Линии Леи

Хотя, стоп. Погодите-ка.

Стоило нам, запыхавшимся, добраться до самого верха треклятой лестницы, на наших глазах из боковых проходов вывалилась группа людей. Обросших, грязных, пыльных, с перекошенными в спазме лицами, – но совершенно точно не нейтрализованных.

Они выходили разом справа и слева. Справа – из давным-давно перегороженного под предлогом ремонтных работ, закрытого мощными замками коридорчика. А слева – из точно такого же коридорчика, который был – и я совершенно точно это знал – тупиковым.

Эти люди резко контрастировали с редкими группами обычных пассажиров, застигнутых ударом подавителей в вестибюле и переходах. Обычные сидели вдоль стен, уткнувшись в экраны смартфонов, либо бродили из угла в угол, светя себе экранами в лицо, мягко обтекая препятствия и не обращая ни на что внимания.

Эти же жуткие мертвенно-серые оборванцы, выйдя на свет, на некоторое время останавливались, жадно оглядывая коридор. Не находили, что искали, и начинали разбредаться в разные стороны. Медленно, неестественной шаркающей походкой, иногда гортанно порыкивая. Что интересно, они порой поглядывали на оглушенных пассажиров, на лицах появлялось некое подобие удивления. Но длилось это не дольше пары секунд, после чего пыльные люди теряли всякий интерес к людям обычным.

– Это они как? Это что такое? – у меня отвисла челюсть.

– А это вот так вот, – хохотнул Сфинкс, тоже осторожно выглядывая с соседней лестницы. – Если будешь и дальше без излучателя, по собственной воле носом в гаджетах зависать, тоже таким станешь.

– Ой, да что ты брешешь? – буркнул Федя и отобрал у меня рацию. – Слушай его больше.

Он отступил на пару ступеней, прячась ниже уровня пола, чтобы не оказаться невзначай в поле зрения оборванцев. Нажал кнопку вызова.

– Кузьмич, всем внимание! Это вторая группа. Режим чрезвычайной ситуации подтверждаю. Выходы с четвертого по двенадцатый срочно закрыть, если это ещё не сделано.

– Сделано, сделано, – успокоил дежурный.

– Станции бы совсем изолировать, – с тоской в голосе предложил Федя, заранее зная ответ.

– Вы чего? Час пик вот-вот начнётся. Ещё полчаса, и в поездах будет давка. Вы там поторопитесь!

Федя нажал кнопку и издал грустный саркастический смешок. Эфир хрустнул. Затем голос, докладывавший раньше о готовности четвертой группы, спросил:

– Федь, с нашей позиции ничего не видно. Я не понял, у нас что, прорыв? Массовый?

– Нет, не настолько всё плохо, – успокоил Фёдор. – Но и хорошего мало. У нас утечка зомби из второго резервуара.

Официально первый зомби в московском метро появился в 1954 году. Официально – это потому, что они могли встречаться и в более ранние годы. И наверняка так было, но на коротких ветках того времени они быстро попадали на конечные станции. Где их отлавливали и без лишней бюрократии отправляли по медицинскому ведомству – в психиатрию.

В 1954 году Кольцевая линия замкнулась. Первый же появившийся там зомби получил уникальную возможность гонять кругами до самого закрытия. К этому часу он успел прийти в состояние, совершенно не подобающее человеку. Рыхлая серая кожа, пустой взгляд, капающая на пол слюна. Пальцы, растопыренные в спазме так, словно он собирается вцепиться в горло первому, кто рискнёт подойти. И совершенно звериные повадки.

Первый официальный московский зомби напал на станционных служащих при попытке вывести его из вагона. Подоспевшему на помощь дружиннику он начисто откусил кончик носа, и уже перед нарядом милиции предстал во всей красе, многократно описанной в книгах ужасов. То есть, всё вышеперечисленное, плюс окровавленная пасть.

Бог его знает, почему сержант не пристрелил эту бестию с перепуга, а врезал ботинком под колено и спеленал. Почти в буквальном смысле: кроме наручников пришлось зафиксировать локти кожаным ремнём, а ноги обмотать пиджаком дружинника, усилить на лодыжках шнурками от ботинок, а в коленях – ещё одним ремнём. И даже в таком виде задержанный едва не высвободился, устроив настоящую истерику, как только оказался вне света Леи.

К утру слухи об удивительном, мутирующем на глазах психе облетели город. Паре паникёров даже пришлось затыкать рот при помощи КГБ, потому что версии в их изложении угрожали уже не только умам соседей, но и государственной безопасности. Самая невинная из них гласила, что кольцевая линия метро ни что иное как ядерный синхрофазотрон, в котором учёные-вредители ставят опыты над людьми, приучая их жить в условиях радиации.

Пугнув сплетников как следует, в КГБ не сдержали ехидства, доложили об этом анекдоте по инстанции. И тогдашний директор Объекта был вызван в Центральный комитет партии. К счастью, удалось найти нужные слова, разговор прошёл в позитивной тональности. Всем участникам событий было с самого верха приказано немедленно забыть о случившемся, в том числе и отдельным ехидным болтунам в погонах.

Зомби из института психиатрии перевезли обратно, в распоряжение нашего подземного института, где он прошёл все стадии научных и не очень исследований. По итогу работников метрополитена начали инструктировать (под подписку, разумеется) о грамотных действиях при острых психиатрических расстройствах пассажиров с аномальной симптоматикой.

С того момента зомби в метро выявляли регулярно. От трёх до десяти случаев в месяц. Для большого города это не много, говорят, что в Нью-Йорке почти вдвое больше. Возможно, их и у нас было больше, просто спасти удавалось не всех. Если припадок происходит не в вагоне, а на платформе, то почти всегда заканчивается фатально. Поток воздуха, предшествующий появлению поезда, срывает с человека в пограничном состоянии последний блок, и новый зомби просто спрыгивает под колёса.

Почему так происходит? Ну вы спросили! Никто этого не знает. Учёные говорят что-то невнятное насчёт аллергической реакции на повышенный карниоментальный фон. Что это значит, объяснить не берусь, я не врач, я само слово еле запомнил.

Причины то ли наследственные, то ли связаны с угнетением нервной системы этанолом, то ли вообще возникают при бесконтрольном приёме поливитаминов… Короче, выяснить достоверно, как я понимаю, никому во всем мире не удалось. Спросить не у кого, зомби не слишком разговорчивы. Заболевание вызывает у них полную эмоциональную атрофию. Существо ничего не хочет, ни на что не реагирует и никуда не стремится. Подземное облучение поддерживает в мозгу хаотичное бурление мыслей и эмоций, зомби этого достаточно, чтобы впасть в блаженное забытье. Но попробуйте только лишить его света Леи, испытаете наяву худший из сценариев зомби-апокалипсиса!

Абстиненция или, говоря по-простому, ломка у зомби настолько суровая, что может обычной наркотической ломке в страшном сне являться и лекции ей назидательные читать. Зомби готов не просто рвать, крушить и убивать – он способен выломать себе руки и ноги, лишь бы вернуться в милое сердцу подземелье. Да что там руки, он готов оторвать себе голову, если связано тело, и на ресницах ускакать по шпалам в темноту. Так бы и сделал, только со связанными руками голову не очень-то оторвёшь, да и отделение её от туловища приводит к одинаково фатальным последствиям что человека, что зомби.

С годами ясности в процессе обращения больше не становилось. Зато появилось понимание, что растущий безумный контингент надо где-то размещать. Ни в одной больнице удержать его нереально, вне метро зомби быстро истощались и просто дохли. Выход казался очевидным: под казематы приспособили пустующий ангар в депо.

В ходе перевозки произошёл первый массовый побег или, как для конспирации говорили в метро, утечка. Она вызвала самый крупный сбой в работе метрополитена, поезда по одной из веток не ходили почти сутки. А ловлей беглецов занимались без малого неделю, причём троих отыскать так и не удалось.

Из плюсов – история показала, что в зоне облучения зомби приходят в состояние покоя. Если хранить их в сухом прохладном месте, то не требуется много пространства и никакой инфраструктуры. Они будут спокойно стоять плотными рядами в уголке. Годами, десятилетиями не претерпевая никаких внешних изменений.

Теперь в метро оборудовано три резервуара для хранения зомби. Под них отвели пустующие секретные бункеры. Проектировались они для нужд гражданской обороны, но так и не пригодились, так чего зря добру пропадать?

Самый старый, разумеется, в центре города – тянется от улицы Никольской, заканчиваясь почти под самым Большим театром. Он заполнен до отказа и законсервирован, вход в него со станции Театральной наглухо закрыт и для маскировки дополнительно перегорожен пошарпанной железной будкой с надписью "комната приёма пищи".

Второй и третий резервуары забиты не так плотно. Самый новый в районе Динамо – вообще, можно сказать, пустой. А номер второй, из которого сегодня как раз произошла утечка, располагается под Киевской, начинаясь у стен железнодорожного вокзала, а другим краем стремясь под Бородинской улицей в сторону Новоарбатского моста.

Резервуар был полон примерно на три четверти. Небольшой резерв в нем сохраняли на всякий пожарный случай, потому же и входы не перекрывали окончательно. Иногда добавляли новых постояльцев, иногда наоборот, изымали одного-двух для нужд исследовательской лаборатории.

Главное ведь что? Не включать поблизости свет. На свету зомби начинают нервничать. Звуки, вибрация от проходящих за стеной поездов их совершенно не волнуют, но вот к свету они тянутся. При этом выходят из анабиоза. Соблюдая законы природы, они при пробуждении испытывают то, что должен испытывать любой нормальный организм, не жравший ничего уже много лет. Иногда такой голод даже пересиливает тягу к облучению, и тогда зомби выходят на поверхность и шатаются повсюду в поисках любой органической материи, в которую можно запустить зубы.

– А почему они пассажиров не жрут? – спросил я.

– Не знаю, – прошептал в ответ Фёдор. – Обычно-то жрут, ещё как!

– Излучатели! – прошипел с соседнего эскалатора Сфинкс. – У всех людей там разум подавлен. Зомби принимают их за своих. Вот если у кого-нибудь в телефоне сейчас батарея сядет, ступор спадёт, тут же и разорвут в клочья.

Мне как-то сразу расхотелось выглядывать в зал. И даже наоборот, появилось страстное желание отползти от края лестницы как можно дальше.

– У нас-то разум не подавлен?

– Ага, – радостно подтвердил мою догадку Сфинкс. – Твои тугие мозги они бы с радостью слопали!

– Фиг бы они чего слопали. У меня зажигалка с собой.

Коллеги уставились на меня укоризненно, словно я на всю шахту громогласно воздух испортил.

– С ума совсем сошёл? – предположил Фёдор.

– Забыл, что в заброшенном тоннеле было? – поддакнул Сфинкс.

– Да что такого-то?

– Если ты чиркнешь, облучение исчезнет. Подавители вырубятся. Все люди там, в вестибюле, придут в себя.

– А зомби выйдут из себя, – кивнул Федя. – А их там внизу за полвека знаешь, сколько накопилось? Крови будет вот по это самое место.

Я осторожно сунул зажигалку обратно в нагрудный карман и демонстративно застегнул его на пуговицу. Сфинкс хвалить не стал, просто вздохнул и постучал когтем по виску.

Да уж, диспозиция у нас сложилась незавидная. Вестибюль метро у Киевского вокзала общий сразу для трёх станций. Множество дверей и коридоров выводит потоки пассажиров с разных сторон в один кассовый зал. Далее, миновав турникеты, можно свернуть налево и по широкой лестнице спуститься на платформу голубой ветки. Сейчас там всё должно быть перекрыто специальными выдвижными герметичными затворами.

Ещё из кассового зала можно свернуть направо и попасть в полукруглую "прихожку" перед эскалатором, не менее роскошную, чем все станции на этом участке. Восемь колонн и купол превращают это чисто техническое помещение в коринфский атриум. В таком помещении вполне уместной выглядит красочная мозаика на тему счастливого украинского народа времен советской России. А вот серые двери в подсобные комнаты смотрятся здесь, без сомнения, чуждо и жалко.

Отсюда можно спуститься по эскалатору вниз и попасть на развилку, ведущую к станциям синей и кольцевой линий. Там коридоры тоже должны быть уже наглухо задраены, за них мы были относительно спокойны. Беспокойство вызывала только наша позиция, потому что мы лежали на верхних ступенях эскалаторов. Если зомби учуют нас, деваться отсюда, честно говоря, некуда.

Рация в руке Феди заскрипела и сообщила голосом оперативного дежурного:

– Внимание, группам! Утечка локализована! Все входы и выходы заперты, гермозатворы выдвинуты. Станции работают только на выход через дальний вестибюль.

– Откуда они лезут? – спросил Федя. – Выяснили?

– Нет, – сказала рация. – Поэтому вас пока не отводим за укрепления. Вы ближе всех, смотрите внимательно. Может, разберётесь, что к чему.

– Принято. Тогда начинайте уже поскорее. Мы тут у них как мотыль в аквариуме. Только шевельнись, мигом сожрут.

– Всё понимаю. Держитесь, ребята! Заказ уже сделан, сейчас они начнут.

Рация замолкла. Шум не мог привлечь зомби, но в тишине стало чуточку спокойнее. Хотелось только уточнить, какой ещё заказ и что именно начнут, но я не успел. Наверху железно брякнуло, лязгнуло и заскрипело.

– Открылись! – выдохнул Фёдор.

– Ну, сейчас начнётся! – пообещал Сфинкс и бесстрашно высунулся из-за ступеней.

Я помедлил. Наверху нарастал гомон, гвалт, рык – словно пара десятков покупателей подрались в очереди за дефицитным товаром. Любопытство пересилило, я по примеру Сфинкса подполз к краю эскалатора. И понял, что не сильно ошибся.

Самая маленькая и узкая из всех дверей, видимых с нашей позиции, теперь была распахнута настежь. Зомби, рыча и подвывая, ломились к ней, толкались, падали. Если не могли встать – ползли, а если вставали – безразлично наступали на руки и спины своих поверженных товарищей.

Дверной проём перекрывала толстая стальная решётка. Зомби не могли повредить её, поэтому просто висели гроздьями, просунув руки между прутьями и жадно тянулись к тому, что видели в глубине.

Вот один из зомби дотянулся, ухватил рукой что-то темное и мягкое. Вынул руку из решетки с спешно сунул добычу в рот. Его тут же оттёрли от двери, но он не успокоился, а напал на следующего счастливчика, урвавшего через решётку кусок съестного. Из дверей подавали ещё и ещё, и вот уже никто не висит на решётке, зомби ловят куски на лету, вырывают друг у друга из рук и прямо изо рта, ползают по полу, подбирая рассыпавшиеся остатки.

Я различил красные цвета на форменной одежде по ту сторону решетки. Почти одновременно нос почувствовал знакомый аромат – и пришло понимание, кто эти люди, что именно они раздают, уже не опасаясь, прямо в руки голодных зомби.

– Сфинкс, только не говори, что ты это придумал. Вы реально подпитываете нежить фастфудом?

– Я? Нет, что ты! Это давно отработанная схема наших заокеанских партнёров. Отлично работает, между прочим. У нас долгосрочный контракт с одной из торговых сетей.

– Но бургеры?

– А чем прикажешь их ещё кормить? Парного мяса приволочь из Елисеевского? Бургеры дешевле, сытнее и всегда под рукой почти в неограниченных количествах.

Я не верил ушам, но не мог не верить глазам. Зомби заглатывали бутерброды как офисные клерки, припоздавшие на ланч. Те, кто достаточно набил своё брюхо, соловели и теряли к драке интерес. В их глазах появлялось беспокойство. Ну конечно, на сытый желудок они острее чувствовали нехватку света Леи. Распихивая спешащих к пиршеству, сытые зомби начинали ломиться в обратном направлении. В свой уютный тёмный подвал.

– Ну вот, пожалуй и всё, – облегчённо вздохнул Фёдор. – Сейчас станет поспокойнее, загоним их обратно в норы. Останется только порядок по-быстрому навести и открыть станцию. А ночью аварийные бригады разберутся, откуда их столько повылазило. Они со всей экипировкой и техникой, вот пусть и отрабатывают.

Свет в зале моргнул. Потом ещё и ещё раз. Рация недобро хрустнула.

– Внимание всем! Внимание всем группам! – почти прокричал дежурный. – Наблюдаю утечку на нижних ярусах! Немедленная эвакуация! Повторяю, всем отойти в защищённую зону! Мы выпускаем пауков!

Я хотел выругаться, но увидел лицо Сфинкса и не договорил. Впервые за всё время нашего знакомства я видел на этой хищной морде настоящий страх.

– Вот тут-то нам, ребята, и…

Рация коротко взвизгнула, станция погрузилась во тьму.

* * *

"Эмбрион. Свернись, как эмбрион. Растопырь локти, но голову закрой коленями, как эмбрион", – крутилось у меня в голове, пока мягкое, липкое и невероятно тугое опутывало всё тело. Сфинкс успел дать последний совет за секунду до того, как острые когти впились мне в плечи и икры, выхватили землю из-под ног.

Несколько секунд меня метало и швыряло так, что я совершенно потерял ориентацию в пространстве. Свернуться эмбрионом в этих условиях оказалось ох как непросто, но спасибо, напарник! Его рекомендация позволила не умереть от удушья в первые же секунды, когда паук принялся наматывать кокон.

Понять моё положение сможет только тот, кого однажды обматывали пищевой плёнкой. Эластичная и до смешного тонкая, уже со второго слоя она превращается в серьёзное препятствие, а с третьего – в орудие мучительной пытки. Её можно проткнуть пальцем, но нельзя разорвать даже двумя руками. Из неё можно надувать и легко лопать пузыри, но не дай бог обтянуть ей лицо. Единственное отличие паутины – она ещё и липла ко всему, склеивая складки одежды, волосы, изгибы конечностей.

Тряска и вращение прекратились. По редким рывкам и плавному покачиванию я понял, что паук куда-то спешно тащит кокон со свежей добычей. То есть, со мной. Наверное, в логово, в свою уютную кладовку для припасов.

Обиталища пауков в метро обычно оборудуют в двух местах. Прямо на станциях, в нишах вентиляционных каналов, чтобы стеречь их от наиболее безбашенных диггеров, а также в переходах, в технологических отверстиях под полом. Так можно обеспечить быстрый выход пауков наружу при чрезвычайных ситуациях.

Отверстия прикрывают железными крышками, которые целыми днями так неприятно громыхают под ногами пассажиров. Зато неказистый и прозаический внешний вид не возбуждает желания посторонних заглянуть внутрь. Если вдруг чёрт дёрнет сунуть нос под стальную крышку обиталища, вы исчезнете настолько быстро, что окружающие могут этого даже не заметить. Только пожмут недоуменно плечами: что это так громко бумкнуло?

Пауки московского метро – это не вполне пауки. Чисто внешние различия очевидны: помимо тридцатикратной разницы в размерах, у них тело состоит из трёх сегментов, а не из двух, что делает более похожими на муравьёв, чем на арахнид. Кроме того, у них не восемь, а полная дюжина лап, и каждая последующая пара на несколько сантиметров длиннее предыдущей. Это позволяет паукам хватать добычу с поразительной скоростью и силой, сразу всей пятернёй. В смысле, двенадцатернёй. Относительно хрупкие и нежные спинки при этом всегда остаются в норе, во тьме и безопасности.

Большую часть времени пауки спят в холодке, от скуки погрузив себя своим же ядом в состояние токсической комы. Здесь тоже есть одно отличие, жизненно важное для меня в текущей ситуации. У наших пауков не одна пара ядовитых хелицер, а целый набор, и все разные. Смотря как сильно голоден паук, в каком он настроении, жертву может ожидать лёгкая анестезия, полностью парализующий нейротоксин или мгновенный некротический яд, в считанные минуты способный превратить существо размерами с человека в бульон с костями – любимое лакомство этих мохнатых тварей.

Возникает вопрос, почему метро не проведёт дезинсекцию и не избавится от таких опасных обитателей? Я задавал его много раз и слышал несколько версий. Самая простая – пауки легко поддаются дрессировке и показали себя прекрасными охранниками подземелий. Безжалостными, склонными к садизму, бесстрашными – они побаиваются только крыс, что на руку ребятам из бригады Брехуна. И вместе с тем, совершенно не любопытными. Ни один паук без приказа не покинет доверенного участка, ни за что не вылезет из своего гамака без веской причины, которую можно слопать.

Есть и ещё одна, самая загадочная и почти официальная версия. Метро не может позволить себе избавиться от пауков по условиям Хартии перевозчиков. Ни одно разумное существо не может быть безвинно лишено жизни, пока находится на линиях Леи. Кстати, по той же причине мы храним в старых бункерах своих зомби.

Любую другую иноземную гадину депортировали бы с Земли, но пауков некуда отправить. Они прибыли в Москву в виде яиц в сумке больного контрабандиста. Груз конфисковали, контрабандист скоропостижно помер в лазарете. На его щиколотке эксперт нашёл след от укуса. Вскоре из саквояжа полезли тысячи маленьких паучков, происхождение которых оставалось загадкой. Зато судьбой их мгновенно озаботились десятки правозащитников из множества соседних миров, требуя достойного обращения и проверки на разумность.

Многие миры имеют виды на собственный бизнес в Москве. Только шанс оказать давление на земную администрацию им выпадает редко. Вересаевой пришлось из кожи вон вылезть, но найти способ пристроить неожиданный приплод. К счастью, среди новорожденных не оказалось ни одной самки, и потому угроза инвазии вида не стояла на повестке.

Как я уже сказал, пауки предпочитают не создавать хлопот, легко поддаются дрессуре, зачатки разума позволяют им общаться со станционным персоналом. При этом их габариты и скорость атаки заставят побледнеть от зависти даже ягуара. Это определило их профессиональную нишу как сторожей.

Они охраняют самые глубокие и самые запретные норы, патрулируют стыки с городскими коммуникациями, отпугивая непрошенных гостей, пресекают попытки нелегалов выбраться на поверхность. А если нужно, группа из дюжины пауков по команде может в течение минуты обездвижить полсотни фанатов "Спартака", дерущихся с таким же количеством фанатов "Зенита". Это очень удобно, поскольку нейротоксин вызывает у укушенных стойкую амнезию, потом в полиции даже объяснять ничего не приходится.

На станции еще ни одному пассажиру не удавалось заметить паука. В "мирное" время только некоторых из них, самых спокойных седых вожаков, станционные служащие выпускают по ночам размять лапы. Если отношения в коллективе сложились дружеские, пауков привлекают к мелким хозяйственным работам: отмыть плафоны от пыли, подштукатурить трещины в потолке, да ту же паутину в углах погонять.

Когда мой кокон остановился, а затем высоко подпрыгнул, аж похолодело в животе, я стал молиться, чтобы мне попался именно такой паук. Опытная, хорошо обученная особь, которая не будет жалить меня с голодухи, пренебрегая инструкциями в пользу удовлетворения хищных инстинктов. К тому же, у вожаков и логово попросторнее, аварийным бригадам не придётся выковыривать меня из какого-нибудь узкого грязного воздуховода.

Раза три-четыре кокон вздрогнул, пока паук приделывал его на тугих нитях рядом с другими трофеями. Вдалеке слышался яростный рев и гортанные крики. Зомби ненавидят и панически боятся пауков. Почуяв их, бегут без памяти, куда глаза глядят. Чаще всего – обратно в свой резервуар, но бывает, что и на станцию, пугая своим видом пассажиров, а то и в тоннель, хоть даже прямиком под поезд.

Сквозь крики иногда доносилась музыка – особый репертуар наших бродячих исполнителей, вызывающий острую мигрень и желание скрыться поскорее в темноте. В общем, утреннее ЧП на Киевской продолжалось своим чередом, а мне пора уже было позаботиться о собственной безопасности.

Хилда

– Есть три типа пассажиров, которые меня раздражают сильно. Первый – это прущие без разбора дороги. Кто пихается, толкается, из вагона выйти не даёт. Могут обойти очередь на эскалатор и потом перед носом втиснуться.

– Да, есть такие. Тоже раздражают сильно.

– Второй тип – это зомби. Они в свои телефоны уткнутся, наушники наденут и вообще ничего не видят. Под ноги лезут, шатаются из стороны в сторону.

– А третий?

– Третий – самый выбешивающий. Это те, кто в вагоне с рюкзаками стоит. Их можно толкать, можно намекать, можно даже напрямую замечание делать, но и тогда они порой не осознают, в чём проблема.

– Слушай, мне кажется, ты к телефонам слишком придираешься. Ну сейчас ведь практически все так ходят. Вон, посмотри, полвагона с телефонами и в наушниках.

– Миша…

– Да?

– Просто. Сними. Свой. Долбаный. Рюкзак!

Подслушано в метро.

Окружающее пространство было темно и неподвижно. Впрочем, выглядывая из-под собственной коленки сквозь паутину в черноту паучьего логова, что ты собирался там увидеть? – спросил я себя. И закрыл глаза, чтобы яснее воспринимать информацию от тех немногих чувств, какие еще могли быть мне полезны.

Итак. Первое, что совершенно понятно: я висел вниз головой. Второе: кокон больше не раскачивается. Значит, паук ушел за следующей жертвой. По инструкции он должен сшибать с ног всё, что движется, пеленать всё, что шевелится и тащить в хранилище всё, что обездвижено. Справа и слева мои бока подпирает нечто мягкое, но неподвижное. Значит, я как минимум не первая добыча. Можно надеяться, что паук достаточно быстро забьёт тёмный угол до отказа и побежит искать начальника станции, чтобы шёл разбираться с уловом.