Душа альбатроса 6 часть. Под крылом альбатроса

Людмила Лазебная

Душа альбатроса 6 часть. Под крылом альбатроса

Часть шестая

Под крылом альбатроса

«Побеждающий облечётся в белые одежды; и

не изглажу имени его из книги жизни, и исповедую

имя его перед Отцом Моим и перед Ангелами Его».

(Откровение Иоанна Богослова «Апокалипсис», 3:5)

***

Осень в тысяча девятьсот восьмом году на всей бескрайней территории России наступила рано и как-то не по-доброму активно, словно зима настойчиво подгоняла её, бесцеремонно толкая в спину. Уже к концу августа северные ветры изрядно остудили разгоряченные за лето улицы Санкт-Петербурга и Кронштадта. Небеса, распахнув свои хляби, принялись щедро осыпать землю бесконечной прохладной моросью, выедавшей последние жизненные соки из листьев клёнов и рябин, дубов и берёз. Порывы ветра, сдирая мокрые листья с гранитных набережных, стремительно и безжалостно уносили их в неспокойную Неву и остывающий залив. А к середине сентября многочисленные стаи птиц раньше времени вдруг потянулись друг за другом в тёплые края.

Именно в один из таких холодных и слякотных дней Борис Бобровский неожиданно повстречал возле Морского штаба в Кронштадте своего давнего друга Георгия Старка, старшего лейтенанта с крейсера «Аврора». Офицеры радостно обнялись, как подобает боевым товарищам, но налетевший ветер чуть было не сорвал их форменные фуражки. Ловко схватившись за свои головные уборы, оба одновременно воскликнули:

– Давай во флотское кафе, там поговорим…

Продолжая обниматься, они быстро зашли в знакомое с юности помещение и, усевшись за свободный столик, заказали по чашке чая и пирожные.

– Всё, как в кадетские годы… – улыбаясь, сказал Бобровский.

– Ну, как ты? – снова, не сговариваясь, одновременно спросили они друг у друга. И опять рассмеялись, как будто и не было у обоих за плечами этих суровых военных лет и тяжелых испытаний…

– Боренька, давай я первый, – сказал Старк. – Вот иду сейчас и думаю, кому бы рассказать о том, как я безгранично счастлив… Ты ведь тоже однолюб, ты меня поймёшь. Я только что сделал предложение своей единственной… И получил согласие… Она ответила «да»! О, Боже…

– Постой, Юра, я, кажется, знаю о ком ты говоришь… О Елизавете Развозовой, сестре нашего товарища Александра Развозова! Я виделся с ним ещё в Порт-Артуре, в девятьсот четвёртом году. Он был старшим минным офицером эскадренного броненосца «Ретвизан». А потом, спустя пару лет, мы встретились в Японии. Александр тоже не дал самураям подписку о неучастии в войне и оказался в плену. После подписания мира с японцами участвовал в Комиссии по эвакуации пленных матросов. А потом мы вместе возвращались в Петербург тем самым последним эшелоном с русскими военнопленными… Да, брат… Поздравляю! Искренне рад за тебя! Развозовы – достойная офицерская династия русских адмиралов. Семья – под стать твоей. А ведь ты был с юности влюблён в Лизу…

– Верно, Боря! Всё в точку…

– Помню, как ты страдал, когда она вышла замуж за того «перспективного морского офицера», сына контр-адмирала барона Владимира Павловича фон Мессера… – А где сейчас её брат Александр? Я давно о нем не слышал…

– Скоро вернется из Англии, там достраивают броненосный крейсер «Рюрик II». Он служит на этом новейшем корабле, и уже – старший офицер…

– Новый «Рюрик» … Ну, как не вспомнить нашего друга Николая Бутурлина и славный подвиг его легендарного крейсера, геройски погибшего в Корейском проливе… Вот она, преемственность флотских традиций: Непобедимый «Рюрик» жив!

Бобровский вздохнул, потом снова широко улыбнулся. Он не мог серьёзно и печально вспоминать о неутомимом балагуре и весельчаке, всеми любимом Коленьке Бутурлине…

– А ведь мы с Вилькицким участвовали в сватовстве Бутурлина в Японии, где все тогда жутко боялись строгую тетку невесты-японки. Потом были на свадьбе. Представь себе, наш Бутурлин не смог расстаться со своей невестой, вспоминая случай о том, как сын самого Дмитрия Ивановича Менделеева, вернувшись в Россию, а, спустя время, снова приехав в Японию, потерял навсегда свою гражданскую японскую жену и двоих детей.

– О, да! Владимир Менделеев в возрасте Христа умер в Петербурге от гриппа. Сколько наш известный учёный ни искал невестку и внуков по всей Японии после трагической смерти своего сына, да так и не нашел…– вспомнил с грустью Старк.

– «Любовь – великая сила!» – вот она истина на все времена, подтвердил Бобровский. – Поэтому мичман Бутурлин написал прошение об отставке на флоте. Теперь Николай наш – счастливый глава русско-японской семьи, уже отец двоих детей. Писал, что они с супругой хотят четверых малышей. Занимается шоколадным бизнесом. А недавно был в Канаде и Америке, где открыл филиалы своего совместного с компаньоном Масловым кондитерского предприятия … Погоди, Старк! … Как же это ты женишься на замужней женщине? Или Лиза получила развод?

– Она овдовела четыре года назад. Её первый муж морской офицер Константин Мессер умер в девятьсот четвертом от чахотки, похоронен в Ораниебауме. А я и не знал. Несколько месяцев назад встретил Лизоньку здесь, в Кронштадте. С этого дня моя голова идёт кругом. Чувство вернулось. Мы вместе. Боря, она мне сегодня призналась, что ждёт нашего ребенка! Я не только стану мужем, но и отцом. Мечтаю о сыне-первенце. Вы с Наташей обязательно приезжайте к нам на дачу сюда, в Кронштадт. Приглашаю вас и на нашу свадьбу. Мы бы уже давно обвенчались, не откладывая, но Елизавета хочет дождаться зимы и возвращения своего брата…

В этот пасмурный день столь радостные вести, приятные воспоминания и неожиданная, но долгожданная встреча со старым другом юности заметно подняли настроение Бобровскому. Он искренне и охотно поделился с другом своими новостями. Старк слушал, как всегда внимательно и серьёзно, впитывая каждое слово товарища по кадетскому братству…

Окончив Штурманский офицерский класс и получив новую должность, Борис продолжал службу на эскадренном броненосце «Слава», единственном из кораблей своего типа, не принимавшем участие в Русско-японской войне, поскольку был введен в эксплуатацию в июне тысяча девятьсот пятого года.

К этому времени в Российской империи уже появилось новое поколение артиллерийских военных кораблей, типа «дредноутов» («бесстрашный» – англ.). Поэтому морально устаревшая «Слава» с первых дней службы на Балтийском флоте получила приписку к Отдельной учебной эскадре и занималась охраной входа в Финский залив.

Возмужав и окрепнув физически, лейтенант Бобровский был уже не просто идейным молодым человеком, как пять лет тому назад, а верным и любящим мужем, сдержанным и опытным офицером – старшим штурманом. Продолжая мечтать о создании военной стратегической авиации на Русском Императорском флоте, он готовился к поступлению в Николаевскую морскую академию. Ведь для воплощения таких грандиозных планов нужны были фундаментальные инженерные знания. Но служба есть служба, именно она вносила в их счастливую семейную жизнь с Натали свои поправки и изменения. В скором времени молодой чете Бобровских предстояла разлука…

Сформированный ещё в девятьсот шестом году особый Гардемаринский отряд судов Балтийского флота, в который входили два броненосца – «Цесаревич» и «Слава», крейсеры «Богатырь» и «Адмирал Макаров», под командованием контр-адмирала Владимира Ивановича Литвинова за два года избороздил Балтику, побывал на русском Севере в Северно-Ледовитом океане, заходил и в Атлантику. В период морской практики курсанты посещали Норвегию, Германию, Великобританию, Францию и другие страны.

Этой осенью учебная эскадра готовилась к заграничному плаванью по Средиземному морю в район острова Сицилия. На всех кораблях отряда Литвинова в экипажах размещены были практиканты-выпускники: сто шестьдесят четыре корабельных гардемарина Военно-морского кадетского корпуса Петра Великого, Инженерного института и несколько учеников-квартирмейстеров Балтийского флота.

Кроме «Цесаревича», более ни один из кораблей отряда, да и сам Командующий учебной эскадрой Владимир Литвинов, который в недавнем прошлом был командиром императорской яхты «Штандарт», в морских сражениях никогда не участвовали.

После завершения Русско-японской войны и потери лучших броненосцев Императорский военно-морской флот остро нуждался в боевых командных кадрах. Было решено провести масштабные учения с целью закрепления на практике полученных молодыми гардемаринами и мичманами знаний морской теории.

Перед двухмесячным учебным походом в Гардемаринский отряд прибыл сам Николай II. Государь Император напутствовал русских моряков, которым предстояло посетить Бизерту, Тунис, Тулон и многие порты Средиземного моря, Высочайшим пожеланием вести себя в заморских странах подобающим образом, поскольку они являются посланниками своей Родины – Великой России.

Седьмого октября тысяча девятьсот восьмого года1 эскадра контр-адмирала Литвинова вышла из военного порта Курляндской губернии Либавы (по-латышски Leepaja) имени императора Александра III в Финский залив и направилась мимо испанских, африканских берегов в Средиземное море, согласно плану учений. Недалеко от морских границ южной Италии на кораблях проводились практические занятия, учебные тренировки и стрельбы.

Военные учения русских были согласованы с правительством Италии, разрешившим Гардемаринскому отряду в качестве временной базы использовать порт Аугуста на юго-восточном побережье острова Сицилия. Отсюда русские корабли несколько раз выходили на практические боевые манёвры и артиллерийские стрельбы. Преследуя в открытом море условного противника, отрабатывали на макетах-мишенях навыки морского боя.

Прибыв в городок Аугуста, который между собой гардемарины называли «скучнейшим местечком», все они надеялись на заслуженный отдых. Но и здесь, как и в Бизерте, во время длительных стоянок командиры не давали начинающим морякам спуску, устраивая то подъём по тревоге, то шлюпочные соревнования, то учебные тренировки с судовыми приборами и механизмами. Единственным ярким впечатлением от Италии у молодежи была экскурсия в Сиракузы и знакомство с достопримечательностями города.

Конечно же, в памяти каждого из русских моряков остался величественный действующий вулкан Этна, расположенный на востоке от городов Мессина и Катания на острове Сицилия. О самом высоком вулкане Центральной Европы, ежедневно выбрасывающем пепел и лаву на протяжении более шести тысячелетий, упоминается в мифах и легендах Древней Греции, утверждающих, что там живет сам Бог-кузнец Гефест…

После выполнения поставленных задач похода четырнадцатого декабря учебная эскадра Литвинова вновь прибыла на место своей стоянки поздним вечером, бросив якоря на рейде неподалёку от старинного городка, основанного ещё в XII веке.

Подходя к знакомому мысу, моряки ориентировались на световые сигналы Фаро ди Капо Санта-Кроче, свет которого они заметили ещё с расстояния восемнадцати миль. Каждые две секунды, разрезая темноту южной ночи, маяк посылал мореплавателям по две длинные белые вспышки с периодом в двенадцать секунд. В здешних широтах было множество рифов, в том числе и подводных. Для молодых курсантов сложная постановка на якорь в Ионическом море стала весьма серьёзным испытанием и хорошей практикой. Вечером, собравшись на палубе, свободные от вахты члены экипажа, окружив командира «Славы» капитана 1-го ранга Эдуарда Эдуардовича Кетлера, обратились с расспросами о легендах Мессинского пролива.

– А, правда, что именно про этот пролив написано в мифах древних греков о многолетних странствиях и приключениях Одиссея, царя Итаки? – спросил командира кто-то из задних рядов, выглянув из-за спины товарищей.

– Так точно, гардемарины. Всем морякам известно выражение: «Оказаться между Сциллой и Харибдой?» В самом узком месте пролива между островом Сицилия и Апеннинским полуостровом, так напоминающем на карте по форме обычный сапог, якобы живут два морских чудовища. Со стороны материка – шестиглавый монстр Сцилла. А со стороны острова – его подружка, чудище Харибда, которая всасывает в себя морскую воду вместе с кораблями…

– Ого! А мы тоже будем проходить в этом месте? У Одиссея кораблик-то был совсем небольшой и лёгкий. А наши вон, какие огромные! Не застрянут ли между скал?

Все замолчали и притихли…

– Эх, взрослые парни, а, ей Богу, как дети! – воскликнул боцман, обернувшись в сторону четырнадцатилетних юнг. – Минимальная ширина пролива пять километров. Вот я вас завтра проэкзаменую на знание морских карт!

– У города Мессины, братцы, есть и другая легенда, более оптимистичная. В сорок втором году до нашей эры решили местные жители принять христианскую веру. Послали в Иерусалим делегацию для встречи с самой Богородицей, которая их благословила и передала письмо жителям Мессины, вложив в него прядь своих прекрасных волос. Вот с той поры Пречистая Дева считается покровительницей города. Что бы ни случалось с Мессиной и её жителями: болезни, ураганы, войны, город возрождается, как птица Феникс. Да вы скоро сами увидите: и бронзовую статую Божией Матери с тем самым письмом в руке у входа в город. Со стороны моря ее хорошо видно… Будем мы в Мессине, обязательно увидите и красивейшие здания, старинные храмы, театры и библиотеки…

Закончив разговор, командир эскадренного броненосца «Слава» поспешил в свою каюту и сделал простым карандашом следующую запись в корабельном журнале: «поговорить с Командующим эскадры о проведении ознакомительной экскурсии в городе Мессина». Подойдя к карте, Эдуард Кетлер прикинул, что между нынешней рейдовой стоянкой русских учебных кораблей и этим курортным городом расстояние чуть больше семидесяти миль к северо-востоку.

…Мягкий средиземноморский климат, живописная природа в гостеприимных итальянских портах наводили на ощущение развлекательного морского путешествия. Но в дальнейшем об этом походе Борис Бобровский будет вспоминать в своей жизни не раз, как о примере легендарного мужества и подвига русских моряков, неожиданно оказавшихся ближе других иностранных кораблей к эпицентру самого крупного землетрясения в истории Европы. Как говорится, «между Сциллой и Харибдой»…

– Господин старший штурман, погляньте-ка, вон, аккурат над нами, в облаках… – услышал Борис взволнованный голос матроса, драившего палубу и рукой указывающего на небо.

Приятный теплый воздух, уже начавшее подниматься над горизонтом красное солнце и спокойный, бирюзового цвета океан навевали в эти рассветные часы радостные мысли о скором возвращении в родные края, где снежная зима уже вступила в свои права и шла подготовка к рождественским и новогодним гуляниям. «Хоть бы успеть на свадьбу к Старку… Ещё бы и Вилькицкий остепенился и надумал жениться. Тогда бы мы с друзьями все вместе стали степенными главами семейств», – почему-то подумал Бобровский. Глядя во время этих учений на гардемарин и молоденьких мичманов, которые старательно осваивали премудрости морской науки, он часто вспоминал своё так быстро пролетевшее кадетство. – «Жизнь пролетает со скоростью альбатроса…»

– Что ты там разглядел, Тимофей? – выйдя из штурманской рубки, спросил удивлённый лейтенант.

– Дык вона стая чаек какая кружит! Мечутся, кричат тревожно, словно знак подают. Плохая примета, ваш бродь! Не ровён час волна подымется, а то и шторм нагрянет… Старые моряки про птиц не зря такую примету имеют.

– Что же, молодец, что заметил! Хвалю! Знаю, знаю эту примету! Хорошо, братец, будем благодарны Божиим созданиям, уведомили, предупредили нас, значит!

Борис, привычным движением приставив подзорную трубу к правому глазу, стал внимательно рассматривать стаю чаек. В голове старшего штурмана мелькнула старинная пословица про солнце, которое, «если красно поутру, моряку не по нутру».

Птицы с криками носились над кораблями, то выныривая, то вновь исчезая в ало-розовых рассветных облаках, а затем и вовсе пропадали из виду. Ещё некоторое время наступающего утра прошло без особых изменений в погоде и без видимых причин для волнения и беспокойства … И вдруг, как зафиксировали в вахтенных журналах моряки, пятнадцатого декабря ровно в пять часов двадцать одну минуту все русские экипажи учебной эскадры ощутили сильные толчки из глубины океана. Старший штурман Бобровский, дежуривший по кораблю с прошлого вечера, тотчас приказал дать сигнал боевой тревоги.

– Полундра! – раздался крик с палубы, после неожиданно появившегося мощного гула за кормой «Славы».

Гул этот повторился, а затем, уже все услышали и ощутили мощные удары моря по крепкому корпусу броненосца. Огромная волна ворвалась в бухту порта Аугуста и с разгона резко, словно скорлупки, с железным скрежетом развернула стоявшие в ней на якорях тяжелые корабли на сто восемьдесят градусов. Через несколько минут ситуация нормализовалась, и лишь на водной глади океана всё ещё наблюдалось небольшое волнение.

– Не… то не атака вражеских подлодок, и даже не кит … Ваш бродь, никак где-то недалече землетрясение! – крикнул на бегу матрос, машинально приложив правую руку к бескозырке, завязанной лентами под подбородком.

– Господин старший штурман, нас развернуло! Разворот – сто восемьдесят градусов! – доложил с трудом подбежавший штурман.

– Без паники! – ровным голосом скомандовал Борис Бобровский, строго и спокойно посмотрев на молодого офицера.

Оставшись на палубе и ухватившись за канат, он посмотрел в небо и, зажмурившись, мысленно произнёс слова молитвы: «Господи, услышь меня, грешного раба твоего! Не ради живота моего, а за ради братьев моих и всех православных воинов, кого зришь Ты, Вседержитель, в круге моем. Прошу Тебя, о Великий и Всемогущий! Ты дал мне щит спасения Твоего, и десница Твоя поддерживает меня, и милость Твоя возвеличивает меня. Ты расширяешь шаг мой подо мною, и да не поколеблются ноги мои! Спаси и помилуй нас, Господи!»

Впервые за свою жизнь Борис в душе говорил с Богом не по обыкновению – заученной с детства молитвою, а пришедшими на ум искренними словами обращения к Всевышнему. Открыв глаза и посмотрев по сторонам, Бобровский отметил с некоторым изумлением, что движение на море прекратилось также внезапно, как и началось. Корабли выровнялись, заняв свои исходные позиции.

Именно в это раннее утро пятнадцатого декабря произошли подземные толчки, которые привели к смещению участков дна Мессинского пролива между островом Сицилия и материком. Огромные волны, внезапно обрушились на итальянские города Мессину, Пальмо и Реджио-ди-Калабрия, разрушив их полностью. Три подземных толчка магнитудой более семи баллов, последовавшие один за другим, стали причиной обрушения зданий ещё в двадцати населенных пунктах, расположенных в прибрежной полосе областей Сицилия и Калабрия, унеся жизни двухсот тысяч заживо погребённых спящих жителей. Вода, будто её всасывала невидимая мифическая Харибда, трижды отходила далеко от берега и трижды, возвращалась с неистовой скоростью, накрывая огромными волнами высотою более десяти метров ближайшие побережья по обе стороны Мессинского пролива, круша с дьявольской силой всё на своём пути.

К командиру кораблей Гардемаринского отряда, по счастью не пострадавших от цунами, обратились префект города Аугуста, капитан местного порта и российский вице-консул Макеев с просьбой срочно прийти на помощь населению Мессины, оказавшемуся, практически в эпицентре землетрясения.

Направив телеграмму о случившемся в Петербург на имя императора, контр-адмирал Литвинов, не дожидаясь ответа, приказал экипажам готовиться к отплытию в Мессину. Было принято решение: крейсер «Богатырь» для радиосвязи между Мессиной и Калабрией оставить в Аугусте, и отрядом из трех кораблей идти на помощь пострадавшим итальянцам. Вскоре с «Богатыря» на корабли практической эскадры поступило важное правительственное сообщение. Королева Италии Елена Черногорская объявила по всей стране сбор средств для помощи пострадавшим городам и сама лично на оперативно переоборудованном под плавучий госпиталь корабле с миссией Красного Креста отправилась в Мессину. Благородный поступок любимой королевы вызвал мощный отклик в сердцах итальянского народа. Разрушенную Мессину уже повсеместно стали называть «Читта ди Морте» – городом мёртвых.

Пройдя посредине между легендарными мысами Сцилла и Харибда, Гардемаринский отряд с приспущенными по поводу траура Андреевскими флагами на всех порах, на скорости четырнадцати-шестнадцати узлов в час спешил на помощь итальянцам. Риск был огромный! В результате сильного землетрясения гавань, напоминающая по форме полумесяц, была полна обломков кораблей, рыбацких судов и разрушенных домов, среди которых виднелись тела погибших людей и животных. После цунами непредсказуемо изменились фарватер и прежний рельеф дна. Тяжелые броненосцы могли сесть на мель или в любую минуту напороться на затонувшие суда, которые невозможно было заметить в мутном и вспененном море.

Прибыв на шлюпках на место трагедии уже в семь утра шестнадцатого декабря, русские моряки с крейсера «Адмирал Макаров» первыми приступили к спасению жителей Мессины. За ними подошли остальные корабли. Панорама погибшего города, открывшаяся перед взором моряков, многие из которых прошли через Цусиму и непрерывную артиллерийскую бомбежку Порт-Артура, буквально поражала каждого. Что говорить об изумленных молодых гардемаринах. Никакое современное оружие не могло сравниться с разгневанной природой, унесшей одномоментно жизни сотни тысяч человек, в считанные минуты стерев с лица земли здания, превратив их в руины, охваченные огнём… «Неужто в этом аду мог хоть кто-то остаться в живых?» – сказал один из матросов. И вдруг ветер донес на рейд человеческие крики и громкие стенания…

– Боже мой! – прошептал Борис Бобровский, всматриваясь в бинокль с рубки броненосца «Слава», – вот как выглядит вселенское горе! Боже Всемилостивый, буде нам грешным! – сказал он чуть слышно…

Из числа офицеров, матросов и гардемарин учебного отряда были организованы спасательные партии по пятнадцать человек.

– Врачей, фельдшеров и санитаров высаживать на берег первыми шлюпками, – приказал адмирал Литвинов. – Обратно забирать раненых, детей и женщин. Братцы! Я надеюсь на вас… Помните, что вы русские…

В развернутых в кратчайшее время береговых перевязочных пунктах оказывалась неотложная медицинская помощь, это благодеяние спасло жизнь многим пострадавшим. Флагманский врач, в прошлом известный полярник Александр Александрович Бунге оборудовал прямо на набережной несколько хирургических столов и делал операции под открытым небом. Тут же, вдоль кромки моря, по-военному быстро обустроили походные кухни, доставив и запасы питьевой воды…

Высадившись на берег, русские моряки, забыв об опасности, начали расчистку завалов. Работа осложнялась тем, что ощутимые подземные толчки продолжались. Обрушения стен угрожали жизни спасателей, разбирающих остатки зданий. В уничтоженном стихией городе наблюдались многочисленные очаги пожаров. Вся Мессина была в чёрном, едком дыму, закрывшем небо и солнце…

Вторая телеграмма контр-адмирала Владимира Ивановича Литвинова в адрес главы Морского ведомства уже с места событий гласила:

«Мессина и многие города на побережье Сицилии и Калабрийском берегу совершенно разрушены тчк. Население в панике тчк. Засыпанных и раненых насчитывают тысячами тчк. Команды заняты откапыванием людей зпт. оказываем помощь пострадавшим тчк. Сегодня посылаю крейсер «Адмирал Макаров» для отвоза в Неаполь четырехсот раненных тчк. Подписал Литвинов».

Получив депешу о трагедии, Морской министр адмирал Иван Михайлович Диков телеграфировал экипажам канонерских лодок «Гиляк» и «Кореец», находившимся в Палермо, подключиться к спасательной операции. Такой же приказ получили и моряки с крейсера «Богатырь». Наутро семнадцатого декабря русские корабли доставили в Мессину новые отряды санитаров и солдат.

В таких условиях пришлось охранять несчастных спасенных жителей ещё и от мародёров. Рухнувшая стена в уцелевшем здании центральной тюрьмы выпустила на волю сотни преступников, кинувшихся срывать украшения с покойников, грабить уцелевшее имущество горожан… Обнаружив под обломками здания банка сейфы с деньгами и драгоценностями, русские моряки передали их местным властям.

Рискуя собственными жизнями, подвергаясь опасности и получая ранения и ожоги, спасательные команды день и ночь откапывали мирных жителей и уцелевших голодных домашних животных, обезумивших, как и люди, от испуга.

За шесть дней было вызволено из-под развалин и спасено около двух с половиной тысяч пострадавших и примерно столько же перевезено на кораблях в Неаполь, Сиракузы и Таранто. Отдельную помощь оказывали осиротевшим детям, громко плачущим от страха и отчаяния. Возвращаясь в Мессину, корабли доставляли закупленную провизию, перевязочные материалы, средства для дезинфекции, одеяла и чистую одежду для пострадавших. Уцелевшие жители громко молили о помощи, страдая от боли и потери родных и близких.