Византийский мир: Жизнь и смерть Византии. 1946. Том 1

Поглощенный своими планами завоевания Персии и сопротивлением нападениям аваров, Маврикий, не пренебрегая Западом, был вынужден ограничиться организацией там активной обороны, во-первых, создав в Италии и Африке единое командование путем сосредоточения гражданской и военной власти в руках экзарха, настоящего вице-императора, tasked with руководством обороной[183], а во-вторых, заключив союз с Хильдебертом II, королем франков Австразии, который обязался атаковать лангобардов[184].

С 584 по 590 год состоялось пять франкских экспедиций в Италию, но они не дали ожидаемых результатов. То франки бездействовали, и мы видим, как Маврикий требует у Хильдеберта субсидии, которые он ему послал[185], то они грабили регион для себя, то даже договаривались с лангобардами. Главное, они не могли скоординировать свои операции с операциями имперских войск, как случилось в 590 году, когда экзарх Роман не смог соединиться с ними в назначенный день, франки ушли обратно за Альпы, не дождавшись его, и thus сорвали planned атаку на Милан[186]. Империя, по крайней мере, сохранила свои позиции, и экзархи Смарагд (585-589) и Роман (589-596), несмотря на слабую численность, но также подкупая лангобардских вождей, смогли вернуть несколько важных позиций, как, например, порт Классис в 589 году[187].

После восшествия папы Григория Великого (февраль 590 г.) лангобардский вопрос принял другой оборот. Ариульф, герцог Сполето, внезапно атаковал Рим (лето 592 г.), в то время как герцог Беневента угрожал Неаполю. Перед бездействием экзарха Романа папа принял все меры обороны, и когда король Агилульф в свою очередь появился перед Римом, он не колеблясь подписал с ним перемирие за выкуп (594)[188]. С тех пор возник конфликт между политикой Маврикия и экзарха Романа, которые не хотели давать лангобардам передышки, и политикой папы, который понимал бессилие имперских сил и был озабочен прежде всего тем, чтобы не дать лангобардам занять Рим и избавить население от ужасов бесполезной войны. С другой стороны, Григорий находил основу для согласия в настроениях королевы Теоделинды, исповедовавшей католическую религию. После сильного сопротивления Маврикия[189] точка зрения папы в конечном счете возобладала, и новый экзарх, Каллиник, подписал в 598 году с королем Агилульфом перемирие, которое было возобновлено в 603 году[190].

В остальной части Запада влияние Константинополя, не будучи нулевым, могло быть лишь поверхностным. Провинция Африка, по-настоящему процветавшая при Юстине II, подверглась в 569 году вторжению мавров, чей вождь Гармул разбил последовательно три имперские армии, но был сам побежден и убит Геннадием (578), который, став экзархом Африки, завершил усмирение провинции (591)[191].

В Испании король везеготов Леовигильд (568-586) отнял у имперской провинции Севилью, Кордову, Сидонию в ходе войны, которую он вел против своего сына Эрменегильда, обратившегося в католичество и восставшего против него. Поддерживаемый имперским наместником, но преданный им, Эрменегильд был казнен, но его малолетний сын, Атанагильд, нашел убежище в Константинополе[192]. При преемнике Леовигильда, Реккареде, принявшем католичество, magister militum Коменциол, по-видимому, вернул себе значительную часть византийских владений[193].

Наконец, имперская дипломатия была очень активна в Галлии, особенно во время правления Маврикия, чей союз с Сигебертом против лангобардов стал поводом для многочисленных обменов письмами и посольствами. Со времен правления Юстина один франкский принц, бастард Хлотаря, изгнанный своими, Гундовальд, нашел убежище в Константинополе, когда в результате интриги Брунгильды и знати Австразии он был приглашен приехать в Галлию требовать наследство своего отца. Маврикий, который, возможно, рассчитывал на него для воздействия на Хильдеберта II, отправил его с большой суммой денег. После первой неудачной попытки в 582 году Гундовальд был поднят на щит в Бриве и на время стал хозяином Южной Галлии, но после примирения Гунтрамна и Хильдеберта он был покинут своими сторонниками и убит предательски в Комменже (март 585)[194]. Маврикий, без сомнения, хотел использовать его для укрепления своего союза с Австразией, но не, как предполагали, для проникновения в Галлию, что было бы чистой химерой[195].

Начиная с 591 года успешный исход его войны с Персией позволил Маврикию посвятить все свои силы защите Империи от аваров и отозвать в Европу часть восточной армии с ее лучшим генералом, Приском[196]. Баян, который держался спокойно с своего поражения под Адрианополем (587), но готовился к реваншу, набросился на Сингидун, с которого взял выкуп, затем, соединившись со славянскими ордами у Сирмия, переправился через Саву по понтонному мосту, пересек Мёзию, достиг Черного моря у Анхиала, но не осмелился атаковать Константинополь и двинулся к Адрианополю. Приск попытался остановить его, но из-за малочисленности своих сил был вынужден запереться в Цуруле (Чорлу), затем, по слухам, что имперский флот собирается войти в Дунай, Баян договорился с Приском и отступил за не очень значительную компенсацию (592)[197].

Так началась война, которая должна была продлиться десять лет и главным предметом которой стало обладание переправами через Дунай. Кажется, целью Баяна было достичь Черного моря, как показывают его экспедиции 592 и 600 годов, когда он атаковал Добруджу и осадил Томы[198], с вероятным намерением воспрепятствовать проникновению имперских флотов в Дунай. Напротив, целью Маврикия, который хотел бы сам командовать своей армией[199], и Приска было полномасштабное наступление, которое позволило бы перенести войну за Дунай и достигнуть аваров и славян в их логовах. В 593 году Приск проник в Валахию и захватил лагеря, где славяне складывали свою добычу. К несчастью, мятежи его войск и атака аваров помешали ему продолжить наступление (594-595). Маврикий отозвал его и заменил своим братом, неспособным Петром, который не смог переправиться через Дунай (596-597). Вновь назначенный командующим в 598 году, Приск смог лишь отбить Сингидун, разрушенный аварами, и лишь в 601 году он осуществил свой план атаки на задунайский регион[200].

После кампании аваров в Добрудже, плохо оборонявшейся Коментиолом[201], и их внезапного появления перед Константинополем, Маврикий был вынужден подписать обременительный договор, но который он был намерен разорвать[202]. Поэтому он сосредоточил в Сингидуне две армии Приска и Коментиола. Авары не смогли помешать Приску переправить всю свою армию через Дунай, и благодаря искусным маневрам в ходе пяти кровопролитных для варваров битв – то выстраивая свои войска в каре, чтобы отражать их атаки, то яростно атакуя их, – он отбросил их в беспорядке за Тиссу, взяв несчетное число пленных. Никогда Баян, потерявший в ходе боев нескольких своих сыновей и сам чуть не попавший в плен, не терпел такого поражения. Достаточно было бы развить успех, чтобы навсегда уничтожить мощь аваров, но ошибки Маврикия и недисциплинированность армии сделали победы Приска бесплодными[203].

В несколько месяцев ситуация перевернулась. Маврикий вновь отозвал Приска и заменил его Петром; тот, проведя лето 602 года в бездействии, переправил через Дунай часть своих войск, которые перебили большое число варваров, но, когда они вернулись, нагруженные добычей, получили от Маврикия приказ провести зиму за рекой[204]. Немедленно они взбунтовались и, несмотря на своего командира, переправились обратно через Дунай, затем, после того как Петр тщетно просил Маврикия отменить свой приказ, мятежники подняли на щит одного из своих центурионов, Фоку, провозгласили его экзархом армии и двинулись на Константинополь[205]. Дело Маврикия было заранее проиграно: ненавидимый, публично осмеиваемый, он не имел более никакого престижа[206]. Цирковые партии (димы), которым он доверил защиту города, покинули его. 22 ноября, при приближении мятежников, он бежал с семьей и укрылся в церкви близ Никомедии. На следующий день Фока был провозглашен императором, а 27 ноября Маврикий и пятеро его сыновей, доставленные в Халкидон, претерпели там последнюю казнь[207].

4. Первый раздел Империи (602-642)

Несмотря на препятствия, с которыми они столкнулись, Маврикий и двое его предшественников сумели сохранить территориальные приобретения Юстиниана и даже улучшить положение на границах. К 602 году персидская угроза исчезла, лангобарды были нейтрализованы, а аварскому союзу был нанесен смертельный удар. Именно смутная обстановка внутри страны свела на нет эти победы. За восемь лет правления Фоки все достигнутые результаты были поставлены под вопрос, и к моменту прихода к власти Ираклия Империя оказалась под угрозой распада. Перед лицом грандиозной задачи, которая легла на их плечи, этот император и правители основанной им династии сражались с нечеловеческим мужеством и иногда даже казалось, что они близки к решительному успеху, однако вскоре опыт показал им, что концепция универсальной империи, защищаемой лишь силами одного Константинополя, более не соответствовала состоянию мира. Ираклиды против своей воли стали ликвидаторами политики Юстиниана. Вынужденные пожертвовать внешними провинциями, они, по крайней мере, сумели спасти Константинополь, а само отступление, к которому они были принуждены, позволило им легче противостоять на двух путях вторжения, которые шли от Дуная и с Востока. Этот период, отмеченный реформой государства, чьи институты были приспособлены к новым условиям, является, таким образом, решающим в истории Византии; старый orbis romanus (римский мир) прекратил свое существование; Восточная Римская империя обрела свои подлинные географические рамки[208].

Фока, необразованный солдат, выслужившийся из рядовых, деспотичный, вспыльчивый, жестокий и мстительный по характеру, опирался на низшие элементы армии и на демагогию больших городов, представленную димами. Против него были административная аристократия и часть военачальников, которых он пытался привлечь на свою сторону, как, например, Приск, победитель персов и авар, на дочери которого он женился[209]. В Италии, где Маврикий был непопулярен, новая власть была встречена с подлинным энтузиазмом[210], и до сих пор можно видеть остатки триумфальной колонны, воздвигнутой на Римском форуме в 608 году в честь Фоки[211]. Главным же образом, Фока, исповедовавший православие, имел наилучшие отношения с папой Григорием Великим, который умер в 604 году после триумфа своей мирной политики в отношении лангобардов[212], а также с его преемниками. Константинопольскому патриарху было запрещено принимать титул «вселенского», и Престол Святого Петра был признан главой всех церквей[213].

Трудности пришли со стороны Востока. Мятеж Нарсеса, который захватил Эдессу и Иераполь, полностью провалился[214]. Более серьезной была враждебность персидского царя Хосрова II, который лишь ждал случая, чтобы отобрать у Империи все ее уступки. Выступая как мститель за Маврикия, он поддержал авантюриста, которого выдавали за несчастного Феодосия[215] (605), затем осадил крепость Дара, ключ к Империи, которую он был вынужден вернуть, отвоевал ее через год и разрушил ее стены (604-605)[216]. Граница была открыта: персидская армия под командованием Шахина вторглась в римскую Армению, где взяла Феодосиополь (607), пошла осаждать Кесарию Каппадокийскую и посылала своих мародеров вплоть до Босфора, в Халкидон (610); другая армия, Шахрбараза, подчиняла города Верхней Месопотамии – Мардин, Амиду, Эдессу[217].

Смуту на Востоке еще более усилили меры, которые Фока, строгий православный, предпринял против монофизитов в Сирии и Египте, хотя те и не считали персов, за которыми следовали их несторианские епископы, освободителями[218].

В Константинополе Герман, с огорчением смотревший, как Империя ускользает от него, последовательно организовал два заговора с целью свержения Фоки. Первый, в начале правления, в котором он выдвинул вперед императрицу Константину, вдову Маврикия, и ее трех дочерей, закончился мятежом цирковых партий и был подавлен относительно мягко[219]. Во втором участвовали несколько высокопоставленных сановников, которые были выданы предателем и казнены, как и Герман, Константина и ее дочери[220] (605).

В провинциях царила подлинная анархия. Персидское вторжение обострило вековую ненависть между христианами и иудеями, которых обвиняли в помощи персам, рассматривавшимся ими как освободители, и которые, со своей стороны, вмешивались в распри цирковых партий, чтобы иметь возможность безнаказанно massacровать христиан[221]. В 608 году во всех городах Сирии вспыхнула гражданская война, где беспорядки усугублялись еще и восстанием монофизитов против императорских эдиктов. Репрессии, порученные Боносу, комиту Востока, были особенно жестокими в Антиохии и Лаодикии[222]. Затем антиохийские иудеи, в свою очередь, восстали и massacровали патриарха Анастасия (сентябрь 610), а Фока, свергнутый 5 октября того же года, не имел возможности подавить эти беспорядки[223].

Наконец, устав от этого отвратительного режима, недовольные нашли решительного предводителя в лице Ираклия, экзарха Африки, который имел славную карьеру в армиях Маврикия и который, по просьбе самого Приска и многих членов аристократии, организовал в 608 году экспедицию под командованием своего племянника Никиты, направленную в Египет, чьи силы казались ему необходимыми для успеха его предприятия. Лишь когда Никита, овладев Александрией, сумел удержать ее, несмотря на отвлекающий маневр Боноса, вынужденного вновь погрузиться на корабли, экзарх снарядил флот под командованием своего сына, Ираклия, который прибыл к Константинополю 2 октября 610, вошел в порт Софии, который был передан ему Зелеными, в то время как Фока, покинутый всеми, укрылся в церкви, откуда был извлечен на третий день и казнен[224]. В тот же день Ираклий, сын экзарха, был коронован императором патриархом[225].

Но падение Фоки не остановило бурю, обрушившуюся на Империю и отнявшую у нее за несколько лет все ее восточные провинции: в 611 году Шахрбараз захватил Антиохию, а импровизированная оборона, организованная Ираклием с помощью Приска и Филиппика в 612 году, не смогла предотвратить вторжение персов в Сирию, взятие Иерусалима (5 мая 614), откуда они увели патриарха и жителей в плен, завладев реликвией Животворящего Креста[226]. В 615 году, перейдя Малую Азию без сопротивления, Шахин захватил Халкидон. Ираклий попытался вести переговоры и отправил Хосрову через Сенат письмо, которое не получило ответа[227]. Завоевание Египта, чье зерно шло на пропитание Константинополя, и взятие Александрии (617-619) завершили бедственное положение Империи[228]. Казалось, восстановилась древняя империя Ахеменидов, и Ираклий подумывал бежать в Карфаген[229]. В то же время вестготские короли Сисебут и Свинтила отняли у Византии ее дальние владения в Испании[230], а дунайская граница, более не защищаемая, позволила аварам и славянам возобновить свои набеги. Славяне занимались пиратством в Средиземном море, а армия авар под командованием нового кагана, сына Баяна, появилась перед Константинополем (июнь 617), под предлогом переговоров попыталась заманить Ираклия в западню и подвергла предместья города и квартал Влахерны методичному разграблению[231].

Ираклий, в возрасте 35 лет при восшествии на престол, одаренный блестящими качествами и полный рвения, с подлинной доблестью взялся за грандиозную задачу по восстановлению Империи, наведя порядок, проведя реформу государства, реорганизовав армию и отвоевав у персов утраченные провинции. Еще больше, чем Маврикий, он подчинил всю свою политическую деятельность нападению на Персию, но ему сначала пришлось организовать свое правительство, найти финансовые средства, набрать и обучить новую армию. В этой внутренней работе, плохо нам известной, ему помогали Церковь и патриарх Сергий[232]. Желая основать династию, он сопричислил к власти своих двух первых детей сразу после их рождения и доверил своим родственникам, братьям, своему двоюродному брату Никите высшие государственные должности[233]. После смерти Евдокии (612) Ираклий вторым браком женился на своей племяннице Мартине (614), от которой имел девять детей, но этот брак, запрещенный канонами, способствовал падению его популярности[234].

Всецело поглощенный своими планами наступления на Персию, Ираклий провел несколько лет, воссоздавая крепкую и закаленную в боях армию, тренируя ее частыми учениями, возбуждая ее рвение воззваниями, представлявшими будущий поход как священную войну, и решив лично принять над ней командование, после того как назначил своего старшего сына своим преемником и вручил его опеку патриарху и магистру милитуму Бонусу[235].

Вместо того чтобы сначала попытаться вернуть Сирию и Египет, Ираклий решил атаковать Персию в самом сердце ее могущества, вовлекая против нее воинственные народы Армении и Кавказа. Он потратил шесть лет на осуществление этого замысла, достойного Ганнибала и делающего его величайшим стратегом, произведенным Римской империей со времен Траяна.

Его первой целью было разблокировать Малую Азию и проникнуть в Армению для усиления своей армии. Этот результат был достигнут в его первой кампании (622). Обойдя позиции Шахрбараза в Каппадокии, он отбросил его к Антитавру, затем проник в Армению, откуда весной 623 года внезапно вторгся в Мидию Атропатену (Азербайджан), едва не захватил самого Хосрова в Гандзаке (Тебризе) и отправился на зимовку в Закавказье, в долину Куры[236].

Персы ответили на эту атаку грозным контрударом. Хотя в 624 году Ираклий нанес им три поражения и захватил лагерь Шахрбараза у озера Ван, он не смог проникнуть в их страну и был вынужден, после ожесточенной борьбы со Шахрбаразом в районе истоков Евфрата, отступить в Киликию, а затем на линию Галиса (Кызылырмак) (625)[237]. Тогда Хосров предпринял последнее усилие, чтобы заставить своего противника отказаться от своего предприятия. В 626 году, заключив союз с аварами, он попытался отвлечь внимание на Константинополь. Пока Шахрбараз занимал Халкидон, а Шахин атаковал Ираклия, авары появились перед имперским городом (29 июня) и после бесплодных попыток переговоров начали его осаду; но защитники отразили страшные штурмы, следовавшие друг за другом с 2 по 7 августа, и после сожжения своих осадных машин каган отступил[238], а народ возблагодарил Панагию, спасшую город[239].

Не давая остановить себя этой диверсии, Ираклий оставил своего брата Феодора сдерживать Шахина и, поднявшись на север, достиг Лазики, заключил союз с тюркским народом хазар, которые не смогли помочь ему взять Тбилиси, и начал вторгаться в Персию, спускаясь по долине Тигра (декабрь 627). Его победа над персидской армией перед руинами Ниневии открыла ему дорогу на Ктесифон, и, последовательно занимая парадизы и королевские дворцы, он достиг нескольких льё от столицы (февраль 628)[240]. Там он узнал о падении Хосрова, свергнутого одним из своих сыновей, Кавадом, который поспешил заключить с ним мир (3 апреля)[241]. Персы немедленно эвакуировали всю Армению, но Шахрбараз, подняв мятеж, удерживал Сирию и Египет до лета 629 года[242]. После своего триумфального возвращения в Константинополь (август 629) Ираклий отправился получить Животворящий Крест, который сам вернул в Иерусалим (март 630)[243].

За несколько лет Ираклий разрешил вековой вопрос. Две державы, угрожавшие Империи на двух ее фронтах, были повержены. Государство Сасанидов билось в гражданских войнах; государство авар не смогло оправиться от поражения 626 года и не могло помешать своим вассалам, славянам, гуннам и булгарам, освободиться от его ига. Ираклий, воспользовавшись этими событиями, нашел союзника в лице Куврата, считающегося предком булгарских ханов (636)[244], и, не будучи в состоянии изгнать славян, обосновавшихся с начала VII века в Далмации, Истрии, Мёзии и вплоть до Македонии, он взял на службу Империи два югославских племени сербов и хорватов, которые были поселены в Иллирии[245] и начали принимать христианство[246]. Дунай и Евфрат вновь стали границами Империи.

Но победа не устранила внутренние трудности. В годы, последовавшие за его возвращением в Константинополь, Ираклий принял ряд важных мер, которые составили подлинную реформу государства. Именно тогда в своих протоколах он принимает титул василевса, который до тех пор не имел официального значения[247], он регулирует престолонаследие, чтобы предотвратить соперничество между детьми от двух его браков[248], и воссоздает свои военные силы на новых основах. Его победа предоставила ему в распоряжение территории Армении и Кавказа, чьи воинственные народы поставляли Империи своих лучших солдат. Ираклий сделал Армению территорией для рекрутского набора, поставив во главе ее представителей местной знати и предоставив им военную и гражданскую власть. Такова, вероятно, происхождение фемы Армениаков[249].

Таким образом, Ираклий стремился к порядку и единству во всех сферах, но, как и его предшественники, желание распространить это стремление на духовную сферу привело его к непоправимым ошибкам. Две серьезные проблемы требовали его усилий: вопрос иудеев, которые воспользовались распрями между димами, чтобы восстать и massacровать христиан, и которых справедливо обвиняли в содействии персидскому вторжению в начале правления Ираклия[250], и вечный монофизитский вопрос, который продолжал будоражить восточные провинции. Их оккупация персами в течение долгих лет привела к бегству или изгнанию православного духовенства и, особенно в Египте, к триумфу якобитов[251].

Что касается Ираклия, то не похоже, что меры, принятые им против иудеев, были вызваны религиозным фанатизмом. В 630 году он запретил им проживать в Иерусалиме, несомненно, чтобы избежать беспорядков и неизбежных ответных мер[252], но он не нашел иного решения для ассимиляции их с жителями Империи, кроме как принудить их к крещению, и обнародовал свой эдикт около 634 года, накануне арабского вторжения[253], – химерическая мера, которая могла лишь обострить ненависть иудеев к христианам.

Меры, которые он предпринял, подталкиваемый к тому же патриархом Сергием, для установления религиозного единства, имели еще более пагубные последствия. Сергий полагал, что нашел достаточно всеобъемлющую формулу, чтобы примирить якобитов с Халкидонским собором, утверждая, что единство личности Христа предполагает в Нем единственный образ действия, единственную энергию[254]. Уверенный в этом учении, Ираклий распорядился распространять его в Армении, где приверженность монофизитскому догмату была препятствием для лояльности по отношению к Империи[255]. Важным было присоединение Кира, епископа Фасиса, которого император назначил патриархом Александрии в 631 году, предоставив ему гражданские полномочия, необходимые для восстановления порядка в Египте[256]. Та же пропаганда велась по всей Империи, но натолкнулась на сопротивление патриарха Иерусалимского Софрония и монаха Максима[257], в то время как папа Гонорий, к которому Сергий обратился за советом, отнесся благосклонно к его доктрине[258]. Таким образом, умы были разделены, и императорский эдикт о вере (конец 634 года) был встречен довольно плохо, когда началось арабское вторжение[259]. Под вопросом была уже не православная вера, а само существование христианства.

Арабское вторжение, далекое от следования систематическому плану, было вызвано, без сомнения, силой экспансии новой религии, но, главным образом, слабостью сопротивления, которое завоеватели встретили перед собой. Набеги бедуинских племен на римской и персидской границах не были редкостью даже до ислама, и, с другой стороны, не говоря уже о караванах купцов и кочевых племенах, постоянно их пересекавших, персидская Месопотамия и Сирия уже содержали значительную долю оседлых арабов[260]. Вторжения в обе империи, начавшиеся еще при жизни Магомета, не были поэтому новостью, но после смерти пророка, когда Аравия была почти полностью обращена в ислам, эти экспедиции приобрели больший размах. В то же время, около 634 года, племя Бакр уничтожило арабское христианское государство Лахмидов, вассалов Персии, а силы под командованием Омейяда Йезида вступили в Палестину и разгромили ополчение, наспех собранное Сергием, правителем Кесарии, убитым в ходе боя[261].

Таким образом, арабы были вынуждены развить свой успех и вторглись одновременно в Персию и римскую Сирию, получив подкрепления. В Персии силы царя Йездигерда не смогли устоять перед потоком захватчиков; победа арабов при Кадисии отдала им Ктесифон, а победа при Нехавенде к югу от Экбатаны завершила разгром последнего Сасанида (637), который бежал в Трансоксиану, где был убит в 651 году[262]. В Сирии арабы, продолжившие свой марш и взявшие Дамаск, отступили при приближении значительной армии, посланной Ираклием, но из-за раздоров между византийскими военачальниками и предательства отряда христиан-арабов, битва, состоявшаяся на берегах Ярмука (20 августа 636), обернулась катастрофой для империи и повлекла за собой эвакуацию Сирии, все города которой пали в руки врага[263]. В конце 637 года капитулировал Иерусалим, и халиф Омар торжественно вступил в него (февраль 638)[264], затем настала очередь Антиохии, Кесарии, Эдессы и римской Месопотамии (639)[265]. В конце того же года Амр вошел в Египет.