Девушка на фотографии футболиста Березина. Часть 3

– Хочется тебя растормошить.

– Это как?

– Заставить тебя улыбнуться, например. Вытащить тебя.

– Откуда еще вытащить?

– Изнутри. Ты как будто где-то там глубоко прячешься.

– Откуда ты это знаешь?

– Я это чувствую.

– Весомый аргумент.

Пришлось отряхнуть сгрудившиеся на меху капюшона звездочки.

– Это как конфета. Хочется развернуть обертку и посмотреть, какая начинка.

– А может, просто коробку перевернуть. На обратной стороне обычно бывает описание.

– Ты думаешь?

– Ага.

– Давай попробуем. Встань-ка вот сюда, ближе к фонарю, а я посмотрю.

Димка обошел меня с другой стороны и тут послышался довольный смешок. Слишком поздно догадалась, к чему все идет: мгновением ока я превратилась в подобие сугроба, будто на меня спустилась целая снежная лавина с соседнего дерева. Никакой лавины, конечно, и в помине не было, но припорошило снегом меня изрядно.

Видимо, мое лицо не передавало ликования.

– Да, не сработало. Ничего, у меня много способов. Давай-ка отряхнемся.

Димка заботливо убрал с меня снег, а я так и стояла молча, не зная, негодовать мне или рассмеяться.

Это был первый человек, который проявил такой неподдельный интерес к моему внутреннему миру, моей начинке.

– Тебя хоть разозлить-то можно?

– Если очень постараться.

– Ну, хоть что-то человеческое.

– Как видишь.

– А если что-то идет не так, ты наверняка убегаешь?

– Ну, не прямо убегаю… Спокойно ухожу…

– Понятно.

– Что тебе понятно?

– Ты должна учиться бороться и давать сдачи. Вот дай мне сдачи.

Может, я плохой физиономист, но всеми своими жестами парень показывал, что я должна его ударить. Это не по мне.

– Тебе что, мелочи насыпать?

– Смешно. Ты же понимаешь, о чем я. Я тебя снегом засыпал. И ты ответь.

– Наши силы не равны. Это заведомо проигрышная ситуация.

– Если бы все рассуждали так, как ты, то спорт давно бы уже запретили. Давай!

– А как? – робко уточняю я.

– Вот, возьми, – он скатал приличный снежок, а потом передал его мне. – Я немного отойду, а ты постарайся попасть в меня.

Моя нерешительность забавляла его.

– Так достаточно или размахнуться посильнее?

– Маша, и с таким замахом ты хочешь войти во взрослую жизнь???

– Сейчас, я настроюсь и прицелюсь!

Димка уже умирал со смеху. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним. Я, с усилием размахнувшись, попала этому проказнику прямо в яблочко, а точнее – в район переносицы.

– Ай! – вскрикнул он.

Я бросилась к Димке, отвела его руку, защищающую глаз. Подумаешь, немного досталось…

– Жить будешь.

–Хороший удар.

– Какой учитель, такой и удар.

На моем лице расползлась улыбка.

Димка задержал на мне свой взгляд. Я беззвучно спросила его: «Что?»

– Улыбайся чаще, тебе очень идет.

Пару минут спустя мы лежали на снегу, делая снежных ангелов. Немногочисленные прохожие поглядывали нас с недоумением.

– Ты ненормальный! – констатировала я.

– Как будто нормальные люди существуют.

Эта фраза заставила меня полуобернуться.

– Представляешь, я грешным делом относила себя к этой группе.

– Ты такая же ненормальная, как и я. Может быть, даже больше. Просто еще не знаешь об этом.

– Если это комплимент, то очень оригинальный.

– Сама посуди: норма – это быть, как все. Тень, не больше. И вообще, мы слишком хотим быть нормальными.

– И какими же нам, по-твоему, надо быть?

– Счастливыми.

Мы стали почти каждый день возвращаться домой вместе. Тот, кто раньше освобождался, поджидал второго. В этот раз ждать была моя очередь.

– Мы с тобой не договорили.

Многообещающее начало разговора. О каких своих несовершенствах я узнаю на этот раз?

Было уже темно. Наши зимы такие: либо еще темно, либо уже. Третьего не дано.

– Давай пакет.

– Он не тяжелый.

– Давай, тебе говорят! Так-то лучше.

Пришлось повиноваться.

– Ты же психолог, подскажи, как узнать закрытого человека?

– Я не закрытый человек, я интроверт.

– Одно и то же. Ну, так что, я жду ответа.

– Извольте. Все, к чему прикасается личность, несет ее отпечаток. Сергей Леонидович Рубинштейн.

– Прямо-таки все?

– Да.

– Вот у тебя наушники… Музыка тоже несет отпечаток личности?

– Конечно, если ее выбрал сам человек.

– Тогда дай послушать!

– Это же личное!

– И что?

Я замялась.

– Там все такое …

– Грустное?

– Задумчивое и мелодичное.

– Как и ты сама. Почему-то я не удивлен. Что делать, придется слушать.

Нехотя я поделилась одним наушником. Включила первое, что попалось. Мы как раз подходили к парку. Играл Эд Ширан, «Photograph».

– Под эту песню надо танцевать.

– Ты шутишь? Мы на улице, холодно и …

– Ты от меня никуда не денешься, у меня твой наушник и пакет. Давай поставим его вон на ту лавочку…

Парень потащил меня в сторону, я отпиралась сначала, а потом он все-таки увлек меня за собой.

– Я не очень умею танцевать.

– Сразу видно, что тебя не воспитывала бабушка из интеллигенции со старой закалкой. Это даже не ритм вальса, так что, не парься. На медляках вообще париться не стоит, пусть парни волнуются. Руки мне на плечи положи.

– Так?

– И прекрати переспрашивать каждый раз. От того, как ты положишь руки, мир не перевернется.

Как же он ошибался!

– Расслабься. Мы начнем медленно. Хорошо. А теперь чуть быстрее. Скоро припев. Готовься.

Мы танцевали в пустом парке под светом фонарей и в хороводе редких снежинок.

– О чем эта песня?

– О том, что любовь, с одной стороны, ранит, а с другой – заставляет почувствовать себя живым.

Вместо ожидаемого острого комментария он сказал лишь:

– Поставь на повтор.

Он заставил меня встать на коньки. В буквальном смысле слова – заставил. Сказал, что я не смогу спокойно смотреть в глаза своими детям, когда они будут спрашивать у меня: «Мама, а ты умеешь кататься?», а я буду стыдливо отводить взгляд и вскоре полностью потеряю доверие и уважение своих отпрысков.

То ли отпрысков стало жалко, то ли себя, но вот я стою на коньках и боюсь пошевелиться. Минут десять, не меньше, у меня уходит на то, чтобы привыкнуть к новой обстановке. Димка уже круга три-четыре намотал.

– И долго ты будешь прохлаждаться? Замерзнешь совсем!

Я подняла на него умоляющий взгляд, просящий оставить меня в покое.

– Все придется делать самому! – притворно возмутился он, взяв меня за руки и потихоньку покатив. Не успела я еще обвыкнуться, как он, встав рядом со мной с обратной от бортика стороны, увлек за собой вперед, голова не поспевала за ногами и надолго меня не хватило. Запнувшись на ровном месте, распласталась на льду, заработав синяк на пол коленки.

– Жива?

– Ага.

Перепугался за меня, хоть виду и не показывает.

– Странные вы создания, девушки!

– Ты это к чему?

– К тому, что тебе и правда, может быть, лучше начать с бортика.

Назад мы уже возвращались под светом фонарей.

– Ты все про каток, каток… Тут вон, весь тротуар сплошной лед!

И правда, как бы у нас не работали коммунальщики, а гололедица такая, что нужно быть еще тем акробатом, дабы удержать равновесие.

– Бабушка рассказывала, что в пенсионном фонде старушки жалуются: некоторые успели себе руку сломать, кто-то – даже ногу, все это, пока шли за положенной государством выплатой. Вот такое общественное падение на склоне лет!

– Ага, там хорошо, под горку как раз, еще и узко!

Пока рассуждала, сама споткнулась.

– Ты как там, держишься, или?

– На ногах? Держусь пока.

– Если что, могу помочь.

– Нет уж, спасибо, сама управлюсь.

– Ты все про каток думаешь? Да не покалечу я тебя. И вообще, можешь подойти поближе, я не кусаюсь. Обычно.

– Обычно. Это вдохновляет, – говорю я и в очередной раз поскальзываюсь.

– Да уж, все приходится брать в свои руки. Даже не спорь.

Я промолчала. Это было приятно – чувствовать свою руку в его руке, пусть даже в перчатках. Интересно, чувствовал ли он то же самое?

Мы сидели, укутавшись в пледы, подпевая песни под гитару и делясь любимыми стихотворениями. Литературно-музыкальная гостиная традиционно проводилась вечером после занятий в аудитории, закрепленной за психологической службой, отчего там были объемные с мягкими сидениями стулья и ковер, создающий уют. Обстановка была камерная, еще и свечи горели кругом. Я периодически поглядывала на Димку, волновалась, нравится ли ему тут, все-таки он поклонник подвижной, ритмичной музыки и поэзии не длиннее трех четверостиший…

Но, оказалось, есть что-то, что объединяет вне зависимости от личных убеждений и пристрастий. Это что-то на уровне архетипа, исторической памяти. Как песни о войне, от которых наворачиваются на глаза слезы, хотя это было так давно, и мы не могли видеть ее живьем.

Красивое всегда трогает, если за красотой есть что-то еще. Душа, например. Я читала стихотворение Э. Асадова «Я могу тебя очень ждать», одно из моих самых любимых, положенное, кстати, на музыку.

Димка охотно подпевал песням под гитару, чем откровенно удивил меня.

– Мне довелось побыть вожатым в детских лагерях, прекрасное время! Эти песни… спасибо, что напомнила о нем, – шепнул он мне. – И твое стихотворение…

– Что же с ним?

– Ты знаешь, что поэзия не мой конек.

– Слышала, – подтруниваю над ним я.

– Но и среди стихотворений иногда бывают хорошие.

– Только иногда? – улыбнулась я.

– Когда ты была серьезной, мне нравилось больше, – подколол меня Димка.

Потом, когда все уже разошлись, парень не торопился. Это удивило меня.

– Ты же играешь на фортепиано?

– Да, немного.

– Давай найдем инструмент, и ты мне что-нибудь сыграешь…

– Ты же знаешь меня, я могу только что-нибудь грустное или романтическое.

– Пойдет, у меня настроение как раз такое.

Заглянула ему в глаза. Не я ли причиной тому?

– Ну, пойдем, – намеренно свободно согласилась я, хотя пальцы предательски дрожали. Они всегда у меня начинают дрожать в самый неподходящий момент. Но Димка думает о чем-то своем и не замечает.

– Я видел его в одной из аудиторий в другом корпусе, пошли!

Вот оно, красное, лакированное, пока еще закрытое. Сажусь, Димка, опираясь на корпус, готовится внимать.

– Что ты сыграешь?

– Мне нравятся сейчас мелодии из фильмов.

– Я так понимаю, не из триллеров.

– Я предупреждала.

– Знаю, играй. Хочется послушать, хоть это пускай будет даже очередной саундтрек к вампирской саге.

– Как ты угадал?

– Что, правда? Да, я такой, сообразительный.

Ответила ему снисходительной улыбкой. Это был «Meadow». Он слушал, затаив дыхание. А я, кажется, не дышала.

– Я хотел с тобой поговорить…

Неужели это бывает именно так? Ищет повод, чтобы остаться наедине. Музыка. Вечер. Что-то еще. Может быть, счастье?

– Есть одна девушка, которая мне очень нравится…

– И?

– Я ей совсем не нравлюсь.

– Откуда ты знаешь?

– Я ее спрашивал.

Облом. Резкий диссонанс рвет уши.

– Прости, отвлеклась.

Продолжаю играть, а внутри все клокочет. Кто она? Где она? Красивая ли? Насколько она ему нравится?

– И что ты хочешь от меня?

– Ты же психолог…

– Почти. Я еще и первый курс не успела закончить.

– И все-таки…

Настучать бы ему по голове, чтобы соображать стал: человеку рядом больно, очень больно. Мои мысли передавались пальцам.

– Какая трагическая мелодия!

– Очень, – согласилась я.

– Она приехала недавно, перевелась в наш университет. Одним словом, что мне сделать, чтобы ей понравиться?

Так и подмывало сказать, что та девушка, которая не разглядела его, либо совсем слепая, либо с запросами выше человеческих возможностей. И в том, и в другом случае лучше держаться от нее подальше.

– Можно я не буду отвечать?

– Почему? Я думал, мы друзья… Не знаю, с кем еще можно об этом поговорить, парням такое не скажешь…

Перешла на «River flowers in you». Как легко человек, с которым ты мысленно построила дом, воспитала кучу детишек и засадила гектар плодовых деревьев, с неистовостью ребенка топчет твои песочные замки.

И все-таки он мне очень дорог. И я дам ему совет, который считаю самым лучшим.

– Будь собой.

– И?

– Все.

– Как, все?

– Так, все.

– Поясни.

– Что тут объяснять. Ты не сможешь всю жизнь кого-то из себя строить или будешь мучиться от этого. Или в конце концов твоя сущность прорвется и девушка разочаруется.

– А если я настоящий ей не нравлюсь?

– Пусть встретит того, кто ей понравится.

– Я этого не хочу.

Убираю пальцы от инструмента.

– Ты хотел узнать мое мнение, оно такое.

– Всегда сомневался в пользе психологии. Она постоянно пускает дело на самотек там, где надо бороться до конца, – рассердился он.

– А ты хотел получить от меня волшебную палочку или цветик-семицветик? Такого в жизни не бывает.

– Почему сразу цветик-семицветик?! Упражнения какие-нибудь, еще что-то…

– По мне, в таких отношениях должна быть искренность, вместе должно быть лучше, чем по одиночке…

– Я хочу подышать, – заторопился он. – Ты идешь?

– Нет, иди, я еще поиграю.

– Точно? Время уже позднее.

– Да, иди.

Я дала ему уйти. Он оставил меня одну. Провожать меня стало некому.

Теперь мы пересекались только по всяким общественным делам после учебы, где-то раз в два-три дня мы могли обменяться улыбкой или перекинуться парой слов. Я уже видела Веронику, долго думала, что делать. А потом решила последовать тому совету, что дала Димке. Я не строила козни, не пыталась остаться с ним наедине, вымолить к себе какие-то чувства… Я старалась прислушаться к себе. Заниматься тем, что мне интересно и поддерживать его, где только смогу. Впервые в жизни я боролась за то, что мне дорого, действительно боролась. Только своими методами.

После конкурса стихов, где я читала собственное стихотворение, Димка подошел ко мне. Конечно, он пришел поболеть не за меня, но не поздравить не мог.

– Молодец, было круто.

– Спасибо, особенно ценно это услышать из уст такого ценителя поэзии, как ты, – рассмеялась я.

– С каких пор ты меня стала подкалывать? Мир явно катится не туда.

– А может быть, он катится именно туда, куда нужно?

– Может быть… Я вот что хотел предложить, у нас в группу в социально сети нужен журналист, чтобы о мероприятиях писать. Думаю, у тебя бы получилось…

– Спасибо за высокую оценку моих скромных талантов. Я посмотрю, как у меня будет со временем.

– Обещай хорошенько подумать!

– Ладно.

Так я стала вдобавок ко всему еще и спортивным обозревателем. Правда, теперь видеться с Димкой мы стали чаще. Мы подтрунивали друг над другом, ничего личного, никаких свиданий, да и наедине мы почти никогда не оставались.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды на вечеринке не увидела их танцующими вместе. Ее руки обнимали его, голова лежала на плече. Они выглядели очень счастливыми…

Я тоже с кем-то танцевала. Честно говоря, не знаю, как я передвигала ногами, они казались чугунными, видимо, у меня был хороший партнер. В тот момент я решила, что мешаю чужому счастью, что, возможно, ей, а не мне суждено купить с ним в ипотеку квартиру, поливать орхидеи и водить ребенка на занятия по английскому. Ей, а не мне. Чтобы отступить, тоже нужны силы. До этого у меня был душевный подъем, такое состояние, что можно свернуть горы, переплыть океаны и покорить космическое пространство… А сейчас я не могла поднять и руки. Обнимаю своего спутника покрепче и опускаю на плечо голову. Надеюсь, песня будет длинной, и я успею прийти в себя.

– Привет. Тебя не было на последних тренировках…

– Я решила, что тренировки посещать необязательно, можно сразу переходить к соревнованиям.

Я была изумлена, когда увидела Димку у подъезда своего дома рано утром, собравшись идти на пары.

– С чего бы это? – поинтересовался он.

– Много всяких дел, ты же знаешь, что у меня много увлечений.

– Как это произошло?

– Что именно?

– Ты была замкнутая, зажатая…

– Ну, спасибо, – улыбнулась я.

– Вот доказательство: было время, когда ты почти не улыбалась.

– Мне просто повезло: в нужное время встретился нужный человек.

– Даже так…

– Ага.

– У вас был красивый номер вчера на игре…

– Спасибо, ваш тоже ничего.

– Слышал, вы много спорили насчет него.

Действительно, некоторые ребята в команде отказывались от концепции, которую я сама придумала в пользу своей, там главную роль играл Чарли Чаплин. При всем уважении к этому замечательному артисту я бы не хотела посвятить именно ему номер про войну, а именно такой была тематика.

– Я боролась как лев, в твоих лучших традициях.

Мы смотрели друг на друга и не могли наглядеться. Очень по нему скучала, так хотелось ему написать, чтобы поделиться мыслями, что-то обсудить, просто узнать, как дела. Но надо держаться. Видимо, ему тоже было приятно меня видеть, потому что он сиял так, как сияют в туристических городах «места удачи» на иных памятниках.

– Хотя бы на сам турнир приедешь?

– Приеду. И буду брать интервью у победителя. Так что, постарайся.

– Теперь у меня еще и дополнительная мотивация выиграть.

И снова мы смотрим друг на друга. И как-то привычно светло на душе…

– Давай я тебя подвезу.

– Нет, спасибо, я уж лучше как-нибудь на своих двоих, так безопаснее.

– Ты что, мне не доверяешь?

– Доверие можно продемонстрировать и другими способами, – парировала я.

– Значит, боишься.

– Страх – это естественная человеческая эмоция.

– Но ты же психолог, что ты скажешь своим клиентам? Да они откажутся ходить к тебе на приемы, как только узнают, что ты никогда не каталась на байке!

Смотрю на него с недоверием. Если Димка что-то решил, то добьется своего.

– Ладно. Шлем есть?

Подготовившись морально, я вдохнула воздух и медленно выдохнула.

– А за что мне держаться?

– За меня.

– За тебя я держаться не хочу.

– Это еще почему?

– Не хочу и все.

– Есть другие причины?

– Предупреждаю, что вцеплюсь в тебя мертвой хваткой.

– Дай подумать… Я согласен.

Это было непросто – воспроизвести в памяти прошлое как можно более точно и непредвзято. Есть светлая грусть, а еще радость от того, что я могу чувствовать. Надеюсь, мне представится шанс пережить это снова. Только хотелось бы другого конца. Пожалуйста…

Ну, что, хромая обезьяна, наш поезд прибывает, куда держим путь?

Второе желание

Я увидела его раньше, чем он меня. Я не спешила выходить. Парень курил и вглядывался в лица торопящихся выпрыгнуть на перрон приезжающих. Худощавый, даже немного долговязый, с резко проступающими скулами, ясными глазам и чуть взъерошенными волосами, он во многом повторял тот образ, который еще совсем недавно блуждал в моей голове. И все-таки казался копией себя, фотографией с неудачно подобранным фильтром… Он всегда говорил, что я замкнутая, но и он – вещь в себе значительно больше, чем может показаться на первый взгляд.

– Думал, ты не приехала, привет, – сказал он, бросив окурок в урну.

– Ты же знаешь, я не люблю толкучки.

– Давай рюкзак.

– Он легкий, – Димка посмотрел на меня требовательно. – Ладно, держи. – Даш мне сигареты?

– Зачем, ты же не куришь?

– Откуда ты знаешь, мы редко видимся.

Лицо парня искосила гримаса недоверия.

– Давай, я жду.

– Ну, хорошо, бери.

Димка хотел достать мне сигарету, но одной рукой было неудобно, а в другой он держал рюкзак.

– Я сама возьму.

Когда пачка оказалась, у меня в руке, я припустилась бежать по перрону в противоположную от Димки сторону, лавируя между встречающими и пассажирами.

В воздухе стоял обволакивающий запах осенний листьев, под ногами периодически хлюпали лужицы, а небо проклевывалось голубизной, будто проснулось от дурного сна и открыло глаза.

Наконец, нашла урну, бросила туда сигареты и выдохнула. Теперь надо найти Димку.

– Ты хоть знаешь, сколько они стоили?

Я вздрогнула от неожиданности.

– Надеюсь, не дороже билета на плацкарт?

– У меня твои вещи. Если бы мы разминулись, что бы ты делала?

Разумный довод.

– Все-таки ты сумасшедшая… – констатировал он и впервые за время моего приезда улыбнулся.

– Помнится, кто-то говорил, что не в нормальности счастье или что-то поменялось?

Заставила улыбнуться его второй раз. Мы побрели медленно к туннелю на выход из вокзала.

– Мне, конечно, приятно твое внимание, но ты же прекрасно знаешь, что я могу купить сколько угодно новых.

– Цель была не в этом.

– А в чем?

– Показать, что мне не все равно.

– Наглядно, – оценил он.

– Твоя? – уточнила я, когда мы подошли к машине на парковке. – Неужели четырехколесные взяли верх?

Добротный, хоть и не новый паркетник, безусловно, больше подходил по статусу успешному молодому человеку, но в нем не хватало харизмы и свободы предшественника, которые так шли Димке.

– Да, сменил коня. Тебе нравится?

– У предыдущего тоже были свои плюсы.

– Например?

– Там не было подушки безопасности. Все регулировалось в ручном режиме.

Снова улыбнулся, наверно, понял, о чем я.

– Куда поедем?

– Куда-нибудь.

– Это куда?

– Я здесь, так что, не все ли равно?

– Верно. Тогда поедем прямо, по дороге где-нибудь остановимся, перекусим.

Мы ехали по золотому, сверкающему на солнце провинциальному городу с его спиралями домов всех эпох, витринами близнецов-супермаркетов, вереницами автомобилей и все-таки неспешной красотой.

– Значит, армия?

– Да, пора.

– Это здорово.

– Думаешь?

– Да, многих армия делает мужчинами. Мне один одногруппник рассказывал, что в армии научился мыть пол и заправлять кровать.

– Ты думаешь, люди ради этого ходят в армию, чтобы учиться полы мыть?

– Вполне допускаю эту мысль.

– Или ты думаешь, что мне не хватает мужественности.

– Мне ли не знать, что мужественности в тебе достаточно?

– Я иду в армию не за тем.

– А за чем?

– Мысли в порядок привести.

– То есть, бежишь?

– Я бы сказал, двигаюсь строевым шагом.

– Вряд ли это будет легкой прогулкой.

– Я знаю.

– Иногда смена обстановки идет на пользу.

– Тебе пошла.

– У меня тоже все не так просто, как кажется, но я справляюсь. В целом, – добавила я.

– Я до последнего не верил, что ты приедешь.

– Почему?

– Ты уехала несколько лет назад… Мы не очень хорошо расстались.

– Кстати, из-за тебя я нарушаю данное тебе же обещание, – серьезно отозвалась я. – Это же не считается?

– Если что, это моя вина, так что, твоя совесть должна быть чиста. Вот то кафе подойдет?

– Вполне.

Димка взял только кофе с пиццей, я же решила подкрепиться поосновательней, чтобы избежать неловкости, попросила его рассказать о наших общих знакомых. Он даже оживился, как всегда, с юмором обрисовывал судьбы молодых людей. А я смотрела на него и пыталась понять, что он скрывает, что там внутри, что его так беспокоит. Уже несколько минут в голове крутится мысль, точнее, пока только ее ореол, надо подобрать слова. А ведь все и правда начинается со слова.

Эврика! Я даже хлопнула ладонью по столу от радости. Вот, на что это похоже! Разочарование! Кажется, мое ликование не совсем уместно вписалось в канву разговора.

– Ты думаешь, это смешно, что его выгнали из университета?

– Нет, прости, просто я так проголодалась…

Вроде бы, не заметил.

Только в чем он разочаровался? Что для него важно? Все-таки Вероника? Конечно, эта гипотеза тешила мое самолюбие, но они столько лет вместе. Ладно, Димка, но Вероника не враг себе. Если она была совсем несчастна, то вряд ли бы мучила себя отношениями. Может быть, что-то еще? Но что…

– Кстати, тот парень, с которым ты ворковала на одном из вечеров, долго потом про тебя спрашивал.

– Да?

Вечеров воркования было весьма не много, это тот парень, на которого я облокотилась, когда у меня подкосились ноги.

– Ты ему очень понравилась.

– Что ж, мне лестно, что мое общество ценят так высоко.

Основные темы оказались исчерпанными, но вопросов становилось все больше.

– Я все, ты как?

– Я тоже. У меня предложение…

– Можно я на правах девушки предложу первой?

– Пожалуйста, леди, – изобразил подобие реверанса мой спутник.

– Давай поиграем. В теннис.

Димка явно удивился.

– Настольный, – пояснила я.

– Даже не помню, когда в последний раз играл, но если тебе хочется…

– Просто это единственный вид спорта, в котором тебе со мной будет интересно соревноваться. Ну, хотя бы первые пятнадцать минут.