Юродивый

Владимир развернулся и пошёл прочь, оставив ошарашенного Рауля под вывеской "У Койота". Пошёл туда, куда идёт любой потерянный – куда ноги выведут.

                              ***

Непонятно который уже был час, да Владимиру было как-то всё равно. Всё ещё светло – и ладно. Он всё продолжал идти по оживающим к вечеру улицам, пока ноги не начали заплетаться от усталости. Владимир даже не мог сказать куда именно притопал – улица с большим скоплением баров и подобных заведений. То, что нужно – пиво уже начало выветриваться, а выпить ещё было просто необходимо, чтобы не сойти с ума. Старообрядцев вошёл в ближайшее здание и оказался в не совсем обычном баре. На стойке и на шестах по периметру помещения танцевали девушки. Многие "топлес". Владимира это никак не смутило, он почти и внимания-то на это обстоятельство не обратил – было бы что-нибудь горячительное, что можно залить в себя.

Музыка просто грохотала – собственных мыслей было не слышно. И хорошо. Владимир потягивал что-то мутное и крепкое, если двадцатиградусное пойло можно было назвать "крепким" – алкоголь крепче был под строжайшим запретом. Вредно для здоровья.

В определённый момент к нему кто-то подсел. Он не заметил этого краешком глаза, почувствовал опьяняющий аромат парфюма. Владимир повернулся не сразу – сначала нужно было прикончить порцию – и пожалел, что заставил такое прекрасное создание ждать.

Маленькая, ноги не достают до пола. Розовое каре, раскосые глаза, аккуратный носик, слегка пухловатые щёчки, почти не выпирающая грудь под топиком и самое главное, что сразу бросалось в глаза – два белых пушистых кошачьих уха на голове и такой же белый пушистый кошачий хвостик, кончик которого ходил из стороны в сторону у самого затылка. Глаз было не оторвать.

Она лучезарно улыбнулась. Отчётливо выделялись два остреньких клычка, а глаза в прямом смысле засветились – радужка отливала розовым в цвет волосам.

– Привет! – создание наклонилось поближе, чтобы перекричать музыку. – Я Мико.

– Вова.

Она сложила ладони на барной стойке.

– Как дела?

– Лучше тебе не знать насколько плохо.

Мико наклонила голову и опустила уголки губ вниз.

– Скажу честно, по тебе заметно.

Владимир горько усмехнулся. Он протянул левую руку, чтобы привлечь внимание бармена и заказать ещё выпить. Рукав плаща слегка задрался. Через секунду он почувствовал лёгкое и нежное прикосновение ручки с маникюром на выжженном запястье.

– Бедняжка, откуда эти шрамы?

Владимир вырвал руку (возможно резче, чем было необходимо) и опустил рукав.

– Война. – коротко отрезал он.

– Ты участвовал в Третьей мировой? – Мико прикрыла рот ладошкой. Вопрос был исполнен искреннего сочувствия. – Представить не могу насколько там было ужасно. Там было страшно, да?

Владимир молчал. Он не знал, что ответить этой девочке. Можно было рассказать ей о боевых стимуляторах, от которых глаза не смыкаются три дня к ряду, а сердце колотит как отбойный молоток. О мерзком хрусте человеческого тела под гусеницами танка, который долетает в кабину даже сквозь рёв двигателя. О том, как человека практически разрывает на двое очередью из крупнокалиберного пулемёта. О том, как колонны с боеприпасами растворялись по пути из точки А в точку Б, и часто посреди боя вместо полной обоймы у тебя были только полные штаны. Вопрос – зачем? Она ужаснётся, это точно, но всё равно до конца не поймёт. Мало кто поймёт. И с каждым годом становится всё меньше.

Повисло молчание, которое нарушила Мико:

– Я вижу, тебе очень тяжело пришлось. Ты выглядишь потерянным и одиноким. Я могу это исправить.

Ручка скользнула по бедру Владимира.

– Здесь есть где уединиться. Пойдём?

Владимир взглянул мимо неё, в панорамное окно за её спиной. Он ещё снаружи, сквозь морок, который заполонил его разум, подумал, что эта улочка кажется ему знакомой.

Мэйсон-стрит. Довольно нейтральное название для такого злачного места, как эта пешеходная улица, которая ещё во времена юности Владимира была основным местом концентрации всех баров в городе. Теперь же её наполняли стрип-клубы, бордели, садомазо-клубы и заведения, которые лихо всё это совмещали под одной крышей. Название "улица Красных фонарей" подошло бы лучше.

Держали всё это "великолепие" гости из Азии – триады и якудзы. Улица служила доказательством редкого прецедента – китайцы и японцы смогли придти к соглашению и не просто мирно вели бизнес, но даже сотрудничали. Жаль, что эта гармония сохранялась в пределах лишь одной улицы и между бандитами, а не народами.

Дела не всегда обстояли так. Ещё лет десять назад на Мейсон-стрит хотя бы раз в неделю происходили разборки – рукопашные схватки, поножовщина, перестрелки были нормой жизни. Финал кровопролития наступил неожиданно и пришёл с неожиданной стороны. В противостояние вступил новый участник – одна из ирландских группировок, осознав, что не сможет урвать кусок этого жирного пирога, решила его испоганить так, как ирландцы умели лучше всего. На Мейсон-стрит произошла серия терактов, несколько борделей взлетело на воздух. Десятки жертв среди гражданских и бандитов, как членов триад, так и якудзы. Ничто так не сближает непримиримых врагов, как общая угроза. Когда с ирландцами было покончено (главарей обнаружила полиция в одном из парков соседней префектуры; голыми, подвешенными вниз головой на дереве, с распоротыми животами), триады и якудзы поняли, что договориться между собой не так сложно, как всегда казалось, и на Мейсон-стрит наступил мир. Разделяй и властвуй.

В любой войне есть проигравшие и в этой ими оказались "ночные бабочки". Прекращение разборок пошло в плюс общей безопасности, но проститутки как существовали на правах вещей, так и продолжили.

Ручка Мико добралась по бедру до конечного пункта. Владимир прикрыл глаза.

– Обещаю, ты не пожалеешь.

В этом Владимир не сомневался – он уже давно разучился о чём-то жалеть – но давать зелёный свет тому, что по логике вещей должно было произойти, не собирался. Нет, он не был импотентом. Да, он ощущал сильное как никогда вожделение. У них с женой уже третий месяц не было секса – он давно перестал узнавать женщину, с которой живёт уже столько лет, а она получала удовлетворение где-то на стороне, в этом не было никаких сомнений (звонки посреди ночи, "дополнительные часы работы"). Но факт оставался фактом – он дал клятву, которую не нарушал и нарушать не собирался. В свете известных фактов это могло показаться странным и нелогичным, но принципы и есть странное и нелогичное явление. А если он не будет соблюдать принципы, за отсутствие которых презирает большую часть окружающих его людей, то чем он будет отличаться от них? Будет ли хоть что-то стоить хоть чего-то?

Владимир как можно нежнее взял Мико за ручку, разглядел на каком пальце находится банковский чип (безымянный) и приложил свой собственный. На её счёт отправились 15000 Р.Р.

– Ого, – Мико заметно смутилась. – Мог бы заплатить потом, да и взяла бы я с тебя в разы меньше.

Он развернулся к ней всем телом и покрепче взял за ручку.

– Боюсь у нас ничего не получится.

Простые слова, но какой эффект они произвели. Мико ахнула, лицо отразило целый коктейль не самых приятных эмоций – недоумение, печаль и дольку разочарования. Как Владимир понял через секунду, разочаровалась она вовсе не в нём.

– Я что, тебе не нравлюсь?

Пушистые ушки поползли вниз, кончики уставились в пол. Импланты считывали эмоции носителя.

– Ты очень красивая. – Владимир покрепче сжал руку. – Прекрасная…

– Так в чём же дело?

– Я женат.

– Ты её любишь?

– Не знаю.

– Тогда что тебя останавливает?

– Не знаю. Я…

Неожиданный комок в горле мешал говорить.

– Я не могу просто так взять с тебя такую сумму. – Мико пыталась нащупать владимиров чип. – Дай верну хотя бы половину…

– Нет.

Старообрядцев высвободил руку и убрал розовую прядь с маленького личика, задержал ладонь на её щеке, наклонился поближе, к самому уху:

– Потрать на что-нибудь, что давно хотела. Или отложи на чёрный день. Решай сама.

– Но за что?..

Мико отодвинула его, чтобы заглянуть в глаза. Владимир выдержал розовый взгляд. Слабо улыбнулся.

– Ты хороший собеседник, – наконец произнёс он. – И ушки с хвостиком у тебя очень милые. Когда я был в твоём возрасте, "кошко-девочки" были лишь влажной фантазией…

Владимир осёкся, поняв, что болтает лишнее и не к месту, легонько поцеловал Мико в щёку и встал со стула. Он чувствовал спиной смущённый и очарованный взгляд до самого выхода.

                              ***

До дома оставалось относительно немного идти. Солнце уже точно определилось, что нужно двигаться к горизонту. Владимир подходил к небольшой площади, когда стало очевидно – что-то грандиозное затевается здесь. Толпы людей в экзотической религиозной одежде не смущали его до самого последнего момента, он их просто не замечал. Когда он вышел из-за угла очередной высотки, его залил голубоватый свет. Огромная голограмма, высотой пятьдесят метров точно, мерцала в уходящем дне. Какое-то восточное божество – бледно-голубой цвет кожи, многорукое, тело увешано драгоценностями, подведённые глаза прикрыты, губы сложены в еле заметной улыбке знающего многое.

Толпа обтекала Владимира, застывшего, заворожённого зрелищем. Стоял бы он так вечность, если бы кто-то из проходящих мимо людей не зацепил его плечом, приведя в чувства. Старообрядцев в последний раз коротко взглянул на голограмму, стараясь не зависнуть вновь, и пошёл дальше. Только когда свечение перестало до него доставать он остановился. Было что обдумать вдали от присутствия "идола". Например, времена когда он и сам верил. В детстве в бога, в юности в идеи, в более зрелом возрасте – в государство. Эти времена давно остались в прошлом и вряд ли вера хоть во что-то когда-нибудь к нему вернётся. Не только тело – саму душу сковало и начало сжимать самое страшное ощущение, которое может испытать человек, если это ощущение настоящее. Безысходность.

Владимир поднял лицо к небу, закрыл глаза. Как бы было хорошо, если бы сейчас пошёл дождь. Пусть даже не тропический летний ливень, а противная осенняя морось. Пусть даже несущая с собой радиацию со стороны Европы. Пусть даже кислотная.

Владимир открыл глаза, опустил голову и пошёл домой. Ни к чему было питать пустые надежды, даже такие маленькие. Разве в преисподней льют дожди?

                              ***

По приходе домой, Владимир сразу же стянул с себя кроссовки и рваные грязные носки и закинул в мусоропровод, желоб которого вёл в подвал жилого комплекса, в контейнер с отходами, не подлежащим переработки. И почему он не живёт в те времена, когда испаноязычные ребята с улицы предпочитали "найки" модели "Кортез", думал он, потирая натёртые ступни. Всю остальную одежду Старообрядцев швырнул в стирку и надел домашние шорты.

На кухне он налили себе воды и, потягивая, прислушался к звукам в квартире. Оксаны не было, ещё не вернулась с работы или где она там каждый вечер задерживается. Клары не было ни видно, ни слышно, а вот из комнаты Пети раздавалась приглушённая дверью брань. Опять ругался с кем-то в своей идиотской игре.

Владимир уже устал ругаться с сыном и давно стал на многое закрывать глаза, но сейчас решил вмешаться – настроение было паршивое как никогда, голова болела и вопли сынка сильно действовали на нервы. Он одним глотком допил содержимое стакана и направился к Пете в комнату. Тот даже не заметил как отец зашёл – полностью погрузился в игру. Петя лежал в специальном кресле, на голове наушники, в глазах пластиковые линзы, к рукам и ногам подключены датчики.

– Ага, точно, отсоси! – кричал Петя в микрофон.

Изображение из линз транслировалось на большой экран на стене перед ним. Петя сжал левую руку, а правой слегка дёрнул – виртуальный аватар прошил противника в отдалении очередью из штурмовой винтовки, а ближайшего разрубил лазерным клинком. Владимир глядел на экран не больше трёх секунд – дольше не смог, зажмурился. Картинка была слишком уж цветастой и яркой даже для простого наблюдения через экран, тошно было представлять каково это, когда подобная свистопляска транслируется прямо в сетчатку. Поэтому Владимир и не играл в современные игры на современных системах. У него был его старый компьютер, на котором стояли игры его детства и юности и ему вполне хватало.

В комнате царил настоящий свинарник, масштаб которого, казалось, только возрастал в полумраке плотно закрытых жалюзи – пол и диван были завалены мятой несвежей одеждой, вокруг кресла были разбросаны банки из-под газировки и картонные лотки с объедками разномастного фаст-фуда. Неподалёку стоял ещё дымивший бонг. Запах марихуаны делал и так душную комнату просто невыносимым местом.

– Петя! – позвал Владимир.

– Что? – сын не слышал отца, разговаривал с кем-то в голосовом чате. – Я не знал, что ты девушка. Нет, я не хотел тебя угнетать…

– Петя!

– У меня это само собой вырвалось, не думай. Эта фраза ни к чему не располагает…

– Петя!

– Прошу не докладывай администратору! Я не хочу получить бан или штраф…

Владимир подошёл к сыну и сорвал с него наушники.

– Пётр!!!

Петя подпрыгнул в кресле, вынул линзы из глаз, испуганно заозирался, но когда увидел Владимира лишь презрительно фыркнул и уставился в экран.

– Тебе чего? Не видишь – я занят?

– Вижу. И слышу. С кухни услышал слова вроде "отсоси", "пошёл в жопу"…

– Так ты по делу или просто понудеть?

Владимир глубоко вздохнул и чуть не закашлялся.

– Не пробовал проветривать комнату? Тут нечем дышать.

– Сойдёт.

Петя не отрывался от экрана, продолжая иногда подёргивать руками и ногами, задавая действия своей виртуальной копии. Разговор не клеился.

– Что-то ещё или так и будешь стоять над душой?

– Да, кое-что ещё, – Владимир перешагнул через гору отбросов и встал между сыном и экраном. – Тебе обязательно так себя вести?

Петя заёрзал в кресле, пытаясь разглядеть что-то за широкой фигурой отца.

– Отвали!

– Чего?

– Что слышал. Иди займись чем-нибудь, главное оставь меня в покое.

– Ты мне разрешаешь что ли? – Владимир придвинулся ближе.

– Если сейчас же не отойдешь…

– То что? Салом меня затопишь?

Петя уже не пытался следить за тем что происходит в игре, его взгляд был сосредоточен на Владимире.

– Ты редкий гандон, ты знал об этом?

– Как ты меня назвал?! – Владимир сорвался на крик.

– Как слышал! – ощерился Петя, срывая с себя датчики и неуклюже вскакивая с кресла. – Как мне ещё назвать безумца, который избивает меньшинства?

Отца и сына разделяли считанные сантиметры.

– Из-за тебя, гада, меня травят. Все мои друзья от меня отвернулись…

– Хватит нести чушь! У тебя нет друзей. Все, с кем ты общаешься – это такие же никчёмные задроты по другую сторону экрана!

Было заметно, что Петя буквально подавился тем, что хотел выдать отцу вдобавок, но быстро пришёл в себя:

– Как будто у такой нудной развалины как ты они есть! Всё, что ты делаешь – это ностальгируешь по прошлому и отравляешь окружающим жизнь! Мне отравляешь!

Владимир саркастически хохотнул, сложив руки на груди.

– Я отравляю твою жизнь? Правильно, это же я заставил тебя разжиреть к твоим девятнадцати годам, ограничить мир только совей комнатой и не идти в университет.

– В гробу я видал университет. Я и так хорошо зарабатываю и "корочка" мне для этого не потребовалась.

– Ага, настолько хорошо, что всё это добро, – Владимир обвёл рукой всю игровую аппаратуру. – Я купил на свои кровные.

– Конечно, я бываю на мели, – Петя заметно смутился. – Очевидные минусы фриланса…

– И кстати говоря о безумии, – Владимир пнул ближайший пустой стимулятор "Адреналин раш". – Это не я херачу всякое дерьмо, чтобы подольше позадротить.

– Какой же ты лицемер! – с новой силой принялся Петя. – Сам их в юности пил, а на меня наезжаешь…

– Вот именно, что пил, а не гонял по вене, как какой-то жалкий торчок.

– Ты так и будешь мешать меня с говном или уже наконец свалишь и…

– А ты заставь меня свалить!

– Этого ты хочешь, да?! Чтобы тебе врезал родной сын?

– Только не ври, что сам этого не хочешь! Какой пацан не хочет врезать своему старику?

В комнате воцарилась тишина. Петя и Владимир просто смотрели друг на друга, тяжело дыша.

– Пережиток. – наконец выдавил Петя.

– Что ты там бормочешь?

– Грёбаный ты пережиток. Совсем ничего не понимаешь. Не хочешь признавать, что всё уже далеко не так, как когда тебе было пятнадцать.

Петя сел обратно в кресло и демонстративно отвернулся. Владимир хотел сказать что-то ещё, но не нашёлся. Вместо этого спросил:

– Где твоя сестра?

– Что, хочешь и до неё докопаться?

– Я спросил, где моя дочь, чёрт возьми!

– Там, – лениво махнул Петя в коридор. – В своей комнате. С парнем… общается.

Понятно, подумал Владимир. Недавно он случайно застал Клару за таким "общением". Лежит на кровати, вся облепленная датчиками, в глазах линзы, ласкает себя между ног. Что-то ласково говорит парню в микрофон, парень так же ласково отвечает. Вот уж точно не в таком положении отец хочет хоть когда-нибудь застать свою дочь. Что самое забавное – Владимир не был против их отношений. Стас (так звали парня) казался достаточно приличным – учился на инженера, да и выглядел по-человечески. По нынешним меркам, конечно. Пирсинг в бровях, носу, губе и ушах – стрёмно для пацана пятьдесят лет назад, но нормально теперь. Особенно на фоне всего того, что вытворяют со своим телом люди сейчас. Одного Владимир не понимал – почему Клара и Стас предпочитали сближаться подобным образом, вместо того, чтобы встретиться и в полном смысле насладиться друг другом? Парень жил в пятидесяти километрах от них, это даже не другая префектура. Ещё во времена юности Владимира такое расстояние не мешало людям встречаться и строить отношения. Старообрядцев пытался поговорить об этом с дочкой, но та всегда съезжала с темы, а в определённый момент открыто попросила отца не вмешиваться. Он и перестал.

Владимир направился к двери, находиться в комнате он больше не мог.

– Я собираюсь пойти развеяться в мире под названием "реальность". Ты можешь и дальше тухнуть здесь. Передай маме, чтобы не ждала к ужину.

Он направился в спальню, оттуда в гардероб. Натянул свои старые варёные джинсы, свежие носки и футболку, а сверху светло-серую толстовку с капюшоном.

Когда Владимир завязывал свои классические высокие чёрные кеды в коридоре, со стороны петиной комнаты послышалось шлёпанье босых ног. Сын остановился перед отцом.

– Куда ты там собирался?

– Я уже говорил.

– Типа тусоваться?

– Как пойдёт. – Владимир мысленно усмехнулся такой формулировке. – Хочу сходить в одно место, где смогу ото всего отвлечься.

Петя не уходил, всё стоял и ждал чего-то. Владимир размышлял. После всего, что между ними произошло несколько минут назад, логично было бы как можно сильнее отдалиться от Пети, уйти подальше, но Владимир решил поступить по другому:

– Со мной что ли хочешь?

– Интересно посмотреть, что ты имеешь в виду под "развеяться" и "тусоваться". Может даже…

– Что?

– Может даже удастся показать тебе как тусуются по-настоящему.

Владимир завязал последний узел и выпрямился. Его распирало заржать, но он лишь слабо улыбнулся.

– Ты собираешься показывать мне? Да как в своё время тусовались мы, тебе даже не снилось.

– Хочешь сказать я не умею? – уязвился Петя.

– Честно, тяжело представить.

– То же самое могу сказать и про тебя.

Наступило молчание. На этот раз его нарушил Владимир:

– Одевайся. Посмотришь как проводят свободное время "пережитки".

                              ***

Когда они спускались на парковку, Владимир думал об отряде полиции, который так и не вломился к нему в квартиру и не поджидал у машины. Неужто Койот всё уладил, даже несмотря на то, что Старообрядцев ему наговорил? Он ошибался на его счёт…

В электромобиле Владимир позволил выползшей из панели игле себя уколоть для проверки на уровень опьянения. Конечно, спиртное не успело выйти, но количество промилле было допустимым. Повезло, что недавно опять повысили.

Ехали Владимир и Петя долго, этому поспособствовали пробки. Путь их лежал к границе префектуры. По дороге они почти не разговаривали. В самом начале поездки Петя включил приёмник и настроился на волну с современным хип-хопом (если то, что лилось из динамиков вообще можно было назвать таковым). С каждым годом жанр всё больше и больше превращался непонятно во что, Владимиру было физически больно это слушать, но он решил потерпеть. Скандалы затевались легко и не хотелось, чтобы очередной начался из-за музыки. Того, что ныне называют музыкой.

                              ***

Через час они были на месте. Здесь не было небоскрёбов, они остались на горизонте, далеко позади. Больше преобладала зелень. С небольшого возвышения, на котором они заглушили электромобиль, открывался вид на необъятный гаражный кооператив. Постройки из серого кирпича и разноцветной жести выглядели в рыжих лучах уже садящегося солнца не так удручающе, как обычно. Было настоящей загадкой (даже чудом), что лапы муниципалитета до сих пор не добрались до этого места. Не превратили его в очередной торговый центр, дешёвый жилой комплекс или парк развлечений.

Владимир взглянул на сына, мотнул головой в сторону кооператива и пошёл. Петя поспешил за ним. Они шли по пыльной дороге, которая за столько лет без должного ухода превратилась из заасфальтированной в почти что просёлочную. Их окружали поросшие сорняками и небольшими деревьями пустыри. Когда они подходили к воротам кооператива, пыхтящий и обливающийся потом Петя нагнал отца и нетерпеливо хлопнул того по плечу:

– А мы не могли сразу подъехать сюда на машине? Обязательно нужно было тащиться пешком?

Петя совсем не дружил не то что со спортом, а даже просто с подвижным образом жизни, но Владимир всё равно удивился – они же прошли меньше километра.

– Когда я был намного младше тебя, мы с твоим дедушкой часто ходили до гаража пешком. Мне всегда это нравилось. Я подумал…

– …что я тоже это оценю, да? Ты знаешь меня даже хуже, чем я думал.

– И я пытаюсь это исправить. По-моему, у меня это неплохо выходит.

Петя лишь фыркнул.

Они прошли через ворота. Из сторожки, которая напоминала смотровую вышку, на лестницу вышел старичок и приветливо помахал Владимиру и Пете рукой. Владимир помахал в ответ. Они пошли дальше.

– Это Анатолий Петрович, – ответил Владимир на вопрос, которого сын не задавал. – Всю жизнь здесь сторожем работает. Знает меня с детства и зовёт исключительно Вовик.

Петя как можно более наигранно зевнул. Владимир ткнул руки в карманы толстовки. Сын согласился на контакт, но, похоже уже жалел об этом.

Они шли мимо кирпичных гаражей, когда из-за угла одного из них, лёгкой трусцой выбежала собака. Большая, неопределённой породы и невероятно пушистая. Остановилась на мгновение. Осмысленный взгляд карих глаз сосредоточился на двух пришельцах. Спустя пару секунд она уже неслась на Владимира. Спустя ещё миг радостно прыгала на задних лапах и пыталась облизать лицо Старообрядцева. Настолько усердно, что, казалось, собиралась начисто его слизать.

– Миша! – Владимир весело трепал пса по бокам и морде. – Я тоже рад тебя видеть, грязнуля!

Миша немного успокоился и сел, поднимая бешено виляющим хвостом клубы пыли. Владимир опустился перед ним на корточки.

– Чего застыл? – обратился он к стоящему в стороне сыну. – Не бойся, он не кусается.

Петя стоял неподвижно. Судя по выражению лица, наличие здесь собаки нисколько его не радовало.

– Чья она?

– В каком смысле?

– Она ничейная?

– Петрович за ней приглядывает, с щенячества…

– А разрешение у него есть?

– О чём ты? – Владимир почесал пса за ухом. – Миша с ним не живёт, здесь обретается, а Петрович… Он просто приглядывает за ним.

– Мне интересно, что бы на это сказали официальные органы.

"Официальные органы". В его возрасте Владимир с друзьями употребляли эту фразу разве что в шутку, в уничижительном смысле, без всякого уважения, а Петя произносил чуть ли не с трепетом. В какой момент молодые перестали быть бунтарями?

– Ничего не произойдёт, если ты погладишь его.

Петя переминался с ноги на ногу, отвернулся.

– Да брось. Когда ты в последний раз гладил настоящую собаку? Кошку? Хоть какое-нибудь живое существо?

Петя неуверенно приблизился, держа руки в карманах шорт. Миша подошёл к нему, начал обнюхивать. Петя слегка отступил.

– Смелее, – подбадривал Владимир. – Погладь.

Он внимательно смотрел на сына. В этот момент решалось, осталось в Пете хоть что-то человеческое или было безвозвратно утеряно.