И нас качают те же волны

Хозяйка молчала, переминаясь с ноги на ногу.

– Зинаида Григорьевна, – просипела Зоя, испуганно таращась на неподвижную женщину, – мне кажется, что она умерла!

Повисла поистине гробовая тишина. Катерина Ивановна переводила взгляд с испуганных гостий на растерянную хозяйку и индифферентного хозяина, затем, сунув в руки Григорьевне тарелку и банку, самоотверженно двинулась к креслу. Катя поняла, что командовать парадом придется ей. В свете событий последних дней, это становилось для нее уже привычным делом.

Приблизившись к креслу, она бесстрашно протянула руку к даме под широкополой шляпой, но рука ее на полдороги повисла в воздухе. Потом Катя завопила:

– Ах ты, старый хрыч!

Подруги впали в ступор, а Игнатьевич, неадекватно ситуации, захихикал. Почему Катя обращается к гостье, употребляя существительное мужского рода с уничижительным, даже бранным оттенком? Почему столь неадекватна ее реакция – она сдернула шляпу с головы неподвижной гостьи, швырнула ее наземь, а потом – о, ужас! – сняла скальп и швырнула его тоже? (В следующую секунду женщины поняли, что это всего лишь парик). А Катя продолжала бушевать, оставив в покое новопреставленную, которая, выясняется, таковой не была. Она вообще не преставлялась, поскольку никогда и не была живой. Наконец, осознав, что диалога со статуей не получается, Ивановна плюнула и перевела горящий взор на Федора Игнатьевича. Тот, в отличие от оцепеневших от ужаса женщин, пребывал в весельи. Стоя на безопасном расстоянии от разъяренной амазонки, в которую превратилась его незлобивая соседка Катька, он трясся от смеха и вытирал слезы. А Катерина Ивановна, простерши руки к Григорьевне, с мукой вымолвила:

– А ты?..

И – с той же невыразимой мукой – к женщинам, которых уже начала считать подругами:

– А вы?..

И закончила традиционно:

– Ноги моей больше не будет в этом дворе!

– Катя, а закваска? – пискнула ей вслед Зинаида Григорьевна. Как ни крути, и сегодня она была стопроцентной соучастницей своего мужа, и вины с себя не снимала. Но кто же мог предвидеть, что обстоятельства сложатся именно так, как они сложились?

А Вера, наконец уловившая грозовые раскаты в соседнем дворе, больше не опасалась за судьбу Зинаиды Григорьевны: она узнала голос Катьки Мокровой, подопытного кролика этого старого змея Федора Игнатьевича.

* * *

Провожая Милу до «Водолея», дамы делились наблюдениями и делали выводы.

– Клада нет, – резюмировала Мила.

– Доказательства?

– Ну, смотрите: работала всю жизнь на рыбозаводе, это купеческая дочь, к труду не приученная, тяжелому труду, я имею в виду. Какая это работа, мы знаем: не всякий мужик выдержит. Ноги в резиновых сапогах, руки в воде, весь день стоя. Стала бы она корячиться, будь у нее побочный доход?

– Может, просто шифровалась. Пуганая ворона куста боится.

– Она же шила! Могла под это дело потихоньку отмывать свои драгоценности. Кто ее там учитывал, одно она платье сшила или пять.

– Нет, девочки, все равно что-то просочилось бы: от людских глаз не спрячешься.

– Бог с ним, с кладом! Откуда у Шурмановой кольцо?

– Да, девочки, я-то его в руках держала, кольцо явно мужское, не на тонкий девичий пальчик. А Лизино колечко Сергею на палец не налезло б! Поэтому он его и не носил.

– Может, он его в ювелирку снес, там колечко раскатали, сделали Сергею по размеру.

– Не вяжется! Когда они с Надей женились, то, конечно, покупали кольца, как и все мы. С чего бы это он поменял свое кольцо на бабушкино? Так не делают, плохая примета!

– С того, что брак распался, Сергей не хотел носить кольцо, связанное с Надей, с неудачным браком!

– Но он его носил! Зинаида Григорьевна сказала, что у него на пальце было современное кольцо, 583-ей пробы!

– И где же тогда Лизино кольцо?

– И чье кольцо у Наташи?

– И как оно к ней попало? Я же помню ее потрясение, когда она его увидела у Милы в руках!

– Она даже за сердце схватилась, а потом просто выхватила его у меня из рук!

– Она точно что-то знает!

– Может, и знает, но появление его было для нее полной неожиданностью!

– О! Девочки! Мы уже по третьему кругу пошли! Я больше слышать ничего не хочу!

– Но как мы все же удачно обставили – и заходить к Любимовым специально не пришлось, как бы мимо шли, и разговор сам собой зашел про кольца.

– Да ладно! «Сам собой»! Деды не в маразме! Сведут концы с концами.

Старый хрыч, черт, змей Федор Игнатьевич осмелился подать голос, когда решил, что гроза отгремела:

– Зинушка, тебе не показалось, что эти бабы опять у нас что-то выпытывали? Вот гадом буду, какую-то информацию они у нас добывали. И у меня возникло такое чувство, что они ее добыли. Эта баламутка Катька сбила меня с мысли.

– Господи! – с мольбой обратила взор в передний угол супруга, – за что? Чем я перед Тобой согрешила? За что мне эта кара?

– Если я – кара, себя-то ты, конечно, наградой считаешь? – спросил окончательно оправившийся и начинающий наглеть на глазах Игнатьевич. И вернулся к теме:

– …Как там в термке, да какой женщиной была Елизавета, да венчанные-невенчанные, да носил ли кольцо Сергей… Ну, даже если им клад головки затуманил, при чем тут кольцо? Прямо магнитом их к теремку тянет. Нет, надо Кольку во все это посвятить. И бабенки-то по виду порядочные, не какой-нибудь… элемент… забыл слово…

– Асоциальный, – не выдержав характер, решила блеснуть опереньем Зинушка, хотя куда ей было до мужа! Он смолоду любил необычные слова. По большому счету, тем и задурил ей голову: маленький да ученый!

– Не-е-ет! Маргинальный, – не принял ее подсказки самолюбивый Федя. – Все равно узнаю!

Кое-что тайное становится явным

Спокойной ночи у Зои Васильевны не случилось. Затаившийся было после визита к Наталье Павловне зуб этой ночью проявил себя во всей красе.

Что может сравниться с зубной болью? Разве что ушная боль, и какая из них ужасней – лучше верить на слово страдальцам, у которых была возможность сравнивать опытным путем. Стеная, мыча и скуля, несчастная ругала себя ужасными словами и давала себе страшные клятвы: впредь никогда не откладывать на послезавтра то, что можно сделать завтра, а именно – визит к стоматологу. Проблема Зои Васильевны заключалась в том, что была она натурой мягкой, покладистой, из породы ведомых и, более того, очень внушаемых. Она была настолько внушаема, что сама себе могла внушить что угодно.

После таблетки анальгина, принятой в результате конфискации у Наташиной мамы, зуб примолк. Зоя Васильевна на всем протяжении визита и после, по дороге домой, уверяла себя, что завтра же поедет в стоматологию. Она была так убедительна, что искренне себе поверила. Зуб же вел себя прилично весь тот вечер и ночью, а утром у Зои возникли неотложные дела. К вечеру она убедила себя, что на этот раз обошлось и, может, само пройдет! И ведь уже миновали те времена, когда поход к стоматологу был маленьким подвигом: плати за импортное обезболивающее и хочешь – лечи, хочешь – удаляй, хоть несколько зубов зараз. Процесс стал безболезненным. Но ужас перед советской зубоврачебной помощью у людей их поколения был впитан с молоком матери. Мысли о посещении зубного врача Зоя Васильевна постаралась загнать на задворки сознания. Иногда какая-нибудь одна шальная мысль отбивалась от общей стаи и воровато проскальзывала на передний край сознания. Зоя Васильевна как человек обязательный и совестливый чувствовала тогда себя некомфортно. И вот, похоже, настал час Х.

Проглотившая за ночь три таблетки анальгина, несчастная забылась сном под утро, а, едва продрав глаза, чутко прислушалась к себе: зуб молчал. «А может…», по инерции начала, было, думать Зоя Васильевна, но решительно задушила мысль в самом зародыше. Нет уж, видно, деваться некуда, надо – значит, надо, второй подобной ночи она не переживет. Зоя обзвонила подруг, объяснила, что гулять им сегодня придется вдвоем, она берет самоотвод.

Маршрутка была полна, но местечко для Зои нашлось. Она увидела дурной знак в том, что именно эта «восьмерка» попалась ей сегодня, в тяжелый момент ее жизни. Эта «Газель» была весьма приметной и единственной такой на маршруте. В свое время она подверглась тюнингу у специалиста с прихотливой фантазией: что только не красовалось на ее боках! Там были и огнедышащие драконы, и роботы-инопланетяне из детских мультиков, и реклама сотовой связи, причем сразу двух операторов. Наверно, дэпээсники в буквальном смысле закрывали глаза при появлении в их поле зрения этого кошмара на колесах, иначе чем объяснить факт, что уже несколько лет «Газель» бегала по восьмому маршруту, не меняя своей боевой раскраски. Может быть, стражам дорожного порядка импонировала гражданская позиция хозяина маршрутки, и водителей: вверху на лобовом стекле издалека бросалась в глаза надпись «спасибо деду за победу!». Но не павлинья раскраска шокировала Зою Васильевну.

У водителей маршрутки было своеобразное чувство юмора. Стены в салоне пестрели объявлениями типа: об остановках просите заранее и громче, водитель злой и глухой; при выходе наклоняйте голову пониже, она вам еще пригодится; зайцев не возим, Мазай едет сзади, и тому подобное. Случалось, немолодая пассажирка слегка замешкается при выходе, тогда веселый водитель с сочувствием спрашивал: «Что, бабуля, производственная необходимость – внуков нянчить едешь? Вот чего вам, старперам, дома не сидится?» Постоянные пассажиры старались двигаться пошустрее, чтоб не услышать в свой адрес какого-нибудь комментария.

На переднем сиденье, спиной к водителю, сидели молодая мама с сынишкой лет пяти. Дитя канючило:

– Мама, дай мороженое!

– Детка, ты сейчас весь обляпаешься, потерпи до дома.

– Я хочу сейчас!

– Ярик, сейчас нельзя, у тебя руки грязные. Приедем домой, выложим в тарелочку и будешь есть!

– Дай сейчас, а то я папе расскажу, что ты с дядей Ваней целовалась!

Пассажиры, доселе полусонные, заметно оживились. Мама, как хамелеон, сменила расцветку, окрасившись в свекольный цвет, и на первой же остановке выскочила из маршрутки, выдернув своего чересчур наблюдательного поганца.

На освободившиеся места сели молодой папа с дочкой возраста, примерно, Ярика, плюс-минус год.

– Папочка, почисти мне банан! – едва усевшись, заканючило дитя.

– Нет, малышка, его нужно сначала вымыть, а заодно и тебе ручки.

– Тебе мамочка дала влажные салфетки, вытри ими!

– Нет, дорогая, дома!

– Я хочу сейчас!

Водитель, повернувшись вполоборота, настоятельно порекомендовал:

– Мужик, ты лучше дай ей банан, а то она маме расскажет, что ты с тетей Маней целовался!

Маршрутка содрогнулась от хохота.

– Когда еще это было! – оскорбился папа. Он не знал предыстории вопроса. Коллектив маршрутки рыдал. Папа обвел взглядом резвящихся пассажиров и тоже счел разумным выйти на ближайшей остановке.

Против ожидания, ничего плохого не случилось. Зое Васильевне сняли коронку, полечили зуб и назначили дату следующего приема. Окрыленная, на крыльцо она почти выпорхнула. Зоя гордилась собственным мужеством и отечественной медициной, и предвкушала, как с легким превосходством и тонким юмором станет излагать подругам ею пережитое, а те будут благоговейно внимать, отдавая должное ее отваге. На пике довольства собой, Зоя решила быть последовательной и прогуляться несколько остановок пешком, чтобы подруги оценили еще и ее принципиальность, и добросовестность. Никакая причина, даже самая уважительная, не может помешать исполнить взятые ею на себя обязательства!

По дороге встретила она коллегу – бывшую свою сотрудницу. Варя тащила две сумки с книгами. В библиотеках летом наступает мертвый сезон, но у библиотекарей своя страда: начинается активный подворный обход задолжников. Зоя Васильевна взяла себе одну сумку, Варя немножко посопротивлялась – так, для приличия, и дальше потащили каждая по сумке. Во всем плохом надо находить что-то хорошее – тяжело, конечно, но к пешей прогулке (нагрузке для ног во имя здоровья и принципов) прибавилась нагрузка для рук, что, несомненно, тоже несло какую-нибудь пользу организму.

Передохнув в родимой библиотеке, Зоя Васильевна засобиралась домой, но как видно, высшие силы обозначили для нее этот день как День добрых дел. Движимая порывом великодушия, она предложила:

– А дайте-ка мне несколько формуляров, мы с подругами гуляем, вот и соединим приятное с полезным.

– Правда?! – не поверила своему счастью Варя. – Ой, я вам поближе к дому подберу адреса, чтоб тащить было недалеко! Только я вам самых злостных дам, ага? Вы же не одна пойдете, в компании не страшно.

Зоя Васильевна прекрасно понимала, о чем речь: злостные – это не то чтобы деклассированный читательский элемент, но уже стоящий у подножия лестницы, ведущей вниз. Они ненадолго вливаются в ряды читающей публики, а потом растворяются во времени и пространстве, оставляя себе на память библиотечные книги. Единственное утешение для библиотекарей – то, что, преимущественно, любимый жанр злостных – боевики у мужчин и жалостливые «розовые сопли» – у женщин. В конце концов, восполняют недостачу другие читатели, приносящие в дар библиотекам подобные же шедевры в огромных количествах.

Но есть злостные – гурманы, которые не довольствуются жанрами «пих-пах» и «асисяй», им подавай что-нибудь утонченное: Пелевина, к примеру, Булгакова, Улицкую. Вот эти – уже беда. И периодически библиотекари – ноги в руки – и по дворам, с обьемистыми сумками и кусочками хлеба в карманах, на всякий пожарный. Случалось, собачек на них спускали, а уж что порой приходилось выслушивать!..

* * *

Кот из дома – мыши в пляс! Никто никуда идти гулять и не подумал.

Когда все еще окрыленная Зоя докладывала подругам по телефону о своих личных достижениях, подруги мычали что-то невразумительное на предмет несостоявшейся утренней прогулки.

– Что ж, – зловеще сказала Зоя, – бездействие наказуемо: вечером я вам обеспечу нагрузку по максимуму. Что сие означает, она не стала расшифровывать: пусть трепещут! Расшифровала ближе к вечеру, когда встретились на перекрестке и сели на ближней лавочке обсудить маршрут прогулки.

– Вот, – показала она стопочку читательских формуляров, – пойдем по задолжникам. Здесь пять формуляров, на три прогулки.

– Почему на три?

– Сегодня сходим по одному адресу, завтра – по двум и послезавтра – по двум тоже.

– А чем сегодняшний адрес знаменит, что ему персональная честь?

– Вот! – повторила Зоя и почему-то протянула формуляр Миле.

Толстенький формулярчик назывался семейным: по количеству страничек-вкладышей он был рассчитан на дружную, активно читающую семью. На лицевой стороне регистрировались данные основного читателя, который и пришел в библиотеку записываться с паспортом, на обратной – тех членов семьи, которые тоже хотели пользоваться библиотечным фондом.

– Чумаченко Антон Вадимович, год рождения – 1989, временно не работает, – прочитала Мила и воззрилась на Зою с молчаливым вопросом.

– Читай на обратной стороне, – велела та.

– Чумаченко Вадим Алексеевич, год рождения – 1955, предприниматель, Чумаченко Ольга Владимировна, год рождения -1932, пенсионерка, Шурманова Наталья Павловна, год рождения – 1959, учитель химии СОШ № 11, – прочитала послушно Мила.

Все с тобой ясно, – сказала Люся. – Ты решила довести историю с кольцами до логического конца и даже, возможно, разгадать эту загадку.

– Вот клянусь, ничего я не решала, и в мыслях у меня не было ничего подобного! Зачем мне это нужно? Я предложила зайти к нескольким задолжникам, поскольку мы все равно гуляем, а Варя дала мне несколько формуляров, поближе к дому. Я только дома посмотрела на адреса. Мила, ты довольна?

– Да, Заинька! Просто мистика!

– Посмотрите на пометки на обратной стороне: было уже два подворных обхода, год назад и полгода назад. Чумаченко Ольга Владимировна – это, конечно, свекровь Наташи – умерла. Чумаченко Вадим Алексеевич, экс-супруг, – выбыл в Челябинскую область. Остается Антон Вадимович. Я не думаю, что мы там узнаем что-нибудь про судьбу колец, но, может, хоть книги выручим.

– А какие там книги?

– О, разброс вкусовых пристрастий! К примеру, Даниил Андреев, «Роза мира», предполагаю, что для мамы, Козьма Прутков, «Сочинения», возможно, для папы, Бронте, «Грозовой перевал» – это, конечно, для бабушки, ну, и пара детективчиков – для себя.

– А что за «Роза мира»? – блеснула отсутствием эрудиции непосредственная Мила.

– Серьезная вещь, для любителей-интеллектуалов. Не рассчитана на широкую читающую публику города Артюховска.

– А ты сама-то читала?

– Полистала, – призналась честная Зоя. – По долгу службы, так сказать. Все-таки культовая вещь. Но – не мое. Мистика, религия, философия… Вселенная многослойна, слой Земли, в котором мы живем – перекресток, где встречаются системы других миров… Выше – миры просветления, ниже – миры возмездия.

– Интересно! Надо будет почитать, – решила Люся, возжелав расширить круг любителей-интеллектуалов Артюховска.

– А может, культовая вещь – для папы?

– Не факт! Может, как раз детективчики – для папы, а парнишка серьезными вещами увлекается и почитывает на досуге «Розу мира».

– Да, а с мамой-то они не в ладах! – вспомнила Люся. – Она же его отселила в родительский дом. Чего ж он ее записал?

– Или он сам отселился! Или папа воздействовал.

– И что ж он – матери книги домой доставлял? Или она сама не в состоянии была до библиотеки дойти?

– Кто же знает!

– Зайка, в библиотеках ведь каждый год – перерегистрация читателей? – вспомнила Мила.

– Ну да.

– И сведения о читателях всегда уточняются? И изменения фиксируются?

– Обязательно!

– Вот интересно: Антон Вадимович уже три года временно не работает.

– Мы же сведения со слов читателей записываем. Если нам говорят, что человек счетоводом или начальником ЖКХ работает, мы же не станем проверять каждого!

– Как же он живет, здоровый лоб? Что кушает, во что одевается?

– Значит, папа кормит, он у нас предприниматель.

– И что ж он там предпринимает, интересно?

– Наверно, плохо предпринимает, раз выбыл в Челябинскую область.

– Может, там предпринимает.

– А может, недоросля своего устал содержать, устранился.

– Ну, не будем гадать. Потопали?

– Пошлепали!

– Поскакали!

* * *

Дом под номером 68 хранил молчание, как казалось женщинам, жутковатое. Окруженный глухим забором из плотно пригнанных досок, он не давал возможности даже заглянуть в щелку. Звонок на калитке бездействовал, на стук и громкие крики «хозяева!» непрошенных гостий не реагировали ни хозяин, ни пес, который, вероятно, в этом дворе отсутствовал. Рассуждая логически, подруги пришли к неизбежному выводу, что даже самый дряхлый и ленивый пес тявкнул бы хоть пару раз рефлекторно, заявляя о своем существовании. Мог быть еще вариант: хозяин держал породистого дрессированного сторожа, который голоса не подает и позволяет незваным гостям войти, а выйти – нет. Но, опять же, включая законы логики, женщины рассудили, что временно неработающему уже три года Антону Вадимовичу нечем было бы кормить столь аристократичного сторожа. Разве что приучить его к рыбной диете, поскольку в Волге, даже и в ее нынешнем плачевном состоянии, сорная рыба еще водилась. В этом случае любой нормальный пес не откажется от кусочка хлеба и, тем более, косточки. И, вполне возможно, слегка манкирует своими обязанностями. Так рассуждала опытная Зоя Васильевна, когда заныкивала от Умки его законную косточку, готовясь к походу.

Можно было бы сделать на обратной стороне формуляра еще одну пометку: 28-го июня – подворный обход, хозяева отсутствовали, и с чистой совестью вернуть формуляр в библиотеку. Но, во-первых, День добрых дел для Зои Васильевны еще не закончился, а во-вторых, в ней взыграло профессиональное самолюбие и обида за родную библиотеку, фонды которой нагло расхищались подобными Чумаченко. Третьим соображением было то, что рядом присутствовала Люся, которую, как известно, любят собаки. Ну и, в-четвертых, на Зою Васильевну вопросительно смотрел коллектив. А на миру – и смерть красна! Зоя нажала на щеколду и толкнула калитку.

Калитка открылась, демонстрируя неширокую асфальтированную дорожку, ведущую к крылечку. Асфальт, правда, потрескался, и сквозь него пробивалась травка, но дорожка свидетельствовала о том, что когда-то в этом доме жил рачительный хозяин. Не чета нынешнему. Об этом же свидетельствовало и нарядное резное крылечко, выкрашенное голубой краской, уже облупившейся. Двор тоже зарос травой. В обозримом пространстве не наблюдалось ни обленившейся дворовой шавки, ни бдительного молчаливого зверя-аристократа. У Зои Васильевны мелькнула меркантильная мысль, что, вероятно, Умка-таки получит на ужин свою заслуженную косточку.

Взойдя на крыльцо, гостьи опять начали взывать к хозяину криком и стуком, но, возможно потому, что были они незваными и нежданными, хозяин не желал обнаруживать перед ними своего присутствия. Пришлось идти проторенным путем, то есть открывать самостоятельно дверь в коридор, а потом и в дом. Страх, постепенно вползавший в души женщин, вполз туда полностью, и присутствовавшая там простая настороженность вынуждена была уступить ему территорию. Поэтому, когда сзади раздался окрик – «что вы здесь делаете?», женщины, синхронно подпрыгнув, завизжали в унисон.

– Вам что надо? Вы как сюда попали? – кричал молодой мужик, не то одетый в одни трусы, не то до трусов раздетый. На голове у него торчали сдвинутые с ушей наушники. Логика подсказала подругам, что перед ними Антон Вадимович Чумаченко, 1989 года рождения, временно неработающий.

Если Зоя Васильевна в экстремальных обстоятельствах терялась, чувствовала себя виноватой и начинала лепетать что-то оправдательное, Людмила Ивановна немного глупела и несла вздор. Людмила Петровна же, как известно, обладала замечательным свойством – мобилизоваться и идти в наступление. Лучший способ обороны для нее был – нападение.

– Мы стучали и кричали, вы, наверно, просто не слышали! – пыталась оправдаться Зоя. – А калитка у вас открыта и дверь тоже.

– А почему вы так долго не отвечали? Наверно, в уборной сидели? У вас что, понос? – беспокоилась Мила, указывая глазами на минимальный прикид хозяина. – У меня есть хорошие таблетки, я вам сейчас дам, – она торопилась выудить из сумки косметичку с лекарствами.

– Мы из библиотеки! – с апломбом заявила Люся. Вы почему это книги не возвращаете? Мы к вам третий раз приходим, и сколько еще должны приходить? Или вы хотите до суда дело довести? – пустила она в ход самый веский аргумент.

У Антона Вадимовича была возможность выбора. Из трех предлагаемых ему тетками вариантов ответа он мог выбрать самый для него симпатичный. Он выбрал Зоин.

– Забыл закрыть, – кратко проинформировал Антон Вадимович, глядя на Зою. Вопросы остальных двух дам он проигнорировал, как и самих дам. – Ну, проходите, раз пришли.

Усадив женщин, он исчез надолго в соседней комнате и вышел уже одетый в майку и шорты, неся в руках стопку книг.

– Вот, отбирайте свои!

Пока Зоя Васильевна сверяла принесенные им книги с записью в формуляре, Мила, по обыкновению, озирала окрестности, то есть, комнату, в которой они находились. Люся укладывала в сумку отобранные Зоей книги, а хозяин торчал у двери, всем своим видом показывая гостьям: как только процесс изъятия книг завершится, он не станет их задерживать.

– Ой, – сказала Мила, – а что ж это у вас цветов так мало? Не любите?

Сказав «мало», она сильно польстила хозяину: на каждом из двух подоконников стояло по два горшка с торчащими из земли засохшими стволиками. Тот, видя, что процесс «сдал-принял» идет к завершению, отмяк.

– Да это у меня жена занималась, мне их и даром не надо. Да и некогда.

– А жена-то что ж перестала заниматься? Разлюбила?

– Ага, – ухмыльнулся Антон Вадимович, – разлюбила! Меня. Теперь у себя дома выращивает.

– А вы заведите такие, что особого ухода не требуют. Придете с работы – загляните: ага, сухие, значит, полить нужно! Вы где работаете?

– В Караганде! – с чувством ответил Антон Вадимович и обратился к Зое: вы скоро закончите? Я отдал вам все, что брал в вашей библиотеке.

– Не все! – звенящим голосом сказала Зоя Васильевна. – А «Роза мира»?

– А-а-а… Ну, сходите к Шурмановой Наталье Павловне, Степана Разина, 15, квартира 24. Моя матушка.

– Почему мы должны к ней идти, а не вы? – Люся решила, что пришла пора ей опять идти в наступление.

– Потому что это вам надо, а не мне! Я вас к себе в гости не приглашал.

– Когда надо было вам, вы пришли в библиотеку сами, без нашего приглашения! – возмущенно воскликнула Зоя Васильевна.

– Это вы тонко подметили: когда нужно было мне! И вообще, вы меня задерживаете!

И обратился к все еще пребывающей в ступоре Миле:

Там, заодно, и на цветочки полюбуетесь: я их к матушке перетаскал, чтоб от неминучей смерти спасти. За это мне честь и хвала.