Первый Встречный

– Может, не так скоро? Хотелось бы свыкнуться с этой жуткой мыслью, – переступая с ноги на ногу, нерешительно попросила Ярослава.

– Глупости! Бессмысленно ожидать, что за одну ночь ты превратишься в ангела! Так стоит ли терять время!

Графиня подошла к поставцу со спиртным и плеснула себе водки:

– Только водка оказывает нужное действие – расслабляет, согревает, бодрит, – она уверенно опрокинула стопку и хитро подмигнула.

Ярослава восхищенно наблюдала за необыкновенной женщиной, которую знала с раннего детства, и в душе порадовалась, что именно ее получает в наставницы.

– А теперь рассказывай, – властно потребовала графиня.

Ярослава без утайки поведала о жизни в деревне, о своей страсти к коневодству, о маменьке и сестрицах. Со смехом рассказала, какой спектакль разыграли они перед капитаном Строевым, и неожиданно помрачнела, печально заметив, что спектакль тот, в сущности, ни к чему не привел. И вот она, Ярослава, сидит в гостиной княжеского дворца в Петербурге и ждет, что совсем скоро ее представят императрице и выставят на брачный рынок невест.

– Как породистую кобылу, – горестно завершила свою мысль молодая княжна.

– Ну, милая, селяви, – многозначительно заключила Анна Алексеевна. – И коль ты предпочитаешь лошадиный язык, изволь! Танцмейстеры нас с детства учат галопу и иному аллюру, гувернеры – ржать на трех языках, а в свет мы выходим исключительно в подпругах и сбруе – никак иначе все эти панье, корсеты да фижмы не назовешь. К слову, не каждой удается сбросить седока до финиша и остаться вдовой, да еще и неприлично богатой, как мне. Но, – графиня многозначительно подняла указательный палец, – замечу, чтобы поняла, чем породистее лошадь, тем выше шанс, что ее будут холить и лелеять, а ты, дорогая, кобылка чистокровная, хоть и с норовом, стало быть, и седока себе выбрать сама имеешь полное право.

Ярослава обомлела от неожиданных метафор графини. Ольга бы, наверное, упала в обморок от подобных выражений, но ей в обществе солдат и конюхов, случалось слышать, да и использовать, что уж там, выражения и покрепче.

Не обращая внимания на свою изумленную визави, графиня опрокинула еще одну рюмку водки, занюхала ее табаком из табакерки слоновой кости, ненадолго задумалась и с опасным блеском в глазах произнесла:

– Говоришь, комедии ломать любишь, вот и поиграем, пока императрица не в столице, да Алекс не приехала…

Через полчаса у заговорщиц готов был план, осталось со всей осторожностью посвятить в него сиятельного князя.

– Я ухожу. Завтра поговорю с Никитой. Тебе понравится мое решение.

– Осип Иванович, пожалуйста, проводите нашу гостью, – не осмелилась задерживать Ярослава.

Она окончательно убедилась, что графиня Остужева привыкла сама управлять своей жизнью и совершенно не подвластна мнению света, и понятно, почему общество приписывает ей невероятные и порой неправдоподобные авантюры, сплетничает за ее спиной, но побаивается и признает ее влияние при дворе.

Глава 9

– Вот что я надумала, князь, – без предисловий обратилась Анна Алексеевна к своему давнему другу, явившись на другой день в особняк. – Не стоит раньше времени предъявлять Ярославу обществу. Не все знатные семьи вернулись в столицу, да и сама Екатерина в отсутствии. Пусть княжна до приезда Алекс поживет у меня, так мне сподручнее наставлять ее будет, да и молва до царицы загодя не докатится.

– Лучше вы к нам, графиня. Дом большой…

– Вот уж, мерси, ваше сиятельство! Совсем в своей деревне ума лишился. Даже я не могу согласиться на подобный конфуз.

– Пардон, ваша экселенция! – в тон по-французски взбрыкнул Галицкий, а вслед миролюбиво склонился к руке: Прости, Анна Алексеевна, не подумал.

Выслушав предложение Остужевой, Никита запротестовал:

– Но помилуйте, графиня, все, что вы вообразили, совершеннейший бред! Алекс мне голову открутит! Да и не пристало дочери рода Галицких маскарады в обществе устраивать. Что люди скажут?

– Никитушка, – елейным голосом пропела графиня, – мон шер ами Никитушка, с каких, скажи мне, пор князя Галицкого волнует мнение света? Не с тех ли самых, когда увел из-под носа полусотни кавалеров любимую фрейлину ее будущего величества, или с тех самых, когда в присутственном месте разбил нос моему мужу?

Князь виновато промолчал.

– Послушай, последнее, что тебе сейчас нужно, это толпы восторженных юнцов или охотников за приданым, обивающих пороги твоего дома. А они появятся, не сомневайся, как только узнают, что старшая дочь Галицкого, самая богатая наследница империи, вышла в свет.

Конечно, когда ты рычишь на свою дражайшую Алекс у себя в поместье, дрожат чашки в моей чайной гостиной в Петербурге, но я согласна избавить тебя от неустанного бдения подле дочери. Доверься мне и займись своими делами, помни о письме Нарышкина, неспроста он предупреждение прислал, – с несвойственным терпением пояснила графиня. – Решено, на днях я представлю обществу, следует отметить, немногочисленному, так как сезон официально начнется лишь через пару недель, свою дальнюю родственницу… как, говоришь, ее второе имя?

– Мария, – прорычал князь.

– Свою дальнюю родственницу Марию Бересдорф из Пскова, – заключила Анна Алексеевна. – Используя фамилию ее матери, в глазах знати мы даже не будем считаться лжецами. Ярославу под покровом ночи отправишь ко мне.

– Навещать вас позволительно?

– Визиты столичным этикетом предусмотрены. Но на людях при встрече виду не подавай, что родная кровь. Посматривай, да помалкивай. А мне с ней скучать не придется.

С этими словами графиня Остужева подхватила трость, которую неизменно носила на мужской манер, поправила шляпку и царственно удалилась, оставив князя гадать, как он так быстро смог поддаться женской хитрости.

Ярослава без возражений согласилась на переезд. Ей нравилась своевольная графиня: «С ней скучать не придется».

– Мария, – Ярослава не сразу поняла, что обращаются именно к ней.

Сидя в утреннем чепце и простом легком платье в просторной гостиной Анны Алексеевны, она, как могла, поддерживала светскую беседу между графиней и тремя ее дражайшими подругами – первыми сплетницами Санкт-Петербурга – сестрами Ладой и Линой Неплюевыми и почтенной Аполлинарией Смирновой. Дамы, ввиду своего высокого положения, бывали на всех балах и приемах столицы, но в силу отнюдь не молодого возраста к танцам их не приглашали, поэтому все три кумушки могли, не чинясь, предаваться любимому занятию: сплетням и сводничеству.

– Мария, – повторила графиня, – а подай-ка нам чаю.

Вернувшись с подносом и разливая терпкий напиток в фарфоровые чашки со стенками не толще яичной скорлупы, молодая княжна уловила царящее всеобщее возбуждение…

– Вообразите, любезная Анна Алексеевна, в вольеру, полную попугаев, внезапно врывается лев. Какая стать! Какое мужество! Какие поразительные глаза! А в голосе слышатся перекаты горных камней, – закатывая глаза, самозабвенно глаголила одна из сестер Неплюевых.

– Приехал всего пару месяцев назад, но стал главной темой во всех салонах, – подхватила вторая. – Поговаривают, что фрейлина Ф., встретив его в Царском Селе, куда пресловутый шотландец явился в килте добиваться высочайшей аудиенции, намеренно рухнула перед ним в обморок, дабы узреть скрытое.

– И что же она узрела? – со смехом спросила графиня.

– Доподлинно неизвестно, бедняжка целую неделю молчала …

– Держу пари, матушке-царице специально не докладывают обо всех статях шотландца, – вступила в разговор Аполлинария, – иначе, помяните мое слово, он был бы немедля принят. Ах, признаться, только один мужчина в жизни своим видом произвел на меня столь же неизгладимое впечатление.

– Смею полагать, ваш муж, достопочтенный Никодим Гаврилыч, – умело скрывая иронию, произнесла хозяйка дома.

– Что вы, душа моя, муж мой, царствие ему небесное, был скорее не Аполлон, но сатир, благо нравом обладал покладистым и спокойным, да наградил меня сыном, который обликом своим и характером пошел скорее в мою родню, нежели в Смирновых. – Тут пожилая матрона скосила глаза на Ярославу и, обернувшись к ней, заметила: – Жаль, Машенька, что не знались ранее, могли бы и вас рассмотреть, а так, в прошлом году обженили моего Аркадия Никодимовича на дочке купца Пирогова. Сами понимаете, душеньки, приданое в наше время ценность необходимая, а родословие высокое и по отцу передать можно.

– Так кто же, дражайшая, так впечатлил вас тогда, что до сих пор из памяти не изгладился?

Аполлинария заговорщицки обвела взглядом подруг и нарочито медленно, словно смакуя каждое слово, произнесла:

– Князь… Никита Сергеевич Галицкий…

Имя это вызвало благоговейный стон из уст обеих сестер Неплюевых, а Ярославу заставило пораженно уставиться на окружающих ее сплетниц. Конечно, она понимала, что ее отец достаточно привлекателен, но даже подумать не могла о том эффекте, который он производит на особ противоположного пола.

Между тем Лада сказала:

– Помяните мое слово, этот сезон в Петербурге обещает быть поистине грандиозным. Горе тому, кто его пропустит! – Растягивая слова, чтобы поддержать интригу, она продолжила: – Вчера довелось проезжать мимо…– сделав многозначительную паузу и понизив голос до шепота, не сбавляя при этом его громкости, Лада торжествующе завершила: – Дом Галицких открыт!

Благородное собрание ахнуло в очередной раз.

Лина сочувствующе посмотрела на Ярославу и затараторила:

– Машенька, искренне вам рекомендую, нет, требую найти себежениха, не медля. Князь и княгиня Галицкие по настоянию самой царицы Екатерины выводят дочерей в свет.

– Не вижу связи, простите, – растерялась Ярослава.

– Как же, душенька, младшая из трех княжон для замужества мала еще, но две старшие – главный трофей сезона. Самые завидные невесты в империи. Гонка, поди, началась уже. С удовольствием понаблюдаю, кто же придет первым. Думаю, подруги, немного обождем, присмотримся, а потом можно будет и ставки делать на победителя.

Ярослава побледнела и, с трудом сдерживая недовольство в голосе, в недоумении спросила:

– Как же так, ведь их еще и не видели даже?

– Да разве ж видеть обязательно? Роду древнего, именитого, приданое за каждой такое, что и на десять семейств хватит, князю только и остается, что из кандидатов выбрать, кого посчитает подходящим.

– Князю? – пролепетала Ярослава. – А сами княжны что же?

– Ну, скажешь, Машенька, не служанки же они какие-нибудь, чтобы самим себе мужа определять, мнение, может, и выскажут, но решать всеодно князю…

– Или императрице, – задумчиво постукивая пальцами по подлокотнику кресла, заключила Анна Алексеевна.

Наконец, довольные собой и сложившейся беседой, пообещав непременно поведать знакомым о несомненных достоинствах девицы Бересдорф и договорившись встретиться завтра на музыкальном вечере у Лунёвых, визитерши отбыли восвояси.

Ярослава стянула с головы тесный чепец и с наслаждением тряхнула ставшей свободной головой.

– Ну, княжна, полагаю, выводы ты сделала.

– Да, Анна Алексеевна, готовлюсь стать призом, трофеем и…

– Об этом еще поговорим, завтра, после того, как в свет выйдешь, а пока скажи, как ты нашла этих кумушек.

– Очень занятны, – ничуть не кривя душой, ответила Ярослава. – Аполлинария, кажется, довольно добра, Неплюевы, наверное, тоже. Знаете, у них очень необычные имена, впервые такие встречаю.

– О, старая история. Представь себе, бедняжек угораздило родиться в самый разгар Петровских реформ. Отец их, боярин Неплюев, в рвении своем услужить государю, да не растерять накопленные богатства, не только бороду сбрил одним из первых, но и дочерей-близняшек назвал именами вычурными, подобрал на европейский манер, крестили, само собой, под другими.

– Эллада и Эллина, – повторила Ярослава непривычные имена. – Софья сказала бы – Баллада да Былина, им так, осмелюсь предположить, даже больше подошло бы.

И обе женщины залились смехом, оставляя позади напряжение утра.

На музыкальный вечер к Луневым съехалась немногочисленная аристократия, бывшая на тот момент в городе, числом не более сорока человек. Ярослава стараниями Анны Алексеевны и ее модистки выглядела ровно так, как подобает молодой дебютантке из провинции: свежо, но не слишком броско. Шелковое верхнее платье, расшитое незабудками и васильками, нижняя юбка в тон; из украшений – серьги в виде голубей, держащих грушевидной формы жемчужины и такое же колье. Золото волос скрывал аккуратный напудренный паричок. Лицо тоже слегка припудрили, а над верхней губой поставили мушку. Девицу Марию Бересдорф предстояло впервые явить столичному обществу.

Расторопный лакей помог прибывшим особам спуститься с подножки кареты, и Анна Алексеевна под руку со своей протеже направилась к небольшому каменному особняку, стоявшему чуть в отдалении от подъездных ворот.

– Игнатий, милейший, прибудешь за нами ровно три часа спустя, – обратилась графиня к кучеру.

– Слушаюсь, барыня, – ответствовал тот, доставая из-за пазухи карманный хронометр и намеренно поворачивая его так, чтобы лучи закатного солнца отразились на золотой полированной крышке. Встречающий лакей, аж, присвистнул от зависти, а Ярослава поняла, что сегодня же весть о богатстве и щедрости графини станет известна всем слугам, а через них – и господам.

– Браво, Анна Алексеевна, мне у вас еще учиться и учиться, – тихо заметила Ярослава.

– Голубушка, я состою при дворе с тех самых пор, как познакомились твои родители, все эти тонкости, уловки и неписаные правила уже давно часть моей жизни, признаться, многие из них я сама и придумала, – проговорила графиня и с приличествующей случаю улыбкой направилась приветствовать хозяев и представить им свою подопечную.

Вечер проходил чинно и благопристойно. Облаченная в римскую тогу арфистка неплохо музицировала, составляя на редкость гармоничный дуэт с приглашенным альтистом.

Дочка хозяев Ксения приняла Ярославу как давнюю подругу и премило щебетала, рассказывая о прошлогоднем своем дебюте, о друзьях и знакомых, которыми успела обзавестись, и о предмете своего обожания – Павле Черкасове, отпрыске графского рода, который, как только начнется сезон, непременно сделает ей предложение.

– Павлуша вернется из родового имения вместе с родителями, и на первом же балу, где нам доведется оказаться вместе, станцует со мной два танца кряду. Об этом мы с ним условились еще летом. – Тут девушка хихикнула: – Видишь, там на кушетке две важные дамы, сестры Неплюевы. Вообрази, у каждой на поясе висит специальная книжечка, в которой они со всем тщанием записывают, кто, на каком балу, с кем и сколько раз станцевал. Нынешние правила света таковы, что более одного раза за вечер с кавалером можно танцевать только в исключительных случаях, а уж два раза подряд – означает скандал, либо помолвку.

Ксения рассмеялась в восторге от собственной смелости, но совершенно серьезно добавила:

– Родители позволили нам эту милую шалость перед оглашением, ведь это, пожалуй, единственное приключение, которое ждет меня впереди. После свадьбы я, несомненно, планирую быть примерной женой и матерью. Так и вижу себя в родовом имении на лужайке, поросшей изумрудной травой, непременно в лазоревом, в руках – корзинка со снедью, на голове – шляпка с лентами, а вокруг резвятся…

– Жеребята, – вслух озвучила воображаемую картинку Ярослава и тут же смущенно осеклась.

– Я хотела сказать ребятишки, – ничуть не обидевшись, мягко пожурила новую подругу Ксения. – Но, позволь, ты, верно, очень любишь лошадей, раз о них вспомнила. Друг моего папеньки граф Афанасьев держит свой конезавод. Да вон он сам, с папенькой беседовать изволит, подойдем к ним.

Не успели подруги поравняться с чинно беседовавшими господами, как дворецкий объявил:

– Его превосходительство князь Никита Сергеевич Галицкий!

Ярослава хотела резко развернуться и поскорее отойти в сторону, чтобы не встретиться с сиятельным отцом, но Ксения удержала ее за руку и прошептала:

– Да ты чего, глупенькая? Не бойся, князь, хоть и влиятельный вельможа, но не укусит же, право слово. Папенька сказывал, что человек он хороший и достойный во всех отношениях, с людьми держится ровно и вовсе даже не высокомерно. Скоро дочерей своих вывезет в свет, они примерно нашего с тобой возраста. Представляешь, Машенька, как здорово будет, если мы с ними подружимся, здесь-то и поговорить не с кем, а молодые княжны наверняка образованы, умны и интересны!

Продолжая весело щебетать, Ксения подвела Ярославу к хозяину дома и его гостям. Девушки остановились в двух шагах и почтительно замерли, ожидая, когда их заметят.

– Никита Сергеевич, позволь представить мою старшую дочь Ксению и подругу ее, девицу Марию Бересдорф – родственницу графини Анны Алексеевны Остужевой, находящуюся под особым ее покровительством.

Девушки склонились в реверансе.

– Рад знакомству, сударыни, – произнес князь низким бархатным голосом, а Ярослава поразилась тому, как этот обволакивающий тембр завсегдатая светских салонов отличается от привычных интонаций отца. – Полагаю, я должен представить вам нашего общего друга – Михаил Александрович Афанасьев, граф, конезаводчик.

Граф Афанасьев щегольски щелкнул каблуками, резко кивнул и постарался увлечь молодых особ рассказом об устраиваемых им в ближайшие дни скачках на английский манер.

– Событие, прямо скажу, для круга небольшого, можно сказать, репетиция. А уж, ежели пройдет гладко, да публике интересно, порадую матушку-царицу подобным развлечением. Милостивые судари и сударыни, в субботу пополудни покорнейше прошу на манеж за Зимним Дворцом.

Князь Галицкий обещался непременно быть. Будничным тоном он заметил:

– Моя старшая дочь Ярослава весьма увлечена лошадьми. Ожидаю приезд семьи в самое ближайшее время, а пока, Михаил Александрович, готов пожертвовать, скажем, пятьдесят рублей серебром на приз победителю.

Граф, услышав новость, пришел в неописуемый восторг, начал рассыпаться в благодарностях и продолжил бы это делать, если бы не подошедшая хозяйка дома в сопровождении Анны Алексеевны. Еще несколько минут все обменивались дежурными комплиментами, пока графиня, подхватив Ярославу под руку, не попрощалась с уважаемым собранием.

– Никогда больше не стой с ним рядом, – процедила она девушке, – вашу кровь княжескую за версту видно, ты даже голову поворачиваешь в точности как он. Ума не приложу, как еще сестры Неплюевы до сих пор это не заметили.

Молодая княжна покраснела от гордости: во всем походить на отца было ее мечтой с самого детства.

Игнатий подал карету вовремя, на этот раз на запятках был верный Миколка, облаченный по случаю в ливрею и парик с косичкой. Парень раздувался от важности, что, однако, не мешало ему зорко смотреть по сторонам и подмечать каждую деталь окружающего пространства, привычка, сформированная еще в деревне, когда нужно было прикрывать от господ все шалости и чудачества хозяйки.

– Ну, как, моя дорогая, твой первый выход?

– Признаться, все, как и в родной деревне: молодых кавалеров не было, одни скучающие завсегдатаи, но я все время провела с Ксенией Луневой, она оказалась довольна мила.

– Соглашусь, хорошая девушка и совершенно беззлобная, к тому же помолвлена, достойная семья, знатный род. Дружба с ней нисколько не навредит твоей репутации. Удачно я выбрала Ксюшу тебе в подруги.

Глаза Ярославы полыхнули опасным блеском, графиня поняла, что своенравной княжне совсем не по нутру пришлась мысль, что в очередной раз за нее все решили. Она оказалась права. Еле сдерживая рвущуюся наружу ярость, девушка произнесла:

– С самого моего приезда сюда за меня все время что-то решают: где жить, куда пойти, что надеть, с кем дружить. Неужели я сама не в праве? Неужели женщина годится лишь для того, чтобы найти себе мужа и потом на изумрудной лужайке родового поместья пасти… ребятишек?

Столь пылкая речь ничуть не впечатлила графиню.

– Ты еще очень юна, княжна, – сказала она, похлопывая Ярославу кончиком веера по колену. – Юна и неопытна. Наш век открывает перед женщиной невиданные перспективы, на троне уже третья императрица, и такой порядок вынуждает мужчин считаться с нами как никогда. Но! – она сделала намеренное ударение на слове «но». – Статус пока еще решает все. Что позволено замужней даме, не позволено девице. Понимаешь меня? Выбери себе супруга, подари ему наследника, и впоследствии, следуя правилам хорошего тона, муж не станет докучать тебе своим обществом, Домострой отменен, ты вольна будешь поступать, как вздумается. Таков порядок. Чем скорее ты примешь его, тем легче будет в дальнейшем.

Ярослава вспомнила, как французский гувернер месье Жан-Жак вдалбливал в них с сестрой основы логики. Эту науку княжна никогда не любила, предпочитая руководствоваться сердцем и чувствами. Вот и сейчас слова графини звучали более чем логично, но облегчения это не приносило.

Смиряясь с неизбежным, Ярослава сказала:

– Я понимаю, о чем вы, графиня, обязательно подумаю о ваших словах на досуге, но, боже мой, как же хочется совершить хоть что-либо необычайное, дух захватывающее, тем более, что в ближайшее время меня ждет участь, не завиднее, чем у Ксюшеньки Луневой.

– И чего бы тебе хотелось?..

…Карета остановилась перед роскошным особняком графини. Сияющий Миколка распахнул дверь и, помогая спуститься, протянул дамам руку, затянутую в белоснежную перчатку. Парик с буклями делал его лицо старше, ливрея графского дома сидела безупречно; если бы не широченная улыбка, можно было бы подумать, что он потомственный вельможный лакей в третьем колене. Ярослава задумчиво окинула взглядом своего слугу и, подбирая подол платья, находу заявила:

– Быстро же ты нахватался столичного лоску, парень! Следуй за нами, есть дело…

Глава 10

Субботний день выдался на редкость солнечным и безветренным. Ярослава, стоя на палубе небольшой гребной яхты, наслаждалась видами великолепного города. Столичная знать, изнемогавшая в ожидании открытия нового сезона, посчитала предстоящие скачки, в незнакомом доселе английском стиле, событием совершенно особенным и заслуживающим внимания.

С самого утра к обустроенным рядом с Зимним Дворцом конюшням и манежу стекались экипажи, гарцуя ехали всадники, тянулся простой люд. Демонстрацией особого положения, богатства и статуса, доступного только избранным вельможам, было прибыть на оборудованную перед дворцом пристань на собственном судне, чем не преминула воспользоваться графиня Остужева.

Яхта по случаю была украшена лентами и цветами. Рослые гребцы количеством восемь человек надели специально изготовленные для таких случаев наплечники, составленные из чешуек отполированной до блеска латуни. На сооруженном на корме яхты помосте гуттаперчевый мальчик-акробат выделывал разные трюки под аккомпанемент расположившегося рядом флейтиста. Народ, столпившийся на берегу, ликовал; мальчишки бежали, сопровождая яхту громким гиканьем и улюлюканьем.

Анна Алексеевна взирала на всю эту суматоху вокруг с чувством собственного достоинства и нескрываемого превосходства – она вновь смогла подтвердить свой незыблемый статус самой блистательной дамы императорского двора.

Подплывали к дворцу. Ярослава в восхищении разглядывала величественное здание с двумя рядами белоснежных колонн и сияющими на солнце фигурами. Ей казалось, что кто-то, несомненно, великий и талантливый, сумел поймать музыку и заточить ее в камне. Танцуя над ровной гладью реки, Дворец отражался в ней самым немыслимым образом, представая то солнечными палатами, то небесным чертогом, хотя был он всего лишь домом.

«Дом величайшей земной царицы», – подумалось Ярославе.

Дамы сошли по сходням, пересели в открытый экипаж, который Игнатий неспешно направил в сторону манежа. Одну из недавно построенных и пока еще пустующих конюшен выделили под заявленных на скачки лошадей. Запись происходила тут же неподалеку.

Благородная знать прогуливалась вдоль конюшен, раскланиваясь, затевая светскую беседу, ожидая, когда будет подан сигнал занять места на сколоченных специально для скачек трибунах: под полотняным навесом – для женщин и открытой – для мужчин. Простые горожане располагались на деревянных мостках кругом манежа.

– Машенька, Анна Алексеевна, как я рада вас видеть! – Ксения Лунева издали замахала им рукой, почти побежала навстречу, но опомнилась и умерила шаг. Позади нее шел высокий темноволосый молодой человек в синем с красным мундире кавалергарда.

– Позвольте представить моего брата: Всеволод Лунев. Подпоручик

кавалергардского корпуса, – с нажимом произнесла Ксения, явно рассчитывая произвести впечатление на Ярославу.

Всеволод склонил голову, медленно растягивая губы в полуулыбке, и на модный среди светских молодых людей манер, слегка заглатывая окончания слов и не заботясь об артикуляции, произнес:

– Анна Алексеевна, как всегда вам нет равных. Ваша прелестная спутница, полагаю, Мария. Сестра совершенно вами очарована, смею заметить, я понимаю, почему. С вашего позволения, завтра, ждите меня с визитом. А теперь, прошу извинить, мой конь участвует в турнире, должен отдать нужные распоряжения. Графиня, прошу покорнейше присмотреть за сестрой. – Напоследок, хищно блеснув карими с золотистыми искрами глазами, он добавил: – Сделайте ставку на моего Зефира, никогда, знаете ли, не помешает лишний рубль на булавки.