Юродивый

– Вы знаете кто я?

Непонятно, когда похитители обращаются к тебе на "вы", это хороший или плохой знак?

– Не имею ни малейшего понятия. – Владимир откинулся на спинку. Даже перед лицом возможной расправы нельзя показывать ужас.

Пижон усмехнулся, поводил большим пальцем по трости.

– Оно и понятно. У многих начинается истерика, только когда они просто слышат моё имя – Бонди.

На лбу предательски выступил пот. Тут он был прав. В Просперитас-сити старались лишний раз не произносить это имя – вдруг сглазишь. Синдикат "Барон" утвердился в мегаполисе ещё задолго до того, как Гаити окончательно ушло под воду и гаитянцы толпами хлынули в места менее подверженные затоплению. Наркоторговля, рэкет, похищения людей, приношение в жертву богам врагов, конкурентов и просто несговорчивых – всё это синдикат, во главе которого стоит Бонди. Те, кто встречал его лично либо мертвы, либо не болтают об этом.

Приглушённая мелодия, льющаяся из динамиков под крышей, была обманчиво успокаивающей – ни о каком спокойствии не может идти и речи, когда тебя посреди улицы выцепляет лично глава одной из самых (если не самой) отмороженных банд в городе.

Владимир заёрзал на сиденье. Это не ушло от внимания Бонди, он ощерился в довольной улыбке, в полутьме блеснули позолоченные зубы.

– Вы заметно занервничали. Это нормально, даже для такого крепкого орешка как вы, лейтенант Старообрядцев.

И про его военное прошлое он информацию накопал!

– Я нервничаю лишь по одной причине, – Владимир нашёл в себе силы посмотреть Бонди прямо в глаза. – Мне необходимо каждый день отмечаться в полицейском участке. Постановление суда. Хотелось бы и сегодня не опоздать, понимаете?

Бонди спрятал зубы, заметно посуровел. Прелюдии вежливости закончились, дальше только основная суть. Он положил сигару в пепельницу на подлокотнике, потянулся к мини-холодильнику и достал банку лимонада.

– Вы будете что-нибудь?

– Нет, спасибо. Я недавно пообедал.

Владимир всё думал – эта очевидно деланная вежливость с обоих сторон продержится до самого конца или в самый неожиданный момент резко испарится? Бонди тем временем вскрыл банку и сделал внушительный глоток.

– В полицейский участок вам больше не надо. Я дал легавым понять, что смогу доходчиво вам объяснить что хорошо, а что плохо так, что на всю жизнь запомните.

Воцарилось молчание.

– Владимир, почему бы вам не спросить что вообще происходит? Я же вижу – вас распирает от этого вопроса.

Игра, значит.

– Зачем вы меня похитили?

– Слишком громкое слово, вы не согласны? – Бонди изогнул бровь. – Я вызвал вас на разговор. Так как разговор серьёзный, я не стал напрягать секретаршу или строчить вам "имейлы", а явился лично.

Лоб дважды хохотнул – оценил шутку. Бонди осушил маленькую банку и поставил в подстаканник. Снова взял сигару, затянулся.

– Забавно. Я избавил вас от внимания нашей доблестной полиции, а вы плюёте в меня слово "похитили". Я бы мог заявиться к вам домой и утопить вас в вашей собственной крови и крови ваших жены и детей…

Владимир сжал кулак, костяшки хрустнули на весь салон. Лоб предостерегающе повернул к нему голову, тот даже не заметил.

– …но не сделал этого. – продолжил Бонди. – Мне важно, чтобы до вас дошло почему с вами происходит то, что происходит сейчас и произойдёт впоследствии.

– Я слушаю. – как можно спокойнее проговорил Владимир.

– Вы ведь уже догадались почему я хочу лично решить с вами вопрос и отозвал полицию?

– Начинаю. Вы связаны с ребятами, за избиение которых меня осудили.

– Да, можно и так сказать. Один из них приходится племянником одному моему хорошему знакомому, который попросил меня об услуге. Жульен. Вы должны его помнить, это тот, которому вы проломили голову.

– Тот, что наставил на меня пистолет.

– Да-да, он самый. Скажем так, ваше счастье, что он выжил и не остался калекой, иначе мы бы с вами разговаривали по-другому. – Бонди стряхнул пепел. – Буду с вами откровенен, Владимир – эти ребята, особенно Жульен, мне крайне неприятны. Грабить стариков по подворотням – курам на смех. Особенно для тех, кто метит в мой синдикат. Я оказался перед самой настоящей дилеммой – помочь знакомому и отомстить за племянника или доверить разбираться с вами полиции и заявить, что у меня связаны руки?

Бонди опустил глаза, словно действительно хотел убедиться в отсутствии пут на запястьях. Потом вновь воззрился на Владимира.

– Я нашёл компромисс.

Бонди кивнул Лбу, затем "брату". Лоб начал громко разминать костяшки, а "брат" схватил Владимира за шею и швырнул на пол.

Били его долго и упорно, словно хотели выбить всё человеческое. Нужно сказать, они были близки как никто и никогда. Удары сыпались по всему телу, было больно, но Владимир всё равно ощущал, что мордовороты его щадят. По приказу Бонди, разумеется. Цель была донести мысль, а не изувечить. Лимузин тем временем продолжал ехать, неизвестно куда.

                              ***

В определённый момент лимузин затормозил, дверь распахнулась, Владимир полетел навстречу особенно ослепляющему после полумрака свету вечернего солнца. Удар о бетонный тротуар выбил из него последний дух и остатки уверенности в том, что он хоть кто-то в этом мире. Старообрядцев перевернулся на спину, лицом к безоблачному небу.

– Пара синяков и кроссовки, – донеслось справа сквозь рокот движка. – Согласись, небольшая плата за то что ты сделал такому человеку как я.

Рёв двигателя, клубы пыли. Уехали.

Владимир поскрёб пятками. Сквозь носки обжигал раскалённый за день бетон. И в правду стянули с него кроссовки, суки. Его кроссовки. Его "найки", которые достались ему по наследству. Неважно насколько высоко эти сволочи поднимаются, насколько у них неподъёмный оборот кровавого наркобабла в год – человек может выбраться из гетто, гетто из человека – никогда. Замашки мелких барыг с улицы остаются навсегда.

Больше Владимиру не придётся раздумывать почему отец завещал ему эти кроссовки, почему хранил их в приличном состоянии. Ответ оказался до смешного прост – всё это было для того, чтобы бандиты, которые всегда будут чужаками на этой земле, без проблем отжали их, словно свою собственность.

С этими мыслями Владимир перевернулся на живот, приподнялся на руках, сплюнул кровь. Похлопал по карманам – бумажник на месте, а значит и фотография. Особенная фотография. Кое-как встал на ноги, пошатнулся, схватившись за бок, осмотрелся. Ну конечно. Где же ещё выкидывать своих недоброжелателей, после крепкой трёпки-послания? На территории врага, чтобы тот обеспечил добавку.

Маленький Мехико. Малоэтажная застройка, почти в каждом здании или жилом доме притон, склад с "веществами" или "точка" какой-нибудь банды. Большей клоаки во всём городе не сыщешь. Особенно для белого.

Из ближайшего дома, с третьего этажа, бухал сабвуфер. Какой-то хипхоповый говнобит. В соседнем квартале раздалось несколько одиночных пистолетных выстрелов, затем автоматная очередь, женский крик, снова автоматная очередь. Опять только сабвуфер.

Владимир сплюнул накопившийся во рту привкус железа, утёр кровь с разбитого носа, одёрнул полы плаща и пошёл в сторону небоскрёбов. К цивилизации, если можно так назвать хоть что-то в Просперитас-сити.

                              ***

Раскалённый бетон нещадно жёг ступни. Осколки разбитых бутылок и иглы от шприцов также не превращали путь в дорогу из жёлтого кирпича. Нужно было разжиться обувью, хотя бы попытаться, пусть для этого и придётся рискнуть головой. На пути не попалось ни одного магазина одежды, даже самого бюджетного – одни алкогольные лавки и "блевальни" самого низшего уровня.

На одной из тихих улочек, на ступенях перед подъездом многоквартирного дома расположились трое юнцов. Первый был покрыт татуировками с ног до лысой головы – стволы, кресты, черепа, цветы. Капал себе в глаза какую-то дрянь из пипетки и нескрываемо ловил кайф от этого. Второй как минимум на половину состоял из имплантов, это было заметно даже через одежду. На месте глазных яблок было что-то типа той части бинокля, которую подносят к глазам, с красными огоньками вместо зрачков. Этот вдыхал "зелье" через ингалятор, по понятным причинам не мог насладиться каплями. Третий как будто взял понемногу от своих товарищей – небольшая татуировка "Santa Muerte" над левой бровью и дыхательный имплант в районе кадыка. Он размеренно потягивал пиво. На первом были тренировочные штаны, на втором футболка под подтяжками, на третьем – баскетбольная майка с цифрой "6". Всё бирюзовое.

"Проспект 6", без труда вспомнил Владимир. "Шестёрки". Не самый худший вариант. Исторические корни банды уходят глубоко в Мексику, в двадцатый век. В тридцатых годах века нынешнего один из ближайших подчинённых главы мощнейшего наркокартеля страны решил совершить что-то типа государственного переворота внутри организации, но прогорел. Ему и всем кто был ему предан пришлось бежать, ну а куда можно было смотаться, как не в землю обетованную для всех тех, кого прогнали ссаными тряпками – в ДРР, в Просперитас-сити, если конкретнее. До того как разрастись числом и территорией, маленькая банда контролировала только одну улицу – Проспект 6. Так и получила название.

Владимир направился к ним. Конкретного плана пока не было, нужно было подойти поближе. Что они ему сделают? Убьют? Ха, как страшно. Старообрядцев заметил за спиной латиноса с пивом висящее в ножнах мачете. В случае с подобными этим ребятам смерть не была так страшна – самое страшное происходило до. Местные латиноамериканские банды славились безбашенностью. Не будет сюрпризом, если в конечном итоге этот "любитель минимализма в вопросе татуировок и имплантов" на живую отрежет Владимиру голову под улюлюканье своих приятелей.

Троица резко прервала свой оживлённый разговор о "тёлках" и разборках и во все глаза (и импланты) уставилась на Владимира. Он выдержал взгляд.

– Заблудился, ese? – спросил татуированный. – Не очень вежливо влезать в чужой разговор, знаешь ли.

– Ему похоже мало навешали, – указал ингалятором на синяки и общую помятость второй. – Хочешь ещё получить, старый пёс?

Владимир сосредоточил взгляд на ногах второго. Дальше слушать не стал, подошёл к нему вплотную и приставил свою ступню к его.

– Слышь, cabrón, я не из "этих"!

Встроенный переводчик упорно отказывался переводить ругань и сленг. Латинос с глазными имплантами ощерился, словно хорёк. Жиденькие усики (то немногое, что указывало на то, что он молодой парень, а не робот) растянулись в стороны. В правую руку из кобуры выскочил "умный пистолет", уловив негативные мозговые импульсы хозяина, словно собака – негативные эмоции. Промежность Владимира была в устрашающей близости к колену бандита, какой-то сантиметр. Этот факт делал и так напряжённую ситуацию ещё более пугающей.

– Перебрал что ли, старый? – латинос с пивом уже поставил бутылку на парапет и потянулся за спину, к клинку.

Владимир отступил на шаг – выяснил, что хотел. Хрипло, как можно более невозмутимо, он спросил:

– Сколько хочешь за кроссовки, пацан?

Троица переглянулась. Мимика обладателя кроссовок как бы говорила – "пришить и дело с концом". Глаза остальных двух выражали заинтересованность.

– Ну, мужик, – третий снова взял в руки бутылку. – Речь идёт о последней модели "Natural born American", сам понимаешь…

– О МОИХ "American"! – произнёс второй, злобно топнув ногой в высоком кислотно-зелёном кроссовке, но продолжил смягчившись, слегка осознав ситуацию. – Я их урвал за сто косых.

"Рассказывай, шкет, – думал про себя Владимир. – Только одну пару спёр или целую партию?"

– Даю за них восемьдесят пять.

– Девяносто!

Хотелось, конечно, сказать пацану, чтобы тот перестал ломать комедию, но ствол всё ещё был у него в руках. Ситуация была не та. Владимир вообще удивлялся, почему до сих пор не труп. Глянул на другую сторону улицы, словно хотел разглядеть там что-то, что поможет сбить цену.

– Будет тебе девяносто.

Владимир поднял большой палец с банковским чипом. Латинос выставил вперёд средний палец, выдержал паузу и развернул руку. На подушечке международного посыла на хер чернел чип. Бандит заржал и Владимир только сейчас заметил, что и зубы у него металлические. Настоящий медвежий капкан.

"Шутник, блин…"

                              ***

Кроссовки плохо сочетались с остальной одеждой и всё-таки слегка жали, но терпимо. Всё терпимее, чем быть босым посреди гетто.

Владимир уже почти выбрался из пристанища беззакония. Проходил мимо дома, в котором на всю округу ревел ребёнок, когда увидел нечто совсем необыкновенное, приближающееся к нему по улице. Она была сродни амурскому тигру – Владимир был уверен, что таких больше не существует в природе. Окрасом и рыком – точно тигр. "Шевроле Импала", апельсиновая, с чёрной широкой полосой проходящей через капот по крыше. Из окон, усиленная басами, изрыгалась какая-то латиноамериканская читка.

Когда автомобиль почти поравнялся со Старообрядцевым, из кузова высунулся молодчик и заорал:

– Эй, gringo! Лови!

"Импала" уже пронеслась мимо, когда у ног Владимира что-то лязгнуло. Он испуганно отпрянул, за что тут же себя обругал – насколько же сильно его зашугали за этот день, что он шарахается от смятой пивной банки? И всё-таки повезло – всегда высока вероятность, что банка, летящая в чужака, будет заряжена фитилём и наполнена порохом и гвоздями.

Владимир посмотрел вслед удаляющейся рыжей и такой редкой в это время красотке и был готов начать грызть локти от несправедливости – почему такую прелесть водят такие дебилы?

"Всё прям как с женщинами, да, старина?"

Владимир хохотнул. Это можно было бы назвать смехом сквозь слёзы, если бы он не разучился плакать давным-давно.

                              ***

Солнце, казалось, только находилось в раздумьях садиться ему сегодня или нет. Владимир добрался почти до центра префектуры. Домой идти не хотелось, хотелось выпить. Адски хотелось.

Он стоял напротив бара, которым владел его хороший знакомый Рауль Гонзалес. Заведение называлось "У Койота" (в честь клички, которую с юности носил хозяин) и Старообрядцев помнил его ещё обычным рестораном, когда им владели родители Рауля.

Вывеска гипнотизировала фиолетово-голубым светом неона, но Владимир нашёл в себе силы оторвать взгляд и войти внутрь. Неон был и здесь – красный, жёлтый, зелёный. Был повсюду – над баром, по периметру бара, под потолком по всему помещению. Из колонок приглушённо лилась какая-то испанская мелодия. Атмосфера типичного мексиканского бара в каком-то захолустье где-то у границы прошибала насквозь.

Посетителей было ещё мало и Рауль, который сам стоял за баром, сразу заметил зашедшего друга, улыбнулся, помахал и заспешил навстречу.

– Привет, amigo! – они крепко пожали руки. Рауль улыбался во все зубы (одного верхнего не хватало; дыра под пышными чёрными усами слишком сильно бросалась в глаза), но улыбка быстро сползла с его смуглого лица, когда он внимательно присмотрелся к Владимиру.

– Кто тебя так отделал?

Тот лишь лениво отмахнулся:

– Ты же знаешь – мне только дай повод влезть в драку.

– Знаю, именно поэтому волнуюсь вдвойне. – Гонзалес опустил глаза. – Что это ты на ноги напялил?

Владимир взглянул на кроссовки. Мало того, что они и так были кричаще кислотно-зелёные, во мраке бара кроссовки заметно светились, словно покрытые флуоресцентной краской. Или обогащённым ураном.

"Замечательно. Прям вылитый клоун…"

– Стараюсь идти в ногу с молодёжью.

– На тебя совсем не похоже. – Рауль поднял взгляд. – Тебе дать меню?

– Не надо. Я буду как обычно.

Владимир сел за бар, а Рауль скрылся на кухне. "Как обычно" означало буррито и "Корона Экстра" с долькой лайма. Буррито – всегда только одна порция. "Корона" – по настроению. Конечно, от блюда и легендарного мексиканского пива в 2056 году остались только одни названия. Свинина, фасоль, соус, специи – синтетика. Солод и лайм – химия. Но вкусом всё напоминало натуральное и употреблять было можно.

Старообрядцев успел прикончить буррито и первое пиво (напоследок он принял зелёную таблетку), когда в бар ввалилась шумная компания из двух парней и девушки, в которой девушка больше напоминала мужика, чем двое её компаньонов. Эти двое больше напоминали гомо-шлюх.

Вторая пустая бутылка с долькой лайма на дне отправилась в мусорку под баром, когда Владимир начал прислушиваться и присматриваться к троице, расположившейся рядом. Девушка (внешне очень отдалённо) горделиво, не стесняясь в выражениях, рассказывала о какой-то своей службе на Ближнем Востоке. Две её "подружки" заворожёно слушали, чуть ли не раскрыв рты в восхищении. Гипер-атлетичное телосложение, типа военная стрижка, типа военная безрукавка и (самое главное) татуировка на правом плече. "Зеркало Венеры" с ангельскими крыльями и дьявольскими рогами. Символ "Карающих сестёр".

Владимир был наслышан об организации. Из официальных источников исключительно хорошего, из достоверных – в основном плохого. Война закончилась много лет назад, но идейные люди, готовые и дальше нести либеральные и демократические ценности жителям (в основном женщинам) "отсталых" регионов мира, никуда не исчезли. "Карающие сёстры" были состоящей исключительно из женщин и "помогающей" женщинам полувоенной организацией, действующей на Ближнем Востоке. Официальные СМИ с примерным постоянством транслировали новости об их миссионерской деятельности – обеспечение образования, доставка гуманитарной помощи, расследование уголовных дел, за которые местные официальные органы отказывались браться. Достоверные источники в лице живых свидетелей и тайных видеосъёмок вещали о том, что миссионерскими в их деятельности были разве что позы, которые представительницы "сестёр" принимали перед местными военными, чтобы подзаработать бабла. Факт оставался неизменным – женщины, которые ехали в этот регион и реально пытались как-то помочь или что-то изменить, там обычно и оставались. Не в том смысле, что полностью отдавались целям и идеям. Им просто рубили головы и… Скажем так, у палача примерно на час появлялась оральная секс-игрушка, а у местной ребятни где-то на сутки появлялся новый футбольный мяч. Владимир ещё во время войны на подобное насмотрелся.

Старообрядцев на половину осушил третью бутылку, когда уже не скрываясь сверлил взглядом татуировку "сестры", которая никак не затыкалась. Дело было даже не в том, что "сёстры" в большинстве своём ложились за валюту под людей (вроде бы людей), с которыми Владимир и многие другие воевали чуть больше двадцати лет назад. Каждый человек сам устанавливает свой порог социальной ответственности, тут никаких вопросов. Просто Владимир начал уставать (особенно эта усталость чувствовалась в этот тяжёлый день) от обычных потаскух, которые мнят себя солдатами и важными деятелями, мнят себя хоть кем-то и ходят, задрав носы, ровняя себя к таким как Владимир – к тем, кто действительно проливал кровь, собирал собственные кишки с горящей земли и отдавал всего себя за идеи, о которых эти только громче всех кричат.

И всё-таки долгий и упорный взгляд сверлит не хуже дрели – "сестра" посмотрела в его сторону.

– Чего уставился?

– Красивая татуировка. – Старообрядцев развернулся к ней всем корпусом.

Настала её очередь развернуться.

– У тебя проблемы с моей татуировкой, развалина?

– Что вы. Никаких проблем.

– Значит, какие-то проблемы со мной?

Отлично, думал Владимир, заглотила наживку. Что бы дальше не произошло, его совесть чиста – он говорил предельно вежливо.

– Какие у меня могут проблемы с человеком, который всеми силами и средствами борется за права женщин?

– Я щас не поняла, – налитые кровью (от изрядной порции алкоголя за вечер, не от недосыпа) глаза "сестры" теперь выражали не просто раздражение, а желание рвать на куски. – У тебя вопросы по поводу прав женщин, спермобак?

– Абсолютно никаких. Против своей воли услышал ваши рассказы про службу. Это немного разнится с тем, что слышал и видел я.

– И что же такого ты слышал, а, животное?! – тон оставался всё таким же нахальным и злобным, но голос всё-таки дрогнул, а лицо "сестры" залилось краской. Владимир понял – с этой представительницей он попал в точку.

Старообрядцев лишь ухмыльнулся и развернулся обратно допивать пиво. Под тем, кого он всей душой презирал, плавился стул – большего ему было не надо.

Спутники "сестры" смотрели на опешившую подругу выжидающе – должна же она ответить что-то на подобное. "Сестра" чувствовала это и спускать ситуацию на тормозах не собиралась. Вызов был брошен.

– Не смей от меня отворачиваться, мизогинистская свинья! То, с кем, где и за сколько я сплю моё личное дело!

Владимир и бровью не повёл, просто сделал ещё глоток.

– Ты меня слышишь? Это мой выбор!

Тут "сестра", поняв, что по-другому никак не может привлечь внимания "абьюзера" с силой двинула Владимиру в плечо. На парочку её компаньонов этот жест произвёл впечатление (один даже восхищённо ахнул), но Владимир в голос рассмеялся, так и не повернувшись. У его дочки в десять лет удар и то был лучше поставлен.

– Как же меня это достало…

– Говнюк, ты что там бормочешь?

– Нынче все такие дохера важные – у каждого есть выбор, которым можно кичиться, но большим похвастаться никто не может.

Рауль уже давно заметил назревающую перепалку и осознав, что дело может принять слишком крутой оборот, уже спешил от другого конца барной стойки разруливать конфликт.

– Ты просто жалок, – не унималась "сестра". – Хуже дерьма. Жена небось не даёт, я угадала?

Владимир со стуком поставил бутылку.

– Девушка, если вы продолжите переходить на личности…

– Ограниченный недотраханный гандон! Чтоб ты знал, я рассматриваю себя как мужчину.

Произошло то, чего "сестра" добивалась – Владимир снова развернулся.

– Так ты, получается, парень?

Ответить она не успела – мощный апперкот сбил её со стула на пол. Ещё пару секунд она валялась неподвижно, после чего слабо зашевелилась, приходя в себя. Один из компаньонов тут же бросился к ней, второй бросил очумелый и взбешённый взгляд на Владимира, который, словно тростинка, обломился о встречный взгляд, говоривший: "Хочешь отправиться следом, Маня?" Теперь "сестру" приводили в чувства двое. Несколько других посетителей повскакивали со своих мест.

Ощущая полнейшую отстранённость, степени которой нет названия, Владимир наблюдал за сложившейся картиной. Наблюдал недолго – чьи-то руки крепко схватили его за плечи и поволокли к выходу. Старообрядцев начал было вырываться, подумав, что среди посетителей нашлись крайне неравнодушные к произошедшему, но знакомый голос остудил его пыл:

– Mierda, ты что творишь?! Совсем с катушек слетел? – полушептал-полуорал Рауль.

Вот они на улице, под мёртво светящей вывеской.

– Она сама сказала, что парень, – Владимир вроде бы начал отходить, но язык всё ещё заплетался от только что произошедшего и выпитого пива. – Не мне тебе рассказывать – парни бьют друг другу морду меньше чем за треть от того, что она мне наговорила!

– Ты реально попутал края. Конкретно попутал!

Рауль начал расхаживать взад-вперёд.

– Тебе мало в жизни проблем? На тебе до сих пор висит условка за нападение на "расово угнетённых". Хочешь, чтоб тебя отправили в тюрьму в довесок с "насилием над женщиной"?

Владимир тупо смотрел на Гонзалеса. Он до сих пор не понимал почему тот так бушует, но начал замечать кое-что другое. По губам расползлась ухмылка дауна, который осознал, что 2+2=4. Рауль это заметил и безнадёжно покачал головой.

– Послушай, иди домой и проспись. Я пойду обратно и постараюсь уладить всё без вмешательства копов. Ничего не обещаю, но я постараюсь, по старой дружбе. Самое главное – больше здесь не появляйся, понял? Я не хочу повторения чего-то подобного, а ты повторишь, я уверен. С каждым днём ты становишься всё более отбитым.

– А ты у нас психиатр, решать кто отбитый, а кто нет? Может диплом покажешь?

Рауль шумно вздохнул и начал с силой растирать виски, а Владимир, ещё раз внимательно осмотрев друга, наконец скомпоновал в ещё слегка забалдевшей голове то, что заметил ещё когда они только вышли. Свет неона и мрак проулка делали своё дело – смуглый при обычном освещении Рауль теперь выглядел белоснежным, словно алебастр.

– Думаешь можно усидеть на двух стульях сразу?

Рауль поднял глаза. Владимир продолжил выплёвывать слова:

– Весь такой из себя "свой в доску", делаешь вид, что понимаешь каково это быть белым, но я тебе скажу вот что – нихера ты не понимаешь и никогда не понимал. С самого твоего приезда сюда тебя целовали в ноги, в то время как меня с каждым годом опускали всё глубже в дерьмо. Именно поэтому тебе эти придурки и репутация важнее дружбы. Так что хватит говорить со мной доверительно.