
Полная версия:
Вдоль берега Стикса
В одном месте они штурмовали совершенно неприступные укрепления, даже когда остались без единого беса и без возможности прорваться. У Рыбацких ворот крупный отряд настойчиво лез на бастион, хотя за поворотом его стена уже обвалилась под серией взрывов. Порой на воздух с громом и копотью взлетали уже захваченные руины, где атакующие попросту предавались грабежу и поеданию трупов.
Люди, пользуясь моментом хаоса в рядах уже почти победившего врага, перестроили защиту, укрепили новую линию обороны. Наскоро возвели у подножия стен баррикады и мусорные завалы, которые не давали бесам удариться мордой. Угроза взрыва внутри города существенно снизилась, легче стало отражать разрозненные атаки козлорогих.
Начальная паника тоже постепенно улеглась: в маленьком, осажденном со всех сторон городе бежать особо некуда. Рано или поздно почти все, кто попрятался по подвалам, вернулись обратно. Бояться смерти возле других людей легче, чем в одиночестве.
Самая опасная ситуация сложилась на восточной стороне. Там располагались старые, хуже всего укрепленные ворота Охотников. Осаждающим пока не удалось подтащить ни одного беса достаточно близко, чтобы взорвать стену, но зато они упорным метким обстрелом вывели из строя большой блицдоннер. Это позволило чертям безнаказанно окопаться в глине, наспех возвести из подручного мусора укрытия и осыпать защитников стрелами и копьями. Люди то и дело падали навзничь или валились со стены вниз, а ответный огонь ощутимого урона врагу не наносил.
Солнце клонилось.
– Плохо! – лаконично оценил обстановку Азраил.
Тифот, глядя вниз из соседней амбразуры, только кивнул.
– А этот ваш где? Праведник, стиксово теченье!
– Где-то на площади. Возле убежища, – поморщился воевода. – Думает внутри отсидеться.
– Он что, не в себе?
– Первый бой завсегда тяжко пережить. Даже для высшего это урок. Нормальному человеку к смерти не привыкнуть, а уж нести её вдесятеро тяжче. Он и так целый день держался, хорошо, долго.
Азраил махнул рукой.
– Толку нам с того, если сейчас он запрётся в башне.
– Не о том речь, – сокрушенно вздохнул Тифот. – Он увёл с собой половину моих стрелков. Сказал им, что спастись можно только молитвой. А другие теперь поминутно смотрят за спину и продолжают сбегать, когда так нужны на стенах.
– Чтооо?!!
Алька даже отпрыгнул в сторону, испугавшись. Казалось, Азраил сейчас набросится на воеводу, как недавно бросался на чертей.
– А что прикажешь? Будь тут войско, я б дезертиров стрелять велел. Или вешать, чтоб все видели. Но он – высший, его не повесишь. Спорить со светлым тоже рожна мало, люди ему во всём вторят. Чем горше страх, тем больше дураков к нему туда, на площадь сбегается.
– Спорить? Да по его милости город зари не увидит! За такое…
– Что? – перебил Тифот. – На пику его? Остынь! У меня тут не дружина, тут одно мужичьё тёмное. Из служивых я, вон капитан Чёрный весь в кровище, да пара сотен лёгких панцирей пока живы. А за ним, считай, весь остальной народ. Так что звиняй, мы ангела ножиком пугать не полезем.
– Ну хорошо же, – тихо ответил дьявол. – Тогда я сам его попугаю.
Он шагнул к краю стены, зло отпихнув плечом старого воеводу, и без раздумий спрыгнул вниз, пренебрегая крутой каменной лестницей. Тифот попытался остановить:
– Не смей, тёмный! Слышишь, не смей! Только хуже станет!
– Ничего-ничего! – словно не слышал его Азраил. – Уж я так припугну, мало не покажется.
Когда Азраил не хотел попутчиков, за ним было не угнаться. Алька догнал его только у самой площади, где ангел сам вышел навстречу.
– Что ты творишь? – без предисловий заорал дьявол.
– То, что должен. Спасаю людей.
– Спасаешь? Здесь? Пряча их по щелям? Они могут спастись только в одном месте! На стенах, с оружием в руках!
– Они спасутся божьей милостью тут, безоружные и смиренно просящие. Молитва будет их бронёй и их стенами.
– Ты идиот! Мы почти выстояли! Надо продержаться до первой росы, потом бесы или сбегут в Стикс, или погибнут. А без них чертям не взять этот город. Если люди продержатся до утра…
– Если! Да, именно, если! Но отродья не будут ждать утра. Я летал в долину, там стоит лагерем еще десять тысяч чертей. Они проломят стену и к утру убьют всех.
– Но это хотя бы шанс! Ты понимаешь, у людей есть ещё шанс на спасение! А что предлагаешь ты?
– Иной путь. Тот, что предначертан нам свыше. Я только теперь понял, что не зря Господь послал в этот город именно меня. Глашатая, но не воина! Я научу людей, как правильно взывать к богу, как служить ему и как вымолить его прощение. Ладья приплывет к нам в пламени, и спасение будет даровано!
Ангел, как знамя, развернул свой плащ с символами местного божества. Азраил скрежетал зубами.
– Ты был послан сюда только потому, что кому-то очень нужна была гибель этого города. Некто или нечто очень рассчитывает, что к утру не останется ни одного свидетеля бойни. Ты глуп и молод, но все равно не мог не заметить. Черти не умеют ковать сбрую, они никогда не пользуются осадными орудиями! Они не в состоянии дрессировать животных! Понимаешь?
– Я никогда раньше не встречал ни чертей, ни бесов. Думаю, ты это знаешь, поэтому врёшь мне. Может быть, это всё-таки ты привел их сюда из преисподней? Потому и выжил, проведя целый день среди полчищ?
– Какая преисподняя, слепец! Этих тварей пригнали сюда из иных миров! Ты же видел магические амулеты, ты же должен чувствовать, что черти не владеют такой силой! Ну как можно быть настолько слепым?
– Ты снова врешь, дьявол! Бог един и мир един, нет ничего, кроме него. Ни иных миров, ни иных богов. Понимаю, это искушение для меня, но я не поддамся!
– Ну тогда хоть попроси помощи! Взывай к братьям! Требуй высшей защиты, твой ранг уже позволяет совершить такую жертву! Неужели не чувствуешь, что тебя не слышат? Понимаешь, силы какого порядка вовлечены, раз они могут прервать даже божественную связь высшего существа?
– Вот ты и загнал сам себя в ловушку! – улыбнулся ангел. – Разорвать божественную связь не способен никто, кроме трёх: вопрошающего, слушающего и самого Господа. Если я прошу, но слушающий не слышит, это доказывает, что на мне испытание! С которым я должен справиться сам. Уходи и уводи свою армию, поганый, мы сейчас будем молиться. И будь уверен, мы получим помощь!
Азраил о чем-то задумался.
– А ведь ты прав. Если они послали глашатая, но зова его не принимают… Только божья связь… – Он говорил непонятно и тихо, словно сам себе, а затем недобро осклабился и вновь обратился к ангелу. – Ты хотя бы понимаешь, что своей гордыней подписал смертный приговор всему городу?
Ангел открыл рот для ответа, но Азраил, не дожидаясь, врезал ему резко, с разворотом, вложив в удар всю силу, весь вес своего мощного тела. Светлый охнул и упал навзничь к ногам городского люда.
– Азраил, нет! – истошно завопил Алька, уловив движение плеча в новом замахе.
Он оказался между двумя высшими раньше, чем дьявол нанес удар. Не вбежал – впрыгнул под руку и замер, вжав голову в плечи. Кулак пролетел так близко, что оцарапал кончик носа.
– Нет! Не надо! Так нельзя!
Азраил гневно зашипел и отступил на шаг. Освободившееся пространство сразу заняла цепь горожан, ощетинившись алебардами и пиками. Они стояли твёрдо, уверенно, не пытаясь напасть, но и не отступая.
– Не трогай их, Азраил, – снова повторил Алька. – Этим не поможешь!
Азраил сплюнул в пыль.
– Вот уж точно. Этим уже ничем не поможешь. Они не хотят умирать за свой город там, зато готовы драться со мной здесь, ради этого безмозглого гусака.
Он посмотрел сквозь людей, словно их тут и не было, на Альку. И спросил невпопад:
– Ты где скрипку-то взял, заступник грошовый?
Алька смутился.
– Ну тут… В переулке. Когда баррикаду строили, сняли двери с магазина. Я подумал, что всё одно сгорит…
– Понятно. Мародёрствовал без меня помаленьку. Ну, пойдём что ли. Пока пернатый не очухался, покажи мне это ваше убежище.
* * *Работа палача всегда омерзительна.
Даже когда оправданна, даже если вынужденна. Богомола во время охоты мало кто сочтёт красивым. Максимум – элегантным, но не более. Хищное насекомое, что тут скажешь?
Азраил в своём спокойном размеренном танце сочетал грацию богомола с неотвратимостью экзекутора. Понимая в душе, что восторгаться этим неправильно, плохо, Алька всё равно не мог отвести взгляда. Это был идеальный, рассчитанный и уверенный в каждом движении вальс убийцы.
Топор мелькнул справа, ломая рога первому чёрту. Шаг назад, поворот – когти словно случайно хлестнули наотмашь по лицу второго, оставляя три глубоких багровых борозды. Шаг вправо, лезвие вверх – брызги. Шаг влево, удар локтем, обух вниз – хруст, звон выпавшей из лап пики.
«Раз, раз, раз-два-три», – невольно начал отсчитывать про себя Алька. Раз, раз…
Чёрт выбежал из переулка и налетел на человека, врезался в него. Нетяжелый, но страшный, рычащий, оскаливший всю сотню своих крохотных клыков. Тетива алькиного арбалета словно сама соскочила с крючка, короткий острый болт вылетел. Рогатый охнул и упал на колени, а затем плашмя, рылом вперёд. Из его спины торчал топор.
– Ты бы поосторожнее как-нибудь. Я надеялся, ты мне тыл прикрываешь, а не наоборот, – сказал с усмешкой Азраил, выдергивая болт из голенища своего сапога и протягивая обратно Альке.
– Я… – слова оправданий не шли на ум.
– Да, не специально. Я видел. Я тут как раз освободился, очень вовремя.
Алька взглянул. Улица была пуста, если не считать три-четыре десятка мертвых и умирающих копытных. Мохноногих отродий, покрытых коротким кучерявым ворсом, раскрашенным в полосы от бежевого до тёмно-коричневого, местами переходящего в чёрный.
Невдалеке раскатисто ухнуло, дрогнули стёкла в домах.
– Что это? – инстинктивно присев, спросил Алька.
Азраил хотел ответить, но раздался новый взрыв, еще ближе. С одной из крыш сорвалась черепица, разлетевшись на осколки при ударе о мостовую.
– Это бесы. Чертям надоело гонять их вдоль рва, теперь они просто перекидывают их через стены при помощи катапульт. Роса выпадет самое позднее через два часа, после этого бесов использовать станет невозможно. Вот они и торопятся, поджигают город, чтобы как можно быстрее завершить свою работу.
– Живых бесов? Катапультой?
– Ну, черти не обременены гуманностью. Они и тебя бы запустили в небо, будь такая необходимость.
– Я слышал, конечно, что в старину при осаде применяли бомбы из дохлых коров, чтобы вызвать в городе эпидемию. Но чтобы вот так, живьём?
– Да что уж, черти и сами садились бы на ложку, пообещай им вожди богатую добычу на этой стороне. А если хочешь, я чуть позже расскажу тебе, какую бомбу можно смастерить, если наловить в отхожем месте крыс.
– Нет! Вот что касается крыс и отхожих мест – я совершенно уверен, что не хочу знать ничего подобного!
На улицу вбежали люди. Увидели Азраила, встали наизготовку. Потом разглядели Альку и немного расслабились. Это были латники, немногие выжившие, смертельно уставшие и ничему уже не удивлявшиеся. Последним бодро шагал рыжий Тифот с перевязанной и накрепко примотанной к груди рукой.
– Мы решили оставить стены, – сообщил он, оглядев заваленный трупами проулок. – Лезут твари со всех щелей, а нас небогато осталось, чтобы и вперед, и взад поглядывать. Я велел уходить к собору.
– Правильно, – одобрил дьявол. – Площадь можно удерживать малыми силами. А потом отойти к церкви. Она действительно крепкая. Если бесов не будет, то шансы есть.
– Ангел пособит? – без надежды в голосе спросил воевода.
– Сомневаюсь. Он сейчас не в себе, если ты понимаешь, о чём я.
Тифот вскинул одну бровь.
– Нас хотя бы в церковь-то пустят?
– Вас пустят, почему нет. А я даже спрашивать не стану.
– Негоже. Тогда и мы останемся.
– Идите. Перекрывайте холм, готовьтесь, они скоро повалят.
Тифот кивнул, сделал три шага и обернулся.
– А вы?
– Мы скоро догоним. Надо пока кому-то тут постоять, вдруг еще кто из ваших подтянется. Это ведь самый широкий подъем к площади?
– Единственный. Намечали-то цитадель строить, так что с других сторон только узкие лестницы!
– Ну, тем лучше. Проваливайте. Алька, тебе лучше идти с ними.
– Слушай, давай я…
– Прикроешь меня? – Азраил весело заклекотал горлом. – Спасибо, ты уже прикрыл.
Алька покраснел, резким движением потянул из ножен клинок, одновременно закидывая за плечо злополучный арбалет. Получилось неловко, а позади раздался обиженный звон.
– Точно! – Азраил вскинул палец кверху. – Вот чем ты сейчас можешь помочь.
Алька не понимал.
– Ну скрипка же! Пойди, сыграй им. Да не кипятись, послушай. Максимум через час половина из них умрёт. Там простые солдаты и мастеровые, многие из них вообще никогда не слышали музыки. Хорошей музыки. А вы, люди, не умеете идти на смерть без душевного настроя. Так не лишай их последней возможности. Послужи, как не сможет сейчас никто другой.
Алька пошёл. И сыграл. Ему ещё никогда не приходилось делать это на публике, поэтому первые звуки грубой скрипки, сделанной без любви каким-то криворуким ремесленником, оказались нестройными и противными. Алька уселся у постамента каменной скульптуры, изображавшей неизвестного старика с посохом, покрутил колки, пощипал струны, кое-как выровнял звучание. Приложил смычок.
Сначала он просто играл, а солдаты, казалось, не обращали внимания. Они не могли подойти и постоять рядом, послушать, потому что таскали брёвна и доски, валили деревья сучьями на дорогу, закрепляли под углом целые секции ажурной железной решетки с ограды собора, которая очень удачно была украшена сверху острыми наконечниками.
Алька играл одну из старых мелодий, мотив которой запомнил в подвале у Якова, слушая старый патефон в отсутствие хозяина. Поймав очередной восторженный взгляд, захотел вдруг спеть.
Что можно петь под скрипку? Яков делал это только пьяным, под старую разбитую гитару, да и играть на ней старик почти не умел. Орудуя смычком, даже так спеть будет непросто. Но других песен Алька попросту не знал.
Он запел. От души, сам не понимая половины слов, чудных и бессмысленных, просто застрявших когда-то в памяти. Безумно фальшивя и сбиваясь с мотива, когда слишком близко ухал взрыв. А солдаты, эти усталые обреченные люди, смеялись, подбадривали, в конце каждой песни свистели и хлопали в ладоши.
Время от времени внизу, в проулках показывались и снова убегали черти, иной раз на площадь просачивались группы выживших горожан. Город теперь пылал со всех сторон, зарево сливалось с багровым закатом. Все, кто хотел спастись, стремились сейчас сюда и становились новыми слушателями.
Он спел им весь репертуар деда Якова. Спел про еврея, про такие дела, о любви, а потом один раз ещё про еврея. Затянул было про чай, но тут заметил тревогу на лицах и остановился.
Над городом висела тишина. Вздох, другой, третий. Потом в ней проявился тонкий писк, словно далеко-далеко зудит комар на грани слышимости. Постепенно звук становился чётче и громче, наконец превратился в вой, яростный дикий визг. С таким первый встреченный в алькиной жизни чёрт сегодня утром бросался на него в атаку.
Азраил прогремел сапогами по булыжной мостовой, махом переметнулся через самую крупную баррикаду. Он снова был грязен, заляпан черными пятнами, словно выкупался в нефти. Обух топора укоротился на треть, теперь вместо гладкой закругленной рукояти остались лишь расщепленные занозы. На лезвии добавилась пара глубоких зазубрин: всё же топор ковался для рубки мяса, а не доспехов. В спине, под левой лопаткой, торчали два древка от стрел, но дьявола эти мелочи сейчас не волновали.
– Ну что, смертнички, готовы? Встречайте! – прокричал Азраил и захохотал.
Люди оторвали взгляд от этакого чудовища, посмотрели вниз. На площадь из улиц и переулков выплёскивались волны чертей, в темноте сливавшиеся в одно живое, воющее и скрежещущее море.
– У меня для вас две новости! – объявил дьявол. – Начну с хорошей. Сейчас стемнеет.
– Что ж в этом хорошего, образина ты корявая? – возмутился лысый и почти беззубый старик с охотничьим луком в руках.
– Ваши враги живут в огненном пекле, – не обиделся Азраил. – К свету пламени привычны, а вот в темноте черти ни черта не видят, уж простите за каламбур.
– А вторая новость? – напомнили от баррикады.
– Вторая плохая. Город горит со всех концов, а огонь, как вы знаете, всегда ползёт вверх. Несмотря на ночь, светло на нашем холмике станет очень скоро. Так что постарайтесь нарубить этих ублюдков как можно больше, покуда силы тьмы на нашей стороне!
Тут он обернулся и, оскалив клыки, уставился прямо на Альку.
– Что ж замолчал, певун? Ты так знатно пищал, что у козлов от этой музыки прямо челюсти сводило! Любо-дорого кромсать! Так что ты уж давай, задай жару! Спой нам еще, да пободрее! Чтобы всех проняло!
Он с вызовом посмотрел на окна запертого изнутри собора и перешел на трубный бас, слышимый, наверное, даже на том берегу реки:
– Спой нам так, певун, чтобы даже у трусливых кур открылись глаза и осыпались перья. Чтоб глухие услышали, земля дрогнула, а небеса разверзлись! И чтобы нам, живым, подыхать было веселее!
Алька смотрел в это злое, перекошенное яростью и боевым угаром лицо, и руки сами подняли скрипку к плечу. Он вспомнил ритм, с которым Азраил танцевал свой убийственный танец. Скрипка взвизгнула, отсчитав первый такт.
Раз, раз, Раз – два – три. Многим из нас не дожить до зари. Раз, раз, Новый приказ, Новая слава и смерть ждет нас. Шаг, шаг, Дробь сапогов, Кованных лат – последних оков. Шаг, шаг, Выше флаг! Руку на гарду, пальцы в кулак! Так, так, Пусть видит враг: Умный сбежит, а умрёт дурак. Вот, вот, В последний поход, Как судный глас буцинатор ревёт. Вот, вот За взводом взвод Мы поднимаемся На Эшафот.* * *Ливень заливал долину.
Прибивал к земле молодую тонкую траву, смывал пыль с камней и копоть с кирпича. Дымы пожарищ сдулись, словно у них в основании закрутили вентиль. Тугие струи хлестали по руинам славного города, по немногим уцелевшим крышам, по потным спинам, грязным лицам, поднятым к тёмному, неприветливому грозовому небу.
– Люблю дождь, – сказал ангел. – Он очищает и несёт начало новой жизни.
– Ненавижу. Слякоть. Но приди он немного раньше, сохранил бы жизни паре сотен неплохих людей, – пробурчал в ответ дьявол и вдруг пристально взглянул на собеседника. – Так же, как и ты!
Алька их препирательств почти не слушал. Он поминутно вытирал воду с лица и всё смотрел туда, за ограду. На площадь, по-прежнему усеянную телами захватчиков и защитников. Рассветная серость и потоки воды скрыли детали, но воображение гротескно дорисовывало в мозгу этот инфернальный, кровавый пейзаж, что на всю оставшуюся жизнь впечатается теперь в память.
– Что поделать, он пошёл в своё время, – развел руками ангел. – Так уж сложилось. Никто не может влиять на природу по своему желанию.
– Серьёзно? – Азраил закашлялся. – Ты и сейчас считаешь всё случившееся случайностью? Будешь утверждать, что этот дождь не смывает улики, а просто орошает землю?
– Это опять в тебе говорит твоя дьявольская суть. Ты во всем видишь зло, черную волю и заговор. Но иногда дождь – это просто дождь.
– Да уж, не зря люди придумали поговорку про божью росу. Расскажешь про "просто дождь" своим братьям, когда ментальный эфир восстановится. Подозреваю, что случится это очень скоро, как только тучи уйдут. И все о-о-о-очень удивятся тому, что ты жив.
– Ну конечно. В такой-то бойне. Я бы тоже удивился, восславил Бога за избавление собрата. И кстати, молил бы за твоё прощение и приглашение в золотую ладью. Ты дрался за этот город храбро и искренне, как истинный воин Света!
– Я дрался не за город, а за свою шкуру. И за возможность спокойно пройти дальше, не отбиваясь на каждом перекрёстке от крестьянина с вилами, монаха с глефой или вашего брата с пламенным жалом.
– Но всё же ты дрался.
– Я дрался, ты молился. Каждый делал то, на что учился. Правда, ты по-прежнему слеп, а ведь я-то было решил, будто до тебя дошло, что происходит. Этот фокус с трубой, от которой чертей швыряло чуть ли не на небеса – запомни его, наверняка еще пригодится. Он помог тебе справиться с заданием.
– Он? – улыбнулся ангел. – Какой же ты глупый. Не он, а ты. Это ты спас город. Стал рукой и орудием божьим, о котором мы молили до последней минуты. Мы просили – и Он ниспослал тебя.
Азраил резво вскочил с расколотой могильной плиты, потрясая кулаками. Алька подумал, что он сейчас мог бы рвать волосы из головы, но к счастью, у дьяволов не растут волосы.
– Слушай, ты, белый! Кстати… Зовут тебя всё-таки как?
Ангел беззвучно произнёс слово, от которого у Альки заложило уши и отдалось болью в затылке. Однако Азраил разобрал сказанное, шлёпнул ладонью себя по ноге и, подставив морду дождю, захохотал.
– Дарящий огонь на рассвете! Ну разумеется, как я раньше не догадался?
– Что? – растерялся ангел.
– Нет-нет, ничего! Все вопросы снимаются. Думаю, твои собратья тоже не долго будут расспрашивать. И вообще, зуб даю, ты далеко пойдешь. Возможно, тебя скоро переведут в другой мир, поновее. Этому всё равно скоро хана.
– Мир един и бог един!
– Ну, разумеется! Но предсказываю: мы с тобой ещё увидимся. Хотя и совсем при других обстоятельствах.
Тут он снова стал холоден и серьёзен.
– Тифота жалко. Зря он выжил. Когда в него впились двенадцать чертей разом, я думал – всё, станет рыжий героем. А он отбился. Теперь повесят на него всех собак. И самого его тоже повесят, на площади.
– Да что ты? Он герой, настоящий герой. Я позабочусь, чтобы ему воздали должное.
– Уж ты позаботишься, – скептически ответил Азраил. – Тебя отзовут, скорее всего, сегодня к вечеру. А сюда явится войско из столицы, виноватых искать. Воеводу обвинят в плохой подготовке крепости и казнят за измену. Мэр вернется где-то к утру из-за реки. Ещё медаль получит на шёлковой ленте. Сколько я повидал таких процессов…
Он стряхнул воду с носа и опять повернулся к ангелу.
– Вот что… Думаю, им не стоит видеть меня. Мало ли, что почудится в суматохе? Так что мы уйдём прямо сейчас. И если хочешь хороший совет, не болтай обо мне, когда старшие станут спрашивать тебя об этом деле.
– Врать у высшего суда?
– Зачем врать, стиксово течение? Просто не рассказывай о нас, если напрямую не спросят. Кому положено, и так уже всё знает, а кто не знает – тому и не обязательно. Меньше будут коситься в твою сторону и шептать за спиной, что вот-де, идёт тот самый ангел, что сговорился с дьяволом ради спасения грешных людишек.
Ангел долго молчал, обдумывая эти слова. Не мог понять, где грех и в чём подвох. Ёрзал на холодном камне, время от времени неосознанно скрёб пальцами спину под крылом.
– Уже чешется? – усмехнулся Азраил.
– Что?
– Что-что, – передразнил его дьявол. – Готовь дырку под награду.
– Какую дырку?
– Не понял ещё? Ну ничего, скоро поймёшь. Когда локоть выпирать станет, шкуру сам продырявь, иначе потом распухнет, в сто раз больнее будет.
– Там что, – всё ещё не веря, спросил светлый, – К-крылья?
– Поздравляю, архангел. Тебя повысили.
* * *Уходили они быстро и молча.
Сначала на беседы не было сил, потом настроения. Потом стало слишком многолюдно и опасно для пустой болтовни. Только к исходу второго дня, когда стены города окончательно скрылись за горизонтом, а спешащие на подмогу войска иссякли и не вынуждали больше прятаться в оврагах, Алька разговорился.
– Азраил, подожди!
– Чего орёшь?
– Да ладно, нет ведь никого.
– Всегда кто-нибудь есть. Заплутавший грибник, проспавший пастух. Или рыжий вор утащил из кариота коробку с податями и теперь трясётся в кустах от страха. Ты орёшь, а он слушает. Нам сейчас никак нельзя показываться на глаза.
– Тогда подожди меня, и мне не придётся орать на всю долину.
Азраил вздохнул и остановился. Алька, громыхая имуществом, нагнал его. Дьявол неодобрительно качал головой, осуждая, хотя смотрел в сторону, на роскошный пейзаж, зеленые холмы, разлившуюся широкой лентой реку.
– Говорю тебе, выкинь всё это.
– Что? – Алька испуганно прижал одной рукой ножны к бедру, другой ухватил за спиной колчан и кофр.
– Всё. Главным образом скрипку. Ну и оружие тебе тоже ни к чему.
– Скрипку не дам!
– Тьфу, балда. Всё равно Стикс отнимет. А идти будет легче, да и не позарится никто по дороге.