Шахты

– Нет. Я и не знал его имени, чтобы помнить. – пожал плечами несчастный бедолага. – Помню только, что он не местный, а приехал из большого города и жил в доме графа.

– Хорошо. – кивнул Максимельян и стал подниматься. – Я распоряжусь, чтобы тебя поместили в местный госпиталь. Это подземелье не место для людей. Прощай.

– Прощайте господин, спасибо вам за доброту! – прокричал вслед удаляющемуся герцогу шахтёр. – Я буду молится за вас! Надеюсь, вы найдете эту жилу!

Мужчины вышли из подземелья и направились в местную гостиницу, в которой остановились.

– Ну и что вы об этом думаете, Искандер? – спросил герцог детектива за ужином. – Выходит Эмма знала об этой жиле с самого детства.

– Выходит так. – кивнул в знак согласия детектив. – Но почему не сказала об этом отцу?

– Боюсь, дорогой друг, что и мне будет стоить огромных усилий вытянуть из неё эту тайну.

– Почему ты так решил, Макс?

– Я запретил ей приближаться к шахтам. – погрустнев, опустил голову герцог. – И она тогда упомянула, что я совершаю роковую ошибку.

– Думаешь, она не простит тебе этого? – поинтересовался детектив.

– Я знаю, что не простит. И так мне об этом и сказала. Она с самого начала знала, что однажды настанет час, когда я спрошу её об этом.

– Тебе придется постараться, Макс. – насмешливо поддразнил герцога Искандер. – Если ты сведёшь её с ума, то она выложит тебе даже свою душу.

– Легко сказать. – герцог не разделял веселья детектива. – Я каждый вечер прихожу к ней в спальню, и за всё время, она даже не взглянула на меня.

Максимильян безнадежно развел руками. – Она просто сделает меня своей марионеткой, исполняющей любой её каприз.

– Да уж. – тяжело вздохнул детектив. – Нам нужен какой-то план.

– И что ты предлагаешь, Искандер?

– Для начала необходимо поговорить со стариком Фораманом. Узнать, почему девочка не рассказала отцу о местоположении жилы? И спросить про доктора.

– Решено! – воодушевился Максимельян, и оба мужчин пошли собираться в обратную дорогу.

В особняке графа Форамана не произошло абсолютно никаких изменений, кроме одного: дворецкий впустил герцога и провел в комнату к старому графу.

– Надеюсь, вы идете на поправку, тесть? – склонился в приветственном поклоне Максимильян.

– Чем обязан такой чести, Ваша Светлость? – старик приподнялся на подушках, не без помощи дворецкого.

– Я хотел бы спросить вас о вашей дочери.

Максимельян не хотел затягивать разговор, и сразу перешел к делу.

– Почему Эмма не сказала вам где жила? Ведь ваша дочь знает, где находится это место.

– Да. Знает. – устало потер глаза Фораман. – Она мстит мне.

– Мстит? Но за что? – заинтересовался герцог.

– За то, что я запретил ей ходить в шахты.

Как знакомо звучали слова старика. А в голове Максимельяна они звучали как приговор. Он понимал, что Эмма никогда не скажет ему где жила, так же, как не сказала отцу.

– Она проводила там всё своё время. Не желала учиться, убегала и пряталась, и даже ночевала там, в шахтах. Её не было несколько дней и я начал беспокоится, созвал людей и стал искать её. – продолжал старик свой рассказ. – Я нашел её в старом заброшенном тоннеле, куда давно уже никто не ходил, за ненадобностью. Эмма оборудовала там себе что-то типа убежища. Постелила матрас, натаскала свечей, еды и прочего барахла, и хотела там жить. Она становилась дикой и нелюдимой. Я побоялся что потеряю её, разрушил проход к тоннелю и запретил приближаться к шахтам. Это было как раз в тот день, когда произошел обвал. Я велел Саймону насильно увести её домой. Она возненавидела меня за это.

– Кто такой Саймон? – спросил детектив.

– Врач, что приглядывал за ней.– ответил граф, тяжело вздыхая.

– Но зачем Эмме понадобился врач? – недоумевал Максимельян.

– Ай, я не сведущ в медицинских терминах, но доктор говорил, что Эмма больна очень редкой неизученной болезнью. Она боится яркого света.

– И избегает людей? – поинтересовался герцог.

– Людей она не боялась. Вечно ошивалась среди шахтёров, но никогда не разговаривала с ними. Доктор, что наблюдал за ней, понемногу учил её манерам, учил читать и писать, и она всё схватывала моментально. В семь лет она отлично читала, и писала без ошибок.

– А почему она не общалась с шахтёрами?

– Считала, что они не достойны её внимания. Высокомерие досталось ей от её матери. Гордыня моей жены была так непомерно велика, что затмевала в ней всё остальное. Прошло очень много лет с того дня, как я видел жену в последний раз, но всё, что я могу вспомнить о ней – это сатанинская надменность и чванство. Кхе-кхе-кхе.

Ироничный смех графа смешался с судорожным старческим кашлем.

– Но почему Эмму так тянет в эти шахты? – не унимался Максимильян. Множество вопросов, касательно нее мучили его.

– Да потому, что там нет яркого света! – дребезжащим голосом ответил Фораман.

– К тому же шахты – это не несколько комнат, не этаж и даже не целый особняк, с зашторенными окнами, отведенный под прогулки. Шахты- это огромный город, загадочный лабиринт, многокилометровые тоннели! И самое главное: с идеальной темнотой. Это то, о чем она мечтает, затеряться в этих бескрайних хитросплетениях мрачных коридоров.

– А как же медицина? Прошло столько лет, может эта болезнь уже поддаётся лечению? – не унимался герцог.

– Не знаю. Доктор хотел наблюдать за Эммой, но мне пришлось отказаться от его услуг.

– Но почему?

– Мой дворецкий заметил, что доктор как-то странно смотрит на Эмму. Он восхищался ею, боготворил её, и это походило на педофилию. Я решил рассчитать его.

– Понимаю. – кивнул, соглашаясь, герцог. – Это было разумно с вашей стороны.

Максимельяну хотелось задать ещё очень много вопросов об Эмме, но пора было уходить. Он приподнялся со стула, готовясь прощаться с тестем.

– Не скажите ли мне адрес этого самого доктора? – не удержался герцог.

– Конечно! – согласился Фораман и кивнул своему дворецкому, который как оказалось, стоял все это время в темном углу, и наблюдал за тем, что происходило в комнате.

Получив имя и адрес доктора, Максимельян направился домой. Где за стаканчиком любимого бурбона, дословно передал весь предыдущий разговор детективу, и дал распоряжение разыскать того самого доктора.

– Добро пожаловать, Ваша Светлость! Детектив Макнамара! Прошу проходите. – приветствовал гостей мужчина зрелого возраста.

Доктор Саймон Андерсон был высоким худощавым человеком чуть более пятидесяти лет, с аккуратно стриженой седеющей бородкой, карими глазами и плавными изящными манерами.

Он встречал посетителей в своей рабочей приемной, которая представляла собой небольшой кабинет, с письменным столом, кушеткой, парой стульев и небольшим черным диваном.

– Располагайтесь где вам комфортно, господа.

Герцог занял черный диван, при чем сел так, что рядом едва ли мог уместиться ещё кто-либо. Детектив разместил стул прямо напротив рабочего стола доктора, так, чтобы было удобно облокачиваться на стол и делать заметки в своем блокноте.

– Я достал личную карту Эммы, хотя, её случай настолько исключительный в моей карьере, что это не было необходимым. Я всё помню и так.

Доктор сел за свой рабочий стол и положил перед собой ветхую пожелтевшую тетрадь с надписью "Эмма Фораман".

– Расскажите нам о болезни Эммы. – попросил детектив.

– Эмма была уникальной девочкой. Бесстрашной. Она не боялась ничего, кроме света. – с восхищением начал свой рассказ доктор Андерсон. – Она сажала на ладонь пауков, сороконожек и других мерзких насекомых, обитающих в сырых, темных тоннелях. Часами рассматривала их в тусклом свете свечи, разговаривала с ними и отпускала их невредимыми.

– Но как это касается её болезни? – нетерпимо вопрошал герцог, видя мечтательные глаза доктора, очарованно рассказывающего про девушку.

– Ох, простите, Ваша Светлость. Эта девочка была настолько удивительной, что даже после стольких лет, я не перестаю восхищаться ею.

Доктор сменил загадочную улыбку на серьезное выражение лица и начал свой рассказ.

– В те годы я был молодым перспективным врачом на пике славы. И граф пригласил меня лечить его дочь. Для меня это было честью. Граф в те времена был очень богат, и знаменит далеко за пределами той деревушки. Шахты и золото приносили ему славу. Жена его скончалась сразу после родов, и граф Фораман так и не женился больше.

Женщины его не интересовали. Он был одержим своими шахтами. Но маленькой его дочери требовался особый уход. Впервые я приехал к графу, когда девочке было четыре года. Она задорно носилась по комнатам, создавая своим детским смехом много шуму, и вводя тем самым её няню в бешенство. Помню, улыбнулся тогда, встретив маленького прекрасного не расчёсанного чертенка с горящими восхитительными очами, изучающе глазеющими на меня. Хм.

Доктор улыбнулся грустной ностальгической улыбкой.

– Эта девочка покорила меня с первой встречи. Я не видел в ней изъянов и не понимал зачем граф нанял меня.

– Ближе к делу, доктор. – прервал его трогательные воспоминания детектив.

– Девочка была вполне нормальной, с одной только особенностью – она не любила яркий свет. Ещё во младенчестве, няньки выносили её днем на улицу, и девочка заходилась истеричным воплем. Они не понимали в чем дело, глядя на бордовую от вспухших вен девочку, охрипшую от крика. Няньки заносили её в дом, и крестясь, пускались наутёк.

– Граф Фораман знал об этом? – поинтересовался герцог.

– Конечно знал. Иначе не пригласил бы меня. Все эти женщины, что нянчились с его дочерью рассказывали одно и то же. Девочка не хочет выходить на улицу, и закатывает истерики, если раздвинуть шторы. Они сжимали распятье и называли её ведьмой, боялись маленькую четырех летнюю девочку.

– Почему он пригласил доктора, а не экзорциста? – спросил детектив.

– Потому, что граф Фораман, как и мы с вами, скептик и реалист. – ответил доктор Андерсон. – И правильно сделал, иначе его четырёхлетнюю дочь в тот же день сожгли бы на костре.

– В чем состояла ваша работа, Саймон? – спросил Максимильян.

– Мне предстояло наблюдать за Эммой, постараться выявить причины такого поведения, и назначить правильное лечение. Эмма действительно была больна. Но как мне тогда казалось совершенно незначительным отклонением, которое сложно было назвать болезнью. Но по мере наблюдения за ней, я всё же выявил, что девочка боится света. Этот случай не был ранее описан в научных трудах, и я понял, что имею дело с уникальным явлением. И обязан зафиксировать наблюдения об Эмме в своих дневниках.

– И что вы зафиксировали?

– Я вел ежедневник, в который записывал все свои наблюдения, касательно поведения девочки, её пристрастий. Иногда я экспериментировал с ней.

– Экспериментировали? Надеюсь это не повредило её психике? – с тревогой спросил герцог.

– Уверяю вас, Ваша Светлость, что я не позволил бы себе навредить девочке. Все мои опыты абсолютно безвредны. Однажды я завязал девочке глаза плотной черной тканью и вывел её на улицу, солнце светило на нее, но она этого не видела. И вела себя совершенно спокойно, только просила поскорее открыть ей глаза. Так я понял, что свет для нее не представляет опасности. Проблема могла быть либо с светочувствительностью глаз, либо психологическим аспектом.

– И вы выяснили это?

– Да. Яркий свет причиняет боль её глазам, и отсюда выработалась боязнь выходить днем на улицу. Я выводил девочку во двор ночью и она не испытывала страха, пока мы гуляли в пределах двора, парка, сада. Но как только мы выходили за их пределы, Эмма тут же начинала нервничать и стремилась поскорее зайти обратно. Так у девочки обнаружилось ещё одно нарушение – это боязнь открытого пространства. А это уже чисто психологическая проблема. Шахты стали идеальным местом для её существования.

– Тесное пространство и отсутствие света. – заключил детектив.

– Именно! – подтвердил доктор.

– Скажите, Саймон, а вы пробовали лечить эти недуги, чтобы девочка могла поправится? – поинтересовался Максимельян.

– К сожалению, психология не мой конек. Я посоветовал графу хорошего психиатра, но он был взбешен от моих заключений и заявил, что его дочь не сумасшедшая. Услышав о психиатре граф сделал неправильные выводы.

– Так девочку не удалось осмотреть психиатру?

– Ни психиатру, ни окулисту, – с сожалением произнес доктор Андерсон. – Граф рассчитал меня в скором времени. Эмме было не больше восьми лет. Может он был опечален ужасным случаем на шахте, когда погибли рабочие. Через несколько дней после того несчастного случая граф Фораман и известил меня, что более не нуждается в моих услугах.

– Граф Фораман упомянул, что его дворецкий уличил вас в педофилии, и это послужило окончанием вашей работы.

– Дворецкий обкрадывал графа, так как вел его счета, и я узнал об этом. А он оклеветал меня, дабы избавится от назойливого свидетеля.

– Почему вы не попытались обелить свое имя перед графом? – уточнил детектив.

– Эх, – печально вздохнул доктор. – Потому, что я действительно был без ума от его дочери. И если бы это просочилось…., мне был бы конец.

– Мне жаль. Как вы считаете, доктор Андерсон, возможно ли Эмму излечить сейчас, по прошествии стольких лет?

– Думаю, стоит попробовать, Ваша Светлость. Медицина не стоит на месте.

– Если я приглашу вас в качестве гостя, или, если хотите доктора, могли бы вы, помимо своих обследований, выяснить интересующую меня информацию?

– Благодарю, что пригласили меня, Ваша Светлость, – пожимая приветственно руку, переступил порог дома доктор. – Это большая честь для меня, а тем более, что работать предстоит с самой волнующей меня пациенткой.

– Но не забывайте про наш уговор. Делайте что хотите, но выведайте то, что меня интересует.

– Мне так давно хотелось повидаться с Эммой. Постараюсь сделать всё возможное, Ваша Светлость. – Саймон поклонился в знак почтения герцогу, и отправился занимать отведенную ему комнату.

Доктор поднялся по лестнице на второй этаж и оказался на лестничной площадке, которая отделяла два крыла особняка друг от друга. Одно крыло перекрывали большие массивные двери, а второе было открыто. Доктор Саймон сразу понял, что для жены герцога была отведена полностью одна сторона второго этажа. Это несколько смежных спален, игровая и музыкальная комнаты, а так же большая зала для уроков танцев. Он дернул дверную ручку из любопытства, и оказалось, что дверь в комнаты герцогини не заперта. Дверь подалась вперед и доктор переступил через порог. Во всем крыле царил полумрак, так как ставни на окнах были закрыты, и портьеры плотно зашторены. Тусклое освещение осуществлялось несколькими свечами, расставленными в разных местах. Доктору пришлось постоять немного на одном месте, чтобы глаза привыкли к полумраку и начали различать предметы. Затем доктор двинулся на поиски девушки, внимательно вглядываясь в тени комнат. Герцогиня обнаружилась в самой дальней небольшой комнате, которая предназначалась для прислуги. Здесь стоял только стол, за которым сидела Эмма и перелистывала страницы ветхой книги, под освещением одной лишь свечи.

– Я говорил вам, Эмма, что для чтения необходимо зажигать две свечи. Вы испортите себе зрение.

– А, это вы, Саймон, – девушка даже не взглянув на доктора, сухо поприветствовала его. – Не скажу, что рада вам, но раз уж вы здесь…

Девушка собиралась предложить своё гостеприимство, но осеклась, сообразив, зачем именно прибыл доктор.

– Я счастлив увидеть вас снова, Эмма. – доктор, как и все мужчины, был восхищен её красотой, ведь в последний раз он видел её совсем ребенком.

– Мой муж нанял вас, полагая, что вам я откроюсь больше, чем ему?

– Мы могли бы стать друзьями, как когда-то, Эмма.

– Мы никогда не были друзьями, Саймон. За то, что вы прикидывались моим другом вам платил мой отец. А сейчас будет платить муж. И за эти долгие годы, вы ни разу не навестили меня.

– Но я писал вашему отцу, с просьбой о визите, он всегда отказывал мне.

– Я читала ваши письма. Вам нужно было лишь дописать свои отчеты для медицинского сообщества и ничего более. Вы даже ни разу не поинтересовались мной.

– Это не представлялось возможным, так как дворецкий....

– Не утруждайтесь, Саймон, я знаю вашу историю. Вы получили деньги, даже не пытались оправдаться, а поджав хвост, убежали.

– Простите меня, Эмма. – доктор опустил голову и испытывал чувство вины, за то, что не довел свои исследования до конца, обрек девушку на мучительную одинокую жизнь. – Я боялся, что эта клевета дойдет до медицинского сообщества, и моей карьере пришел бы конец. Граф был очень влиятельным из-за своего золота, одного его слова было бы достаточно, чтобы отправить меня в тюрьму или на казнь. Простите меня, но я не мог рисковать. Простите, Эмма!

Девушка молча поднялась со стула и направилась в комнату, оборудованную, как приёмную. Здесь было несколько кресел, просторный диван и сервант с посудой. Взмахом руки, она велела доктору располагаться, а сама достала из серванта графин с вином и два бокала. Наполнив бокалы темной жидкостью, девушка протянула один доктору, и устроилась в одном из кресел, с другим бокалом в руке.

– Винить вас в чем-то нет смысла, Саймон. Мой отец действительно мог бы испортить вашу жизнь, но мог бы поступить иначе, и как мой муж, заслать вас в моё окружение, с целью выведать секрет, который он так жаждал узнать. Глупец.

– Вы, я полагаю, не готовы поделиться им? – вопросительно поднял бровь доктор, глядя на девушку.

– Никогда! Слышите, никогда и ни за что, я никому не расскажу где жила! Мой муж не достоин этого золота. И я уверена, что сам он не найдет его, как и мой отец.

– Но почему, Эмма?

– Он глуп, и одержим лишь богатством. Его мало интересуют чужие проблемы.

– Жене положено любить своего мужа, а не осуждать его, Эмма. – с укоризной произнес доктор.

– Любить? За то, что он запер меня в этой убогой лачуге, и не пускает в шахты?

– Здесь я вынужден согласится с герцогом. Шахты сильно обветшали за эти годы, и находиться там опасно для жизни. Особенно для хрупкой, привыкшей к хорошим условиям, девушке.

– Мне надоело здесь ошиваться!. Я исходила все эти комнаты вдоль и поперек. У отца хотя бы, было много книг, и свежие газеты, а здесь и этого нет.

– Почему вы не сообщите о своих нуждах герцогу?

– Потому что, он не стоит и мига моего внимания, Саймон! – Очень громко и жестко ответила девушка.

– Простите меня, Ваша Светлость, если, когда-нибудь сможете простить. Увы, без вашего доверия я бессилен. Я хотел бы помочь Вам, Эмма , но боюсь, что медицина не шагнула так далеко вперед.

– Не могу. – прошептав, девушка поднялась с кресла и отвернулась, тем самым давая понять, что разговор окончен.

Доктор был раздосадован и тоже поднялся чтобы уйти, но перед тем, как ступить через порог, оглянулся и сказал:

– Запомните, Ваша Светлость, в этом мире лишь любовь важна. Герцог не получит удовлетворения от золота, как и вы, не найдёте покоя в любых стенах, без любви.

Позже доктор Андерсон передал разговор с Эммой её мужу в приёмной, в присутствии детектива.

– Боюсь, я вынужден откланяться, Ваша Светлость, ваша супруга непреклонна, и мне не удастся разговорить её. Она больше не маленькая девочка, и не доверяет мне.

– Может со временем....

– Нет, Ваша Светлость, Эмма никогда больше не сможет доверять мне.

– И что вы прикажете мне делать? – развел руками огорченный герцог.

– Полюбите её. – спокойно произнёс доктор, а герцог вылупил на него свои изумленные глаза, как на безумца. – Вы единственный, кто может входить в покои жены беспрепятственно, и вы единственный, кто может заставить Эмму полюбить вас.

Герцог был ошарашен таким нелепым выводом доктора, ведь он и думать не мог о каких-то чувствах, когда золото было ещё не найдено.

– Но как это поможет мне в поисках жилы? – недоумевал Максимельян.

– Прошу прощения, Ваша Светлость, но больше мне вам помочь нечем. – откланявшись, доктор поспешил

в свои покои, собраться с мыслями, сделать очередные заметки по наблюдению пациента. Но он был сильно удручен после разговора с Эммой. Теперь он окончательно понял, почему сердце девушки так очерствело, понял, что был дорог ей, и действительно предал её. Ведь он для нее был единственным другом за всю её жизнь. Хотя он долго корил себя за то, что уехал от Форамана, но со временем заставил убедить самого себя, что девочка всего лишь очередная пациентка. Но как оказалось, это не так. Он постоянно думал о несчастной маленькой девочке, которая так и не познала любви. И сейчас сердце его разрывалось от боли. Боли за её судьбу.

– Кажется твоя жена не готова идти на компромиссы, Макс. – удивлялся детектив.

– Немыслимо! – возмущался герцог. – Предложить мне такое! Когда на кону стоит моя репутация. Если к лету я не найду жилу, то меня засмеют в обществе!

– Возможно доктор прав в своих выводах, – детектив решил осторожно направить мысли Максимельяна в нужное русло.

– Перестань Искандер, и ты туда же, мне сейчас не до мелодрам. – отмахнулся герцог.

– Ты не сможешь всю жизнь бегать от своих чувств, Макс. И доктор прав, пока Эмма не полюбит тебя, она никогда не расскажет где жила.

Позже Максимельян сидел в одиночестве в своем кабинете, в уютном кресле перед камином, в котором пылал огонь. Он обдумывал слова доктора, и детектива. Но слова эти внушали ему дикое отчаяние и бессилие.

С самого первого своего визита в спальню жены, герцог надеялся, что сердце её растает от его горячих поцелуев. Но чуда не произошло. Девушка была всё так же холодна и безучастна. И как бы он ни старался, как не пытался, Максимильян не понимал, что он делает не так, и что необходимо сделать, чтобы это было правильным. Всё чаще герцог стал впадать в уныние от собственных неудач.

Дела на шахтах тоже шли плохо. И даже нанятые им опытные специалисты, после продолжительных поисков, лишь разводили руками.

Максимельян проделал, как ему казалось, грандиозную работу, но не получил никакого ощутимого результата. Похоже, пришло время послушать совет доктора. Общение с ним рождало в голове Максимельяна всё больше вопросов. И главный из них, как завоевать сердце Эммы?

На следующий день герцог поздно проснулся, потому как засиделся накануне допоздна. Он неспешно оделся, всё ещё витая в своих мрачных мыслях, и направился прямиком в комнаты жены.

– Полагаю, вы уже позавтракали, Эмма? – обратился к супруге Максимельян.

Девушка была крайне удивлена, увидев мужа в такой час, ведь он приходил только по вечерам, но вовремя спохватилась и едва сдержалась, чтобы не показать ему свой изумлённый взгляд. Однако, Максимельян уловил в её глазах всплеск удивления, но лишь на краткий миг.

"Удивительно!" – восхитился про себя герцог. Он едва улыбнулся и решил, что день не так уж плохо начался. А ещё он понял, что у девушки есть чувства, и она далеко не мраморная статуя, как ему думалось ранее, и внутренне торжествовал.

– У меня нет аппетита. – демонстративно отвернувшись, сообщила девушка.

Максимельян снова был поражен её поведением, ведь ей совсем не удавалось быть холодной и безразличной, хоть она изо всех сил и старалась.

– Мне хотелось бы позавтракать вместе с тобой, – обратился к девушке герцог. – Я прикажу подать завтрак на двоих.

И Максимельян развернулся и широкими шагами направился к выходу. Но не успел и преодолеть порога комнаты.

– Нет! – закричала Эмма, дрожа, как осиновый лист. – Я не могу выносить запах еды!

Максимельян был ошарашен, словно на него вылили ушат холодной воды. Следом за глупой растерянностью, герцог возликовал.

– О, Эмма! – Не сдержал герцог, своего восторга. Он в пару шагов пересек комнату, привлёк девушку к себе, прижал к груди и стал неистово обнимать её, и целовать в макушку. – Эмма, милая моя Эмма, как же я счастлив! У нас будет ребенок! Это самая лучшая новость за последние месяцы.

Он обхватил её лицо руками, чтобы поцеловать в губы, но увидел, что девушка заплакала. Слезы нескончаемым потоком текли по её лицу. Сердце герцога сжалось от боли за жену, ведь она очень испугалась этой новости.

Максимельян целовал её лицо, желая утешить свою прекрасную супругу. Он не мог налюбоваться её необыкновенной красотой, и сейчас она выглядела такой ранимой и трогательной. Алый румянец покрывший щеки, и слегка припухшие от поцелуев губы, придавали ей особенного шарма. Сердце герцога затрепыхалось в груди, как вольная птица в клетке.

Дыхание сбилось,и по венам побежало незнакомое доселе, будоражащее чувство, и словно спасительная нега разливалось по телу, неся с собой радость и восторг.

– Эмма, милая Эмма. Что же ты делаешь со мной.

Герцог поднял девушку на руки и пошел вместе с ней в соседнюю комнату, где расположился на большом мягком диване, и усадил девушку сверху на себя так, что голова её легла ему на грудь. Она молчала, и не сопротивлялась. Максимельян заметил, что слёзы высохли на её лице, остался только яркий румянец на щеках. Она была похожа на прекрасного ангела, спустившегося с небес, такой невинной она выглядела сейчас. Герцог сильнее прижал жену к груди, вдохнул запах её волос, и почувствовал себя самым счастливым человеком на земле.