скачать книгу бесплатно
Сумку с непригодившимися вещами оставила в прихожей, прошла в детскую, оттуда – в спальню, потом – в кухню и опять по кругу. Сколько таких кругов намотала за час – не знаю.
Зато теперь я очень хорошо знаю, как чувствует себя загнанный в угол зверь. Изо всех своих звериных сил он мечется в поисках выхода, тычет носом в щели между прутьями клетки в надежде найти выход, а значит, найти спасение.
С воли до него доносится уйма звуков, запахов, он видит людей, он видит свет и сбивает в кровь лапы, царапаясь к нему. Только клетка, в которую он угодил, не отпускает его. В ней нет выхода. Вернее, он есть, только эту скрытую от зверя дверцу может открыть тот, кто знает, где она находится.
А зверь этого не знает, поэтому и бегает затравленно по периметру клетки, умоляющим взором призывает к милосердию глазеющих на него зевак.
И хорошо, если зеваки только смотрят и бессердечно насмехаются над страданиями беззащитного животного. Всегда находится тот, кто желая ещё больше повеселиться и почувствовать свою силу, засунув в клетку палку, начинает бить ею затравленное создание.
Отбиваясь из последних сил, зверь рычит и скалит зубы, а мучитель торжественно хохочет во всё горло… И когда травля заканчивается, а мучители расходятся, обессиленное животное может отдохнуть от всего этого ужаса с тем, чтобы завтра повторить всё сначала. И когда он понимает, что все его попытки абсолютно бесполезны, он просто ложится и умирает. И тогда его душа получает свободу от всех страданий и уходит в лучший из миров…
– Эврика! – закричала я. – Так вот же он, выход! Если тело не получается вылечить, из него можно уйти. И для меня закончится весь этот ужас: мытарства по больницам и врачам, закончится боль и переживания, закончатся в конец испорченные отношения с мужем.
– А как же твои девчонки? – полюбопытствовал критик. – Как им без тебя придётся, ты о них подумала?
– Подумала, – зло ответила я. – Уверена, что без такой мамы им будет только лучше. Что они видят? Вечно охающую, стонущую мамку. А им хочется играть, бегать, веселиться вместе со мной. А я не могу, потому что всё болит. И это выводит меня из равновесия, я раздражаюсь и нервничаю, повышаю голос. Конечно, раздражаюсь на себя, на своё бессилие и беспомощность, а достается им. Зачем им такая мать? Отец справится, до ума доведёт. Ну а если что… интернат у нас под боком. Сама там работала, видела: обувают, одевают, кормят, учат.
– А кто им там любовь даст? По душам поговорит?
– Хватит мне на жалость давить! – вспылила я. – А я им что, любви много даю? Сил едва хватает на обычные дела. Всё! Я решила, так что заткнись и молчи! – в злости отчаяния огрызнулась я.
– А твоя мама переживёт ли твою смерть? – несмотря на мои угрозы, спросил голос. – Она же от горя с ума сойдет…
– Не сойдёт, – жестко ответила я. – У мамы ещё Толик есть, мой старший брат, он её утешит.
Внутри повисла короткая пауза.
– Извини, а как ты решила это сделать? Ну, я имею ввиду, свести счёты с жизнью? – робко поинтересовался голос.
– Сыграть в ящик, заказать музыку и белые тапки, надеть деревянный макинтош, кони двинуть, – продолжила я, грустно улыбаясь. – Да ещё сама не знаю. Надо подумать…
Умаявшись в беге по клетке квартиры, прилегла на диван. Взгляд скользнул по обшарпанным обоям и ободранному во многих местах потолку…
И мгновенно в моей голове возник совершенно чёткий план дальнейшего развития событий.
– Если уходить, то так, чтоб не было мучительно больно… – перефразировала я известного писателя. – Чтоб моя совесть была чиста, а душа спокойна на том свете, нужно как следует подготовиться. Во-первых, надо сделать ремонт. Лет на пять его хватит. И мои девочки будут жить в чистой квартирке.
Во-вторых, надо навязать-нашить им обновки. При нашей системе всеобщего дефицита лучше и придумать сложно. И так мои девчушки самые красивые во всём садике: модничают в самодельных юбчонках и платьицах.
И наконец, в-третьих – тщательно продумать сам уход. Всё должно быть так, словно моя смерть – несчастный случай. И чтоб никого не винили. И чтоб красиво было. А то посмотришь на утопленников – синие, отёкшие, словно надутые резиновые куклы, с распухшими до неузнаваемости, лицами. А повесившиеся и того краше – язык вывален, глаза выпучены, а внизу, под трупиком – лужа мочи и кучка кала в трусах. Нет уж, умирать, так красиво. Чтоб я лежала в гробу, а мною все собравшиеся любовались и утирая слёзы, шептали:
– Лежит, как живая! Просто красавица! И молодая такая! Ей бы жить да жить! Ах, как жалко…
И кто его знает, может и я услышу эти слова и тихонько за себя порадуюсь…
А сейчас я лежала ещё живая и тоже тихонько радовалась. Радовалась тому, что нашла выход из этой затянувшейся тупиковой ситуации, радовалась намеченному плану, и больше всего радовалась тому покою, который воцарил в моей измученной страхами, сомнениями и тревогами, душе.
– Уж лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас, – резюмировал один из моих голосов-умников.
Глава 12
Обои в ромашку
Абсолютно конкретные и понятные мне цели и страстное желание достичь их, придали мне сил и уверенности, что я двигаюсь в правильном направлении.
А внутреннее спокойствие сделало мои отношения с мужем и детьми тёплыми и даже радостными. Алексей был явно растерян, не понимая, что со мной происходит. Но в душу с расспросами не лез. Только обронил однажды, увидев, как я, стоя посреди комнаты, вслух мечтаю о перестановке и о новых обоях в цветочек:
– Чем бы дитя не тешилось…
Как электровеник, я носилась по хозяйственным и строительным магазинам в поисках подходящих обоев, красок, кистей, клея и прочих ремонтных штучек.
В эпоху тотального дефицита найти то, что ляжет тебе на душу, было большим счастьем. На полупустых полках уныло томились траурного цвета бумажные обои с каким-то немыслимым геометрическим рисунком. Им под стать, ровными рядами, в одинаковых тёмных банках стояла мрачного вида краска. Наклейки на банках были примерно одного тона: от почти чёрного до грязно-коричневого. Белые и более оптимистичные цвета отсутствовали напрочь.
Прикрыв на секунду глаза, представила эти обои на стенах своей комнаты, а краску – на полу. Сразу захотелось поскорей к праотцам. БРРР! А там ведь мои дети жить будут!
– Нет, так не годится! Надо искать! – приказала я себе и лёгким галопом поскакала в другой магазин.
Там картина была примерно такая же. Третий магазин был такой, как первые два. Словно близнецы-братья похожие, голые и скучные внутри. Ещё оставался один, неисследованный мною, магазинчик в железнодорожной части города.
Недолго думая, прыгнула на подножку вовремя подвернувшегося автобуса и уже через двадцать минут с нескрываемым любопытством разглядывала такие же полупустые полки, в надежде отыскать среди мрачных рулонов заветные весёленькие цветочки. Внимательно, уже по третьему кругу, разглядывала рулон за рулоном. Цветочками и не пахло…
– Вот невезуха, – мелькнула знакомая мыслишка.
Я так глубоко погрузилась в свои раскопки, что совсем забыла о присутствии других людей, то бишь, продавцов. А один из них, мужчина, с явным любопытством разглядывал меня.
– Девушка, что вы там ищете? – искренне поинтересовался он.
Я уже давно не слышала такого обращения в свой адрес, поэтому и откликаться на «девушку» не стала.
Тогда он сделал несколько шагов в мою сторону и снова повторил вопрос с какими-то ироничными нотками в приятном низком голосе.
Я даже растерялась от неожиданности.
– Это вы меня спрашиваете? – уточнила я, повертев головой. Из покупателей здесь больше никого не было.
– Конечно же вас, девушка, – хитровато улыбнулся мужчина. – Так что вы у нас забыли?
Терять мне было нечего, набравшись смелости, в такой же бойкой, не свойственной мне манере, ответила:
– Обои в цветочек забыла, – и улыбнулась в ответ.
Взгляд мужчины скользнул по губам, потом опустился на мою пышную грудь и ниже. Его лицо покрылось лёгкой испариной, он вздохнул и облизнул пересохшие губы.
– Очень надо? – спросил каким-то срывающимся голосом.
Глядя ему прямо в глаза и широко улыбаясь, ответила:
– ОООчень-преочень!
– Ну, если очень-преочень, тогда будем поискать! – заговорщицки подмигнул и исчез за огромной железной дверью с малюсенькой табличкой «склад».
– Какой добрый человек! – восхитилась я мысленно. – Только смотрит как-то странно и почему-то потеет. Может, заболел? – наивно подумала я.
Добрый человек вернулся довольно быстро. Его большие жилистые руки обнимали огромную охапку обоев. Смешно пыхтя и фыркая, он донёс их до видавшего виды стола и бережно разложил на нём рулоны.
– Смотри и выбирай! – переходя на «ты», предложил продавец, явно довольный собой, продолжая улыбаться.
Ещё не веря своему счастью, осторожно отворачивала уголок за уголком в каждом рулоне. Чего здесь только не было!!! Большие красные розы на кремовом фоне, яркие алые маки на зелёной траве, васильки вперемежку с незабудками…
– Какие красивые! – восхищенно воскликнула я. – А почему они у вас на складе, а не в магазине лежат? – задала мужчине свой детский вопрос.
Тот хмыкнул, поперхнулся, хотел что-то сказать, но осёкся и замолчал, во все глаза уставившись на меня, как на единственный живой экземпляр давно исчезнувшего вида.
Через пару минут, обретя дар речи, поинтересовался шёпотом:
– Какие берём?
Задумчиво покачала головой.
– А с ромашками у вас есть? – опять спросила я.
– С ромашками?! – удивлённо повысил голос мужчина. – А розы тебе что не подходят?
– Розы красивые, спору нет. Только вот ромашки – мои самые любимые цветы, – тихо пояснила я и виновато опустила голову.
Мужчина молча метнулся на склад, также быстро вернулся с одним единственным рулончиком. Молча развернул – на меня смотрели нежные скромные ромашки.
– Какие они чудесные! Как настоящие! Это как раз то, что надо! Вот то, о чём я мечтала! – воскликнула я. – Да вы просто волшебник! – восхищенно чирикала я, широко улыбаясь и светясь счастьем.
От полноты чувств я легонечко обняла своего кудесника и нежно чмокнула его в небритую щеку. Мужчина ошеломленно замер и так стоял несколько минут, не мигая, и кажется, не дыша.
А я радостно вертела обойный рулон в поисках ценника. Увидела и глазам не поверила – 80 копеек! Таких цен давно уже не было, самые дешёвые – полтора рубля и выше.
– Вот так праздник вы мне сегодня устроили! – радостно продолжала обсыпать благодарностью застывшего в изумлении, мужчину. – Мне для комнаты нужно десять рулончиков. У вас столько найдётся?
Стоявший столбом продавец с видимым усилием кивнул головой, медленно отмер и, механически переставляя ноги, двинулся к заветной двери.
А я, оставшись одна, неожиданно для самой себя, вдруг запрыгала от радости на одной ножке, как в далёком детстве. Как открылась дверь склада, я не видела. А только услышала стук падающих на пол обоев: их уронил мужчина, вконец обалдевший от увиденного. Всплеснув руками и ойкнув, я опрометью бросилась ему на помощь. Десять рулонов были молча увязаны в два больших свитка и крепко-накрепко перевязаны верёвкой. Очумелец-продавец связал из верёвки по ручке на каждой вязанке.
– Чтоб удобно было нести, – зачем-то пояснил он, хотя всё и так было понятно.
Подошла к кассе, радостно отдала деньги и уже собралась уходить.
– А тебе, вам… куда надо? Где живёшь… живёте? – отчего-то заикаясь, поинтересовался напрочь ошарашенный мужчина.
– В речной части живу. А как буду добираться я даже и не думала: так обрадовалась, – растерянно пояснила я.
Мужчина внимательно посмотрел своими округлившимися глазами сначала на меня, потом на часы и сказал:
– Через пять минут обеденный перерыв. Если хочешь.. если вы хотите, я подвезу вас, – слегка заикаясь, предложил он.
Заглянула в кошелёк, вытряхнула всё содержимое на ладонь.
– А у меня денег не осталось, чтоб вам заплатить, – огорченно произнесла я, показывая последние копейки на открытой ладони.
– Да ладно, я так довезу, – махнул рукой мой неожиданный помощник, легко подхватил обе вязанки и пошёл к выходу.
Теперь я остолбенела.
– Это как просто так? Разве такое бывает? – едва пролепетала я.
Уже на выходе мужчина оглянулся и, улыбнувшись, спросил:
– Так вы идёте или остаётесь с розами-мимозами?
– Иду, иду, – поспешила и я на выход.
Закрыв на огромный амбарный замок магазин, мужчина пошёл за угол, я – за ним. Там стоял маленький желтый «Запорожец». Быстро, умело загрузил обои, открыл дверцу машины, приглашая меня сесть. Сел сам, взялся за руль, и вдруг, стукнув себя по лбу, спросил:
– А чем клеить будете? Клей есть дома? Валик?
– Не-а, нету, – отрицательно покачала головой в ответ.
– Я сейчас, подождите немного, – сказал и ушёл.
– Вот это дела, – произнесла я вслух. – Интересно, что же дальше-то будет…
Вернулся он довольно быстро. В руках – коробка обойного клея и мягкий белый валик. Поймал вопросительный взгляд.
– Это – мой подарок тебе.. вам, – и улыбнулся широкой доброй улыбкой. – Куда ехать прикажете?
Я назвала адрес. До дома ехали молча, каждый думал о своём.
– Какой этаж? – спросил мужчина.
– Третий, – ответила я, теряясь в догадках, почему он это делает.
– Вы – очень необычная женщина. И очень красивая, – словно услышав мои мысли, ответил он. – Вашему мужу очень повезло с вами, – вздыхая, произнёс мужчина.
От неожиданной откровенности я опять растерялась. Молча поднялись к двери квартиры, молча занёс обои и на прощание протянул большую открытую ладонь. Пожатие сильной руки было приятным и немного волнующим.
– Нужна будет помощь обращайтесь, – сказал и исчез за дверью.
Прошла по обыкновению на кухню, присела на табуретку. Надо было как-то переварить случившееся.
Может, мне всё это приснилось? Бесконечные поиски по магазинам, чудесная встреча, обои в ромашку… Вышла в прихожку, обои лежат на полу, клей, валик рядом… Для пущей убедительности пощупала, отогнула уголок – мне робко улыбалась нарисованная ромашка.
Посмотрела в зеркало и не узнала себя. Вместо замученной проблемами уставшей женщины, на меня смотрела статная дама с сияющими глазами, милой улыбкой и красивой высокой грудью.
