Марокканское солнце

– Нет. Я не хочу одна, слышишь? Не хочу.

– Они же будут ждать… Поезжай.

– Я же вместе хотела… – не соглашалась Лиза и, нахмурившись, отвернулась.

– Я тоже очень хотел бы вместе, но ты же видишь, что не могу сейчас… Если я не получу работу, как мы будем жить? Подумай сама, Лизанька. – Громов нежно обнял ее и прошептал:

– Поезжай, поезжай, ради меня… Хорошо?

– Хорошо… – ответила девушка и опустила голову на плечо Громову.

На следующий день, уже под вечер, Руслан проводил Лизу на электричку. Они несколько минут никак не могли расстаться и все смотрели друг на друга, взявшись за руки. На прощание девушка тепло обняла Громова и, маша рукой, поднялась в вагон. В электричке было полно народу, и стоял неимоверный галдеж, а от куда-то слышался даже треск хлебных сухарей. Соболева села на свободное место и печально взглянула в окно на удаляющегося Громова. Начал стоять в ушах оглушительный звон металлических рельс. Лиза вытащила из сумки Библию и начала читать.

На одной из остановок, когда уже совсем стемнело, к Соболевой подошел какой-то старичок и, умаляющими глазами глядя на девушку, сказал:

– Внученька, детка, купи мне водички вон в том киоске… Что-то совсем жажда меня, старика, замучила. – он протянул скомканные пятьдесят рублей. – Пойди, дочка, пожалуйста…

Лиза, взяв деньги, вышла. Неподалеку и вправду стоял маленький киоск, у которого толпилось полно людей. Девушка терпеливо ожидала своей очереди. Но, как только она протянула деньги в окошечко за купленную ею бутылку негазированной воды, послышался знакомый стук. Электричка двинулась со станции. Лиза, в ужасе произнеся «Сдачи не надо», бросилась бежать за удаляющимися вагонами, словно она способна была их догнать.

Полночь. К счастью, было тепло, будто весной. В небе горел ясный месяц, и бусинками перемигивались огоньки звезд. Вдоль железной дороги на худощавых ногах глядели желтые глаза фонарей. Лиза уснула прямо на одной из скамеек на пыльной остановке. Пытаясь согреться, она изо всех сил обнимала сама себя, но все равно дрожь пробегала по телу спящей девушки. С навеса капало. Тающий снег превращался в мокрые лужи и противную дорожную грязь. Вокруг было тихо и одиноко, ни одна живая душа не потрясала воздуха своим присутствием. Лиза осталась совсем одна, без денег и документов, но даже во сне она молилась и просила Бога о помощи.

Светало. Еле-еле выглянуло солнце из-за горизонта и осветило дороги чистотою утра. Соболева все еще тихо спала, скукожившись на холодной скамейке. Вдруг сквозь сон девушка почувствовала, будто ее кто-то толкнул в плечо, как если бы хотел разбудить. Лиза открыла слипшиеся спросонья глаза, и на бледном лице ее изобразилось глубокое недоумение. Перед Соболевой стояло четверо незнакомых мужчин, говорящих между собой на незнакомом девушке языке. Один из них подал ей руку. Лиза, покачав отрицательно головой, поспешно встала и хотела было уходить, но двое из незнакомцев, крикнув что-то невнятное, пошли за девушкой, все более и более ускоряя шаг. Соболева почувствовала, как в страхе у нее забилось сердце, она часто оборачивалась и тяжело дышала. Наконец, девушка стремглав пустилась бежать, не разбирая дороги. Снег сваливался под ногами и становился, точно тяжелые булыжники. Вскоре к погоне присоединились и те двое, что до сих пор стояли у остановки. В отчаянии Лиза свернула с тропы и понеслась чрез глубокий снег вперед. Двигаться становилось все труднее, ноги путались и не хватало воздуха. Скоро девушка в бессилии упала в сугроб и, с силой зажмурив глаза, пыталась отдышаться, и, преодолевая боль в груди от обжигающего утреннего мороза, молилась, прерывисто и отчаянно. Четверо нагнали Соболеву и, подняв, за руки потащили к машине, что находилась за остановкой. Вырываться и кричать уже не было сил. Девушка тщетно пыталась упираться ногами в заледенелую землю и издавать какие-то сухие стоны о помощи. Ее посадили в машину между двумя из незнакомцев, которые продолжали удерживать пленницу, будто она могла вырваться и убежать. Авто рвануло вперед, оставляя в воздухе клубы снежной пыли…

ГЛАВА 2

…Лиза вновь поднялась с постели и, закинув назад голову, от чего ее огненно-рыжие волосы распушились и упали на белое гладкое тело, точно осознала все с ней происшедшее. Еще вчера Лиза Соболева, простившись с Громовым, будто предчувствуя, что навсегда, садилась в переполненную электричку, направляясь к родителям; теперь же девушка сидела в богатой шелковой постели среди вышитых подушек и мягких простыней, будучи женой другого, совсем незнакомого, чужого ей человека. Казалось, все это происходит не на самом деле, Лиза хотела верить, что все это сон, страшный и леденящий душу кошмар, но сколько девушка не пыталась проснуться, открывая глаза, она вновь видела пред собою камин из ажурного металла и решетчатые марокканские двери. Лиза вновь схватилась за голову и взмолилась: «Господи, Святой Боже, что же мне теперь делать… Как же теперь… Отец Небесный, как мне вести себя с этими людьми? Как же все это произошло, кто этот человек, почему здесь сижу теперь именно я? – она закрыла лицо ладонями и заплакала. – Я даже не знаю, Господи, о чем просить Тебя, о чем теперь молиться? Не могу я уже вернуться к Руслану… Руслан, Руслан… Я будто чувствовала, что не нужно ехать одной. И как теперь? Господь Иисус, да будет воля Твоя, только дай мне все перенести, но и рук этих людей я не боюсь… Лучше бы Ты взял меня отсюда…» – она прижала к себе колени и горько зарыдала.

Вдруг двери комнаты распахнулись. Лиза, вздрогнув и переменившись в лице, взглянула. В комнату вошел ее муж, которого она еще не могла сразу узнать, но и, угадав, замерла, наблюдая за его передвижением только огромными зелеными глазами, полными слез. Он же, не глядя на девушку, прошел к окну и потянулся. Высокая, статная его фигура была облечена в национальный джеллаба с широкими рукавами и капюшоном. На фоне утреннего света, падающего из окна, плечи его казались еще более широкими и ровными, хотя и на самом деле вся спина его и руки были сильны и могучи. Мужчина резко обернулся и направившись к Лизе, сел на кровати совсем близко к девушке. Соболева, теперь же – аль Гафур, совсем побледнела и, уставившись в черные, точно ночь, его глаза, оставалась неподвижной. На вид ему было не более тридцати. Все красивое загорелое лицо его выражало невообразимо странный пытливый интерес. Густые черные, словно смола, волосы небрежно спадали на ровный его лоб и даже немного некоторые пряди касались прямых бровей. Он долго разглядывал, близкое от его, лицо Лизы и, иногда в глазах вспыхивал огонь, в ответ на испуганный холодный взгляд изумрудных глаз девушки. Только Лиза опустила глаза, потупив взгляд, как муж схватил ее белую руку и горячо прильнул губами к тонким ее дрожащим пальцам. Лиза вздрогнула, и верхняя губка ее чуть зашевелилась от нахлынувшего волнения.

– Мое имя Нариман, а как твое, красавица? – спросил мужчина на французском языке.

Девушка молчала, не поднимая глаз.

– Ты боишься… Чего? Поверь, ты можешь мне верить, дорогая, тебе нечего бояться… Ты очень красивая… – он погладил ее по обнаженной руке и улыбнулся. – Скажи, милая, как твое имя, не бойся.

– Лиза. – ответила она коротко, почти не шевеля губами.

– Хорошо, Лиза… – повторил Нариман и потянулся, чтобы поцеловать ее в шею, но девушка, вдруг подняв глаза, отстранилась.

– Тебе здесь все чуждо, я понимаю… Ты привыкнешь. – ответил мужчина и, взяв руку Лизы, прислонился губами к ее ладони. Его короткая щетина, красиво огибающая кубы и сходящая к подбородку, чуть защекотала пальцы девушки, но, несмотря на то, ее лицо оставалось неподвижным и холодным, так что, муж немало смутился.

– Я принес тебе, чтобы переодеться. – сказал он, остывая, и протянул девушке свернутые вещи. – За той дверью находится ванная, ты можешь найти там все, что необходимо… – он встал. – Только будешь готова, позови служанку, она проводит тебя ко столу. – сказав это, Нариман хотел было уделить жене еще хоть какое-то внимание, но, вновь увидев ее равнодушный взгляд, молча вышел из спальни.

Лиза тихо спустилась с постели и подошла к зеркалу. Вид ее был жалок. Глаза заплаканы, красны и потухши, прежде белая и чистая кожа казалась теперь бледной, вся фигура ее и красивый стан выражали тревогу и уныние. Она вдруг закрыла лицо руками и побежала к окну. Лиза упала на колени и, схватившись за решетку, слезно взмолилась, почти крича: «Господи Благой, спаси меня! Иисус! Спаси же меня!» Она совсем свалилась на пол, где-то в глубине души надеясь, что сердце остановится и она уйдет.

Через несколько минут Лиза поднялась и, умывшись, переоделась. Наконец, спокойствие овладело ее душей и, решила она отдать все в руки Божии и терпеть покуда есть силы. Девушка позвала служанку.

В большем зале за длинным столом, похоже, будто бы оббитым цветной тканью, уже сидели мать и отец Наримана, дожидаясь остальных членов семьи. Комната была светла и просторна и выполнена вся в красных и бордовых тонах, от чего и утренний свет, падающий из окон, казалось, приобретал розоватый теплый цвет. Шторы, ассиметрично развешанные по стенам, были собраны цветными лентами по углам. Все вокруг казалось мягким и чистым, и, несмотря на роскошество тканей и всего убранства, комната была уютной и свежей.

– Ибни, где твоя жена? – спросила Наримана мать. – Неужели, она так долго переодевается?

– Что вы, мама, дайте ей немного времени.

– Ты послал к ней служанку? – спросила некрасивая Амаль, выпрямляя сутулую спину?

– Сестра, что за вопросы? Брат не в духе сегодня, неужто ты не заметила? – отвечая, спросил шестнадцатилетний юноша, сидящий напротив Амали и поглядывающий на двери спальни.

– Заметила, Мурад. – ответила девушка. – Мама, что это с братом сегодня? Что-то случилось?

– Может, ибни, ты пожалел о том, что женился на этой русской? – спросил строго отец, опершись снежно-белым седым подбородком на кулак. – Ты знаешь мое мнение обо всем этом.

– Она такая красивая! – восхищенно протянула Амаль, покачивая головой и глядя на старшего брата, который с тех пор, как сел за стол, потирал шею, опустив голову.

– Как ее зовут? – покраснев и покосив улыбку, спросил Мурад и отвернулся от отца, непрестанно оглядывающего все семейство грозным взглядом.

– Нариман, взгляни на меня, хабиби. – просила мать, сделав серьезный вид.

– Оставь его, Закира, – велел седобородый отец жене. – наш сын, верно, разочарован или расстроен. Я говорил, что ничего доброго из этого брака не выйдет. Но… – он прервался и строго добавил. – мы еще поговорим с тобой об этом.

– Так как же ее имя, брат?

– Лиза… – ответил Нариман и потер бороду. – Все в порядке, абби, я всем доволен и ни секунды не жалею о сделанном мною выборе.

– Ты любишь ее? – не унималась Амаль и, широко раскрыв карие глаза и подняв высоко густые, совсем плохие, бровки, глядела на брата восторженным взглядом.

– Достаточно, сестра. – просил печально Нариман и вновь опустил голову.

Джабар аль Гафур совсем свел седые брови и, не отрывая взгляда от старшего своего сына, о чем-то напряженно думал. Жена его, явно европейского происхождения женщина, гордо подняв голову и не бросая взора на яростного мужа, все глядела на любимого сына, теперь совсем опустившегося и унылого. Ни одна мысль не тревожила души Наримана. Он спокойно сидел, не поднимая головы, несмотря на то, что глаза всей семьи были устремлены на него.

– Вот она! – невольно воскликнул юный Мурад, но тут же умолк и как-то помялся.

Все обернулись. В дверях зала показалась Лиза. Красивое личико ее было нежно спокойно и сдержанно. Изящная фигура ее казалась молчаливой и еще более неотразимой в национальной марокканской одежде ярко-синего цвета. Нариман вскочил с места, словно видит жену впервые. В глазах его показался огонь и оживление, так что молоденькая сестра его, заметив некую странность брата, прежде ему не присущую, тихо усмехнулась, прикрыв ладонями улыбку. Джабар аль Гафур сухо окликнул сына, в ответ на что Нариман бросил на отца осторожный и неловкий взгляд, и вздохнув, сел на свое место. Служанка, помогавшая Лизе, подвела ее к столу и посадила подле мужа.

– Я надеюсь ты утром уже объяснил жене, как следует себя вести в этом доме? – спросил отец, продолжая говорить на арабском языке, потому, как не считал нужным уважить или, тем более почтить, присутствие невестки. – Думаю, ты мог найти на это время, не так ли?

– Да, абби, я помню об этом. – прерывисто ответил Нариман, наконец оторвав взгляд от жены.

– Когда ты видел его таким? – тихо спросила Амаль, обратившись к младшему брату с улыбкой на узких губах.

– Да с тех пор, как он вернулся из России. – равнодушно и подозрительно ответил тот.

– Он увидел ее в Москве, когда ездил на продажу марокканских тканей?

– Ты и сама не хуже меня помнишь, что в не в Москву он ездил… – сказал Мурад и покосился на отца, не слышит ли он. – Я не помню, как назывался тот город… Он увидел ее несколько раз на улице.

– Достаточно, Мурад, ешь. – прервал Джабар аль Гафур беседу дочери и сына, грозным тоном.

Все последующие время трапеза проходила в молчании. Нариман никак не отнимал взгляда от красавицы жены в то время, как Лизе было трудно даже есть, хотя пища была приготовлена искусно. Сердце девушки все трепетало, и немного тряслись руки. Она бы хотела вскочить и броситься к дверям, не оборачиваясь, вырваться на улицу и бежать, не размышляя о последствиях. Про себя Лиза все молилась, повторяя одни и те же слова.

После завтрака Джабар аль Гафур вместе со старшим сыном отправились на торговлю, взяв с собою наилучшие ткани, сотканные в станах Феса. На улицах давно уже было полно и других торговцев, выставляющих взглядам прохожих свой бесценный товар. Нариман, влившись в работу, наконец, оживился. Мысли его теперь были спокойны и сосредоточены, несмотря на разочарования, постигающие его с самого утра.

– Пришло время говорить, ибни. – произнес строго Джабар аль Гафур, обращаясь к сыну.

– Я слушаю вас, абби, говорите.

– Я буду говорить о твоей русской жене. Выслушай меня, все, что будет произнесено мною – это очень важно.

– Вы хотите говорить о вчерашнем вечере? – спросил Нариман и вдруг сделался совсем серьезный. – Я дал вам свое слово и не отрекусь его. – добавил он, невольно понизив голос.

– Эта женщина не нашей веры, а ты хорошо знаешь, что велит закон. – начал отец, хмуро сведя седые брови. – Помнишь, ты еще тогда, когда увидел ее в России и решил, что сделаешь эту русскую своей, обещал мне, что не пойдешь против обычаев? Вчера, на свадьбе, мы требовали, что бы она отреклась от своей веры и приняла ислам, но на ее отказ, потекли твои просьбы дать тебе еще время. – он умолк и, коснувшись плеча сына, спросил. – Что ты намерен делать? Нам бы следовало убить ее…

– Абби! – прервал отца Нариман. – Я только для того, чтобы отыскать ее и привезти сюда, так долго не брал себе жены, и для чего вы сейчас говорите все это? Я чту Коран и Аллаха… Не думаете ли вы, что я могу пойти против отеческих законов? Я обещал вам вчера, что эта женщина во что б это ни стало примет мусульманскую веру, но теперь я клянусь вам собственной головой и жизнью: я сделаю все, что обещал. Я взял ее себе женой, а жена должна сделать все, что я прикажу, или я не Нариман аль Гафур и не сын своего отца и матери.

Седобородый отец еще больше нахмурился и помрачнел. Глаза его были ревностны и горячи. Он начал ходить из стороны в сторону, сложив руки за спину и сжав губы.

– Можете заколоть меня, если клятва эта потеряет силу и не исполнится! – воскликнул Нариман, пытаясь вызвать отцовское доверие. – Пусть Аллах покарает огнем мою голову, если все, что я произнес является ложью! – он сделался страшен. В глазах загорелись искры гнева, все же лицо его казалось напряженным и суровым.

– Пусть будет по твоим словам, ибни. – произнес твердо отец, взглянув прямо на сына. – судья тебе – Аллах. Но я думаю, что она не так проста, какой может показаться. Вчера на церемонии она держалась твердо и, по-моему, ни минуты не колебалась, отвечая на наши приказы.

– Она пока еще боится. – отвечал Нариман, уверенный в своих действиях. – Это чужой город и незнакомые люди, а девушка очень молода… Это пройдет, абби, уверен, что все пройдет. Да и мама не была ли в том же состоянии, когда вы выкрали ее?

– Твоя мать очень гордая женщина, но даже она очень скоро смирилась.

– Быстро ли она отреклась от своей веры?

– Быстро ли? – отец усмехнулся. – Только ей пригрозили высечь ее плетьми, как она отреклась от всего на свете, даже мать родную продать была готова. – он засмеялся в тон довольному смеху сына.

В это время в доме, в пальмовом саду, Амаль, спрятавшись между деревьями, наблюдала за Лизой, что сидела у пруда. Вдруг недалеко от себя девушка заметила младшего брата и, незаметно прокравшись между листьев, приблизилась к нему.

– Что ты здесь делаешь, Мурад? Не время ли читать Коран?

– Да, сестра, не время ли? – ответил юноша, прищурив глаза.

– Я прогуливалась здесь и, увидев тебя, подумала, что… – она высоко подняла некрасивые брови и криво улыбнулась. – Не подглядываешь ли ты за невесткой? Точно! – она вдруг вытращила глаза и показала на брата длинным пальцем.

– Что ты это говоришь? Я здесь тоже прогуливаюсь… – Мурад забегал глазами и вспотел. – Да что ты… Что ты… – он не нашел, что ответить, и отвернулся.

– Да! Я заметила, как ты крался возле спальни сегодня утром. И эти лукавые, хитрые глаза, что косились на нее сегодня за столом… Это нехорошо, Мурад, нехорошо… – прошептала девушка нравоучительным тоном. – Взгляни! – крикнула она, и юноша невольно бросил восторженный взгляд на сидящую у пруда Лизу.

Амаль засмеялась.

– Что ты делаешь, глупая! Она могла услышать! – тревожно заговорил Мурад. – Никакого сострадания в человеке. Понятно теперь, от чего тебя никто замуж не берет. Я бы тоже не взял. Некрасивая, глупая да и злая к тому же.

– Перестань… – произнесла девушка сквозь слезы и ударила брата по руке.

– Да ты… Ты еще и строптивая какая. – не унимался брат, узнав, как задеть и расстроить сестру.

– Мурад, зачем ты говоришь все это? – всхлипывая, спрашивала Амаль и утирала слезы. – У тебя хватает совести смотреть на жену брата в то время, как он больше года мечтал о ней… Я всегда любила Наримана больше, чем тебя… В тебе же ничего доброго! Отвернись! Отвернись! Не смей смотреть на нее… Я все расскажу брату… Я расскажу абби…

– Что ты несешь? Мечтал… – пытался юноша передразнить сестру. – Мало ли в Фесе красивых женщин, что он решился выкрасть ее из России? Посмел пойти против воли родителей и Аллаха, а ты его защищаешь…

– Неужто ты забыл, как он поник и, будто потух, с тех пор, как увидел ее?

– Сейчас его состояние не лучше. – возразил Мурад. – С утра ходит, как тень, молчит… Видно не понравилась она ему.

– Нет! – не унималась Амаль. – Он любит ее… Любит, слышишь? Наверное он расстроен из-за вчерашней церемонии, когда она отрекаться не хотела…

– Вот и все. – отрезал юноша, не желая продолжать разговор.

– Действительно, все. Достаточно говорить об этом. – продолжала Амаль уже спокойно и сдержанно. – Но все равно, если ты будешь вести себя так, как сейчас, я точно все расскажу абби и брату… Пусть он больше смотрит за женой, чтобы ты на нее не смотрел. – она встала, расправляя подолы одежды, и пошла прочь, пробираясь чрез кусты.

– Давай, давай, расскажи все и маме тоже… – крикнул вслед сестре оскорбленный Мурад и, встав, выбрался из кустов.

Оглядевшись, нет ли кого по близости, он направился к пруду, где до сих пор сидела Лиза. Неуверенно ступал он по узкой дорожке, выложенной светлым камнем. Пальмы еще пока скрывали его от взора девушки, потому юноша шел медленно, как бы крадясь, и неловко прятал руки за спину. Но вот совсем близок стал пруд, обложенный морскими ракушками и блестящими камнями, на фоне которого Лиза казалась еще большей красавицей. Она вдруг представилась ему в сказочном свете. Ласковый ветер нежно играл ее рыжими, словно пламя, волосами, и так изящно солнечные лучи скользили сквозь ее длинные ресницы, тени же деревьев, точно льющиеся волны прибоя, ложились на белую и гладкую кожу милого и чуть печального личика девушки. Мурад совсем остановился и вздохнул, глубоко и несколько нервно. Наконец, он выпрямился потер до горяча ладони и, встряхнув густыми волосами, направился к Лизе с свободным и непринужденным видом.

– Салям алейкум, невестка… – поздоровался Мурад, стараясь как можно тщательнее скрыть волнение. – Я же совсем забыл, что вы на арабском не понимаете… – сказал он в сторону, дружелюбно улыбаясь. – bonjour , невестка.

– bonjour. – ответила на приветствие Лиза и чуть улыбнулась, обратив внимание на добродушный взгляд юноши.

– Вам нравится у нас? – продолжал Мурад, присаживаясь около девушки.

– Не знаю пока…

– Да… – протянул юноша, и в глазах его показалась хитрая искра. – Молодым девушкам обычно не нравится у нас… Вы не слышали?

– Что должна была я услышать? – спросила Лиза, приподняв удивленно брови.

– Я так и думал, что вы не знаете… Это же все о моем старшем брате, Наримане. – он наклонил набок голову и загадочно продолжил. – О, дорогая невестка, это страшный человек. Он, кажется, так добр, заботлив, но на самом деле он просто ужасен… Вы не случайно попали к нам в дом. Он давно выслеживал вас и искал удобное время, чтобы похитить… Он проделывает это с каждой новой из своих несчастных жен.

– Каждой? – вдруг испугалась Лиза и совсем побледнела. – Разве у него их было несколько?

– Конечно! – воскликнул Мурад и, взяв Лизину руку, пред тем посмотрев по сторонам, продолжил. – Их было девять. Все они были очень молоды и красивы, как и вы. – он вдруг покраснел, но, изобразив в лице непоколебимость, взглянул вдоль сада и сказал – Видите, вон там… Это дикое место. Там он вначале обещает сладкую жизнь, но после бьет их плетьми на том же самом месте…

– За что? – в ужасе произнесла Лиза и закрыла губы ладонью, широко открыв удивленные и одновременно испуганные глаза.

– Никто не знает, зачем он так поступал с ними и где они теперь. Все девушки таинственно исчезали, но я видел одну как-то утром… Она просила милостыню и была… Нет. Это невозможно даже назвать одеждой… Нищие рубища и отребья…

– Может ли это быть правдой?

– Спросите хотя бы у Амали, моей сестры. – ответил Мурад, совсем разойдясь. – Только, если вы не боитесь, ведь она все докладывает брату… Я сжалился над вами, потому и предостерег… – он широко заулыбался и закивал головой, оглядывая восторженным взглядом льющиеся волосы Лизы.

– Мурад! – послышался голос Амали из дверей дома. – Мурад! – кричала она истерически и тревожно, сжимая худые руки в кулаки и тряся головой, словно пытаясь выдавить из себя голос.

– Да, сестра! – отозвался Мурад и взглянул на Лизу. – Что?!

– Мама зовет! Скорее иди сюда… И быстрее… Слышишь!

Юноша поднялся и, улыбнувшись Лизе, бодро направился к дому. У дверей он встретил Амаль, всю красную и раздраженную.

– Неужели ты говорил с ней? – спросила она, напрягаясь всем телом. – Где ты был, Мурад, отвечай… – говорила она твердо.

– Я гулял, сестра, гулял. – ответил юноша, произнося последнее строго и убедительно.

Недружелюбно глядя друг на друга они вошли в дом.

ГЛАВА 3

Весь оставшийся день Лиза провела в своей комнате. По-видимому, жители дома пока еще не собирались браться за ее воспитание, потому девушка искала одиночества, покуда была такая возможность. Лиза, совсем истерзанная последними происходящими с нею событиями, теперь была сама не своя еще и от того, что ей довелось услышать от Мурада. Девушка боялась показаться кому-то на глаза. Она чувствовала во всех угрозу, но только не в юноше, который показался ей единственным хорошим человеком в этом чужом доме. Приближался вечер. Лиза с ужасом чувствовала, что скоро вернется муж. Весь день она молилась и взывала, но теперь она совсем не поднималась с колен. Девушка уже не думала о побеге, о спасении от всего ее постигшего, теперь она просила Бога заступить ее от гнева мужа, с которым, по видимому, ей придется быть до конца дней, которых, казалось, уже осталось не так уж и много. Лиза страдала. Изо всех сил пыталась она успокоится, но страшные мысли не покидали ее разгоряченной головы. Девушка жаждала прочесть Библию, найти в ней успокоение и радость, которую она всю свою жизнь только и находила в этой книге. И в эти страшные для ее души минуты, Лиза только могла надеяться на Божью помощь и милость. Только надежда на Христа и спасала девушку во всякое время. На Него она надеялась и теперь, когда надеяться больше совсем не на кого.

Нариман возвращался домой в прекрасном расположении. День выдался удачным: ткани были успешно проданы и принесли хорошую прибыль. Нариман просил отца уйти вперед, пока он купит жене подарок. Услышав о желании сына, аль Гафур омрачился и, недовольно взглянув в сторону и вздохнув, медленно направился к дому. Совсем зашло солнце. Нариман совсем поздно вернулся и, в спешке отужинав с семьей, удалился в свою комнату. Только он ушел от глаз родных, как за столом начались оживленные толки.