напомнил Картер.
– Две раза в неделю, Блю, – добавила Фон.
Мы сидели в кабинке на обтянутых кожей диванчиках в задней части ресторана с фьюжн-кухней [14] «Теладела». Фон настояла, чтобы мы ее попробовали, и не принимала никаких возражений.
Я закатила глаза.
– И что? – спросила я.
– Еще раз повтори, что он такого сделал. – Картер схватил свою кружку с пивом и критически смотрел на меня. Или, может, это было сочувствие. Я никогда не могла их отличить.
Если честно, мне не хотелось вспоминать события прошлой недели. Они меня смущали. Мне было неловко.
Как Джейс посмел со мной так разговаривать? Что я ему сделала? Я говорила комплименты, высказывалась прямо, действовала решительно. Мои намерения были кристально чисты.
Я подготовила идеальную историю. Я все сделала правильно. Тем не менее он вел себя холодно и сдержанно. «Я не заметил», – заявил он, когда я извинилась за то, что не написала ему ни одного сообщения.
Он совсем обо мне не думал.
– Я действую ему на нервы, и теперь он не хочет иметь со мной никаких дел. – Я пожалела, что произнесла это вслух. Если что-то говоришь вслух, то это становится очень реальным.
Фон прищурилась и теперь смотрела на меня, как Картер.
– С чего бы ему тебя ненавидеть? Ты милейший человек.
– Так далеко я бы не заходил, – ухмыльнулся Картер. Я знала, что он так говорит из любви ко мне. По крайней мере, я так думала.
Мы все рассмеялись, но это не ослабило моей озабоченности. Мне чего-то не хватает? А я ему вообще понравилась, для начала? О боже, все это было у меня в голове, не правда ли?
– Народ, я не хочу ставить себя в неловкое положение. Вероятно, я вела себя слишком дерзко.
Я поняла, что говорю бессвязно, но не могла остановиться. Мне хотелось, чтобы кто-то выслушал мои самые потаенные мысли. Я больше не могла оставаться с ними одна.
– Мне следует побольше молчать? Вести себя потише? Мне следует выбрать другой подход?
– Вау, вау, вау, Блю… – Картер склонился ко мне и положил руку поверх моей. Моя рука тряслась. Я сама тряслась. – Чего тебя сейчас так понесло?
По ощущениям эти слова напоминали пощечину.
– Ничего меня не понесло.
– Ты немного завелась, моя маленькая. – Фон взяла мою другую руку в свою. – Почему ты всегда ожидаешь самое худшее?
До того, как я успела ответить, снова заговорил Картер:
– Ты проецируешь, Блю. Ты видишь то, что хочешь видеть.
– Зачем мне, черт побери, хотеть, чтобы меня отвергли, Картер?
– Я не думаю, что ты этого хочешь. Я думаю… – Он посмотрел на Фон. – Я думаю, что согласен с ней. У тебя был печальный опыт, целая цепь дерьмовых событий одно за другим, поэтому ты не ожидаешь, что в этом случае все сложится по-другому.
– Нет, сложится.
– Вот видишь! – Фон ущипнула меня за запястье. – Видишь?
У меня горели щеки. Может, я на самом деле проецировала. Может, я на самом деле видела то, что хотела видеть. Но как мой несчастный, маленький мозг мог сделать это со мной? Я хотела только, чтобы меня любили.
Я заслужила это. Мир мне кое-что должен.
– Что мне делать? – спросила я. Прозвучало, как отчаяние. Я умоляла дать мне совет, подсказать выход. – Отказаться от него?
– Почему этот парень так тебе нужен, Блю? – спросил Картер. – Ты с ним знакома всего месяц.
Очень хороший вопрос, черт побери.
Я в уме составила список за и против в тот день, когда впервые его увидела, и снова после кофе. Если честно, то против было больше, чем за. Желание кого-то завоевать давило все остальное. Так было всегда.