Тёмное фэнтези, тёмная фантастика

Статуи стояли на постаменте. Похоже, сделаны в натуральную величину. Во всяком случае, задняя часть таких хорошо бы вписалась как раз в те кресла. И кнопки были бы в пределах досягаемости верхних конечностей…

Первым стоял явно мужчина. Это нетрудно было определить – он был и выше, и мускулистей, и агрессивней. Весь его вид говорил – вперёд!

Да, такой не остановится. Мощный торс, огромные мускулы бочкообразных ног и рук. Голова, сразу – без намёка на шею – переходящая в грудную клетку. Огромный объём лёгких. Относительно человеческих, пропорции были несколько искажены: ноги короче и мощней, руки – сильней и длинней, торс – длиннее и шире, голова мельче.

Кроме того, лицо было явно поперёк шире, что придавало мужественному и сосредоточенному взгляду выражение, присущее, скорее, не человеку, а питекантропу. Во всяком случае, сходство усиливали мощные надбровные дуги, и глубоко сидящие глаза.

Волосы на голове тоже имелись – они лежали надо лбом и всей головой странной овально-приплюснутой причёской. И из-за неё совершенно не было видно ушей. Место носа занимала небольшая выпуклость, в которой располагались два отверстия – ноздри. Рот плотно сжат, и зубов не видно. А жаль – вот антропологи переругались бы…

Кулаки мужчины стиснуты – словно он готов вступить в схватку! С кем угодно – чтобы добиться, пройти, защитить, отстоять…

При росте побольше семи футов он производил потрясающее впечатление: уж такой точно – и защитит и отстоит!

За ним и располагались объекты его заботы – женщина с ребёнком на руках.

Пропорции женщины смотрелись куда грациозней.

Но красавицей назвать её всё же язык не поворачивался. Настолько непривычно мощной была и её мускулатура – что на стройных (Ну, сравнительно с мужскими!) и относительно более длинных ногах, что на животе. Талии как таковой не было вовсе, грудь же казалась небольшой и немного плосковатой. Лицо…

Пожалуй, его можно было назвать привлекательным. Миловидным. Торс и грудная клетка женщины оказались раза в полтора тоньше, чем у мужчины. Что же до ребёнка…

Скорее, он напоминал шар. Шар с пришлепанной сверху полусферой головки, из которого в произвольном порядке торчали четыре толстеньких отростка конечностей. По длине и толщине ручки от ножек пока нисколько не отличались, и были увенчаны пупырышками крохотных пальчиков.

Непонятно… Он готов был голову прозакладывать за то, что эти крупные и сильные существа дышат, и строят обмен своих веществ на кислородной основе – ничто другое не подошло бы для такой конструкции. Или?..

Нет, наверное, всё-таки правы те ребята на Базе, которые считали, что метан и аммиак – только агенты для консервации. Но совсем не в том смысле, какой они имели в виду!

Нет, метаново-аммиачная пробка Курганов нужна вовсе не для стабилизации и сохранности механизмов, или ещё чего внутреннего. Это – блок. Внешний.

Страховка Корабля от того, что его наводнят неразумные и негуманоидные твари, ещё не открывшие межпланетные сообщения и скафандры. А неразумный «кто попало» вовсе не нужен этим братьям по разуму…

Ничего не скажешь – жестоко, но… Рационально.

В очередной раз почесав гермошлем на затылочной части, Майкл подивился причудам гуманоидной эволюции. Неужели… Вот с такого Природа начинает, и монстрами зелёного цвета с огромными грушами на тонюсенькой шее, заканчивает?..

Впрочем, как он уже много раз себе напоминал – это не его собачье дело. Его дело – доставить отснятый материал. Да и самому выбраться живым. И желательно уже побыстрее!

Поэтому он не стал осматривать четвёртый коридор, а двинулся сразу в зал перемещений. По «местным линиям». Встал, нажал.

Отлично! Его расчёты полностью оправдались – судя по знакам под чертой, он на Луне.

До чего приятно вернуться к маленькой, но такой родной, гравитации, и тусклому свету трёхъярдового колпака!..

Только теперь он осознал, до чего устал. Размышлять над всякими вселенскими проблемами, конечно, хорошо, и если бы не они… Скажем прямо – если бы он задумывался над всеми опасностями, которые его могли – и реально, подстерегали! – в столь безрассудном путешествии, он никогда бы на него не решился. Ведь он не герой. Но…

Он словно сам себя загипнотизировал на это!..

А ещё вопрос: он ли это загипнотизировал себя?!

Теперь же, когда всё позади… Что ждёт его там, снаружи?

Засекретят ли его результаты всякие ретивые чиновники и агенты от Служб Безопасности?

И… Не предпочтут ли попросту убить его, и сообщить всем, что он сгинул навсегда в глупой и безответственной попытке?

Оптимизма такие мысли отнюдь не вселяли. Однако выходить всё равно придётся.

Тяжко вздохнув, помолившись, и мысленно попросив удачи, он шагнул в «местную» площадку, приготовившись спружинить ногами падение с пятнадцати футов.

Но падение оказалось вполне комфортным – кто-то умный позаботился под «мусорным местом» поставить нечто вроде батута: прочно натянутое на трубчатый каркас брезентовое полотнище смягчило удар, и даже подбросило его ещё разок – но уже только на ярд.

Он развернулся, оглядываясь. Ноги вновь тряслись. Нет, всё в порядке…

Господи! Он жив. О чём он и поспешил сообщить по рации, глядя, как к нему бегут, наводняя эфир приветственными и радостными криками, скафандры коллег, и тех, кто работал на очистке макушки Кургана…

Ох, какое счастье! Он Дома. И он жив! Как бы ни было интересно и таинственно ТАМ, в лабиринтах Чужой цивилизации, как хорошо всё же здесь, ДОМА! Дома…

И… Что же чувствовали ОНИ, там, у себя на Родине, тщетно рассылая в разных направлениях сквозь бездонные ледяные, равнодушные и смертельно опасные глубины Космоса, десятки и сотни Посланников-кораблей, раз за разом убеждаясь, что и здесь, в очередной молодой системе, ещё никого не…

И вновь – нужно искать… строить Курганы… и ждать… Ждать.

Какая жуткая вещь – Одиночество!

Своих слёз и рыданий, разносящихся на весь эфир, он не стыдился.

Юлия

Вначале Артём услышал смех.

Смеялась женщина.

Смеялась весело и беззаботно – так, как смеются только молодые. Когда вся жизнь впереди, и не нужно беспокоиться о ворчливых соседях и кровяном давлении…

Артём подумал было, что это – у соседей за стеной. Однако – нет. У этих нет никого молодого. Там живёт пожилая чета с маленькой собачкой. И если бы к ним пришёл кто посторонний – собачка заливалась бы оглушительным лаем. Как она всегда встречает даже почтальоншу.

Других же соседей попросту не слышно: сосед сверху положил при ремонте звукоизоляцию, и теперь даже если гоняет свои чёртовы Хард Металл и Панк-рок, звуки проходят только со стороны окон. Соседей снизу Артём знал плохо – но и там жила семья среднего возраста. И достатка. И – бездетная.

И вряд ли хоть к кому-то пришли гости во… – сколько там? – в полдвенадцатого.

Смех повторился.

И Артём с некоторым раздражением и испугом вдруг понял, что смеются-то – в его квартире.

Полный дурных мыслей и предчувствий, он вылез из-за компа. Двинулся в обход.

Так. На кухне, откуда, как он первоначально посчитал, и идёт звук – никого. Ну, разве что «шалунья» спряталась за мусорное ведро. Ха-ха.

В зале, ванной и туалете – тоже никого. Балкон… Хм. Нет, и здесь никого – он даже открыл шкаф с барахлом. Ну и глупость! Померещится же такое!..

Он сел было снова в Одноклассников, но смех раздался опять – на этот раз не такой весёлый, а, скорее, издевательский.

Нет, это точно – на кухне!..

Пока женщина смеялась, он крадучись (За что сам себя постыдился!) пробрался к двери.

Проклятье!.. Не хотелось бы, но пришлось чувствовать себя полным идиотом: кухня оказалась пуста. Но смешки явственно доносились из её пространства!..

Встав в дверном проёме, Артём легко обнаружил источник звуков: в метре над третьей табуреткой.

Сейчас, с его появлением, смех прекратился. Но явственно слышалось шумное дыхание. По нему Артём понял, что… В кухне действительно кто-то есть. И этот кто-то видит его – растерянного, небритого, в драной домашней майке и растянутых тренировочных, «спортивных» штанах.

И впечатление он на этого «кого-то» явно произвёл поганое: раздался тихий, но отчётливо пренебрежительный смешок. Да, женщина – однозначно!!!

Волосы на затылке явственно зашевелились и встали дыбом – а на шее Артём ощутил холодный пот.

Чё-ё-ё-рт! У него – глюки, словно у завзятого наркомана! Может, пересидел за компом?!

Или – ещё хуже. В квартире завёлся человек-невидимка!.. Вернее – женщина-невидимка.

Как ни странно, несколько отрезвила его мысль о том, что скажет жена, обнаружив незнакомку… Да есть ли эта самая незнакомка на самом-то деле?!

Сглотнув, укусив себя за нижнюю губу, и таким образом убедившись, что не спит, Артём быстро сделал два шага и обеими руками охватил пространство над чёртовой табуреткой.

Ф-фу… Никого. Ему сильно полегчало. Он вдруг понял, что все мышцы свело, словно судорогой, и опустил похолодевшие руки вниз. Блин! Надо же… Чуть не попался!

Вот так люди и начинают слышать голоса, видеть барабашек, эльфов или гоблинов, и рассказывать, что они беременны от инопланетянина…

Никого, конечно, на табурете не оказалось. В-смысле, материального.

Но на всякий случай, чувствуя себя уже полным дебилом, Артём обошёл всю кухню, водя руками, и пытаясь достать во все углы, и нащупать…

Он не знал, что он там намеревался нащупать – поэтому и прекратил, только убедившись, что действительно, никаких невидимок на кухне нет. Он вернулся за комп. Почесал бедро, щиколотку, и всё явственней проступавшую обширную плешь – проклятые комары!

Мало, что искусали все руки и ноги, так теперь ещё и за голову цапнули – под рукой нащупался здоровенный расчёсанный прыщ. Пришлось встать, и прижечь его одеколоном жены. Прыща это не «испугало» – он знай себе продолжал чесаться.

Артём оглянулся на открытое настежь окно, за которым ещё светлела вечерняя заря июльской ночи. Комары, конечно, летят… Но ведь не закроешь же – духотища страшная.

Пытаясь абстрагироваться, он застучал по клавишам.

Происшествие оставило гадливое чувство собственного кретинизма, и крохотный червячок сомнения – адекватно ли его восприятие реального мира…

Может, нужно меньше… Общаться виртуально?..

Через день ситуация повторилась.

Поскольку вечером жена снова отбыла на дежурство в свою терапию, Артём, поужинав, снова зависал в Сети. Правда, теперь читал – нашёл интересные подробности о рыболовных снастях. Было, кажется, ещё душней, чем накануне – он снял даже майку.

На этот раз ему послышался не смех. Странно знакомый голос звал его по имени:

– Артём!.. Артемка-сластемка!.. Иди сюда, дам тебе конфетку!

Вот теперь настал черёд испугаться по-настоящему!!!

Так Артёма звала только его Первая. И – только когда предлагала… Себя!

На этот раз он покрылся липким ледяным потом сразу – ещё не встав со стула. Огромные мурашки – да что там мурашки – жуки! – бегали по всей спине и шее!

А ведь он знал!.. Он ещё тогда – в первый раз! – понял, что это приходила ОНА.

И подсознательно всю жизнь знал: рано или поздно этот день наступит. Юлия придёт за ним. И уж тогда-то никуда он не денется…

Жаль-то как. Дожил всего до пятидесяти… С небольшим.

С чувством осуждённого, восходящего на эшафот, он двинулся на голос: на этот раз в зал.

Тянуть с разборками он смысла не видел. Уж если началось – значит всё. Кранты. Крыша съехала, совесть одолела.

Ну почему, почему он тогда сбежал?! Может, и не любил, как уверял – и её и… себя?..

А позже, когда она сказала, что беременна – испугался? О, да: испугался-то он точно! Ответственности. Пелёнок и неизбежной и неистребимой вони от мочи… Гарантированных ежедневных скандалов с предками – жить-то пришлось бы у него. А характер что у его матери, что у его «девушки» – тот ещё… Не пришли бы к «консенсусу».

Вот он и сбежал в Москву.

Но ведь Юля умерла вовсе не из-за него! Она и вышла замуж, и нормально родила… И лишь в тридцать шесть скончалась от рака пищевода.

И все эти годы для него – словно и не было их… Рана свежа. Мучительной тяжестью сердце сжимает стальная рука совести, и к горлу подступает тошнота – виноват… Бросил… Обманул…

То, что он увидел в зале, в сумрачном свете заходящего солнца, сразу вернуло его на землю из заоблачных далей мистики и самоедства.

Картина выглядела дико, безумно. Здесь уж не до самокопания…

Просто – страшно.

На высоте примерно метра над его любимым креслом прямо в воздухе висели…

Два глаза.

Выглядели они так, как Артём однажды видел в каком-то научно-популярном фильме: со зрительными нервами, идущими куда-то назад и вверх, с вращающимися круглыми яблоками, и странным, немигающим выражением… Тут же он понял, в чём дело: не было глазниц, бровей, ресниц, лица – вообще, всего того, что должно окружать нормальные женские глаза!

А так, вроде, глаза смотрели на него даже без укора… Получается – даже хорошо, что причиндалов, делающих всю эту мимику, нет!

Но всё равно – горло Артёма перехватило. Ноги задрожали. Он судорожно вздохнул.

Однако сказать не успел ничего.

Голос, этот до боли знакомый, и ни чуточки не изменившийся голос, произнёс откуда-то из воздуха, из места чуть пониже глаз:

– А-га, вот и ты. Ну иди же, маленький, иди скорее!.. Мама приготовила конфетку!..

Интонации резанули по сердцу мучительной лавиной воспоминаний: да, она так и говорила с ним… Словно мать с непослушным и неразумным малышом. А ведь он всего-то на три месяца младше!

Вдруг волна возмущения залила затылок и лицо: он не мальчик! Он уже – взрослый, состоявшийся мужчина! Да и мертва она давно, его «первая любовь»!..

И вообще: что это за бред – почему Призрак его бывшей не может явиться сразу весь, и во плоти – ну, вернее, не во плоти – а, в-смысле, цельным изображением?! То есть так, как положено порядочным Призракам?!

Ощутив, что сбросил оковы гипноза, (Он – не кролик!) Артём почти спокойно подошёл, и протянул руку…

А лучше бы он этого не делал.

Потому, что глаза – оба яблока – остались на месте, и его покрытая липким потом ладонь ощутила мягкую упругость и холодную скользкость поверхности левого яблока…

Да, оно висело там! Материальное, и несомненно существующее! И вывернулось кверху – взглянуть на него!

Автоматически застыв, и не убрав ладонь, он ощупал и круглую выпуклость, и мягкую податливость, и движение – трение чего-то скользкого, словно рыбье брюхо, о ладонь!

Голос Юли нельзя перепутать ни с чьим. Она пошло хихикнула:

– Может, хватит «прелюдии»? И шалунишка перейдёт непосредственно к делу?..

Вселенная вокруг него бешено завертелась, в ушах громко зазвенело.

Увидел стремительно приближающийся ковёр, Артём ещё успел понять, что теряет сознание…

Он очнулся сразу.

Понял, что уже глубокая ночь. В зале было темно – только из спальни просачивался розоватый свет – торшер. Артём не придумал ничего лучше, как со стоном сесть, а затем и встать.

На голый живот налипли крошки и ворс – ковёр давно никто не пылесосил. Спина… Замёрзла.

Он включил люстру. Никого. Разминая себя руками и отряхиваясь, Артём глубоко дышал, уже не сомневаясь, что на сегодня компьютера – хватит!

Но на всякий случай опять обошёл всю квартиру – заглянул даже в туалет.

Точно – никого. На часах значилось – одиннадцать тридцать две. А от компа он отошёл… Хм. Надо же – провалялся почти час! Может, перенапрягся на работе?

Дневные заботы пронеслись перед внутренним оком: планёрка, заводской цех с макетным образцом, разборки с мастером участка, обед… Затем – снова КБ, с его старинными кульманами, и стариками за ними. И компами – за ними, используя всё богатство софта, работали молодые, ретивые. Нет, сам он уже ничего не чертил… Но по должности всё равно – регулярно проверял, как что идёт у кого. Шло, вроде, неплохо – только медленно. Да оно так, по-старинке, с проверкой и перепроверкой – и лучше. Надёжней.

Но вот устать настолько, чтобы видеть жуткие глюки, характерные, скорее, для фильма ужасов, он не должен. Может, поел чего не того? Тоже – нет. Что обед, что ужин – пресные, обычные. Борщ – он и есть борщ: что в котелке, что жена давала с собой подогреть на работе, что дома – в восьмилитровой кастрюлище.

Артём только теперь заметил, что застыл, как придурок, перед экраном компа, пялясь в черноту отключённого автоматом экрана… Он поёрзал мышкой. Экран возник – словно из небытия. Что за чертовщина сегодня… да и позавчера – с ним происходит?! Неужели это – наказание?

Тогда – почему оно опоздало почти на сорок лет?!

Может, показаться… врачу? Специалисту?

Он покачал головой – не-е-ет, он, может и псих – но псих пока вполне разумный. То есть – себе на уме. Его визит к психиатру обязательно какая-нибудь зараза да углядит! В крохотном городишке ни от кого не скроешься! Тогда коллеги замордуют приколами и насмешками!

Ощупав своё сознание придирчивым «внутренним оком», он подумал, что, конечно, по-идее, должен бы заметить что-то новенькое в Разуме… Но – ни фига не замечает. Разве что цвета на мониторе оказалось видно ярче и лучше, чем обычно… Но это – скорее всего от часового отдыха глаз…

Артём не придумал ничего умнее, как выключить оборудование, и отправиться в ванную – чистить зубы и мыться.

Спал хорошо – сам удивился.

Разбудила Ксения – несмотря на все её старания, повороты ключа в скважине гремели на всю квартиру. Но Артём продолжал лежать – они так «играли». Словно всё в порядке, и он мирно спит.

Ксения как всегда принесла что-то съедобное – он услышал скрип дверцы холодильника, и шум от загружаемых в него пакетов с продуктами. Отлично – а то этот борщ ему уже поперёк…

Но вот она закончила с делами, и зашла – он прикрыл глаза плотнее.

Как же, обманешь её!..

– Тёма!.. Хватит щуриться – я знаю, что ты проснулся. Вставай – десять минут восьмого!

– Ну как там, на работе? – «Тёма» всё же решил понежиться, потягиваясь. Время терпело.

– Да как всегда. Никто не умер – если ты об этом! – «мягкий и неназойливый» юмор жены лет двадцать как сидел у него в печёнках. Но – тут уж ничего не поделаешь! Кажется, все хирурги отличаются как раз таким. Плоским и примитивным. А ещё бы: ведь им-то как раз и нужен такой заслон – чтобы отгородиться от людских страданий и утрат… Иначе – если станешь сочувствовать каждому – точно спятишь!

– Ну и слава богу. – Артём поймал себя на том, что почти проворчал это, словно брюзгливый старикашка. Лежать почему-то расхотелось. Нет, так нельзя. Он сменил тон, – Там ещё остался…

– Да, я уже видела. – отозвалась супруга, вытаскивая массивное, но крепкое тело из платья, – Я им ещё пообедаю. А так – на работе перекусила… Так что – только спать!

Одевая носки, он вяло констатировал, что розовые трусики – скорее, трусищи! – жены вообще никак не откликаются в нём нигде – ни в душе, ни в… разных органах. Но дело, наверное, не только в привычке. И растянутой ночнушке.

Всё же она слишком… Большая. Рядом с ней он казался самому себе – недомерком. А ведь они одного роста. Только она на сорок кило потяжелее…

Отвернувшись к окну, он встал и натянул брюки.

– Возьми там, в шкафу – новую рубашку. Ту, голубоватую… – жена, уже в двух бигудях, откинулась на нагретую им подушку, – Ну, спокойного дня!..

– Ага. И тебе – сладких снов. – он задёрнул плотней занавес на окне, и вышел.

На кухне выяснилось, что в банке закончился растворимый кофе. Пришлось заварить чай.

Чая он не любил, но признавал – мозг тот встряхивает куда лучше. Так что оба бутерброда – с сыром и колбасой – смело им запивал, не забыв и сгущённое молоко: жена каждый день открывала новую банку. И сделать что-то с этим, как и с её неуёмным аппетитом, не представлялось возможным. Разве что побольше отъесть и отпить от всего, что она днём, проснувшись, и включив ящик, всё равно прикончит под тупые скандально-разборочные и свадебно-разводные передачи, которые Артём тихо ненавидел.

В туалете он, справляя малую нужду, вначале тупо пялился – не мог понять! – а затем с шевелящимися волосами боялся поверить: из задней стены сквозь циновку с видами каких-то тибетских монастырей, и широкой рекой, явственно проступали… Чьи-то груди.

И не обвислые гигантские мешочки, как у жены – а упругие и налитые, как у…

Чёрт! Проклятье! Что же это за!..

Но рука как-то сама, тянулась – проверить бы…

Сжав зубы так, что из дёсен потекла кровь – он почувствовал её вкус! – он вышел и выключил свет, даже не обернувшись.

У него всё в порядке.

Он нормален. Он – нормален… ОН – НОРМАЛЕН!!!

Пропади оно всё пропадом.

На работе он работал – то есть контролировал подчинённых.

Давно прошли светлые и наивные времена, когда он, не отрываясь, мог зависать у кульмана по восемь часов, вычерчивая и снова сердито стирая, пытаясь улучшить. Доработать. Добиться совершенства форм и содержания.

Нет – теперь почти всё рассчитывают и вычерчивают чёртовы электронные мозги и принтеры: задача простого инженера – только следить, чтобы всё это имело смысл и верные параметры. А его, как главного в Отделе – чтобы всё сделали… Вовремя!

Артём не обольщался: ему до пенсии четыре года. И его место – синекура. Для матёрого и отдавшего зрение и здоровье делу – ветерана. А когда его турнут – вон: Петрович.

Тому до пенсии – семь лет. Отдохнёт. Отъестся. Успокоится. Смирится.

Примет, что впереди – только чёртова рыбалка…

А уж рыбы в их речке… Чтоб ей провалиться – полно.

В обед, поедая всё тот же борщ из традиционно наполненного Клавдией и подогретого на отдельской плитке котелка, Артём вдруг ощутил странное движение воздуха за спиной – словно сзади кто-то прошёл! Но, оглянувшись, никого не увидел.

Жуткое ощущение присутствия, которое охватило тогда, в самый первый раз, снова накрыло – как подушкой с тёплым воздухом. Ноги опять задрожали. Грудь сдавило – не вздохнуть… Она – здесь?!

Плохо. Если глюки начнутся на работе, лечиться придётся-таки.

Перед коллегами, конечно, будет стыдно. Но ещё хуже – если он начнёт разговаривать сам с собой, и тыкать в воздух пальцами! Он снова ощутил панический ужас: что же всё-таки происходит с ним?! А ведь происходит!

Например, почему сегодня и видно и слышно куда лучше, чем обычно?! Вон: он слышит, как Дима ругает его Антонине Павловне: «…пристебался, понимаешь, старый хрыч, к переходнику! Параллельные, дескать, непараллельны!..» А раньше он шёпота с двенадцати метров не услыхал бы…

Климакс? Перерождение стареющего организма?..

К свиньям собачьим – надо работать! Он попробовал сосредоточиться на чёртовых бумажках перед ним. Так – это хорошо… Это – перечертить – много помарок и грязи! Здесь какой-то балбес напутал с цифрами. А, Геннадий напутал. Димин чёртов друг. Сейчас он ему тактично…

Ха-ха. «Тактично» получилось только «почти». Когда возвращался к своему рабочему месту, Геннадий состроил ему в спину кукиш – он и это почуял!..

Ну и ладно. Главное – чтобы работа шла.

Больше ничего необычного не случилось, и он продержался до конца рабочего дня, делая рутинную работу и проверяя проходившие через его руки материалы, на «автопилоте». А что: «автопилот» – замечательная штука. И, главное – работает: он выловил три неувязки в размерах, и серьёзную ошибку в расчётах…

Ксения смотрела ящик, и как всегда что-то грызла. Подойдя и чмокнув супругу в щёку, он обнаружил, что на этот раз – конфеты: арахис в грильяже. От экрана она не оторвалась, буркнув:

– Там, на плите – кавардак. Ещё горячий.

Накладывая, и ставя тарелку с чуть тёплым кавардаком на стол, Артём подумал, что, в-принципе, они теперь – почти идеальная семья.

Полное взаимопонимание, спокойная терпимость, мир в Доме.

Она не мешает его хобби, он – её. Еду готовит Ксения, большую зарплату и самые ходовые и тяжёлые продукты, типа мяса, круп и картошки, привозит из гипермаркета он. Она же покупает – только лакомства. Деликатесы. И ещё одежду. Им обеим. По выходным. Иногда.

После того, как Лена вышла замуж и отчалила в Данию с мужем и двойняшками, они даже по-настоящему не ругались ни разу – не то, что в «старые добрые времена»…

Вот только когда включают скайп раз в месяц, чтоб взглянуть на внуков и дочь с зятем, вынуждены держаться как и раньше – вместе. Улыбаться в камеру. Создавать видимость дружной и солидной пожилой пары.

Вот именно – видимость.

Хотя для соседей теперь – рай! Их семья – самая примерная! Громких и злобных разборок с битьём посуды и крушением мебели, (Подобных тем, что постоянно культивируются в «любимых» передачах!) как бывало, из их квартиры не слышно уже, почитай, года… Да, четыре – как раз, как Лена отчалила, а они заключили «Пакт». О ненападении.