В никуда и обратно, если повезёт

Ислам Дахаев

В никуда и обратно, если повезёт

Глава 1: Десять шкур и один мудрец

Леха сидел на покосившейся веранде таверны и смотрел в небо.

Луна здесь была крупнее, чем дома. Чуть приплюснутая, с бледным светом и чем-то подозрительно похожим на лицо. Не улыбающееся. Скорее сочувственное. Хотя, может, это у него в глазах рябило от усталости.

Он был в этом мире два года, восемь месяцев и чертову кучу бессмысленных заданий. За это время он выучил три слова на местном языке, одно заклинание и сменил семь пар сапог.

Один раз – прямо посреди болот, потому что старые разъело волшебной слизью.

И дважды – потому что их съел летающий гусь.

Под ним скрипели доски. Где-то внутри, в подвале, оставалась его комната: сырая, с постоянным запахом протухшей магии и мухами, которые светились в темноте. Таверна называлась “У Ласкового Бретона”, но никто Ласкового так и не видел. Говорили, он ушёл в поход за осознанием.

Леха же давно понял, куда ушло его осознание. Оно уползло вместе с последней надеждой – где-то между заданием “найти священный корень” и “спасти говорящего волка, который ненавидит луну”.

Он докурил, уронил бычок между досок и зевнул.

Тут дверь таверны скрипнула, и наружу вышел худой эльф с бланшью в руке.

Постоял, помолчал рядом, потом выдал:

– Герой, ты ведь ищешь Путь?

Леха не повернулся.

– Нет. Я ищу выход.

– Но у нас есть задание, очень важное…

– Сколько?

– Десять. Десять шкур кабана.

Леха закрыл глаза. Глубоко вдохнул. Потом снова выдохнул.

– Не мяса, да?

– Нет. Именно шкур.

– С мяса их, говорят, легче снимать, но это… против древнего кодекса охотника.

– Конечно. Кодекс. Как же без него.

Он поднялся с веранды и пошёл к своей двери. Медленно, будто взвешивая каждую ступень. У порога остановился и, не оборачиваясь, спросил:

– И за это… что?

Эльф улыбнулся во весь рот:

– Подсказка.

Леха стоял, уставившись в лицо эльфу. Тот был худой, как пафос на ветру, в жилете из мха и с глазами, в которых можно было утонуть, если очень сильно хотеть утонуть в хипстерском веганстве.

– Шкуры кабана, – повторил эльф, как будто это было не абсурдное требование, а откровение. – Десять. Желательно свежие.

И всё.

Леха медленно перевёл взгляд на небо, будто просил высшие силы дать ему один ясный знак, что это не шутка. Потом снова посмотрел на эльфа.

– Ты… эльф, да?

– Ну… да.

– Вы, значит, за природу? За гармонию? За «всё живое»?

– Разумеется, мы чтим…

– Тогда нахуя тебе шкуры?! Не мясо. Не клыки. Не фотографии в лесу. А шкуры, блядь! Снять. С живого. Желательно теплого. Ты вообще в зеркало смотрелся, лицемер листяной?

Эльф слегка отшатнулся, как будто его ударили подушкой из боли и логики.

– Ну… мне не лично. Это… часть ритуала пробуждения ореха, который…

– Да я сейчас сам тебя разбудить могу. Огненным орехом в лоб! Три года я слушаю этот бред. То жабьи яйца, то язык пиявки, теперь вот – шкуры! – Леху понесло конкретно. – Эльфу! Который, по идее, должен с кабанами чай пить под луной, а не требовать с них шмотки!

Леха глубоко вдохнул, потом медленно выдохнул и прошептал:

– …я когда-нибудь сожгу этот лес. К херам. С корнями. Со всеми вашими ритуалами. И со мной в центре. В кресле. С пивом.

Он развернулся и пошёл к лесу, бурча себе под нос:

– Шкуры, блядь. Пиджак бы себе сшил, ушастый урод.

Он шёл молча. Только ветки трещали под ногами, и редкие светлячки неосознанно расступались. Ему нужно было выдохнуть. Выветрить из себя очередной абсурд, не сорваться в убийство. Пока ещё.

Минут через десять он нашёл свою поляну. Она ничем не была особенной – пара кочек, пушистый мох, старое дерево с раздвоенным стволом.

Но здесь никто не задавал квестов. Никто не пел. Никто не спрашивал, не ждал, не наставлял.

Он лёг на спину, закинул руки под голову и посмотрел в небо. Луна висела над верхушками деревьев – неровная, тусклая, но… честная. Без скрытых смыслов. Без подсказок. Она просто была.

– Домой бы, – тихо сказал он. – Просто лечь на диван, поставить чайник, новости посмотреть, понять, что всё, конечно, хуйня…

Ветер шевельнул траву. Где-то вдали тявкнула лиса. Или, может, опять тот волшебный гусь.

Леха не шевелился.

– Тут всё как во сне, – пробормотал он. – Только сон затянулся, и ты уже не уверен, просыпался ли когда-нибудь.

Он закрыл глаза. Просто полежать. Минуту. Час. Пока лес не вспомнит, что он – квестоносец. Пока мир не пришлет новую подсказку.

Пока снова не придётся кого-то спрашивать, искать, убивать, носить, говорить с говорящими камнями.

Но не сейчас.

Сейчас – только луна. И Леха. Который ненавидел этот мир. И всё ещё скучал по другому.

Леха лежал и смотрел в небо, но глаза всё чаще соскальзывали в себя.

Иногда ему казалось, что всё это началось вчера. Иногда – что он родился уже тут, с квестовым журналом в заднице.

Он не знал, как именно это случилось. Тот вечер был обычным. Работа – дом – доширак – ноут. В наушниках – старый плейлист, фоном браузер, где он пытался понять, сколько еще потянет его старый ноутбук, и есть ли жизнь после второй чашки кофе с плесенью.

А потом – вспышка. Или не вспышка. Может, он просто уснул. Может, умер. Или, что хуже всего – стал героем.

Проснулся он на траве. Под этим же небом, с этой же, приплюснутой луной. А вокруг – люди в балахонах, которые с благоговейным видом смотрели на него, как на свечу, вставленную в пирог судьбы.

– Ты избранный! – сказали они.

– Ты спасешь мир!

– Тебе нужно пройти путь!

– Вот тебе карта, полная дыр, загадка из трех частей и кость древнего лемура – на удачу.

Леха тогда даже не понял, что надо говорить. Он просто спросил, где тут метро.

Ему улыбнулись. И дали квест.

С тех пор прошло почти три года.

Сначала он пытался быть героем. Честно. Пытался читать пророчества, помогать деревням, спасать говорящих животных. Он даже начал собирать карту.

Но с каждой новой загадкой, с каждым "испытанием духа", с каждой шкурой кабана – он понимал: этот мир не собирается его отпускать. Он не в игре. Он – в петле.

Теперь у него был один навык – огненный шар. Один ресурс – бездонная мана. И одно желание – домой.

К шуму города. К пробкам. К интернету. К вечерам, когда ты ничего не должен, и никто не называет тебя "избранный".

Он глубоко вздохнул.

– Всё, что я хотел – это зарплата в срок. И выходные. И чтоб принцессы не лезли в личку.

Леха лежал на спине, смотрел в луну и думал о том, что он уже знает.

О Переходе. О Возвращении. О Проклятом Пути Домой.

Ответ был прост: нихуя.

Три года – и ничего. Не метки на теле. Не знаков в небе. Никакой “звезды странника”, “врат теней”, “тайного портала в сердце мира”.

Только намеки. Слова стариков, которые умирают на полуслове. Листы пергамента с фразами вроде: “Тот, кто пришёл извне, должен сперва собрать себя внутри”.

Или: “Ищи в себе то, что было вне”

У него была целая стена. Доска. Журнал. Где он пытался всё собрать: пророчества, имена, куски артефактов, разговоры с феями, сны, выписки из книг.

Он сам придумал цвета – жёлтым отмечал ложные следы, красным – обрывки, зелёным – “возможно ключевые фразы”.

Теперь всё стало коричневым. От безысходности.

Ничего не сходилось.

Одна загадка вела к другой. Одна подсказка опровергала прошлую. Один “великий мудрец” говорил, что путь – в сердце дракона. Другой – что дракон это путь. Третий – что драконы вообще выдумка, и ты, братец, пьян.

И Леха начинал подозревать, что никакого выхода нет.

Он здесь по ошибке. Или, хуже – по чьей-то тупой воле. Просто оказался там, где быть не должен. И теперь – обязан играть в эту долбаную игру, где правила пишутся по ходу, а награды – пыль и флейта барда, сожжённая уже пять раз.

Он закрыл глаза и захныкал.

– Я не Избранный. Я даже зарядку по утрам не делал.

Он не знал, сколько пролежал на поляне. Может, час. Может, вся его прошлая жизнь. Луна повисла в небе, как нота, которую никто не собирался завершать.

Он поднялся, вытер ладонью лицо и направился к тропе.

Хруст.

Из кустов вываливается старик – весь в мху, с растрепанной бородой и глазами, будто он вот-вот произнесет конец света. В руке посох. Взгляд фанатичный. Дышит как заклинание на последнем дыхании.

– О! Ты! – старик хватает Лёху за плечо. – Я узнал тебя! Ты тот, кто пришел извне! Ты должен спасти этот мир!

Леха закатил глаза.

– Серьёзно?.. Прямо вот так сразу?

– Нет времени! – торжественно провозгласил старик. – Мир висит на волоске. Судьба в твоих руках. Тебе нужно собрать Посох Всегомогущества!

– Конечно нужно, – пробурчал Леха. – А он, дай угадаю, где-то в жопе у трёх драконов и хранится у мертвеца в стихах?

– Он состоит из сорока четырёх частей!

Тишина.

Леха застыл.

– Сколько?

– Сорока четырёх. Части древние, разбросаны по—

– СОРОКА. ЧЕТЫРЁХ?! Кто вообще так налажал?! Что это за гений решил, что посох надо резать, блядь, как колбасу на корпоратив?!

Старик замер, не зная, что сказать.

Леха раскинул руки.

– Почему не пять? Почему не семь? Почему, мать его, не одна?! Что, вы собирали его по кусочку от каждого тупого мага в стране?! "Ой, я сохраню наконечник, это семейная реликвия!" "А я держу пятое колено, мне на нём удобно сидеть!" Да вы совсем охренели!

Огненный шар с визгом вспыхнул у него в руке.

– Сорок четыре, блядь… Это не посох, это кубик Рубика какой-то.

Огненный шар еще тлел в руке, но Леха его не бросал. Пока.

Он смотрел на старика, который теперь сидел в траве и тихо покашливал, будто ничего сверхъестественного не произошло.

– Сорок четыре, – повторил Леха, – это даже не абсурд, это издевательство. И кто вообще сказал, что я… избранный?

Старик поднял голову. Улыбнулся. Та улыбка, что бывает у людей, которые уже давно живут только внутри своей легенды.

– Это было предсказано, – прошептал он. – В древнем свитке. Тот, кто явится из иного мира… Кто сожжет мосты, дома, флейты… Он и есть Искра Возвращения!

Леха прищурился.

– Искра чего?

– Возвращения! – с энтузиазмом. – Ты приносишь свет. Или пепел. Но в этом и суть!

– Подожди. Подожди. Ты хочешь сказать, что у вас была древняя бумажка, где написано "придет чувак, будет всех сжигать, и, наверное, это нормально" – и вы такие: "Да! Именно его мы и ждали!"?

– Ну… там всё немного иносказательно, – промямлил старик.

Леха шагнул ближе.

– И кто её, мать его, написал? Кто вообще сказал, что я кого-то должен спасать?

Старик замялся.

Затем, после короткой паузы, почти виновато:

– Бартуа́л. Старший Архимаг Совета. Он… провел Ритуал Вызова.

Имя повисло в воздухе.

Леха моргнул.

– Бар… кто?

– Бартуал. Великий маг. Он верил, что ты – ключ

И в этот самый момент жизнь Лехи обрела смысл. Он, кажется, нашел виновника всех бед.

Глава 2: Культисты, дева и дракон

Было ощущение, что старик знает. Или хотя бы делает вид. А Леха ненавидел оба варианта.

Старец нервно теребил подвешенный к посоху ботинок. Почему ботинок? Потому что в этом мире у всех были свои фетиши.

– Где он?! – Леха нависал над старцем, как финансовая проверка. – Я не повторю. Где. Бартуал.

Старец дрожал. От старости, от ужаса или от ветра – было неясно. Он закутался в пыльную мантию, как в сценарий квеста, и пытался не смотреть Лехе в глаза.

– О, юный путник… Ты должен сперва выслушать…

– Нет. Не должен. Не хочу. Мне не нужно ничего выслушивать.

Леха сунул руку в карман, сжав пальцы – не для огня, просто для острастки.

– Мне нужна информация. Конкретная. С координатами. Без рифмы. Без «испытаний духа». Без вашей дедовской шизы.

– Но… древняя тропа не откроется… пока ты не найдешь Три Осколка Зова…

– Найду три фаербола в твою сторону, если ты сейчас не скажешь, где Бартуал.

Он сам устал слышать себя. Как будто все это уже было. И все равно – снова приходится рычать, требовать, угрожать. Потому что по-другому тут не работают.

Старец попытался улыбнуться, как будто хотел вдохновить, но вышло скорее как мышечный тик.

– Он был… тем, кто видел Знаки. Тот, кто вызвал Пламя Слов…

Леха стиснул зубы.

– Ты сейчас начнешь. "Путь велик, испытание тяжко, судьба зовет". Потом сдохнешь. И опять мне – бумажка и кулон, который, скорее всего, открывает сундук с дохлыми воробьями.

Старец внезапно остановился. Глаза загорелись. Он заговорил торжественным тоном:

– Ты должен найти Башню Безмолвия. Пройти через Три Камня Воли. И только тогда путь к Бартуалу…

Фаербол появился в руке Лехи без предупреждения.

– Я тебя умоляю.

– …откроется…

– Последний шанс, старпер.

– …в час, когда Луна обнажит…

– НЕЕЕТ!

Старец сник. Как будто магическая батарейка внутри него исчерпала последние проценты.

– Бар… – прошептал он. – Бар… ту…

– Бартуал?! – Леха подался вперед. – Он?! Это он?! Где он?!

– В… Бо…

– В БО?! В чем?! В бане?! В борделе?! В Бобруйске?!

– …в Бооо… ло…

Захрипел. Захлебнулся. И осел, как сохраненный квест.

Леха закрыл лицо рукой.

Он заранее знал, чем все закончится. Конечно, болото. Куда же еще. Почему не пляж, море и мороженое? Всегда болота, пауки и пещеры.

– Не. Ну. Вот как, а?

Но квест он уже втиснул. И, по всей видимости, слово «Болота» снова было в списке обязательных локаций.Он сел рядом, выдохнул. Старец еще посапывал. Может, выживет. Может – нет.

Леха сидел на коряге, сутулясь, как будто не спина у него, а судьба. Рядом старец дышал все тише – с каждой секундой звуча все больше как старый меховой пылесос, у которого забился фильтр.

Вокруг стояла тишина. Такая, как бывает перед дождем или после большого разочарования. Или и того и другого.

Ему не нравилось это место. Да и какое нравилось?

Он устал. До тошноты. До дрожи в глазах, когда не можешь уже ни злиться, ни плакать, ни даже пошутить.

Тут не было никого, кто мог бы сказать: «Держись». И не осталось сил, чтобы самому себе это сказать.

В родном мире у него была рутина.

Проснуться, умыться, кофе, радио, пробка, офис. Чистый стол, чай в кружке с трещиной, стабильный вайфай. В обед выйти покурить – не потому что хочется, а потому что привычка. Вечером – домой. Пельмени, сериал, кот, тишина. Иногда он даже чувствовал себя счастливым. В меру. По-человечески.

А теперь?

После перемещения в этот мир ему досталась бездонная мана. Ни лимитов, ни перегрева, ни кулдауна. Его чакры, ауры, резервы и прочая хрень – все это светилось, пульсировало и возбуждало местных магов сильнее, чем тентакли на фресках Храма Вселюбия.

Да, он как-то зашел туда. И очень глубоко пожалел. Главное – теперь он точно знал, чего следует избегать.

Все визжали от восторга. Он мог бы стать кем угодно.

Но не стал.

Он не учил ничего. Просто… не смог. Или не захотел. Или слишком хорошо понимал, что если он начнет – то увязнет. Станет частью этого мира. Этого идиотского мира, где на каждом углу тебя встречают загадкой, в каждой деревне ты обязан «доказать себя», а каждое третье существо пытается вручить квест, смерть или обоих сразу.

Слишком легко все это затягивало. Магия, могущество, восхищенные взгляды. А потом – и ты уже на троне. Один. Навсегда. А у Лехи амбиции становится кем-то кроме Лехи попросту не было.

Ему нравился шумный город, человейники, гудки машин, мигающие светофоры. Среди этого шума и гама он чувствовал себя в безопасности, в своей маленькой квартире, вместе с котом и редкими гостями.

Что особенно бесило Леху – ему не дали никакого выбора. Спроси у него какой-нибудь сказочным кретин хочет ли он стать Избранным, он послал бы его в пешее сказочное путешествие далеко и надолго, чтоб обратной дороги забыл.

Но нет…

Он не хотел учить. Не хотел быть избранным. Но если Бартуал знал, как выбраться – он готов выслушать даже рифму под флейту. Может быть. Наверное.

Он выучил одно заклинание.

Огненный шар.

И теперь швырял его, как аргумент в споре. Как щелчок по носу судьбе.

– Мог бы быть героем, – пробормотал он. – Мудрым. Могущественным. Прозрачным, как ваша дурацкая магия.

Он посмотрел на старца. Тот все еще дышал, но уже без энтузиазма. Глаза закатились, рот приоткрыт, будто он вот-вот скажет еще одну загадку… или слово «судьба».

Леха вздохнул.

Внутри него шевельнулось что-то почти человеческое. Может быть – сожаление. Или скука.

– Я бы тебя воскресил, дед, – тихо сказал он. – Но, знаешь… я знаю только заклинание фаербола. А это не то, что нужно.

Фаербол был отличным заклинанием. По крайней мере у него был пылающий аргумент в любых спорах. Огонь вовсе не плохой.

Старец замер. Мир, казалось, выдохнул вместе с ним.

Леха уже было собрался уходить, когда под мантией что-то щелкнуло. Мягко, мерзко… и подозрительно.

Тихо. Как начало панической атаки. Леха замер.

– Не надо, – прошептал он, – пожалуйста, не надо…

Потом оторвался от земли.

Сначала чуть. Потом выше. Потом гораздо выше.

Он взлетел, как камень, запущенный физикой, которой глубоко насрать на массу. Плащ развевался, сапоги болтались, из рюкзака торчал злосчастный утюг, который теперь несся за ним, как спутник обреченной планеты.

– Бляяя… – простонал он, кувыркаясь в воздухе. – Только не это, только не… ох, твою же мать.

Выше облаков. Ни старца, ни деревьев. Только тонкий воздух и ощущение, что ты чья-та ошибка.

И вот тут он увидел.

Вдали, далеко на юге, среди гор, огромный дракон. Летящий вальяжно, с тем грациозным пафосом, который бывает только у существ, знающих, что их не сожгут просто так. Крылья – как паруса. Голова – как амбар.

И чуть ближе, но все равно недосягаемо, он заметил поляну. Уединенную, на вершине холма. Озеро, гладкое, как зеркало. А у берега – дева. Обнаженная. С волосами до пят. Лежит на покрывале. Меч рядом. Лотосы цветут. Сцена, достойная обложки дешевого фэнтези-романа, где за доблестью скрыт фансервис.

Леха завис в воздухе, как пункт меню, и тихо сказал:

– Ага. Конечно. Дракон, нагая дева, озеро. Полное комбо.

Он плюнул в сторону. Плевок вернулся обратно.

– Фиг вам, – сказал он небу. – Я три года шел по болотам, и вы мне хотите сказать, что весь этот сраный мир можно было просто увидеть сверху, если подождать, пока старик сдох?

Он падал.

Ну, технически – летел вниз. Но делал это с таким видом, будто просто медленно спускался к очередной жизненной ошибке.

Ветер хлестал по лицу, рюкзак с утюгом бил по спине, а плащ болтался, как флаг поражения. Но Леха, несмотря ни на что, закинул ногу на ногу, раскинувшись в воздухе, как лорд на троне.

– Ладно, – произнес он вслух, – раз уж мне лететь в никуда, можно и подумать.

Он глянул вдаль. Там, где воздух все еще дрожал от высоты, а горизонт был как в рекламном буклете для идиотов.

– Что это, мать его, был за дракон?

Он задумчиво крутанулся в воздухе.

– Не, ну серьезно. Летит себе, пафосный, как будто в фотосет опоздал. А потом – дева на вершине, голая, на фоне озера. Удобно легла. Симметрично. Волосы развеваются. Я что – орел, сука?

Он посмотрел вниз. Озеро приближалось.

– Я че, зрение себе прокачал случайно? Или это тут у всех так? Типа если ты избранный, тебе бонусом выдают возможность разглядеть романтический фансервис с орлиной точностью?

Он замер на секунду.

– Может, это магия. Или бред. Или мне просто пора домой. Ну или хотя бы на твердую землю.

И в этот момент он влетел в озеро.

Озеро не приняло – оно его проглотило.

Вода сомкнулась над головой.

Он не был орлом, до него только дошло.

Леха вынырнул, обмяк, но сразу встрепенулся – почувствовал чужие взгляды.

Десять капюшонов, три с ножами, один с кастрюлей, и, кажется, кто-то с… вилкой?

Он вздохнул. Поднялся.

– Опять вы, – произнес Леха устало. – Я вас как раз забывать начал.

– ЭТО ЛЕХА! – заорал кто-то слева.

– Ты испортил все, – добавил другой, с дрожью в голосе. – Нашего Лорда, наш Ритуал, наше Призвание…

– Которое вы обернули в консервную банку с щупальцами, – бросил Леха. – Я не виноват, что ваш бог теперь размером с креветку.

– Он был прекрасен!

– Прекрасен? Он выглядел как недоваренный кальмар.

В этот момент один из них рванул вперед – прямо с ножом. Второй – за ним. А третий вообще бросился на четвереньках, как бешеный пес.

Леха метнул фаербол – первый упал. Второго поймал в живот. Третьего не успел – тот вцепился в ногу зубами.

– Да ты че, ку— АУ! – взвыл Леха, отпинываясь. – Кусаться? Серьезно?

– Мы тебя ненавидим, – прошипел культист, повиснув у него на сапоге. – С тех пор, как ты вызвал взрыв в Храме Безглазого!

– Рад, что оставил след в вашей культовой биографии, – буркнул Леха и вмазал ногой по голове.

Пламя заклубилось в руке. Он запустил его назад – тот, кто подкрадывался с посохом, отлетел в кусты. Дым пошел вверх. Кто-то завыл. Кто-то зашипел, как чайник.

Из круга вылез щупальцевый монстр. Опять.

– Не смей.

Монстр пополз. Леха дождался. И пнул.

– Вернись в консерву.

Один из культистов вскочил с воплем, ударил вилкой в бок. Леха заорал, развернулся, дал в лоб. Вилка вылетела. Кровь потекла по плащу.

– За это я вам библиотеку сожгу.

– У нас нет библиотеки, – пискнул кто-то из-за спины.

– Тогда перепишу ее и сожгу, – огрызнулся Леха и врезал еще одному.

Молча. Быстро. С яростью. Каждый знал, за что. Это была не драка. Это была расплата.

Они кидались на него, кусались, царапались, плевались. Один укусил его за запястье – Леха метнул шар прямо в лицо. Без колебаний.

Последний остался в стороне. Леха посмотрел на него. Тот – на Леху.

– Все? – спросил Леха.

– Пока, да, – кивнул тот. – Но мы вернемся.

– Надеюсь, чтобы снова поджарить вас, – и бросил фаербол, даже не дожидаясь ответа.

После этого стало тихо. Только щупальцевая тварь выползла из кустов, села рядом, потрепала лапками по земле. Тупо смотрела на Леху.

– Что ты за урод такой? Ползи отсюда.

Существо послушалось.

Щупальце глянуло на Леху с тоской.

– Еще увидимся, – будто бы сказал его взгляд.

– Только если в банке, – буркнул Леха.

Леха сидел на валуне, сжав в ладони крошечный фаербол. Жар медленно полз по коже, пока он подносил огонь к порезу на плече.

Запах паленого мяса, тихое шипение – и стон, сквозь зубы. Он прижигал рану. Потому что ничего другого не умел. Потому что зелья – это для тех, кто верит, что все еще можно вылечить. Леха давно был мертв внутри.

– Ну, спасибо вам, – процедил он, опускаясь к следующей ране. – Хоть не в глаз.

Кусок ткани пошел на повязку. Пояс – на фиксацию. Все привычно. Болит – значит, жив.

– Я бы сдох… но не могу. Меня либо спасут, либо воскресит какая-то хреновая богиня света, чтобы я прошел «свой путь»

– Кто вообще придумал этот гребаный образ Избранного? Вот прям конкретно – имя, адрес, лицо. Хотел бы я с ним потолковать о вечном.

– «Он пришел извне… Он особенный…» – передразнил он писклявым голосом.

Он усмехнулся. Без радости.

– Не герой я, а просто залетный. И планирую вылететь обратно.

Культисты никогда не искали его. У них были свои планы, свои темные боги и тщательно прорисованные круги на земле.

Но Леха появлялся все равно. То из кустов. То из портала. То с неба. Как зараза, прописанная в их сценарий мелким шрифтом.

И каждый раз – ритуал шел прахом. Свечи падали, жертвоприношение орал, один из верховных падал в обморок. А потом – огонь. Всегда огонь.

Иногда Леха побеждал. Иногда его волокли в кусты лицом вперед. Иногда все заканчивалось ничем, кроме общей боли и выжженной земли.

Но результат всегда был один – ничего не получилось.

Кто-то из них шептал, что он проклят. Кто-то – что он знак. Но чаще всего его называли просто: "Опять этот сукин сын". Для культистов имя Леха стало ругательным.

Он поднялся и огляделся. Место, куда он свалился, теперь было похоже на декорации к плохой пьесе: выжженный круг, покосившиеся камни с рунами, несколько обгоревших костей, догорающие свечи.

Но больше всего его заинтересовала стойка у дерева.

– Ага, – пробормотал Леха.

Рядом валялись листы – полусгоревшие, исписанные. Он поднял один, попытался разобрать. Почерк был отвратительный, но несколько строк все же можно было прочесть:

«Попытка повторного призыва сущности. Первая – провалена вмешательством нестабильного элемента. Поврежден канал силы, бог явился неполным…»