Клеймо мажора

Любовь Попова, Елена Гром

Клеймо мажора

Глава 1. Люба

– Ты и Распутин? Ты сама-то веришь? Он наверняка на тебя поспорил.

– Это просто свидание, – объясняю я своей соседке по общаге, поправляя воротник на блузке. Не получилось у меня его как следует отгладить. – И что значит я и Распутин? Он просто парень.

– Просто парень?! – смеется она, дико меня раздражая. – Просто парень? Да всех бы наследников миллиардных компаний так называли. А ты кто? Девчонка с периферии. Даже на бюджет не поступившая. Папа – дворник, мама – продавщица. И ты полная дура, если считаешь, что нравишься ему.

Правда матка, но я не обижаюсь.

– Слушай, ты просто завидуешь. Он выбрал меня. Из всего потока. Глупо не сходить на свидание и не узнать, чем оно может закончиться.

Наношу на свои пухлые губы помаду и посылаю соседке воздушный поцелуй. Судя по ее выражению лица, я попала в яблочко. Каждая девчонка на потоке хочет на мое место. Я еще раз разглядываю свое отражение. Короткая юбка клеш зеленого цвета, белая блуза, сережки «бабочки» и распущенные до плеч волосы. По-моему, идеально.

Надеваю туфельки на каблучках, чтобы ноги были, как говорится, от ушей. По сути, это мое первое настоящее свидание. Встречи в компании друзей не считаются. Первое свидание. И с кем? С самым настоящим принцем. Про него столько слухов ходит! Но я в них не верю. За весь год совместного обучения он показал себя вполне адекватным парнем. Видно было, что я ему нравлюсь. На мой взгляд он простой и милый. Вчера я сдалась, когда он помог мне с учебниками для потока и так забавно засмотрелся, меня засмущал. Мы поговорили несколько минут, нашли столько всего общего! Ну, как я могла отказать ему в свидании? Как? Я так устала смотреть на него издалека, бояться того, что не достойна такого парня. Я достойна! Тем более, он сам меня выбрал!

Я прощаюсь с подругой, спускаюсь по лестнице на первый этаж и клятвенно обещаю Нине Георгиевне, нашей вахтерше, прибыть с бала ровно в одиннадцать. Перечиваю последнее сообщение Данте.

Мы пойдем на выставку шоколада. Он, конечно, успел меня изучить и понять, какая я сладкоежка.

Я открываю дверь, сразу замечая кристально белый «Мерседес». Он буквально слепит на сентябрьском солнце.

А возле него… Аж дыхание перехватывает!

Данте Распутин.

Он стоит в черных джинсах, которые не обтягивают на современный манер, но сидят просто отлично. Его белая рубашка с расстегнутым воротом притягивает взгляд. В ней виднеются татуировки, которые частенько можно увидеть на физкультуре. Он регулярно снимает фуболку, демонстрируя спортивное тело. Сейчас он одет, но я почти вижу его тело сквозь ткань. Темные волосы небрежно разбросаны ветром. А на пухлых, четко очерченных губах играет мягкая улыбка.

Он ждет меня. Он смотрит только на меня.

Страшно представить, если бы я не смогла заплатить за учебу, и мне бы пришлось уйти. Мы бы никогда не увиделись, не стояли бы сейчас так близко, не смотрели бы друг другу в глаза. Он почти целует меня, но вдруг…

– Ну, что? Поехали? – он даже дверь мне открывает. А на сидении. Боже! Огромный букет красных роз. Идеально сочетающихся с моими сережками. Я беру его двумя руками, утыкаюсь в него, втягиваю сочный арромат. – Этот момент надо запечатлеть.

Мы делаем селфи на фоне цветов, и я замечаю, как Данте сразу его постит.

Не могу не улыбнуться, ведь это означает, что я стала его девушкой?

Официально!

Я сажусь в машину, убираю букет на заднее сидение. Дрожу вся от кончиков волос до самых пяток. Он поменял столько девчонок, ни с одной не фотографировался. Ни одну не звал на официальное свидание.

По коже мурашки.

Сердце стучит высоко в горле.

Я то и дело смотрю, как сильно он сжимает оплетку руля. Так же сильно он будет обнимать меня, когда случится наш первый поцелуй. На третьем свидании, да. Наш первый секс случится гораздо позже. Я должна понять, что он настроен серьезно. Он должен понять, что я не просто так до 19 лет девственницей осталась. Я ждала того единственного и настоящего. Принца.

– Не голодная?

– Ну, ты же сейчас меня накормишь шоколадом в музее. – Несмешная шутка, но Данте усмехается. Кивает.

– Обязательно накормлю.

Вчера он был более разговорчивым. Улыбался. Шутил.

Сегодня он другой, более сосредоточенный.

– У тебя все нормально? Ты какой-то загруженный…

– Да так, предки звонили, придется на новогодние праздники к ним ехать.

И ни слова о том, что я тоже поеду. Нет, конечно, рано еще даже думать об этом. Но где-то на краю сознания невольно зреет обида. Мы же вместе? Это все не просто так?

– Слушай, я забыл документы от тачки в квартире. Если остановят, пизда мне от бати. Опять на штраф нарвусь.

– Конечно. Далеко ехать?

– А мы уже приехали, – кивает на высокое старинное задние, возле которого мы затормозили.

– Сталинки. Там потолки, наверное, метра три.

– Три сорок. Погнали, посмотришь.

– Точно? Может, я здесь посижу?

– Ну, вот еще. Неужели ты не хочешь посмотреть, где я живу, Любаша? Где я ночами дрочу на твой светлый образ?

– Господи, Распутин, какой ты пошляк, – не могу не повестись на его улыбку. Мы вместе идем к подъезду.

– Что ты…

– Селфи на фоне будущего любовного гнездышка.

– Это тебе еще не скоро светит.

– Ну, ты меня, прям, расстроила. Но знаешь, я терпеливый… Я ждал весь год.

– Потерпишь еще, – щелкаю его по носу, а он пытается ухватить меня за палец зубами. Я убегаю от него внутрь. Здороваемся со строгой женщиной консьержкой и со смехом забегаем в лифт. Данте пытается меня поцеловать, почти касается губ, но я отворачиваюсь, чувствуя, как бабочки в животе машут крыльями все активнее. Там так тянет, что хочется сжать бедра. Но это такое палево. Он не должен знать, что я хочу. Пусть до конца считает недотрогой.

Мы выходим из лифта, я рассматриваю лепнину, красивую лестницу и перила.

– Заходи, – открывает он двери и кивает на темный коридор. По коже невольно расползаются мурашки, отчего я ежусь, словно от холода. А может, от взгляда, которым пронизывает меня Данте. Насквозь. Как током.

– Давай я лучше здесь подожду.

– А что так? Посмотреть же хотела на потолки. У тебя будет такая возможность, пока я тебя трахаю, – доброжелательная улыбка, как лампочка, гаснет, давая место издевательской гримасе.

– Дан я, наверное, пойду.

– Пойдешь, когда я скажу, – делает рывок, хватая меня за плечо и буквально вталкивая в свою квартиру. Закрывает дверь хлопком.

– Дан! Ты зачем меня пугаешь?! Открой дверь!

– Открою, конечно, когда мы закончим, – шагает ко мне, убежать не успеваю, оказываясь припечатанной к его твердому телу. – Ну, куда ты бежишь, Любушка? А как же посмотреть главную достопримечательность моей квартиры, огромную кровать, на которой точно поместится твоя большая жопа? Под мой оглушительный крик он поднимает меня в воздух и несет по квартире. Я отбиваюсь, стараясь ухватить его руками за волосы, за нос. Но он только смеется. Бросает меня на пружинистый матрас.

– Советую раздеться, если не хочешь выходить отсюда в мятой одежде.

– Я не буду с тобой спать! Не буду! Ты гребаный псих! Зачем ты это делаешь?

– Хочешь знать? – расстегивает он рубашку, только вот смотреть, что под ней, больше не хочется. Хочется просто кричать от бессилия. Я вскакиваю с кровати и убегаю мимо него на кухню. Нож, нож… Ни одного чертового ножа! – Хочу… Запачкать твой образ правильной девочки. Раздражает он меня.

– Ты больной?! Дан, выпусти меня. Это не смешно!

– В общем, – снимает он ремень, скидывая его на пол вместе с брюками. – Ты согласилась пойти со мной на свидание. Ты приняла от меня цветы и поднялась со мной в квартиру. А скоро лишишься девственности. И рассыпется твой образ, как бисер по полу.

– Хватит! Я неправильная, ты ошибаешься!

– Поздно, я уже завелся, – хватает он меня за волосы. Кричу, хочу ударить по щеке, но он перехватывает руку. Накрывает мои губы грубым звериным поцелуем, без церемоний толкая язык в рот.

Глава 2

Он мне нравился. Нравился! Весь год он казался действительно нормальным. Пошловатым, но положительным персонажем.

А сейчас я в дурном сне, где чеширский кот внезапно становится монстром, обнажая кровавые клыки. Так и Данте. Я кусаю его язык.

Он отводит мою голову, коротко сплевывает прямо на пол кровью и скалит кровавые зубы.

– Ты больной псих! – вторая рука свободна, хватаю за волосы, но он сильнее, выворачивает руку, вынуждая себя отпустить.

Снова приближает лицо, которое в этот момент мне больше не кажется красивым. Хочу отвернуться, но он вжимает пальцы в затылок, стягивая в кулак волосы, вдавливая свои губы в мой рот. Не могу пошевелиться, лишь дергаюсь, как рыба в тисках.

Чувствую привкус крови, которая, смешиваясь с его слюной, отравляет мое нутро.

Сейчас я проснусь.

Сейчас я проснусь!

Это просто дурацкий сон!

Ведь не может адекватный парень вдруг сойти с ума?!

Вот только одна проблема. Боль от натяжения волос настоящая, такая яркая, что слезы льются по щекам. Я просто реву, когда он толкает язык, продолжая скользить им по рту.

Господи, кто вообще сказал, что поцелуи это вкусно?

Это отвратительно. Влажно. Мерзко. Меня сейчас просто стошнит.

– Ну, что ты, как неживая, – встряхивает он меня, отводя голову. Успеваю вдохнуть воздуха, занося свободную руку для удара.

– Помогите!

Он заламывает мне руку, разворачивая к себе спиной. Пихаю его бедрами, а ему смешно.

– А давай я, – пихает он меня в ответ, удерживая руку за спиной. Снова толкает. Я сквозь ужас и страх чувствую, как его стояк бьется об мою задницу. Раз, другой, третий, пока мы не упираемся в кровать. – Ведь просил же снять одежду!

Треск юбки сводит с ума. Нет, нет, нет, пожалуйста.

– Остановись, пошутили и хватит!

– Моя шутка тебе в рот сейчас не влезет. Хорош дергаться, я все равно это сделаю, давно хочу, а ты, коза такая, недотрогу из себя строишь.

– Данте, я девственница!

– Да? Правда, что ли? – тормозит он. Отпускает волосы, позволяет окунуться с головой в надежду. По телу прокатывается волна эйфории от облегчения, когда боль в висках стихает. Он просто не знал. Надумал себе чего-то. Сейчас он меня отпустит. Отпустит. – Тогда я, наверное, должен отпустить тебя?

– Да, ты должен… Должен меня отпустить.

– Должен, говоришь? – хватает он мою юбку, мою красивую новую юбку в кулак, и просто дергает. Она поясом впивается в талию. Кричу от боли, но ему мало, он просто рвет ткань. – Знаешь, меня заебало быть всем должным. Могу ли я хоть раз сделать, то что хочу?

– Нет, нет, Данте, пожалуйста! – прошу, но белье с бедер летит в ту же кучу. Моя голова уже вжата в матрас. Я губами еложу по покрывалу, глотая слезы.

Хочу проснуться, хочу проснуться.

– Данте, не надо! Тебя же посадят, – пытаюсь воззвать к чувству гражданской ответственности, раз моральные нормы – это не про него. – Ты сядешь, тебя там тоже будут насиловать.

– Люб, – вдруг касается он губами моей щеки, достает язык и слизывает слезы. – Ты забыла, кто я такой? Таких как я не сажают, даже если бы я реально тебя изнасиловал, а мы же просто играемся, да?

– Нет! Это не игра!

– А я скажу, что игра, и ты просто любишь пожестче. Кому поверят? Дочке продавщицы или сыну человека, который обедает с президентом?

– Ты ублюдок!

Пытаюсь еще сопротивляться из последних сил, что бы ни случилось.

Господи, я же никогда, никогда не была в зоне риска. Не бродила по темным переулкам. Не носила коротких юбок. Всегда держала рядом баллончик. Я исправно училась, помогала маме в магазине по выходным, не воровала, ни завидовала.

За что мне это!

За что?!

– За что ты так со мной Что я тебе сделала? – последние секунды, и его горячая плоть скользит где-то близко. Водит по бедрам, по сжатой изо всех сил промежности.

Он мне нравился. Я думала о сексе с ним. Но никогда не предполагала, что он будет таким. И точно не ждала его на первом свидании. Никогда не хотела быть прижатой к кровати и униженной, взятой словно лошадь в стойле.

– Данте, прошу… – толкает он один палец. Я напрягаюсь всем телом. Член с трудом протискивется в мое тело.

– Ну, раз так просишь, ладно, – усмехается он, и вместо члена я чувствую его руку, она накрывает плоть, вдавливаясь одним пальцем.

– Что ты…

– Слушай, чего ты напрягаешься? Нормально же веселимся? Я все равно тебя трахну, расслабься уже.

– Да пошел ты! – кричу в покрывало, бью свободной рукой по кровати, когда он начинает елозить по самому центру, между складочек, вызывая внутри смесь стыда, страха и того самого возбуждения.

Сколько раз я трогала себя. Думала о нем. Теперь мне противно даже думать об этом.

Но Данте все равно на мои чувства, он методично продолжает гладить меня между ног.

– О, смотри, потекло.

– Да пошел ты…

– В пизду? Всегда готов, Любаня. Имя-то у тебя какое. Любовь…

– У тебя еще дебильнее.

– Что ты сказала?

– Что слышал! – кричу я, сжимая бедра, но он пихает коленом мои ноги, раскрывая их на максимальную ширину. – Имя у тебя дебильное!

– Сука! – бьет он меня по заднице, а в следующий миг мое тело охватывает агонией, когда он с размаху врезается в мое нутро. Я корчусь от боли, пытаюсь вытолкнуть из себя инородный предмет, но Данте только давит, рвет меня изнутри, достигая крайней точки. – Слушай, и правда, целка, кто бы мог подумать.

– Урод! Ублюдок!

– Кричи, кричи… – стонет он за спиной, продолжая натягивать меня, как куклу, ломать меня изнутри. Я закрываю глаза и просто жду, когда это закончится. Когда пройдет это чертово дьявольское свидание. Но Дану мало, он продолжает брать меня, рыча и гортанно постанывая. Долго. Долго. Кажется, что целую бесконечность. Я уже не чувствую ничего, просто лежу, только скуля в свой кулак, все еще надеясь, что этот кошмар закончится, и я проснусь в своей постели. И больше никогда, никогда не пойду на свидание! Ни на одно. Просто буду учиться, стану адвокатом и буду сажать таких ублюдков за решетку.

Данте не останавливается, все пихает и пихает в меня свой отросток. Боли нет, лишь полное чувство опустошения, словно из меня вытянули всю жизнь, оставив лишь оболочку.

– Ты там живая? У тебя там опять сухо.

– Да пошел ты, – вяло шевелю языком. Рука уже затекла, находиться в одном положении. И он вдруг ее отпускает. Хочу перевернуться, отползти подальше, но он встает между ног и дергает мою голову за волосы.

– Надо кончить, Люб. А то нехорошо получится.

– Тебе надо, ты и кончай.

– Мне надо, чтобы ты кончила. А то что я за джентльмен буду в твоих глазах?

– Ты меня насилуешь, Распутин! – ору я из последних сил. – От такого кончают только психически нездоровые!

– Проверим, – тянет он руку и достает странный белый прибор. Он гораздо больше его члена, и я напрягаюсь всем телом. Дергаюсь, но он наваливается на меня, не давая дышать. – Ну, давай, Люб, кончишь и пойдешь, а то я могу долго тебя трахать. Всю ночь, м?

– Отвали! – кричу я, а он приставляет этот прибор к моей промежности, и я чувствую вибрацию и его член, что погружается в меня снова. Просто закрываю лицо руками, словно это поможет мне спрятаться, словно поможет скрыться в «домике». Я в домке, и меня не видно… – Не надо, Данте. Пожалуйста.

Ему плевать, он вбивается в меня резкими толчками, продолжая мучать вибрацией этой чертовой штуки. Снова и снова.

Сжимаю челюсти, качаю головой, пытаюсь думать о занятиях, об экзаменах, о маме, об Асе Чебрец, с которой начала общаться, о делах профкома, о чем угодно, только не о… Господи. Что, что это?!

Оно нарастает, сносит из головы все мысли, оставляя только чувство света. Оно взрывается внутри меня под рык насильника. Сквозь дрожь и конвульсии оргазма ощущаю на спине горячие капли. Он что-то чертит пальцами. Два каких-то овала.

– Сердечко тебе нарисовал. Типа, с Любовью. Ну, что, Люб, поедем в музей шоколада или ты наелась?

Глава 3.1

Я разбита как та чашка, которая падает на кафель. Осколки собрать можно, склеить тоже, но уже не вернуть первозданный вид. Не вернуть веру в людей. Не вернуть улыбку, что когда – то не сходила с лица.

Когда смотришь фильмы про маньяков или читаешь любовные романы, даже не задумываешься о том, что такое может случиться с тобой. Для тебя это просто истории кого – то другого, тебя они не касаются, и ты уверена, что не коснуться.

Ведь все жертвы виноваты сами, думаешь ты. Она сама ответила на сообщение незнакомца. Она сама вошла в тот переулок. Она сама, сама. ОНА САМА! Я САМА СЕЛА В ЕГО ЧЕРТОВУ МАШИНУ, ПОДНЯЛАСЬ В ЭТУ КВАРТИРУ…

Они сами нарывались, сами привлекли внимание хищника, который так легко воспользовался тем, что он сильнее, что он мужчина…

Был ли у меня хоть шанс?!?

Почему меня, как в сказке, не спас принц. Просто мой принц оказался насильником, выдернувшим у меня душу и растоптал ее своими фирменными кроссовками. Он и сейчас в них… Топчется вокруг, пока я пытаюсь собрать себя, чтобы подняться.

Кожу на спине стягивает словно пленкой. Между ног все жжется и дрожит. А его фраза про музей шоколада. Я больше никогда не буду его есть…

Он садится рядом, я тут же дергаюсь в сторону, валюсь с кровати…

– Чего ты дергаешься? Такси тебе вызвать?

Его лицо когда – то красивое стало казаться мне уродливой маской. Словно отражение его души…

– Нормально же покувырклись, чего ты ноешь?

Я стою перед ним голая… Мои трусы и юбка валяются бесформенной кучей. Я даже не понимаю, как идти домой. Но я не покажу ему… Слабости. Он не увидит моих слез. И пусть не думает, что ему это сойдет с рук. Пусть он сын хоть тысячи олигархов.

– Чего глаза вылупила. Вали давай, мне на треню надо.

Я наклоняюсь к своим порванным вещам, забираю их и чувствуя дикую боль во всем теле ковыляю к двери.

– Может такси все – таки? – достает он из кармана купюру в пять тысяч и сует в лифчик. – Думаю хватит. Прости, но больше ты не стоишь. Резиновая кукла и та подвижнее.

Достаю деньги и просто кидаю на пол, выходя за дверь, которая тут же закрывается. Хлопком. Ударом по барабанным перепонкам.

Накрывает. Губы дрожат. Внутри словно ледяной шар. Он все больше и больше, давит на грудную клетку, замораживая изнутри. Слезы беззвучно катятся по щекам, пока иду к лифту. Прямо без трусов.

Я не понимаю, не понимаю, за что он так со мной?! Я же ничего ему не сделала. Ничего! Вжимаю в себя юбку с трусами, свою сумочку, просто умирая внутри, взрываясь рыданиями. Совершенно опустошена. И понятия не имею, что мне делать дальше…

Глава 3.2

Можно зайти в лифт, только что дальше… Я даже не улицу выйти не могу. Даже показаться кому – то на глаза. Я могу ли… Дрожащие руки сами берут телефон. Онемевшие пальцы двигают слайдер, набирая номер сто двеннадцать.

– Служба спасения, что у вас случилось.

Это не трудно. Мне придется опозорится на весь универ, но если я этого не сделаю, я никогда себе не прощу.

– Меня… Изнасиловали…

– Вас плохо слышно, повторите.

– Меня изнасиловали, – оборачиваюсь на дверь, торопливо поднимаюсь вверх по лестнице. Прижимаюсь лбом к стене.

– Сейчас соединю вас с отделением полиции. Как вас зовут?

– Любовь Ольховская. Девятнадцать лет.

– В каком вы районе?

– В центральном! Девушка, можно побыстрее?! – прошу слезно. Боль не в теле. Боль в груди. Как я буду рассказывать. Что я скажу.

– Не кричите, соединяю.

– Центральное отделение полиции города Москва, слушаю.

– Меня изнасиловали! – почти кричу…

– В каком мы микрорайоне?

– Вы издеваетесь?!

– Адрес, девушка. И нечего тут истерики закатывать. Не убили же? Или вы умираете?

– Не умираю…

Называю адрес, насколько помню. Еще раз свое имя. Свой номер телефона. В какой – то момент понимаю, что не могу слушать ее монотонный голос. Бесит… как я и думала, она тоже уверена, что я сама… Сама виновата.

– Медицинское освидетельствование будете проходить?

– Буду.

– Ждите. Как только наряд освободиться, сразу приедет. Лучше не мыться.

– Мне и негде, – говорю, отключая телефон и сползая по стене. Сажусь на свою юбку, сжимая телефон… Вздрагиваю, когда натыкаюсь на насмешливый взгляд Данте. Он подошел незаметно, я даже не услышала.

– Что тебе нужно!? – паника застревает в горле, а он продолжает смотреть на меня, но вдруг кидает какие – то вещи.

– Это тебе, чтобы жопа не замерзла.

– Оставь свою заботу, я вызвала полицию! Тебя посадят, понял?! Я не буду молчать.

– Давай я расскажу тебе, Ольховская, как все будет. Сейчас приедет мужик. Начнет задавать тебе очень много вопросов. Спрашивать подробности произошедшего. И что ты ему расскажешь?

– Что ты изнасиловал меня!

– Нет… Ты ему расскажешь, что пошла на свидание с богатым, весьма привлекательным парнем… Человеком, чей отец ужинает с самим президентом. Ой, я же говорил об этом.

– Замолчи… Причем тут твоя внешность и связи твоего отца. Ты совершил преступление!

– Ты слушай дальше. Так вот, ты расскажешь про цветы, про селфи, которые уже в сети. А в больнице не найдут никаких синяков и разрывов. Более того, ты кончила, о чем ты тоже расскажешь.

– Ты заставил меня!

– Точно, именно так ты и скажешь. А я скажу, что ты потребовала от меня колечко, а я тебе отказал и ты решила накатать заяву. Кому поверят? Но ты сиди, жди. Я пока пойду потренируюсь, – я только сейчас замечаю что он переоделся в спортивную форму и взял сумку. – Кстати, могу довезти до общаги…

– Пошел нахуй! – показываю средний палец, а он посылает мне воздушный поцелуй, пропадая из поля зрения.

– Ну прости, Ольховская, тебе никогда не стать женой Распутина, как не старайся…

Глава 3.3

Я смотрю на место, где еще недавно сидел на корточках Данте, туда, откуда в меня стрелял его насмешливый взгляд. Закрываю глаза, пытаясь стереть образ ублюдка, но он на месте, жалит словно тысячи ос… Но самая главная Данте. От его укуса воспаляется кожа, воспаляется душа. Он ужалил и мне нужно ответить тем же… Но как, как?!

Открываю глаза, бросая взгляд на одежду, которую он бросил мне словно милостыню у церкви бедняку. Наверняка еще считает себя благодетелем. И ведь надо мной и правда посмеются. Он все продумал, все просчитал, а что делала я, я как дура попалась в эту ловушку. Повелась на красивую улыбку, приятные слова и помощь, которую он, наверное, впервые оказывал добровольно. И ведь правда, за весь год он только иногда смотрел, бросал пошлые шутки, но не разу не согласился помочь… И тут вдруг он меняет поведение, становится шелковым. Один раз и я как дура на это ведусь. А он этим воспользовался, еще и обставил все так, что я сама напросилась…

Сама… Господи, все сама…

Телефон оживает звонком, и я вижу незнакомый номер. Отвечаю на автомате.

– Участковый Сидоркин, подскажите в каком вы подъезде, а лучше выйдете на улицу…

Действительно, на улицу, чтобы все все увидели… А потом показывали пальцем, потому что в наш век кто – то обязательно заснимет, а Данте потом будет смеяться, и его отец будет смеяться вместе с президентом за ужином…

Отец… Отец… Отец…

На ум приходит песня любимой группы «Мельница»

Роса рассветная, светлее светлого,А в ней живет поверье диких трав,У века каждого на зверя страшного,Найдется свой, однажды, ВолкодавНайдется свой однажды Волкодав

– Простите, – сбиваю звонок, открываю в сети журнал студентов.

У меня есть информация студентов со всего потока.

На самые экстренные случаи.

У меня есть номер отца зверя, который считает себя безнаказанным.

Это не сложно, но нужно прямо сейчас пока еще не вечер там, на другой части нашей страны, где родился этот зверь. И пока я не передумала.

– Слушаю! – в трубке звучит грубый, раздраженный голос. У них уже вечер, он наверняка отдыхает и не подозревает о том, что творит его сын. – Говорите.

– Платон Борисович?

– Кто говорит?

– Я… Девушка, которую только что изнасиловал ваш сын, – в ответ раздается молчание… – Я могу пойти в полицию, но понимаю, что это ничего не даст, а вы отмажете сына, но я просто хотела вам сказать какого ублюдка вы воспитали. Слышите меня?!

– Слышу. Как вас зовут?

– Лллюба. Люба Ольховская.

– Хотите, чтобы он на вас женился?

– Нет! Нет! Я хочу… Хочу хоть немного справедливости… Дайте мне поверить, что она существует в мире таких как вы людей, которые ужинают с президентами.

Я отключаю телефон и снова реву, просто реву, утыкаясь в колени.