Византийский мир : Византийская цивилизация. Том 3 (1950)

В XI веке прибыли грузины, клирики, монахи и знатные, как Григорий Пакуриан, один из лучших генералов Алексея Комнина [405]. Самые арабы имели колонию, снабженную мечетью [406] [407], и при Комнинах турецкие пленные, как Иоанн Аксуш, были приведены в Константинополь и обратились в христианство [407]. Но именно в эту эпоху главным образом сформировались колонии западных: варяги-англосаксы, которые имели свои отдельные церкви [408], норманнские рыцари, пришедшие поступить на службу в императорскую армию, французы и итальянцы, привлеченные Комнинами, которые доверяли им общественные должности [409], и, прежде всего, постоянные поселения торговых колоний итальянских республик и каталонской [410].

После франкской оккупации Константинополя, во время которой венецианцы пользовались подлинной торговой и даже политической монополией, все эти колонии были восстановлены Палеологами и даже увеличились за счет новых иммигрантов, как кастильцы, которых Перо Тафур нашел в 1438 году в Византии, по возвращении из своего путешествия в Кипчак [411]. Видели, наконец, в городе часть этих газмулов, происходивших от браков между западными и туземцами, известных своим умом и смелостью [412].

Таким образом, Константинополь в средние века, как и оставался в новое время, был городом, где сталкивались все расы, где слышались все идиомы известного мира, но где эллинизм всегда сохранял преобладание.

3. Движение и внешняя жизнь

Во все эпохи путешественники были поражены многолюдным характером улиц Константинополя, чья густая сеть, прерываемая широкими площадями, облегчала движение.

Меса. – Центральная улица, ἡ Μέση, была обстроена с каждой стороны портиками в два этажа. Она начиналась от Форума Августеон, пересекала Форум Константина, круглую площадь, с двумя входами, сделанными из аркад проконнесского мрамора, и, в центре, порфировую колонну, увенчанную статуей Константина с лучезарной головой. Меса затем пересекала Форум Тавра, Форум Анастасия, Форум Аркадия и пересекала старую константиновскую ограду.

Оттуда она выходила либо к Золотым воротам после пересечения квартала Псамафия, сливаясь таким образом с Триумфальной дорогой, либо, после отклонения на северо-запад, к воротам Селимврии [413].

Главные улицы, из которых несколько расходились от Месы, были мощеными, имели ширину по меньшей мере 5 метров и были обстроены портиками, иногда в один этаж и украшенными статуями. Каждый из этих портиков (ἔμβολοι) имел свое особое название: эмбол Святого Георгия, русский эмбол и т.д. [414]. В V веке несколько открывались в общественные залы (auditoria); в других местах там устанавливали столы, на которых продавали всякого рода товары [415].

Рынки. – Но подлинным центром дел была часть Месы между Большим дворцом и Форумом Константина, на протяжении 570 метров.

Ей давали название агора (рынок) [416]. Именно там была сосредоточена торговля драгоценными металлами. Правительство обязывало ювелиров и серебряников устраивать там свои лавки. Разграбленные и сожженные при Юстиниане во время восстания Ника, эти магазины были вновь устроены на том же месте, как указывает Книга Эпарха в X веке [417]. Неподалеку менялы (трапезиты) устанавливали, без сомнения, свои столы (трапезы), покрытые золотыми и серебряными монетами, которые возбуждали алчность варваров.

Один фламандский крестоносец из армии короля Людовика VII, ослепленный видом этих богатств, бросился на столы с криком «Haro!» и прихватил всё, что смог, пока трапезиты в ужасе не бежали со своими сокровищами. Король Франции потребовал виновного у графа Фландрии и повесил его [418].

В 1403 году менялы занимали всё ту же улицу, но, согласно Клавихо, напротив их столов были установлены колодки, и к ним привязывали правонарушителей [419].

В XIV веке арабский путешественник Ибн Баттута отмечает существование отдельных рынков для каждой профессии (их закрывали на ночь) и описывает конторы публичных писцов, устроенные близ Святой Софии под сводом винограда и жасмина: в деревянных лавках и на подмостках восседали писцы, каждая группа во главе с начальником, обозначенным титулом судьи [420]. Столетием позже торговля съестным захватила окрестности Святой Софии. Там продавали хлеб, вино, рыбу, разрешенные в постные дни моллюски, и можно было потреблять эти яства на месте, ибо там установили большие каменные столы, где знатные ели, смешавшись с народом [421].

Мелкие ремесла. – Улицы Константинополя были также оживлены разносчиками, которые искали работу или выкрикивали свои товары. Феодор Продром перечисляет золотошвей, сапожников, торговцев сывороткой с тыквой на плече, торговцев тканями, изготовителей перцемолок, носильщиков, которые, проработав весь день, получали в качестве платы маленький кубок вина и порцию рагу [422].

На улицах были также астрологи, маги, гадатели. Иногда мнимые пророки поднимали настоящую панику, возвещая конец света. Неисчислимое количество иностранцев, посещавших Константинополь, породило доходное ремесло цицерона.

В Константинополе, говорит русский паломник Степан Новгородский около 1350 года, находишься как в большом лесу и не можешь ходить без хорошего проводника. Если, по скупости или бедности, не дать денег, нельзя ни увидеть, ни поцеловать святые реликвии [423].

Можно было бы составить толстый том из всех нелепостей, которые эти импровизированные гиды рассказывали своим наивным клиентам: каменные жабы, которые бегали по улицам, пожирая домашний мусор [424], статую Юстиниана, выдаваемую за статую Константина, которую мореплаватели видят в море на расстоянии дня пути [425], легенды, относящиеся к памятникам Ипподрома [426], легенда о Карле Великом, который, взяв Иерусалим, возвращается через Константинополь и заставляет императора поклясться, что он будет соблюдать пост и не будет более произносить смертных приговоров [427], легенда об ангеле, который стережет Святую Софию [428], и т.д.

Общественная жизнь. – Преобладание эллинской традиции утверждалось общительным характером жителей, которые имели, как их предки, вкус к долгим беседам и дискуссиям на открытом воздухе. Во времена Юстиниана хорошее общество встречалось под портиками Августеона. Это называлось делать свою агору, ἀγοράζειν. Велисарий появлялся там после своего возвращения из Италии [429]. Книготорговцы имели там свои лавки и выставляли там новинки. Там встречались новостисты, которые обсуждали политику и теологию и иногда доходили до драки. Таким образом, под полой ходили песни против Феодоры [430]. Самые простые люди были помешаны на теологии со времени великих вселенских соборов, когда дискуссии о Троице и природе Христа происходили открыто на публичных площадях и даже в лавках булочников [431]. Известно, кроме того, что во все эпохи в Константинополе существовало общественное мнение, которое императоры должны были учитывать и которое подразумевало подлинную солидарность между его жителями, коллективное сознание.

Движение. – Улицы, широкие для той эпохи, но которые сегодня показались бы узкими, были исчерчены в V и VI веках многочисленными повозками без рессор, самые богатые расписанные и позолоченные, с упряжкой мулов, убранной золотом. Святой Иоанн Златоуст описывает роскошные колесницы дам высокого ранга, сопровождаемые евнухами в ослепительных ливреях, или же знатных, восседающих на белых лошадях с седлами, вышитыми золотом, окруженных слугами, вооруженными палками, чтобы заставлять пешеходов расступаться, и кричащими: «Проходите, дайте дорогу!» Те, кто отправлялся в бани, посылали вперед своих рабов возвестить о своем прибылии и приготовить всё необходимое [432].

В XII веке Вениамин Тудельский еще поражен роскошью, выставляемой знатными. Он отмечает их одежды из багряных тканей, покрытые вышивками, и находит, что, восседая на своих богато убранных лошадях, они похожи на принцев [433].

Контрасты. – Но рядом с этим богатством путешественники XII века отмечают убогие и жалкие кварталы, узкие и темные переулки, где не видно днем, где часты кражи и убийства, трущобы в двух шагах от дворцов [434]. Службы уборки там были неизвестны. Вениамин Тудельский видел, как кожевенники выбрасывали перед своей дверью воду, служившую для выделки их кож [435]. Переезд двора во дворец Влахерн имел следствием формирование нового аристократического квартала, более здорового, более проветриваемого, чем окрестности Большого дворца. Этот квартал, малонаселенный до тех пор, включавший большие сады и обширные цистерны, покрылся роскошными особняками, построенными вельможами. Дворец Текфур-Серай, возможно, является его следом [436]. Город, который еще так хорошо снабжался водой в конце IX века [437], испытывает в ней недостаток в эпоху Комнинов вследствие нехватки акведуков. На жалобы, которые ему были адресованы, в частности Евстафием Фессалоникийским [438], Мануил Комнин приказал провести новые источники и построить новый акведук [439].

Шествия и уличные зрелища. – Во все эпохи оживление улиц усиливалось прохождением торжественных процессий, которые привлекали плотные толпы и часто вызывали несчастные случаи.

При поставлении патриарха Германа в 715 году была такая давка, что мать святого Стефана Нового, тогда беременная, чуть не была раздавлена [440]. Весной 972 года Иоанн Цимисхий, перед своим отъездом на русский фронт на Дунае, отправился босиком из Большого дворца в Святую Софию, затем в Святую Марию Влахернскую. Император, держа крест, предшествуемый огромной процессией священников и сановников, во весь голос пел литании. «Бесконечный народ, который выстраивался вдоль улиц, который заполнял окна, гребни стен и крыши домов, подхватывал хором, своими сотней тысяч голосов, эти настойчивые молитвы» [441].

Листок из слоновой кости VI века представляет перенесение реликвий. Патриарх, узнаваемый по своим облачениям, сидит, держа раку на коленях, наверху колесницы с двумя лошадьми, запряженными цугом, которую ведет под уздцы сановник. Впереди три персонажа, несущие свечи, принимаются басилевсом. Любопытные смотрят на сцену, одни под портиками, другие на первом этаже в проемах между колоннами или взобравшись на крышу [442].

Любопытная живопись в одной из рукописей Гомилий монаха Иакова показывает реалистически толпу, выстроившуюся шпалерами и ожидающую процессию: она состоит из людей всех возрастов и обоих полов, благоразумно выстроенных друг за другом [443].

Когда дело шло о столь важном событии, как перенесение иконы из Эдессы в 944 году [444] или триумф победоносного басилевса, наплыв был еще больше, и весь город был праздничным.

Книга Церемоний сохранила нам вполне протокольный рассказ о триумфальном въезде Василия I в Константинополь после разгрома павликиан в 872 году. Император проводит ночь в монастыре Абрамитов, вне ограды. На следующий день, в сопровождении наследного принца, оба на белых лошадях с сбруей, украшенной драгоценными камнями, басилевс сначала приветствуется димами, затем, прибыв к Золотым воротам, он принимает Префекта Города, который подносит ему лавровый венок. Тогда, среди бесчисленной толпы, он следует по Триумфальной дороге, чья почва усыпана цветами, чьи портики затянуты драгоценными тканями, украшенными букетами роз и миртов. За ним шли главные арабские пленники с повозками, полными добычи. Остановка происходила на Форуме Константина, где император входил в церковь Богородицы и менял свои военные одежды, чтобы надеть пурпурную тунику и плащ, затканный золотом. Шествие затем принималось в Святой Софии Патриархом и достигало, наконец, Большого дворца [445].

Рассказ о въезде Никифора Фоки в Константинополь после его провозглашения императором гораздо живее [446]. С императорского дромона он сошел в Гепдомоне, где сел на белого коня, покрытого пурпурной и золотой попоной. Перед ним несли шесть знамен из драгоценных тканей. Чтобы достичь Святой Софии по Триумфальной дороге, ему пришлось рассекать волны толпы, которая его приветствовала. «Великие и малые, богатые и бедные, знать и члены фракций, жители пригородов и порта, ремесленники сотнями тысяч, бесчисленные монахи, солдаты и матросы в отпуску, крестьяне Фракии и Вифинии… неся, несмотря на летнее солнце, зажженные факелы, воскуряя ладан, размахивая маленькими флажками. Всюду звучали трубы, накары [литавры кавалерии], барабаны, кимвалы. Всюду раздавались, неумолчно, неслыханные приветствия всего этого народа!». Как представить себе вход этой ревущей толпы под возвышенные своды Святой Софии, чей блеск огней заставлял вибрировать тона мозаик на золотом фоне!

Но эти триумфальные пышности были исключительными. Другие, более скромные зрелища возбуждали любопытство зевак, в частности, экзотические животные, слоны, ведомые погонщиками, верблюды, на которых восседали негры, и т.д. [447] Слишком часто также улицы пробегали позорные процессии приговоренных к смерти или увечью, преступников, заговорщиков, часто высокого ранга, посаженных задом наперед на ослов и битых розгами. Вместо того чтобы бежать от этих зловещих парадов, толпа искала их и проявляла на них свою жестокость. Императорские принцессы, не смея показываться открыто, не стыдились украдкой смотреть на эти зрелища [448].

4. Ипподром и зрелища

Ипподром, чью административную организацию, различные назначения и характер его фракций показали в другом месте, занимал до XII века значительное место в жизни Константинополя. Поэтому необходимо изложить то, что мы знаем о его устройстве и о зрелищах, которые там разворачивались.

Увлечение бегами. – Бега колесниц, запряженных двумя или четырьмя лошадьми (биги и квадриги), чье происхождение восходит к древним эллинским играм, были излюбленным спортом греков и римлян. Жители Константинополя, каков бы ни был их социальный ранг, от императора до последнего конопатчика, страстно увлекались успехами возничих, чей цвет они приняли. В аристократических кругах было хорошим тоном интересоваться исключительно лошадьми и бегами. Это была главная тема разговоров, и дискуссии об играх Цирка были часты [449].

Григорий Назианзин описывает этих любителей бегов как настоящих неистовых, подпрыгивающих, кричащих, подражающих вознице, хлещущих воображаемых лошадей, обменивающихся между собой возничими, лошадьми, конюшнями «и часто столь бедных, что у них нет на что поесть на один день» [450].

Африканские мозаики изображают несколько конюшен, содержание которых требовало больших затрат. Покрытые богатыми попонами, лошади стоят перед своими яслями, с именем каждой из них: Delicatus, Polidoxus, Alcides и т.д., и пожеланием «Vincas» («Побеждай») [451]. Известно, что любовь Константина V к лошадям снискала ему прозвище Каваллин и что, разрушив мозаики Золотого Милиария, которые изображали вселенские соборы, он заменил их портретами своих любимых возничих [452]. Еще более удивительной была страсть к своим лошадям патриарха Феофилакта (933-956), сына императора Романа Лакапина [453].

Сами возничие приобрели подлинную важность в Государстве. Их осыпали богатствами и почестями. После их смерти им воздвигали в V веке бронзовые статуи, иногда даже во дворце Сената [454]. На сохранившемся основании, которое поддерживало статую Порфирия, барельефы представляют победы возничего, стоящего на своей колеснице, одетого в короткую тунику без рукавов, с ногами, покрытыми гетрами, с поясом, украшенным переплетенными кожаными ремнями, держащего пальму и венок [455]. Поэты воспевали их успехи [456], и происхождение четырех фракций возводили к победе Александра Великого на Олимпийских играх [457]. Одна из излюбленных тем украшения драгоценных тканей в VI веке изображала, в обрамлении медальонов, возничих, управляющих своими квадригами на полном скаку [458].

Возничие не менее того рекрутировались изначально из низших классов, но в IX веке видят, что эту профессию упражняют знатные, как один из 42 мучеников Амория в 845 году [459], и, в виде исключения, басилевс Михаил III, в своем ипподроме Святого Мамаса, и придворные, которых он заставлял надевать куртку одной из фракций [460].

Сооружение. – Ипподром Византия был построен Септимием Севером (после 195 года) по образцу Циркуса Максимуса в Риме, но местность была на склоне, и потребовались галереи подпорные, чтобы поддерживать сооружение, которое имело около 500 метров в длину на 117,50 м, включая ступени. Предполагают, что по меньшей мере 30 000 зрителей могли разместиться на ступенях. Нынешняя площадь Атмейдан сохраняет главные памятники, которые возвышались по оси сооружения на спине, вокруг которой поворачивали колесницы. Это сначала обелиск, воздвигнутый Тутмосом III в Гелиополе, в 1700 году до христианской эры, и доставленный в Константинополь по приказу Феодосия Великого в 390 году; он покоится на четырех бронзовых кубиках, установленных на основании, украшенном рельефами, которые изображают императора, председательствующего на играх. Это затем бронзовая колонна из Дельф, сделанная из трех переплетенных змей, чьи головы прежде возвышались, чтобы поддерживать золотой треножник, посвященный Аполлону после победы при Платеях (479 год до христианской эры). Это, наконец, обелиск из каменной кладки, прежде покрытый бронзовыми плитами и восстановленный, согласно надписи, Константином Багрянородным (944-959) [461].

Между этими памятниками видели большое количество скульптурных групп, как группа Волчицы, вскармливающей Ромула, и статуи: произведения, вырванные из языческих храмов, как Геракл Лисиппа, рядом с императорскими статуями, как статуя Ирины, восседающей на колонне посреди фиала [462]. Остаток фонтана такого рода из белого мрамора, снабженный рельефами, изображающими игры, был найден в 1845 году; круглые отверстия, открытые на стенах, могли давать начало струе воды, которая падала в бассейн [463].

[Карта – Константинополь в Средние века.]

До конца XIX века, не считая памятников площади Атмейдан, внешний вид Ипподрома знали главным образом по гравюрам XV и XVI веков, которые представляли лишь его руины [464]. Важнейшая – та, которую Панвинио извлек из Топографии Константинополя, составленной около 1450 года. Она воспроизводит на юге, со стороны моря, конец полукруга с аркадами, на севере – стену, прорезанную проемами, которые давали доступ к конюшням. На арене видны вереница обелисков и колонн, а также многочисленные холмики, происходящие от сноса ступеней и домов, построенных внутри ограды [465].

В наше время подпочва Ипподрома исследовалась несколько раз. Позади Музея янычар на западе, сады на террасах позволяют видеть кирпичные стены, которые образовывали конечный изгиб (сфендона), и искусственные насыпи указывают место ступеней [466]. На северо-западе от мечети Ахмеда, Адольф Тьер открыл в 1907 году серию конюшен, покрытых кирпичными сводами, покоящихся на параллельных стенах, вдоль древней беговой дорожки [467] [468].

Более глубокие раскопки были произведены в 1918 и 1932 годах Манбури и Вигандом. Под сфендоной были вскрыты 25 концентрических камер, выходящих в круговой коридор, освещенный большими окнами на уровне ниже беговой дорожки. Аналогичные камеры тянулись вдоль стен Большого дворца: с этой стороны начало двух арок, по-видимому, является остатком колоннады, которая еще существовала в XV веке. Установили существование фонтана у основания обелиска Константина VII, со стоком на четыре стороны, и нашли основание Дельфийской колонны, сделанное из простой капители: эта колонна, которая была полой, была также превращена в фонтан [468].

В 1927 и 1928 годах Кассон и Талбот Райс произвели несколько зондажей по оси памятников. Неожиданный результат: они не нашли никакого следа террасы, подобной той, что в Циркусе Максимусе, но насыпные земли, чтобы компенсировать уклон почвы. Спина, если можно так назвать осевую линию памятников, не представляла бы никакого рельефа [469].

Кафисма и карцеры. – Как и Циркус Максимус в Риме, Ипподром Константинополя примыкал к Императорскому дворцу, и василевс переходил прямо из своих покоев в ложу, предназначенную для него, – Кафисму. Большинство археологов со времен Лабарта, и в последний раз Эберсольт, видели эту ложу над конюшнями (карцеры), которые образовывали на восточном конце здание, перпендикулярное ступеням. Чтобы достичь Кафисмы, василевс, отправляясь из дворца Дафны, должен был следовать по длинной галерее, окружавшей четверть периметра Ипподрома, что маловероятно [470]. Книга церемоний показывает, что Феофил проходил под Кафисмой, чтобы достичь дворца Дафны, что было бы невозможно, если принять теорию Лабарта [471].

Пиганьоль и Фогт показали, что Кафисма, построенная по образцу императорской ложи в Риме, была подлинным дворцом, примыкающим к церкви Святого Стефана в Дафне и расположенным на длинной юго-восточной стороне Ипподрома. Потайная винтовая лестница (кохлея) связывала церковь с ложей, но василевс достигал ее по широкой каменной лестнице, которая выходила к бронзовым дверям императорской ложи [472]. Перед этой ложей находилась терраса, Пи [473] или Стама, венчавшая портик. Одна из граней основания обелиска показывает, за ажурными балюстрадами балкона, императора стоящим перед вооруженными копьями стражами, выстроенными в линию, рядом с ним сановников, несущих кошельки [474].

Карцеры были устроены в башне, фланкированной двумя крыльями и увенчанной бронзовой квадригой, взятой из храма на острове Хиос при Феодосии II [475]. Великолепные бронзовые лошади были увезены в Венецию в 1204 году и помещены над большим порталом Сан-Марко.

На каждом из крыльев открывались шесть ворот, чтобы пропускать колесницы. Другие ворота, расположенные у основания башни, давали доступ к большому двору, открытому со стороны города (дигиппион), с конюшнями фракций по сторонам.

Туда перевозили накануне бегов лошадей, которые должны были участвовать в состязаниях; настоящие конюшни находились дальше. Над воротами находилась ложа, которая служила распорядителю игр; ее ошибочно принимали за императорскую ложу [476].

Представление на Ипподроме. – Помимо изображенных памятников, главный источник состоит в главах Книги церемоний, составленной Константином Багрянородным. Благодаря критическому изучению этих текстов, Г. Милле признал в них следы двух различных сочинений, отрывки которых были произвольно соединены: 1) Книга Мастера церемоний, чья роль была существенной, составленная, вероятно, при Михаиле III, но с элементами различных эпох; несколько формул датируются Юстинианом, другие – VIII веком; 2) Книга фракций, которая содержит прежде всего хоры и приветствия и указывает из церемонии лишь то, что хористам нужно знать, чтобы вмешаться в нужный момент. В ней узнают формулы, которые не могут датироваться ничем, кроме V века, и имена возничих соответствуют именам из романа об Александре [477]. Константин Багрянородный соединил эти два элемента в единый трактат, в своем желании составить официальный тип празднования игр [478].

Приготовления к представлению длились два дня. Накануне фракции просили у василевса разрешения отпраздновать праздник и вечером исполняли танец с факелами. Накануне, когда завеса, возвещающая о представлении, была вывешена на воротах Ипподрома, фракции отправлялись в карцеры и приветствовали императора, каждая фракция выражая для себя пожелания победы. Затем происходил в конюшнях осмотр лошадей, которые должны были быть здоровыми и неповрежденными [479].

Но вот наступает великий день. У ворот Ипподрома тессерарий собирает жетоны, которые требуются от зрителей, и ступени заполняются. Во дворце Дафны император облачился в свои регалии, простерся, со свечой в руке, в различных молельнях и достиг триклиния Кафисмы, который предшествует ложе. Там происходит торжественный прием сановников, которые имеют привилегию присутствовать на играх в императорской ложе. Мастер церемоний, через посредство препозита, приходит объявить василевсу, что всё готово: колесницы запряжены, народ размещен на ступенях, демархи и демократы фракций на своих постах, императорская гвардия выстроена вокруг своих знамен.

Момент торжественный: по знаку императора двери открываются, мастер церемоний приподнимает край императорского плаща, василевс появляется на ложе, восходит на помост, где помещен его трон, и трижды благословляет народ, осеняя крестом приподнятым краем плаща, сначала в середине, затем направо, в сторону венетов, и налево, в сторону прасинов.

Пусть представят себе сцену: чудовищное пространство с его портиками, статуями, памятниками, его обелиском, напоминающим о веках баснословной древности, его трофеями побед – греков над варварами, христианских императоров над язычеством, – его ступени, простирающиеся до потери зрения, нагруженные бесчисленным народом, склоняющимся под благословением автократора и оглашающим сооружение громом приветствий; затем, в абсолютной тишине, хоры фракций, сопровождаемые серебряными органами, и публичное поклонение императору со стороны сановников, которые затем занимают места рядом с ним; наконец, следуя древнему обычаю, государь, бросающий салфетку, маппу, на арену, и, по этому сигналу, двери карцеров, открывающиеся одновременно, и возничие, устремляющиеся на беговую дорожку, преследуемые неистовыми криками зрителей, каждый приветствует свой любимый цвет, освистывает и бросает вызов своим противникам.