скачать книгу бесплатно
12 смертей Грециона Психовского
Денис Лукьянов
Оттиски Грециона Психовского #1
Чтобы удачно провести зимние каникулы, нужно: а) быть преподавателем; б) отправиться в морской тур; в) получить дар от друга-художника; г) познакомится с бароном; и, наконец, д) внезапно очнуться непонятно где, под сводами цветного неба, в окружении фиолетовых ящеров.Если судить по этим незамысловатым пунктам, то отпуск Грециона Психовского оказался весьма удачным. Так совпало, что профессор как раз любитель древних мистических цивилизаций, тайн и приключений на одно место, хотя, нет – на все места сразу. Единственное, что омрачило отдых – постоянное чувство дежавю… так, стойте, похоже это где-то уже было.В погоне за фантомным видением Грециону предстоит раскрыть первопричину всякого дежавю, погладить светящихся ящериц, узнать сокрытую силу слов и познать тайну вездесущих змей.А, и умереть целых 12 раз. Но это так, сущий пустяк.
Денис Лукьянов
12 смертей Грециона Психовского
Список действующих лиц, который в этой книге почему-то показался абсолютно необходимым
Грецион Психовский, профессор, преподаватель, эксперт по древним цивилизациям и антинаучным теориям
Федор Семеныч Аполлонский, друг его, художник, преподаватель
Зискрит Вольфанг Шпингле Брамбеус, барон
Сунлинь Ван, достопочтимый алхимик
Его переводчик
Бальмедара, магиня, Глас Духовного Пути
Инара, дочь ее
Заххак, магус, Визирь Духовного Пути
А также студенты, ящерицы, драконы, жители, пассажиры, маги и другие, о судьбе которых, увы, неизвестно.
P.S.: Книга представлена в авторской редакции, и автор просит искреннего прощения за самые глупые на свете опечатки и описки.
Часть 1. Дежавю по расписанию
Козерог. Глава 1. Дар Аполлона
…великий праздник Неба
месяц великого сияния Иштар[1 - Шумерско-акадская богиня плодородия и плотской любви.]
старцы города к Собранию выходят
Ишум ворота для них отпирает
Солнце освобождение и отдых земли устанавливает
месяц этот до окончания своего…
Из «Астролябии В[2 - Астролябия – одно из древнейших устройств для измерения углов, долгот и широт небесных тел. Здесь и далее комментарии к Вавилонской «Астролябии B», приведенные в эпиграфах, даны в переводе В. В. Емельянова (см. «Между жертвой и спасением. Календари и праздники Ближнего Востока»).]»
– Кажется, это где-то уже было, – пробубнил профессор Грецион Психовский и как-то странно посмотрел на морщинистые руки.
Он принимал последний экзамен в пустой, просторной аудитории – за широкими окнами бушевала зима, хлопьями валил постянварский снег, тот самый, от которого уже не веет волшебством, от которого хочется избавиться, уступив место (и время) слащавой весенней капели. Грецион в принципе воспринимал только два времени года: весну и лето. Поэтому его не так уж смущало это глобальное потепление, о котором балаболили все вокруг – пусть теплеет, пусть. Психовский с удовольствием бы договорился с небесной канцелярией, чтобы снег застилал землю лишь пару раз в году: за две недели до Нового Года и на две после, сохраняя ощущение праздника, приятный резиновый скрип под ногами, снежки, валяние в сугробах и возможность хранить молоко прямо на балконе. А потом было бы неплохо сразу получить ну если не +20, то хотя бы +10, прыгнув с места в карьер, не расшибив при этом головы. Но небесная канцелярия замечания Грециона Психовского не слушала, напрочь игнорируя все возмущения профессора – мало ли, чего вы хотите, у нас тут вот, и так погодный график выбился из колеи.
Наступила та пора, когда сессия должна заканчиваться, она затянулось настолько, что надоела уже не только студентам, но и самим преподавателям, мечтающим поскорее рвануть куда-нибудь на грядущие каникулы, чтобы потом еще полгода выдерживать своих подопытных.
Грецион устало глянул в окно, уставившись на хлопья искрящегося в свете фонарей снега, словно это звезды горстями сыпались с неба. Профессор чувствовал, что где-то это уже видел, что ситуация повторялась в точности до деталей и даже до формы снежинок – на профессора гадкой жижей нахлынуло дежавю.
В последнее время Грециону как-то слишком часто дурнело, хотя старуха с косой вроде бы даже не подавала намека на свое близкое присутствие – профессор просто ощущал себе до ужаса скверно, в особенности каждый раз, когда мозг сбивало с толку то самое дежавю.
Сидящий перед Греционом студент с кроличьими глазками искал любой повод, лишь бы не отвечать на билет, поэтому спросил:
– Вы себя хорошо чувствуете?
– Не помру, пока не ответите, не дождетесь, – хмыкнул профессор, выйдя из транса и почесав густую желтоватую бороду. – Это все ретроградный, будь он неладен, Меркурий.
Студен посмотрел на Грециона как на инквизитора XV века, внезапно решившего сжечь на костре работницу аптеки за богохульство и продажу зелий.
– Вы верите в звезды? – все еще пытался заговорить зубы студент.
– А вы? – парировал Грецион.
– Это повлияет на оценку?
– Нет.
– Тогда, да, – признался студент.
– А я вот не верю в звезды, – ухмыльнулся Грецион, поправив зеленую толстовку на молнии, – зато верю Шумерам, а они верили в звезды.
Психовский окончательно пришел в себя, хлопнул в ладоши и продолжил:
– Кстати, о Шумерах! По-моему, у вас первый вопрос как раз о них, – он сверился с билетом. – Отлично. Итак, я вас слушаю: Вавилон, Ворота Иштар и все, что я вам об этом рассказывал. Только прошу, не уходите в скучную историю.
Грецион Психовский верил скорее в антинаучные теории, которые и преподносил студентам с толикой своего авторского видения. Он, надо сказать, больше любил выступать на конференциях, или «свободных лекциях» – когда приходил лишь тот, кто хотел. Но и на университетских занятиях профессор не изменял себе, рассказывая вещи, от которых у серьезных ученых глаза лезли на лоб (хотя, сам Грецион часто задавался вопросом – а кто вообще называет этих, цитата, «нудных дедов», серьезными?). Правда, профессор сам не до конца верил многим вещам, о которых говорил, но признавал и даже надеялся, что они вполне могут существовать, и их нельзя отрицать. Та же Атлантида, допустим: конечно, ее существование не доказали, но ведь нельзя отрицать ее существования! Знаем, проходили уже, вон, с теми же Шумерами. К тому же поспекулировать всегда интересно.
Грецион Психовский четко понимал – то, что мы знаем о мире, и то, что мир есть на самом деле, такие же разные вещи, как курица и яичница-глазунья. Кажется, что связь вроде присутствует, но на деле она минимальна.
– Ну… – выдал студент многообещающее начало. – Ворота Иштар были откопаны…
– Я же просил, – тяжело вздохнул профессор, откинувшись на спинку стула. Он бы сейчас с удовольствием сел прямо на стол, как делал на лекциях, но останавливали его не какие-то там моральные установки, а постоянные выговоры чокнутого (как казалось Грециону) начальства. – Давайте поставим вопрос по-другому, ладно уж с вами, конец сессии, мы все устали. Расскажите мне о Вавилонском Драконе – и вы свободны.
– Это тот, который собран непонятно из каких частей? Ну, на мозаике еще был.
– Начало многообещающее, – не сдержался Психовский.
Студент дошел до той нервной кондиции, когда никак не реагировал на колкие замечания – все равно, что перепить виски, хотя никто не исключал, что именно так отвечающий и сделал.
– Ну, когда Ворота впервые откопали, то на мозаике нашли…
Грецион Психовский закрыл лицо руками – получился практически знаменитый «мыслитель», только думал он явно о тупости своих студентов.
– Как жалко, что почти все кормят вас сухим и отсыревшим за столько лет образовательным кормом, как нелюбимых кошек. Могли его хоть немного молоком разбавить.
Студент долго соображал, что профессор имеет в виду, а потом до него дошло:
– Но разве нелюбимых кошек вообще кормят? Раз уж на то пошло.
– Конечно! Просто любимым обычно покупают нормальный, мясной корм. Ну, знаете, подушечки там эти, кусочки курицы, креветки. А морить животное голодом – это уже садизм. Хорошо, что до этого пока со студентами не дошло – образно, конечно. Буквально вы вон и так – злые и голодные.
– Пока? – наступил отличный повод вновь тянуть время.
– Не отвлекайтесь. Так вот, Вавил…
Тут комната загремела – раздался металлический звук, сперва непонятный, разрозненный, но со временем собравшийся во вполне себе узнаваемую мелодию.
У Грециона Психовского зазвонил телефон, экран замерцал, корпус завибрировал, а из динамика в пустую аудиторию – как на концерте – вырвалась рок-мелодия.
Студенту она показалось знакомой.
– Metallica? – уточнил он, пока профессор брал в руки смартфон.
Психовский непонимающе уставился на него.
– Нет, Black Sabbath. ‘Paranoid’. Минус балл за незнание классики!
Грецион посмотрел на экран, чтобы понять, кто решил позвонить ему во время экзамена. Варианта было два: либо мобильный оператор, который думает, что люди могут взять трубку в любое время суток, либо… да, конечно, это был он.
Звонил Федор Семеныч Аполлонский.
– Алло? – прозвучало из динамика, когда Психовский взял трубку. – Грецион?
– Ты ожидал услышать кого-то другого?
– У тебя экзамен? – проигнорировал замечание Аполлонский.
– Ну конечно.
– А, отлично, у меня тоже. Но мне очень нужно с тобой поговорить, это конечно не так срочно, но я не хочу откладывать, а студенты переживут. Я уже предупредил своих, что вернусь, и вышел. Давай-ка тоже поставь экзамен на паузу, пусть спишут себе спокойно.
– Спорить с тобой бесполезно, – рассмеялся Грецион в трубку, а потом повернулся к студенту, абсолютно запутавшемуся в ситуации. – Я постучусь перед тем, как войти, потратьте это время с пользой. И ради любого на ваш вкус бога, не надо никаких дат.
Грецион Психовский хмыкнул, встал, явив миру розовые брюки и красные кроссовки – этот прикид часто называли «клоунским», на что профессор, если его упрекали, отвечал почти всегда одно и то же: «Конечно, он клоунский, это специально чтобы вас запутать и еще раз напомнить, что обертка почти никогда не соответствует содержанию. Можете считать, что я, самое банальное, конфетка – а я действительно такой! В смысле, гораздо более содержательный и полезный внутри, чем снаружи».
Профессор вышел из аудитории и закрыл дверь.
Оказавшись в коридоре, он вновь приложил трубку к уху и сказал:
– Я слушаю тебя, Феб[3 - Феб – одно из имен Аполлона. Один из постоянных эпитетов этого бога – сребролукий. еще одно имя для бога Аполлона. Почему-то греки не могли остановиться на чем-то одном.] мой среброкистый.
Федор Семеныч Аполлонский тоже работал преподавателем, причем в том же университете, что и Психовский – только вот судьба раскидала этих двоих по разным факультетам. Если Грецион – профессор, специализирующийся на древних цивилизациях, то Аполлонский – художник местного разлива, не мировой гений, но и не забытый всеми отвергнутый творец. Логично было предположить – судьба так и сделала, – что Федор Семеныч в любом случае будет читать лекции на другом факультете, на художественно-графическом. С точки зрения студентов, обычно самой правильной, эти двое по манере преподавания были два сапога пара – если заглянуть в групповые переписки, особенно накануне экзаменов, в этом можно убедиться сполна. Если суживать это определение, то оба они были чудаковаты, но слушать их было одно удовольствие. А еще и Грецион, и Федор Семеныч могли внезапно прервать занятие, да даже экзамен, как сейчас, ни о чем не задумываясь – да и вообще, давали много свободы и разрешали мухлевать, потому что не верили в честную игру и сами честными игроками никогда не были.
Аполлонский был посдержанней в одежде и слегка отличался от Грециона характером – два как капли воды похожих человека обычно не сходятся на долгое время, это все равно, что общаться со своим отражением, что бы там не говорили об общих интересах. Рано или поздно, такое наскучит, начнешь видеть темные проблески себя в закадычном друге, который уже через полгода – это еще если повезет – станет совсем чужим.
Так вот, художник был не столь эпатажным и бьющим фонтанами необузданной энергии, но более чудаковатым и копошащимся, склонным к абстрактным и долгим рассуждениям, которые – как там писали безымянные авторы? – мыслью растекались по древу, а потом собирались в целое озеро, где Федор Семеныч вскоре и тонул. Но когда дело касалось практического рисования, тут художнику не было равных – особенно всем нравилось то, что он не зацикливался на всяких вот этих натюрмортах и пейзажах «родной и духовно богатой земли», а практически все превращал в какой-то аналог «Властелина Колец» и вообще был без ума от драконов, в существование которых, спасибо Психовскому, даже верил.
– Ну а почему их не могло быть? – говорил профессор. – Просто здоровые ящерицы с крыльями, что в этом странного? Слушайте, да посмотрите на тварей, которых вылавливают из океана каждый день и выкладывают в соцсети. И, по-вашему, ящерица с крыльями – самое странное, что природа могла придумать? К тому же, средневековые рыцари просто не ценили прекрасное, вот и устроили окончательный геноцид драконов. И только потом уже взялись за крестовые походы, потому что геноцидить стало некого.
Аполлонский вырос на фэнтези, хорошем и плохом одновременно, но все же фэнтези, и до сих пор рубился в какие-то компьютерные игрушки, не говоря уже о книгах и фильмах. Поэтому, когда студенты спали на парах после ночи, проведенной в фэнтезийной компьютерной ролевой игре, Федор Семеныч их не трогал, а иногда даже ставил дополнительные баллы – если, конечно, приобретенный опыт отражался в их работах, и меж скучных лужаек начинали бегать орки с гоблинами.
В общем, если кратко – Федор Семеныч Аполлонский считал, что «Утро в сосновом лесу» могло быть куда интереснее, если бы вместо медведей там нарисовали драконов.
– Замечательно, что ты меня слушаешь, – раздалось по ту сторону трубки. – У меня для тебя прекрасные новости – после экзамена можешь собирать вещи, я купил нам два билета на…
– Надеюсь, не на оперу? – уточнил Психовский. Здесь интересы парочки тоже шли вразрез – Аполлонский заслушивался классическими операми, желательно на фэнтези-тематику, а Грецион такой пытке предпочитал рок-оперы.
– Нет, ты что, пока еще ничего такого, на что мы могли бы пойти вместе, не придумали. И спасибо, что перебиваешь. В общем, на зимние каникулы мы с тобой отправляемся в небольшой-круиз путешествие. С Днем Рожденьица, как говорится.
– Он у меня вообще-то не сегодня, – хмыкнул Психовский просто так, из вредности.
– Ох уж эти Козероги! – возмутился художник по ту сторону сетевой изгороди. – Вечно чем-то недовольны, я ему делаю приятное, а он… Родись ты каким-нибудь Водолеем….
– Ты опять о Зодиака? Слушай, даже я, верящий Шумерам как себе…
– Да, опять о них! Потому что ведешь себя, как типичный Козерог, – еще раз посчитал нужным добавить Федор Семеныч. – В том-то и соль, что твой День Рождения мы отметим прямо в дороге. Так что давай, выше нос, выше голову, выше все, что только можно – и хватит быть недовольным!
– А я был бы доволен, – Психовский закатил глаза, но собеседник этого, по понятным причинам, не увидел, – если бы ты предупредил меня заранее, хотя бы за пару недель.
– Тебе известно такое слово, как сюрприз?
– К твоему сведенью, не все сюрпризы – приятные, – вздохнул профессор. – У меня нет сил никуда тащиться – вот честно. Может, мы как-нибудь устроим это в другой раз?
Аполлонский взревел – ну, скорее заблеял как барашек.
– Упертость – твое второе имя. Если ты не хочешь, то я прямо сейчас возьму и сдам эти билеты…
– А куда хоть мы с тобой поплывем?
– А вот это узнаешь на месте! Завтра отчаливаем, и я тебе умоляю, не отправляй никого на пересдачу, иначе испортишь нам весь отпуск.
– Я, конечно, понимаю, что со мной спорить бесполезно, но с тобой – еще хуже, – профессор сдался. – Но и я не сумасшедший, портить свой юбилей не собираюсь. Смотри у меня, если что не так…
Улыбка ползла по лицу профессора топленым маслом.
– Ты Психовский, – решил пошутить Аполлонский. С шутками у него, кстати, тоже было тяжеловато – не считая старых-добрых анекдотов про Штирлица.
Не услышав смеха в ответ, художник переключил тему:
– Ладно, проехали. Кстати, сколько тебе там стукнет?
