Вдоль берега Стикса

Алька взглянул на него растерянно.

– Азраил, я… Я не хочу!

– Что?

– Не хочу обратно. Забывать не хочу. И вспоминать не хочу. Я останусь здесь.

– Здесь? Где это – здесь?

– Прямо здесь, у источника. Или где-то поблизости. Чтобы приходить сюда и играть.

– Для него?

– Да.

– Что ж. Я не знаю, возможно ли это. Да чёрт возьми, я не знаю даже, как закончится эта битва. Если это твой выбор… Если хочешь играть – играй сейчас.

Алька кивнул и снова поднял скрипку. Он не рассчитывал, что музыку будет слышно в адском грохоте, лязге сталкивающегося оружия, разрывах огненных зарядов, сполохах молний и криках умирающих. Но он и играл не для них.

Он играл для того, кто за тысячей тысячу лет провёл в этой тюрьме, плача и не зная любви. Он играл так, как не играл никогда в жизни. Пусть музыка и не была его профессией, всего лишь хобби самоучки, Алька чувствовал, что Он слышит. Он внемлет. Он на миг перестаёт плакать и растворяется в музыке. Соприкасается с душой и сердцем играющего.

Дьявол стоял рядом, оберегая музыканта, огородив его своей властью от яростной бойни, какой ещё не видывал ни один из мириадов миров. Дьявол тоже вслушивался в музыку. И тоже чувствовал прикосновение бога. Бога, который больше не плакал.

Тогда дьявол протянул свои ловкие корявые пальцы к почти пустому заплечному мешку. Выудил из него наконечник копья, которым когда-то давно в одном из миров пытались убить бога. И всадил его Альке в грудь.

* * *

– Что теперь будет? – спросил Алька.

Он не мог спрашивать, потому что умер. Но он спросил.

– Ничего особенного, – ответил Азраил.

Он тоже не мог отвечать. Потому что тоже умер. В тот же миг, как исчез бог, создавший Стикс, и исчез сам Стикс, и исчезли в нём все твари созданные, твари разумные, твари высшие – твари проклятые. А с ними все божьи твари из всех миров, пришедшие на великую битву. Не было больше Стикса, и не было им места в нём, так что исчезли все. И Азраил исчез, поэтому не мог отвечать. Но он ответил.

– Ничего особенного не будет, – ответил он. – Боги не смирятся с поражением. Никогда и никто из смертных не должен покушаться на Братьев, равных среди равных. Если даже сами боги просчитались в своих же законах, они найдут способ вернуть всё обратно.

– И Стикс возродится?

– Разумеется. И высшие будут, как прежде, в ярости. Проклятые будут страдать. Верующие – верить. Фанатики – оправдывать свои злодеяния волей божьей и высшим благом. Потом кто-то снова попытается нарушить равновесие и разразится война, какой еще не случалось по обе стороны Стикса.

– А как же… Он?

– А что Он?

– Он не умер?

– Никто из смертных, помнишь? – хихикнул Азраил. – Нет, Он не умер. Они не могут рисковать своим бессмертием, допуская покушение на нелюбимого, но всё-таки Брата. Им пришлось вмешаться и пересмотреть приговор.

– И теперь Он свободен?

– Да.

– А ты?

– Что я?

– Ты же умер?

– Кажется, да.

– Но ты не умер?

– Не знаю. Кажется, нет. Я думаю, что воскресну вместе с остальными, когда возродится Стикс.

– Он возродится?

– Конечно. Они не могут рисковать своим всемогуществом, допуская неисполнение своих же законов. Поэтому Стикс по-прежнему будет Горькой водой, омывающей другие миры. Так должно быть, чтобы ни смертные, ни боги не забывали о случившемся. Чтобы было место, где могут укрыться даже те, кто проклят богами. Они должны быть детьми хоть кому-то, ведь приёмные дети бывают ничуть не хуже родных.

Алька вздохнул. Он не мог вздохнуть, потому что умер, но всё равно вздохнул.

– Ты обманул меня, Азраил.

– Ну конечно. Я же дьявол.

– И как же теперь я?

– Ты… Ты останешься здесь, как и хотел.

– Навсегда?

– Навсегда. Или до тех пор, пока я не найду способ освободить тебя снова.

– Что же мне теперь делать?

– Всё то, что раньше делал Он. Страдать, как страдал Он. Наполнять воды проклятой реки. Ведь только так может существовать Стикс. Иногда я буду приходить сюда, чтобы скрасить твоё одиночество. Всё остальное время ты будешь плакать здесь один.

Алька кивнул, понимая. И заплакал.

Астрахань – Москва, 2019.