скачать книгу бесплатно
Прошепчешь ты: «Аллилуй…»
И голос срываться станет…
Твой огненный поцелуй
В мою смертельную рану.
Эта ночь
«Эта ночь для меня вне закона».
Утекает сквозь пальцы вода.
Я не знаю, с какого перрона
Буду завтра встречать поезда.
Я не знаю, какими путями
Я назавтра прибуду в твой мир.
Этой ночи лиловое пламя
Прожигает пространство до дыр.
Я прошу, милосердный мой Боже,
Пусть рассеется синяя мгла,
А надежда ознобом по коже
Пробегает и льется из глаз.
Он попал в мое сердце не целясь,
И стрелой задохнулась душа,
Я, наверно, сегодня осмелюсь
На какой-то неведомый шаг.
Как же смертным случается редко
Принимать от Небес этот дар!
Мир над нами качался на ветке,
Как игрушечный елочный шар.
Облака
Как часы, обернутые ватой,
Сердце в клетке тикает, стучит,
Марево багряного заката
Тянет к коже щупальца-лучи.
К Вам я по лучу с Небес скатилась,
Капелькой по лезвию ножа,
Так скажите, право, Ваша Милость,
Можно ли мне Вам принадлежать?
Ты, конечно, помнишь наше лето,
Лепестков упавших серебро.
Помнишь, как багряная монета
Солнца становилась на ребро?
Помнишь, как сияло и манило
Что-то непонятное пока
В наших юных душах, а над ними
Только облака да облака…
Имя
Я люблю топить дыханьем иней,
Вкус росы медвяной на лугу,
Но боюсь твое потрогать имя
Лепестками робких влажных губ.
Я боюсь испить его прохладу —
У цветка украденный нектар,
Словно от самих Небес награда…
Я боюсь принять бесценный дар.
Словно на коре берез, зарубы
Взгляд твой оставляет на плече,
В имени твоем утонут губы,
Как зимою в инее ковчег…
Я самой судьбе не прекословлю
Наложить на грудь мою печать.
Я тебя люблю такой любовью,
Что не смеет о себе кричать,
Что к тебе притронуться не смеет
Силой первозданною своей.
Лишь горит огнем на жале змея
И трепещет в горлах голубей.
Красный и черный
Сны про тебя не отключают, хоть вроде подаешь запрос,
И в техподдержку с чашкой чая строчишь, ругаясь как матрос.
Жизнь подает тебе подсвечник, фитиль, бенгальский огонек,
Зажги хоть что-нибудь, и Вечность вновь затрепещет. Мотылек
За шкафом где-то режет крылья о стены собственной тюрьмы,
Моя рука твою накрыла. Пробирки оспы и чумы,
Слетевши с полок, разбивались, и линзу страх мой наводил
На сонмы монстров, проживавших в твоей недышащей груди.
И грудь мне разрезали ветер, волна и линия дождя,
И ты, наверно, не заметил, как жгло во мне – спасти тебя.
От самого себя. Ведь больше нет и не может быть врагов,
Ты сам так сделал. Где же ножны, ведь меч устал и меч готов
Быть похороненным на стенке. Игрушкой тем, с кем ты дружил,
Но ты не можешь быть оттенком. Лишь красный или черный – жизнь.
Воля
Я не спрячусь от тебя в колодце, на другой планете не укроюсь,
Милый демон, что мне остается? Снова корчить из себя героя?
Перебрать цепочку инициаций, отломав в запале пару звеньев?
Плюсы от карьеры камикадзе – только штрафы, втиснутые в двери.
Только злость твоя за непокорность и непонимание, что любишь
За нее же. От нее ведь корни проросли в душе зверино-лютой.
Я же никогда не унижался, ничего не ждал и уж тем паче —
Не просил. Я ненавидел жалость. И боялся всех твоих подачек.
Ты мне нужен весь. С душой, мозгами, телом, избивающий до смерти,
Чтобы снова утром под прицелом глаз твоих я просыпался – вместе.
Ад – чего бояться, да, бывает, только он до световой границы,
Настоящий ад – осколки рая, что ты носишь в сердце и глазнице.
Бенефициаром всех Вселенных ты за это стал как наказанье,
Пьешь пастис, настроены антенны, но не ловят нужные признанья.
Срублены деревья, и на гнездах сорванных – осиновые колья.
Нераскрытым парашютом мерзну рядом с телом давшего мне волю.
Из моря
Люди сделаны из воды, только ты состоишь из моря.
Оно бьется в твоих зрачках, пока солнце еще над ним.
А когда наступает ночь, ты выходишь из под контроля,
А когда наступает ночь, ты становишься снова им.
Море гладит ладонь ветров, море оберегают скалы,
Разрезают его лучи, но не больно, а лишь смешно,
Я не вынесу катастроф, что в волнах не спеша шептались,
Я не вынесу тех путей, что ведут на морское дно.
Это море хранит людей, и оно же хранит чудовищ,
Выступают по вечерам монстры на золотой песок.
Не ложиться на берегу, и не спать: вроде бесподобным
Представляется этот план, только я выполнять не мог.
Я вплотную стою к волнам, еще миг – и оближут пальцы,
Я усну с головою в них, пусть приходят на карнавал,
Без остатка и без костей, пусть едят, лишь бы оставаться.
Ждать чудовищ, которых сам от своей же души отъял.
Те, кто слишком чисты душой, не дойдут и до водной кромки,
Загорятся и упадут золотым лепестком у ног.
Я ведь просто твоя же часть, я рожден в тебе, похоронен,
Так зачем же кричать: «Кошмар!», если реально и суждено?
Так зачем сопряженье воль, с океаном оно бесплодно?
Либо каплей вливайся в кровь, либо не подходи испить,
Я бы в волны да с головой, но во мне как болезнь – природа,
Я еще человек. Пока. Как же я не хочу им быть.
Посвященное
Луиза Арамона
Вы отбыли опять к себе в поместье,
Я на узор от инея дышала…
Кормить ножи без Вас? Да много чести!
Мне всех ножей сегодня будет мало.
Спросить? Нельзя. Смотреть? Стараюсь реже.
Тут был бы в тупике и сам Овидий.
Но всех, с кем Вы откупорили нежность,
Я начинаю тихо ненавидеть.
Всех, кто приходит в тишине прихожих,
Кто крошит на пол и сорит словами,
Вот взять бы разом всех и уничтожить,
Кто общее имеет что-то с Вами.
Кто просто юн и кто красив сверх меры,
Кто пластилином к Вашему плечу
Льнет и смеется, как герой Мольера…
Да, я убить, убить их всех хочу!
Тату
Всё, что мир хочет нам сказать,
Умещается в двух обоймах.
Провода. Пятачок. Вокзал.
Две руки, море взглядов, бойня.
Новый лэвэл, когда мы не
Притворяемся, что чужие,
Мочим губы в одном вине
Под истошный взгляд пассажиров.
И зрачки пожилых матрон
Нам сулят все круги геенны.
Провода. Пятачок. Перрон.
Полбутылки, цветные стены.
Как скринсейвер, в глазах рябят
Подходящие делу мины —
Люди, поезд – в тени тебя
И тяжелых твоих ботинок.
Знаешь, что мне всего сложней?
Расцепить наши руки, видишь?
Я на корточки по стене
Опущусь, когда ты уедешь.
Опущусь на полу трястись
И спиной обдирать обои,
Ненавидеть тебя за ту,
Что сгорала в твоих руках.
Всё, чем мир может нас спасти,
Умещается в двух обоймах,
Всё, с чем мы перешли черту,
Умещается в трех словах.