Девушка на фотографии футболиста Березина. Часть 3

– И это тоже. Хотя тут все зависит от степени сужения сознания. Осмысленность может сохраняться, а может утрачиваться практически полностью.

– То есть, на моем месте мог быть кто угодно?

– Если мои рассуждения верны, то в общем и целом – да.

– Сурово. И что у твоей вампирши с сужением сознания, как думаешь?

– Однозначно не скажу, надо с ней пообщаться, еще лучше – протестировать. К тому же, я не видела ее вчера. Но если ты говоришь, что вела она себя странно…

– А почему у нее именно такая реакция, не другая?

– Вот этот вопрос сложнее. На этот счет существует много теорий и ни одной общепризнанной и устраивающей меня полностью. Как правило, истоки кроются в прошлом опыте.

– Ты узнаешь про нее?

– Ты понимаешь, что это уже совсем личное и у меня нет никакого права лезть к ней в душу? Как и у тебя – требовать от меня этого.

– Знаю.

Стрелок поставил на столик холодный нетронутый кофе. Маша смотрела на его короткостриженые волосы, резко очерченный профиль, глаза, меняющие оттенки от горного хрусталя до мутной воды в луже.

– Я попытаюсь.

– Ты не обязана.

– Ты тоже был не обязан, – она достала кулон со стреляющим человечком и протянула его Жене.

– Он твой.

– Я знаю. Я тебе его только подержать дала и все. Оденешь мне обратно?

Пока Стрелок выполнял возложенную на него важную миссию, Маша продолжала:

– И вообще, хватит киснуть! Подумаешь, девушка поцеловала. Вот трагедия, разберемся!

– Твой был там.

– Кто мой? Что ты там так долго копаешься?

– А что ты так вертишься? Костя.

– Когда?

– Когда заварушка была с тем немцем.

– Как? Почему он мне про это не сказал?

– Чтобы тебе было проще.

– Не понимаю.

Наконец, с цепочкой было покончено.

– Я возьму бутерброд? – аппетит к Жене явно вернулся.

– Он подошел ко мне почти сразу, сказал, что поможет.

– А ты?

– А я сказал, что сам справлюсь. Я был тогда, как бы это сказать…

Конечно, он не скажет, что ему было страшно.

– В стрессе? – подсказала Маша.

– Точно.

– Ему не удалось тебя убедить?

– Он нашел аргумент.

– Какой?

– А ты не догадываешься? Кстати, очень вкусный кофе. Немного холодный, правда.

– Не тяни уже!

– Тебя.

– То есть?

– Он сказал, что ты приедешь.

– А ты?

– Я ответил, что тогда и поговорим.

– А он? Да что ты за рассказчик, из тебя слова не вытащишь!

– Это да, с рассказами у меня не очень. Костя интересовался, где я буду. Я ответил: «Ты знаешь». Вот и всё.

– Хорошенькая история. Представляешь, а я-то думала, что он мне помогал, а на самом деле все наоборот.

Объяснилось многое: и почему не уплыло в сеть видео, пересылаемое от одного к другому, и почему вызвали именно ее, и почему Костя так лихо орудовал в поиске информации.

– Ты думаешь, он сильно во всем этом?

– Вряд ли, на побегушках, скорее всего.

– Он не вернется?

– А ты хотела бы?

– Умеешь ты ставить вопросы, однако. Ладно, у нас мало времени. Голова не соображает, надо заручиться союзниками.

– А мне что делать?

– Мыть чашку и заниматься своими делами. Будем на связи.

– Если бы революции не было, ее стоило бы придумать.

– О какой из многочисленных революций вы говорите?

– О той самой, семнадцатого года.

– Каковы же ваши аргументы в ее защиту?

– Она дала людям надежду на чудо, на то, что все в наших руках, что вместе можно свернуть горы, если захотеть.

– Или шею.

– Или шею, – повторил Фил. – И все же она научила людей мечтать. А это дорогого стоит. Мне кажется, нам сейчас этого не хватает.

– У вас оригинальный аргумент, – констатировала Анна. – Ладно бы выдвижение равенства свобод, высокие темпы развития сельского хозяйства и промышленности, а особенно – ликвидация безграмотности. Но чтобы мечтать…

– Да, именно мечтать. И воплощать мечты. Простые люди до этого могли только мечтать о возможности получить образование, быть равными и добиваться всего своими собственными усилиями. Но им и этого оказалось мало… Они мечтали о большем. Вы только представьте, начало двадцатых. Страна растерзана, разорвана, порицаема всеми, отторгнута. А люди мечтают о космосе, о небе… Пишут книги, записываются в аэроклубы, ведут расчеты. Чтобы потом, измученные войной, стать первыми в космосе. Это трудно вообразить!

– Как трудно представить и то, что на оборонных заводах придется производить сковородки.

– Не без этого.

– Значит, вы не поддерживаете мысль о том, что следует сначала разобраться с собой, своей семьей, страной и планетой, а потом уже приниматься за другие миры?

– Нет. Посмотрите, как мы живем. Как белки в колесе, один день похож на другой. Повседневность и суета. А что после? Что останется после нас? Что скажут о нас потом? Что мы изобрели сотни видов бургеров или тысячу способов продать просроченный товар? Что мы могли сутками смотреть сериалы или рубиться в компьютерные игры? Что вы молчите? Поспорьте со мной, возразите.

– Я бы с удовольствием… Просто у меня самой порой проскальзывает мысль, что все важное сделано еще до нас.

– Мы перестали хотеть прыгнуть выше головы, сделать невозможное…

Глаза парня горели, а легкие пружинки-пряди будто бы кивали, подтверждая сказанное.

– Вы поддерживаете тренера?

– Да, он как раз исключение. Он поставил перед нами задачу, которая на грани наших возможностей, если не выше.

Анна растерялась. Сказать клиенту, что их команда не дотягивает до первого места обидно, но и шапкозакидательство определенно было неуместно.

– Можете не молчать так. Я все прекрасно понимаю: у нас не самая звездная команда, с молодым тренером, еще не совсем сыгранная, не самая обеспеченная, откровенно говоря, с финансовыми трудностями. Но у нас есть мечта.

– Может быть, лучше сказать цель? – предложила ассистентка психолога.

– Нет, цель – это слишком безлико. Это что-то вполне досягаемое, что-то приземленное. К чему нужно последовательно идти. А мечта, по мне, во всяком случае, что-то очень желанное, что может произойти, а может, и не случиться.

– Как посмотреть. Для вас это, может быть, и мечта. А Воротынцев, похоже, поставил перед собой именно цель.

Беседа проходила в кабинете групповой работы, где специально был организован уголок для консультирования – два кресла и столик между ними.

Анна держала перед собой планшет, там на листах она писала порядок вопросов, которые надо было обсудить. Сначала девушка так подробно планировала беседу, что на нее уходило листов десять не меньше. Сейчас их было всего пять.

Сергей же, беседуя, обычно крутил в руке телефон. Это его успокаивало.

– Я могу у вас спросить?

– Да, конечно, – светло-карие глаза с любопытством посмотрели на ассистентку психолога. Футболист пытался крутить мобильный, как будто это спиннер.

– Вам что-нибудь дают наши консультации?

Телефон выскользнул из рук и упал на пол. Аня бросилась его поднимать, Сергей тоже.

– Это необязательно, я бы сам.

– И все-таки. Цел?

– Да, вроде.

Они стояли совсем близко.

– Вы не ответили.

– Я не знаю, что сказать.

– Я вас не заставляю. У нас по плану еще три занятия, но если не хотите… – девушка потянулась за своей черной планшеткой, которую оставила на столе.

– Вы не так меня поняли, – он схватил планшетку с другого края. – Я не знаю, как лучше ответить, чтобы наши занятия продолжались. Если я скажу, что все хорошо, вы же можете их прекратить, а мне этого не хотелось бы. Может быть, мне стоит сказать, что нет эффекта, как вы думаете?

Аня переваривала информацию какое-то мгновение.

– Это значит, что наши консультации вас устраивают?

Она отпустила папку.

– Более чем. А вас?

– В смысле?

– Вас устраивают наши беседы?

– Я же психолог, у нас обычно не бывает выбора.

Он грустно кивнул и девушка начала догадываться, что ее прямота истолкована неверно.

– Вы образцовый клиент. О таких можно только мечтать. Кстати, я не умею мечтать.

– Это как?

– Я люблю четкость, логичность… А мечты, как вы заметили, не совсем четки, не всегда логичны, да и к тому же, зачастую не сбываются, думаю, в семидесяти процентах случаев, если не больше.

Парень положил и телефон, и папку-планшет.

– Если бы все мечты сбывались, то мечта утратила бы ценность. Самые несбыточные мечты одновременно самые сильные.

– Значит, у нас есть шанс.

– У нас?

– У команды.

– Да, у команды.

Тут в дверь постучали.

– Можно? О, простите, у вас консультация, зайду позднее.

– Проходите, мы как раз заканчивали.

Сергей кивнул и прошагал мимо Маши в большой задумчивости, с трудом обогнув ее.

– Что вы тут обсуждали? Вопросы устройства мироздания?

Аня хотела что-то сказать, но психолог ее перебила.

– Я собственно по немного щекотливому делу…

Маша рассказала о приходе Стрелка, предыстории и вчерашней развязке.

– Ты же понимаешь, что это не совсем… корректно, вмешиваться в ее частную жизнь без запроса? Тем более мы коллеги.

– Да. Но разве ты не чувствуешь, что там что-то есть?

– Психологическая травма? Предполагаю. Есть определенные предпосылки.

– Хотя у кого этих травм нет, – добавила Маша.

– Да, но не все психологические травмы проявляются так… ярко.

– Согласна. Я не могу тебе приказать, но могу попросить помочь разобраться. Раз ко мне обратился Женя, то нужно постараться как можно меньше затронуть Сашу.

– Вероятность не велика. Подсчитать?

– Не надо. Давай лучше подумаем, что делать. Если ты, конечно, согласна. Присядем?

– Хорошо, – Саша взяла планшетку и открыла чистый лист. – Начнем с фактов. Первое: Саша любит черный цвет, шипы, металл. Само по себе это не преступление. Но она к тому же поклонница психоанализа, интересуется темой смерти…

– Не очень положительного мнения о человечестве, мягко говоря, – подхватила Маша. – Вчера оказалась в психотравмирующей ситуации. Не пострадала. Однако потом вела себя не типично. Высказала высокую долю расположенности по отношению к человеку, к которому ранее испытывала негативные эмоциональные состояния.

– На какой вопрос мы должны ответить?

– Почему у нее сформировался именно такой тип реагирования. Проще говоря, почему она стала такой.

– Нам нужны гипотезы, – акцентировала внимание Аня.

– Я думала над этим, – Маша заправила выбившуюся прядь. – Давай проанализируем отношения: семейные, дружеские, любовные и деловые. Какие-то из них были нарушены, если не все сразу.

– Предлагаю сузить проблемное поле: деловые отношения не будем рассматривать в качестве значимого фактора, так как личностные и поведенческие особенности были проявлены до активного включения в профессиональную деятельность.

– Согласна.

Подумав, Маша добавила.

– Аня, ты не обязана мне помогать, то, о чем я тебя прошу, не входит в перечень твоих должностных обязанностей.

– Я знаю, – девушка поправила очки. – Ты мне поверила. Хоть была и не обязана.

Девушки разделились. Маша отправилась собирать информацию о своей ассистентке в университет, пытаясь найти значимых для нее людей и сферы деятельности, а Аня на месте анализировала факты из ее резюме и работала с данными в интернете.

Преподаватели, с которыми удалось пообщаться девушке, отмечали добросовестность Саши, ее старательность, ровность в учебе. В целом же, кроме ее внешности, она на их взгляд, ничем не привлекала внимание, не состояла в активе факультета или университета, профкома или какого-то добровольческого объединения.

Маша побеседовала и со своей знакомой по студсовету, одногруппницей Александры. Та не пролила больше света на личность поклонницы Фрейда. В группе она держалась достаточно обособленно, была остра на язык, любила ужастики, вообще все мрачное и устрашающее, в коллективных делах любила быть «за кадром», например, никогда не играла в сценках, зато с удовольствием сидела «на звуке». Иногда, очень редко она уезжала дней на десять. В группе к ней относились хорошо, но после выпуска отношения не поддерживали.

Маша не нашла то, чего искала – людей, которых Саша могла назвать друзьями или группу, которая могла бы пролить свет на внутренний мир девушки.

Аня разыскала школу, в которой обучалась ассистентка психолога, но тут выяснилось, что она находилась на семейном обучении, поэтому много информации тут почерпнуть не удалось.

Получалось противоречие: насколько девушка казалась яркой, самобытной внешне, настолько безликой, заурядной внутри: ни школьных или университетских друзей, ни любовных историй, ни чего-то еще, что могла сделать ее психологический портрет более полным.

В социальных сетях у нее был закрытый профиль, друзей около двадцати, на странице – анонсы песен и фильмов, никаких личных мыслей.

На работу Маша вернулась уже ближе к вечеру.

– Аня, что у тебя?

– Информация явно неполная. Среди друзей в сети нет обучающихся школы, к которой она была прикреплена, или одногруппников. Не могу понять, что их объединяет. Может быть, интерес к кино или музыке, но это гипотеза. Резюме тоже достаточно лаконичное.

– Итак. У нас есть девушка, достаточно закрытая, социально пассивная с минимальным количеством друзей. К тому же, она была на семейном обучении. Что это нам дает?

– Семейное обучение – дорогое удовольствие. Возможно, у нее обеспеченные родители.

– Саша училась на бюджете, а вчера ей не хватило денег на такси.

– В высоком проценте случаем на домашнее или семейное обучение уходят, если есть проблемы с физическим или психическим здоровьем.

– Психопатологии?

– Как вариант.

Маша задумалась.

– Неужели мы бы не заметили?

– Они могут иметь латентные формы.

– Как нам это проверить?

– Можно посмотреть в отделе кадров медицинскую книжку, там должно быть заключение психиатра и других специалистов. Но сегодня, я полагаю, уже поздно.

Маша посмотрела на часы: действительно, рабочий день уже закончился.

– Тогда завтра с утра сможешь этим заняться?

– Конечно. Были ли вести от Бегового?

Теракт совпал с днем, когда играла сборная. Наша команда встречалась с испанцами и проиграла. Егор стоял в воротах.

– Нет, но завтра после обеда он должен уже выйти, как и другие сборники.

– Может быть, мои наблюдения ошибочны, но он капитал команды, и. судя по психологической литературе, от его настроя во многом зависит успех команды. Хотелось бы достичь поставленной на сезон цели.

– Хотелось бы, безусловно. Я мечтаю увидеть, как ребята поднимут над головой кубок. Но придется хорошенько потрудиться.

– Я тоже об этом … мечтаю.

Егор не хотел никого видеть. Он лежал на диване, пытаясь заснуть, потом листал новости в интернете, бесцельно переключал каналы, даже не пытаясь вникнуть в суть происходящего. Его дебют в сборной был омрачен пропущенными голами. Он так долго мечтал стоять в воротах, защищая цвета своей страны, что ему трудно было вспоминать моменты ненавистного матча.

На одном канале спорили о политическом статусе соседнего государства («Что, в своей стране проблем что-ли не хватает?»), на другом, кстати, тоже. На следующем – говорили о прошедшем матче, причем в весьма нелестном ключе. Каждое слово как ножом по сердцу. Несколько юмористических программ, от которых, почему-то смеяться не хочется вовсе, песни, похожие одна на другую. И реклама, реклама. Много рекламы. В одном из роликов белозубой голливудской улыбкой во все тридцать два зуба улыбался Березин, рекламируя очередной волшебный шампунь. Парень с презрением отшвырнул пульт. Мысли лезли в голову. Много мыслей.

Но тут в дверь позвонили. Футболист решил не вставать: пусть уходят, но звонок продолжал резать по ушам. Парень распахнул дверь.

– Привет, – в дверях стояла Маша, у нее в руках был пакет. Девушка улыбалась.

– Ты последняя, кого я сегодня хотел бы видеть, – дверь захлопнулась.

Сейчас она уйдет.

Но она не ушла. В дверь снова позвонили.

– Что тебе нужно?

– Ты же заигран за сборную, хотела тебя поздравить…

– Ты издеваешься? Ты матч видела? И вообще, знаешь что, я решил, что в моей жизни слишком много психологии. И психологов. Думаю, мне стоит воздержаться от консультаций.

– Так я не за консультацией, – сказала девушка уже без тени улыбки.

– И прекрасно. Завтра буду на базе, никуда не денусь.

Егор стоял в дверях, а Маша так и не переступила через порог.

– Это все?

– Не совсем, – девушка протянула ему пакет. – Возьми.

– Что это?

– Пирожные.

Прежде чем парень сориентировался, Маша развернулась и скрылась на лестнице.

Оказавшись в квартире, Егор поставил пакет у входа и снова улегся на диван. Так будет лучше. Давно пора. Без нее было спокойнее. И лучше. И проще. Или?

Или. Мгновение спустя он бросился из квартиры вон, стал судорожно нажимать кнопки на лифте, который, как назло, ехал катастрофически медленно.

Оказавшись на улице, он осмотрелся, кинулся в одну сторону, другую, но Маши нигде не было.

В отчаянии он решил пойти пешком и позвонить девушке, чтобы извиниться. К его удивлению, знакомая мелодия заиграла этажом выше. Маша сидела в оконном проёме. Она казалась озабоченной. Егор сбросил вызов и сел рядом.

Они молчали.

Окно выходило на двор, щедро припорошенный листвой. В осенних вечерах много грусти. Порой кажется, что не только деревья теряют листву. Но и мы сами теряем нечто для нас дорогое…

– Пойдем пить чай? – едва слышно предложил Егор.

– Знаешь, что я сейчас чувствую? – Маша развернулась лицом к собеседнику.

– Могу предположить, – пытался отшутиться парень.

– Я чувствую себя полной дурой. Пришла такая, не позвонила, не предупредила. Да еще и с пирожными этими. Тоже дурацкими…

– Ну, насколько они дурацкие, мы еще можем проверить, – улыбнулся он.

– А что чувствуешь ты? – не поддалась его тону девушка.

– Ты действительно хочешь знать?

– Да.

– Я чувствую себя последним придурком. Ты пришла ко мне поздравить, да еще с пирожными, а я захлопнул дверь. Мне приятно, что ты пришла, правда. Но и бесит жутко.

– Почему?

– Да потому что тебя слишком много. Ты и так в моей голове. Я все думаю, что ты скажешь, когда меня увидишь, об этом матче тоже… Не знаю, как тебе объяснить.

– Я понимаю.

– Сомневаюсь, – усмехнулся голкипер.

– В психологии считается, что для человека огромное счастье, когда он поселяется в голове другого. Он как будто делится частью своей личности и продолжает жить в другом. Это называется персонализацией. Мне приятно, что я вхожу в твою внутриличностную группу.

– Вот как…

– Но ты, видимо, хочешь от меня избавиться.

– Не то чтобы избавиться, я не знаю…

– Кстати, ты тоже живешь у меня в голове, иначе я бы смогла дождаться завтрашнего дня.

Наконец, девушка улыбнулась.

– Так как насчет чая?

– Нет, думаю, не стоит.

– Ну, раз у меня праздник, могу я в качестве подарка сегодня говорить с живой тобой, а не тобой в моей голове?

– Поздно.

– Совсем? Или ты о чем?

– О времени.

– Я тебя потом отвезу.

Маша так внимательно смотрела в глаза футболисту, будто пытаясь проникнуть ему в голову. Парень выдержал ее взгляд и подал руку, призывая встать.

Поднимаясь вверх, Егор рассмеялся.

– Ты не ушла, потому что знала, что я передумаю?

Зеленые глаза искрились.

– Согласись, в подъезде разговаривать теплее, чем на улице.

– Ты, конечно, можешь отказаться от моих услуг, но я бы рекомендовала тебе наоборот походить на занятия, мы поищем для тебя оптимальные копинг-стратегии, – Маша вещала, уплетая сладкое.

– Это что еще такое?

– Подумаем, как лучше справляться со стрессом. Тут у каждого свое. Кому что подходит.

– А тебе?

Они сидели в гостиной на большом бежевом кожаном диване, рядом – журнальный столик, напротив – огромный телевизор.

– У меня несколько вариантов: могу убираться в доме, гулять, читать книги, есть дыхательная техника, тоже помогает. Есть и дневник, где я записываю переживания. И подруги, конечно, мама. А еще у меня есть коробочка счастья.

– Вот с этого места поподробнее.

– Там собраны какие-то мелочи, для других людей это ничего не значит, а для меня… Там, например, есть камень, который я привезла, первый раз оказавшись на море, есть билеты фильмов, музеев, которые произвели на меня впечатления, записки, лепестки цветов и много всякой всячины. Кстати, там есть один интересный экземпляр.

– Какой же?

– Это ручка.

– Ручка?

– Да, обычная шариковая ручка. Та самая, которой я подписала фотографию из твоего кошелька.

– Вряд ли это был для тебя счастливый момент.

– Это была часть поездки, в которую я узнала тебя получше. Вообще, это была приятная поездка.

Егор чуть приподнял уголки губ.

– Еще чаю?

– Можно. Я хотела тебе сказать…

– Так говори.

– Что бы знал…

–Да говори уже!

– Мне все равно, сколько голов ты пропустишь, думать о тебе от этого хуже я не стану. Главное, чтобы ты из-за этого хуже о себе не думал. Не накручивал себя. Но если ты посвятишь мне какой-нибудь сухой матч или серию, я буду только «за».

Девушка рассмеялась.

– Тебе помочь убрать?

– Не надо, я сам.

– Тогда мне пора, – Маша начала собираться.

– Уже поздно.

– Я вывозу такси.

– Я тебя довезу.

– Не надо, тебе нужно набираться сил. Спасибо за чай.

Парень глубоко вдохнул.

– Сегодня был чертовски тяжелый день, – Егор медлил. Наконец, он решился продолжить. – Я не хочу, чтобы ты уходила. Но не могу придумать причину, чтобы ты осталась.

Маша посмотрела на голкипера, этого великана. Доброго, такого уверенного, решительного, жизнерадостного внешне и такого противоречивого, чуткого, ранимого внутри. Видимо, у него сегодня, и правда, тяжелый день.

– Давно не смотрела хороших фильмов.

До Егора не сразу дошло. Маша выждала паузу.

– У меня много хороших фильмов скачано, – наконец, до него дошел смысл подсказки.

– Ну, если фильмы действительно претендуют на это звание, я бы составила впечатление. Пожалуй.

– А если сериал?

– Пусть будет сериал.

Маша лежала на диване, укрытая пледом, а парень с подушкой расположился на пушистом ковре ниже. Оказалось, они оба не смотрели последний сезон суперпопулярного сериала, где идет речь о борьбе за власть в вымышленном мире. Они обменивались комментариями, шутили.

В какой-то момент Егору показалось, что Маша заснула.

– Почему так получается, чем дальше я пытаюсь от тебя быть, тем ближе ты оказываешься?

Девушка зашевелилась.

– Думал, что ты спишь.

Маша сползла с дивана вместе с пледом, присела рядом с Егором и укрыла их обоих.

– Потому что ты странный человек: когда другим плохо, ты рядом. А когда тебе плохо, то никого не подпускаешь.

– Никого, значит?

– Ну, почти никого.

Утром Маша обсуждала с Аней свои идеи относительно поведения Саши.

– Я вчера беседовала с одним человеком, и он навел меня на одну интересную мысль. Мы все хотим продолжиться в других людях, создать себе будущее, выйти за рамки сознания. А у Саши этого не чувствуется. Словно она пытается наоборот отгородиться от мира. Вот только зачем?

Пока психолог рассуждала, ее ассистентка просматривала документы и, нахмурившись, сосредоточенно стучала пальцами по клавиатуре. Маша уже стала подозревать, что ее не слушают. Но она недооценила Анну.

– С высокой вероятностью, думаю, я установила причину.

– Что там?

– У нее третья группы инвалидности. Стопроцентной уверенности у меня нет, но полагаю, что это существенный фактор.

– Ты уверена?

– Да. Заболевание крови. У нас есть ее прописка. Можно установить поликлинику, к которой она прикреплена и вычислить ее лечащего врача, побеседовать с ним…

– Не надо, так глубоко мы заглядывать не будем. Если у нее серьезное заболевание, то Саша вполне может иметь ограниченный образ будущего, стремление сузить социальные контакты, чтобы обезопасить от потери тех, с кем общается. Объясняется и интерес к смерти, это чистой воды рационализация.

– Но, как писал Фромм, – продолжила ассистентка, – потребность в принадлежности и социальной укорененности никуда не исчезла, а была подавлена.

– Прекрасно, Аня. И подарки профессора принесли свою пользу.

– Ирония или сарказм? Однажды я научусь различать оттенки юмора, – посетовала ассистентка психолога.

– В ситуации стресса произошла разблокировка, так как сознательный контроль был ослаблен, и потребность опредметилась в виде Жени.

– Достойная работа, – одобрила Аня. – Только все это гипотеза. Как ее проверить?

– Я побеседую с Сашей и все пойму. В любом случае, мы можем дать Стрелку объяснение, и он успокоится. Я надеюсь.