Марокканское солнце

ГЛАВА 4

Медленно прошли три месяца, абсолютно похожих и однообразных днями и каждой минутой. Все в доме аль Гафур оставалось неизменным, однако, уже совсем привычным и ничем не приметным, что порою раздражало одних и просто вводило в отчаяние и упадок других членов семьи. Глава дома, Джабар, изо дня в день ходил мрачный и хмурый, словно тень передвигаясь по комнатам и не произнося ни слова; но только ночная мгла окутывала Фес, как аль Гафур, уединяясь с женой, выливал в ее слух все накопившиеся планы и мерзкое недовольство, наполнявшее его сердце с каждым днем все больше и вызывавшее непреодолимое чувство гнева. Причиной же всего того, конечно, была невестка, все мозолившая глаза седобородому Джабару и его жене. Часто, слушая мужа, Закира сама наполнялась яростью, немного больше похожей на ядовитую зависть, что никак не давала покоя ее гордому самолюбию. Молодая невестка проявляла себя во всем послушной и кроткой, беспрекословно выполняя все повеления свекрови, от чего та просто выходила из себя и, порою изматывала сама себя, все придумывая новые испытания, что, казалось, одно другому не уступало в находчивости и неповторимости. Нередко Закира вместе с мужем целыми часами обсуждали невестку, выискивая в ней что-либо недоброе и притворное, при том сами лишались сна и покоя в то время, как все в доме давно спали, нежась в шелковых постелях.

Несмотря на то, что Лиза производила впечатление спокойной и всем довольной невестки, душа ее все болела и непрестанно изнывала, ощущая тяжелые цепи на скованном сердце, истекающем кровью и слезами. Не проходило и дня, чтобы она не терпела оскорблений со стороны свекрови или мужа, все чаще поднимающего руку на ее беленькое небитое тело. Каждый вечер, оторванная от молитвы, девушка терпела побои и всевозможные отвратительные слова, часто пугавшие ее ранимую душу. Но ни звука, ни сухого изнывающего стона, ни одной слезинки никогда не проронила Лиза в присутствие мужа. Все, что порою совершенно невозможно стерпеть, терпелось ею беспрекословно и стойко. Лиза не смела никому пожаловаться, зная, что в этом доме, городе да и целой стране не от кого ждать помощи и понимания. Только оставаясь одна, девушка слезно молилась и изливала свою душу пред Богом, на которого лишь надеялась и уповала всем сердцем. Единственно Ему Одному Лиза говорила, как ей тяжело и больно жить в этом доме, как измучили ее эти недобрые взгляды.

Прожив же так несколько месяцев, Лиза свыклась с мыслью, что подобно, и никак иначе, она проживет всю свою оставшуюся жизнь. Девушка научилась быть во всем послушной, кроме того, что противоречило Слову Господнему. С каждым днем она плакала все меньше, пыталась чаще улыбаться, хотя бы тогда, когда сердце воистину радовалось о Боге, воспевая Ему хвалу. Лиза старалась не вспоминать все то, что было раньше, когда жила она в деревне или училась – все это навивало уныние и грусть, чего итак хватало в каждой минуте продолжающейся жизни.

Не отстранялась она уже от мужа, порою совсем докучающего ее своими нежностями, вдруг приливающими после яростного гнева и появляющимися, точно солнце в дождливый день. Столько же яро и ревностно Нариман навязывал ей свою веру и закон, сколько целовал ее губы, наполненный пылкой страстью. Лиза принимала все молчаливо и послушно, но по-прежнему холодно и равнодушно, отвечая на все, что делал с ней муж. Но бывало, когда Нариман засыпал, когда расслаблялись его руки и умолкал суровый голос, Лиза, наклоняясь над ним, о чем-то задумывалась и начинала совсем неслышно молиться. Девушка нередко чувствовала себя обязанной сделать хотя бы что-нибудь, что могло бы дать небольшое, может самое крошечное, начало к покаянию этого человека. Лиза не смела и надеяться, что столь ярый мусульманин может вдруг уверовать во Христа, но со своей стороны девушка желала сделать все, что бы, придя к Богу, она не постыдилась и не была виновной в том, что молчала или не молилась за душу мужа. Говорить что-либо она пока боялась. Теперь Лиза лишь молилась Господу за мужа, который, как было видно, каждый новый день просыпался таким же, как и прежде: грозным и суровым, но в тоже время пламенно нежным.

В один из дней Нариман поднялся ранее обыкновенного и от чего-то был не в духе. Все спеша и раздражаясь он оделся и принялся будить еще спящую жену. Лиза не смыкала глаз всю ту ночь, ее мучили кошмары и головная боль, и только под утро ей удалось заснуть, хотя и с трудом. Потому, несмотря на то, что муж выходил из себя, раскачивая и толкая ее, Лиза вяло ворочалась среди шелковых подушек и ноюще стонала, не желая открывать глаза. Тогда Нариман просто встал возле кровати, поставив руки на пояс и гневно сведя густые брови.

– Поднимешься ли ты сегодня? Хватит нежиться в постели, поднимайся! – сказал он громко и, схватив жену за руку, насильно поднял, так что Лиза даже не успела раскрыть глаза и придти в себя. – Ступай и прими холодный душ.

Лиза медленно спустила с кровати ноги и, вздохнув, убрала упавшие на лицо огненно-рыжие кудри. Вяло и нехотя она поднялась и поправила бретельки ночной рубашки, что была ей немного велика и все как-то неудобно скользила по беленькому телу девушки. Нариман продолжал стоять на прежнем месте, наблюдая скользящим взглядом за каждым движением молодой жены. Странное и необъяснимое чувство силилось и, точно вырывалось, из его груди, в которой так сильно билось горячее сердце. Лиза же неуклюже и, немного покачиваясь спросонья, прошла в ванную. Вся ее походка и симпатичная фигурка в любом одеянии, в каждой чуть трепещущей неловкости и скромной грациозности, казались умиленными и нежным каковыми только могут казаться любящему человеку.

Несколько минут Нариман не двигался с места, уставившись в закрытую дверь ванной. После, наконец, опомнившись, он вышел и вернулся с огромной книгой в руках. Он сел на софу и, расслабившись, ждал Лизу. Девушка, совсем посвежевшая и проснувшаяся, вышла из ванной и, увидев мужа, пристально на нее смотрящего, остановилась.

– Иди сюда. – сказал он твердо.

Лиза подошла и села, не поднимая глаз.

– Видишь? Это Коран. – Нариман раскрыл книгу и, прикоснувшись, повернул на себя лицо жены. – Священная книга. Здесь все написано: как жить, во что верить и, чего никогда не совершать… Также, каким образом наказывать нарушающих закон Корана. – он отпустил Лизу и продолжил. – Все написано на арабском. Я буду читать тебе сперва на нашем языке, затем разъяснять на французском. Я буду учить тебя, чтобы ты понимала, как должна жить дальше. – он вздохнул и спокойно начал читать, произнося незнакомые и непонятные девушки слова.

Лиза вдруг потеряла покой. Кровь молниеносным ударом прильнула к голове, и что-то зазвенело в ушах. Девушка нахмурилась и сжала губы, покрасневшие, точно наливные спелые вишни, руки же ее были напряжены и белы, как остывшее пепелище. Она тяжело и прерывисто дышала, все больше наполняясь негодованием и беспокойством, и, только Нариман начал повторять прочитанное на французском, как Лиза, ссутулившись, закрыла уши руками и быстро закачала головой.

– Что ты делаешь? Я с тобой говорю! Слушай! – он попытался отнять ее ладони от головы, но девушка еще сильнее затыкала уши, не позволяя мужу сказать что-либо. – Я не собираюсь терпеть твое поведение! – воскликнул Нариман и с силой швырнул жену на пол. – Мне надоело то, как ты ведешь себя! Сколько можно?! Ничего не хочешь понимать: ни слов, ни наказаний! Что еще сделать, чтобы ты, наконец, отреклась от своего Бога?! – кричал он вне себя от раздражения.

– Разве вы спросили меня: хочу ли я за вас замуж и жить так, как вы принуждаете? – спросила Лиза спокойно, но твердо и, упорно глядя мужу в глаза. – Так, я точно так же и не подумаю спрашивать вас: в Кого и как мне верить. Почему я должна просить разрешение на то, чтобы веровать и молиться моему Господу? Кто вы такой, что будете заставлять меня отречься от Христа, от моей Жизни?

– Замолчи! – гневно сказал Нариман и ударил Лизу по лицу. – Не произноси Его Имя! Теперь ты принадлежишь только мне и этому дому с его законами и верой!

– Я всегда принадлежала Христу. И вы не в силах изменить этого.

– Закрой рот и поберегись. – он схватил ее больно за руку и продолжил. – Что может твой Бог против нашего закона? Твоя жизнь в моей власти. Будь на моем месте другой, твой труп давно бы лежал в земле.

– Весь мир – ничто против моего Господа. – отвечала Лиза с серьезным лицом и радующимся сердцем. – Все вы здесь ходите, словно трупы… Может ли быть жизнь без Христа?

Нариман совсем вышел из себя и, грубо оттолкнув от себя жену и не найдясь, что ответить, вышел из спальни. Вечером того же дня должна была состояться свадьба его хорошего друга, потому, чтобы развеять негодование и злобу, Нариман немедленно отправился в его дом, не дожидаясь вечера.

Лиза сидела на полу и молилась. Порою появлялся страх и непреодолимый ужас перед будущим. Девушка боялась сломаться, боялась не устоять, но в тоже время ей не давала покоя боязнь того, перед лицом какой смерти ей придется рано или поздно предстать. Она ощущала себя слабой и беспомощной, маленьким существом, подавленным исполинскими грудами и черствыми громадами, от которых ей освободиться было совершенно не под силу. Однако чем больше Лиза понимала свою ничтожность и беззащитность, тем сильнее она возлагала свое упование на Христа. Каждая молитва была, словно глоток свежего воздуха, дающего силы идти далее. Девушка желала бы упиваться им непрестанно, без сна и отдыха, но тело ее было измученно и уставшее, сил, порою, совсем ни на что не хватало. Но и теперь, сидя на полу и молившись, Лиза чувствовала себя под надежной защитой Божьей, под Его осеняющим крылом. Она вдруг успокаивалась и была готова идти дальше, не смотря на тяжкие испытания и изматывающие горькие дни.

Нариман быстрым шагом проходил по улицам Феса. Все вокруг раздражало его и выводило из себя. День стоял знойный и жгуче палило солнце, заливая городские стены дремучим маревом, и вот-вот, казалось, покажется какой-нибудь мираж, проницая глубины горячего воздуха. Иногда Нариман останавливался и хватался за голову то ли от мучительной жары, то ли от непрестанных раздумий, давно не покидающих его рассудка. Вокруг стоял галдеж торговцев, прохожих и приезжих туристов, но на мгновение бывало в ушах прекращался всякий звук, и Нариман, ничего не замечая, прислушивался лишь к собственным мыслям.

Наконец он пришел к дому друга. В то время, когда Нариман вошел в зал, Камран сидел, развалившись, на бордовом низеньком диване и курил кальян, дым которого уже походил на заполнивший комнату туман.

– Хабиби! Нариман, от чего так рано? – воскликнул Камран, вставая, только увидел вошедшего гостя. – свадьба только вечером, друг… Или пришел и себе подыскать подходящую жену? – он лукаво усмехнулся и обнял Наримана.

– Салям алейкум… Неважно начался день, и я решил не оставаться дома. – ответил тот и прошел к дивану сквозь облака прозрачного дыма.

– Опять она? Эта русская красавица не дает тебе покоя… – Камран засмеялся и рухнул на диван, вальяжно раскинув руки по бархатной вышитой спинке.

Нариман исподлобья взглянул на друга печальным взглядом согласия.

– Ты себя изведешь. – продолжал Камран, улыбаясь, и вновь закурил. – Кальян? – спросил он у друга и выдохнул клуб белого дымка. – Сколько помню, все твои печали связаны с этой красоткой. Встретил – и потерял покой, женился – опять не доволен… В чем дело? Мне просто больно смотреть на тебя. – Камран косо улыбнулся, открыв белые ровные зубы, и погладил черную бороду.

– Я не знаю… – ответил Нариман, вздохнув. – Она молчит, не говорит мне ни слова… Так холодно и мертво смотрит на меня. И все время молится! – он вдруг покраснел и сделался свирепым. – Даже не хочет послушать, хоть немного уступить. Сегодня я пытался прочесть ей Коран, но эта женщина, представь себе, заткнула уши!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.