Культ праха

Странники, как и обычные люди, оказались подверженными простейшим страхам. Обнажилось их бессилие и неумение держать удар, когда соперником выступила тревога. Сливаясь с общим состоянием, Руди стал сомневаться в верности его первоначального выбора. Он был почти уверен – в час их встречи, когда дрейфующая льдина оказалась у берегов Лальдируфф, случайно набредшие не него странники воспользовались его беспомощностью и ввели его в заблуждение, дабы вести за собой для непонятной и сомнительной цели. На тот момент безвольный и ослабленный человек, Руди отправился в опасное и бессмысленное путешествие с сумасшедшими дикарями, считающими себя детьми настоящего для них, но неизвестного для него бога со странным именем Альель. Мучимый тяжёлыми размышлениями, Руди так же, как и странники, не смог держать удар и сдался на растерзание чувству ужасающей тревоги. Для самого себя, он был обречён.

Новый путь оказался таким же бесконечно долгим, как и все предыдущие. От горизонта до горизонта, куда бы они не посмотрели, пространство оставалось неизменным. Долгие месяцы они слышали тишину, видели темноту и находили одну лишь пустоту. Им стало невыносимо находиться рядом друг с другом. Все они страдали от одного и того же, но каждый из них полагал, что ядовитое чувство отравляет только лишь его. Один, глядя на другого, мучился от напряжения, которого не мог контролировать. Чужое лицо вызывало затмевающее рассудок раздражение, вслед за которым врывалась ненависть, сначала к брату, на которого невозможно было смотреть, а потом к самому себе за то, что позволил необъяснимому ужасу угнездиться в своём естестве.

Они преданно сохраняли свою общность, но их жизни во время пути к Маргалонам оставались обособленными – каждый занимался тем, что имело для него наибольшее значение и никто не смел нарушать личные границы другого. Мигурнок, как только появлялся удобный случай, уходил в забытьё. Время его бодрствования заметно сокращалось, а для мгновений забытья, он больше не жалел своей жизни. Рядом с ним, но не в его компании, то и дело появлялся Уллиграссор. Было видно, что его терзали тяжкие думы, о которых, впервые с момента их с Руди знакомства, тот не рассказывал. Самый шумный и весёлый из странников, без очевидной причины, превратился в хмурого молчуна. Руди думал, что Уллиграссор мучился от недостатка нормального питания – как только Уллиграссор замечал на себе невольный взгляд Руди, его настигал приступ изнурительной чесотки, о которой он поведал в одной из их первых бесед. Руди делился с ним остатками своих сбережений и это видел Рарон. Добрые поступки Руди Рарон называл глупостью, но никогда не останавливал признанного им глупца от очередного благородного жеста. Силгур и Муниярд отдалились от всех, но ещё раньше отдалились друг от друга. Руди мог несколько дней не видеть ни одного из них. Только в союзе Гальягуда и Вуррна всё осталось по-прежнему. Вуррн ценил Гальягуда за всё, а Гальягуд ценил Вуррна за то, что тот продолжал его ценить несмотря ни на что.

Единственным, для кого ничего не изменилось при новых обстоятельствах, оставался Вугго. С присущим его нутру самозабвением он старался избавить братьев от лишений и неудобств. Все, кроме Руди и Рарона принимали его помощь как должное, нередко отвечая ему, что в его участии не было нужды. Вуррн так и вовсе был зол на брата за то, что Вугго, за всё время их нелёгкого странствия, долгие дни пропадал на охоте, оставляя их без возможности использовать его силу, и что самое обидное – он возвращался без добычи. Кроме них, в тех местах, как бы далеко не уходил Вугго, не было ни одного живого существа.

Миля за милей, Вугго устало блуждал в поисках счастливого случая, ступая по мёртвой земле, покой которой оберегала мёртвая пустота, сохраняя мёртвую тишину. В крае мёртвого покоя Отец не слышал его. Когда надежда отыскать хоть что-нибудь была им окончательно утеряна, Вугго заставил себя пройти последнюю милю. В конце избранного пути он нашёл мёртвого Муниярда. Это казалось чудовищной галлюцинацией. По его непреклонному убеждению, такое могло случиться только с ним. Сила духа Муниярда никогда не подвергалась сомнениям. Брат, как хранитель тайных знаний жизни, для Вугго считался и хранителем самой жизни. Тот из них, кто всегда находил компромисс, Муниярд не нашёл компромисса, необходимого ему самому. Самым неприглядным образом он развенчал миф о своей избранности. Его тело подверглось стремительному разложению. Как и Гаргонты, по смерти Муниярд источал невыносимый смрад.

Он добровольно пошёл на смерть, признав собственное бессилие. Новые знания неконтролируемо и агрессивно поражали его разум. Муниярд больше не мог жить со своим даром. Хоть и невольное, но самое активное участие в призыве смерти для Гаргонтов, довело его до той степени потрясения, когда богатство слов и выражений представлялось ему глупой скудностью. Он умолк и больше не проронил ни слова после того, когда им было сказано последнее слово для последнего Гаргонта, принявшего смерть. Никто из странников не смог бы вспомнить случая или события, когда из уст Муниярда прозвучала ложь. Он хотел, чтобы его последние слова были неправдой, ибо правда, доступная для него в той мере, в которой она навечно закрыта от остальных, была безжалостна и ничем не хороша.

Ужасающее зрелище и горечь внезапной утраты буквально сбили Вугго с ног. Его дар не мог повлиять на положение. Душой он оплакивал брата. Разумом он оплакивал невозможность всё исправить и упущенные шансы, когда по его мнению Муниярда можно было спасти. Вугго не понимал истины происходящего – оплакивая брата, на самом деле, он оплакивал себя.

Рядом с останками, на разрушенном куполе лежал пустой мешочек для питья, а мёртвая рука Муниярда застыла, держа одну из самых любимых чар Мигурнока. В чаре оставалось несколько капель яда сулуна. Вугго вспомнил, как в тот день, когда умерли Гаргонты, он подошёл к Мигурноку с миром, без которого он не мог рассчитывать на то, о чём давно мечтал. Мигурнок принял его жест с открытым сердцем, но Вугго не получил от него то, чего так сильно желал. Он просил для себя немного яда, чтобы иметь возможность закончить жизнь, когда в нём не останется сил идти дальше. Мигурнок обещал отдать ему отраву после того, как последний Гаргонт выпьет свою долю, однако, когда история Гаргонтов была закончена, для Вугго яда не осталось.

Несколько капель в чаре Вугго принял как знак свыше. Для него жизнь, в каждом мгновении, событии и его личном поступке, была невыносимой. Мрачное прошлое смешивалось с туманным будущим, отравляя настоящее. Не в силах забыть прошлое, чтобы думать только о будущем, он захотел остановить настоящее.

Ему было неведомо, что последних капель яда недостаточно для призыва смерти, но даже одна из них могла разрушить его жизнь. Принятие сулуна означало отречение от воли Отца, а Альель был безжалостен к тем, кто шёл против его воли и даже любимейшие из его детей были жестоко наказаны им за проявленное своеволие.

От роковой ошибки его спас лютый зверь, которого он когда-то не смог убить. Огромный волк внезапно появился из пустоты и набросился на Вугго, когда тот поднёс чару к своим губам. Последние капли были утеряны.

Незнание искажало картину происходящего. Вугго хотел и был готов бороться за правду и справедливость, которых не было. Им владела обида и абсолютная уверенность в истинности собственных иллюзий. Его ярости было достаточно для того, чтобы убить зверя, но волк исчез так же внезапно, как и появился.

Одержав очередное поражение, расцененное им как унижение, Вугго поклялся расквитаться с Мигурноком и с тех пор ждал подходящего часа, когда ему представится возможность подвести брата к ловушке Белой пустоши.

Глава 19. Признание

– Как бы ты поступил, располагая информацией, от которой зависят жизни многих людей? – интересовалась Аврора, незадолго до своей гибели.

– Благо, я достаточно умён, и не заполняю голову лишним, – холодно ответил Руди, – поэтому для меня твой вопрос не актуален и вряд ли будет таковым.

– Думаешь, что многое зависит только от тебя, ведь ты у нас такой умный парень.

– Мне неприятен тон твоего разговора, Аврора, – расходился Руди, – к чему ты клонишь?!

Она не сразу решилась на ответ.

– Я хотела сказать, что от нас ничего не зависит. Даже если мы считаемся самыми умными. Наши знания не имеют достаточной силы, чтобы своевременно повлиять на роковой момент и всё исправить. Мы просто носители информации, которой не можем управлять. Мы не можем её в полной мере усвоить. Мы не можем её направить в нужное русло. Нужное русло…кто определяет, что именно это русло нужное?

Тогда для Руди этот разговор едва ли не сразу перешёл в разряд неприемлемых. С его стороны, в ответ последовал жёсткий отпор – он всегда старался пресекать развитие, в его понимании, женской глупости. К тому моменту, общение с Авророй с каждым разом давалось ему сложнее, чем прежде. Она говорила странно и непонятно, запутывая и переплетая смыслы, нагружая простые понятия сложными решениями, и при этом многое было ею недосказано. Руди любил короткие разговоры по существу, но с Авророй подобное общение более не представлялось возможным. До последнего, Руди задавался вопросом, любит ли он её. Ему казалось, что его любви к ней уже давно нет, но её смерть открыла подлинный ответ на волнующий его вопрос.

К своему несчастью, он любил Аврору, и это чувство было сильнее его эгоистичного желания подавить то, что ему так и не удалось до конца контролировать. Сдерживая себя, Руди превратил радость в страдание, страсть в муку, а живые чувства он искусно скрывал за бледной маской невнятных эмоций. Многолетняя победа превратилась в вечное поражение. Он не смотрел в будущее с ней, ибо его взор был всегда устремлён в прошлое, где её не было. Потеряв её, он продолжил жить прошлым, в котором её образ отыскал для себя место.

С момента её смерти, каждую ночь, борясь с бессонницей, он вспоминал их лучшие времена. Руди был любящим и заботливым. Рядом с ним, находясь под его надёжной защитой, она чувствовала себя уверенно. Наедине друг с другом, они были откровенны до неприличия. Их беседы были бесконечно долгими, возбуждая в них жажду исследовать друг друга до конца. Близость с Авророй не подходила ни под какое сравнение с тем, что было между ним и другими женщинами. Он мог похвастаться всему миру, что в его руках был дар свыше.

Самое памятное и прекрасное время жизни не раз стучалось в его двери. Он не позволил случиться всему тому, о чём потом мечтал. Яркие фантазии, основанные на нереализованных желаниях, Руди принимал за подлинные воспоминания. Реальной была только лишь любовь и верность Авроры. Странствия в пределах Лальдируфф постепенно проясняли его память. К своему ужасу, он познакомился с тем Руди, которого знала только она.

Смерть Муниярда, подобно внезапно нашедшемуся ключу, открыла всегда запертую часть сознания Руди. Это событие непонятным для него образом перекликалось с тем странным диалогом между ним и Авророй. Её слова преследовали его и днём, и ночью, в дороге и в часы отдыха, когда он был вместе со всеми и когда оставался наедине с самим собой. Ему казалось, что во всём случившемся давно и совсем недавно кроется единственная и главная загадка всего происходящего, для разгадки которой Руди недоставало моральных сил и знаний. Разгадка крылась в последней фразе, наспех брошенной ею тогда.

– Если ты отважишься раскрыть информацию, от которой зависят жизни других, скорее всего, тебя убьют. А если побоишься, и станешь невольным соучастником преступного укрывательства, тогда не сможешь жить, ведь совесть никуда не денешь. Едва ли с таким грузом можно протянуть годик-другой.

В этих словах действительно крылась разгадка, но Руди не сумел её постичь, ибо не пытался осознать то, что было ему изначально дано.

Глава 20. Маргалоны и Визги. Лживый мир против честной вражды

Улыбки невинных младенцев. Глаза умудрённых старцев. Певучие голоса юнцов и дев. Лица, испещрённые уникальными узорами глубоких морщин – поразительного свидетельства их загадочной природы. Мягкая поступь. Кроткие движения. Божественная благость выражений – Маргалоны называли себя верными и истинными учениками Бога.

Они, как и их ближайшие соседи Визги, застыли в веках, продлевая своё существование избранным ими уходом в особое состояние. Маргалоны задерживали свой уход из жизни ожиданием божественного послания, адресованного только им одним, как единственно верным миссионерам истины наивысшего блага, а Визги – кипучей ненавистью к Маргалонам и жаждой кровной мести за обиду, которую Маргалоны, на самом деле, им не причиняли.

Мирное ожидание божественного вознаграждения, как и нерушимая крепость веры Маргалонов, были бы невозможны без ритуального пляса ёллорунглауррт, кружась в котором они усыпляли собственные мысли и притупляли чувства, доводя себя до пограничного состояния между живым и неживым. Их уход от жизни продлевал саму жизнь, и в этом крылась загадка их одолженного бессмертия. Кружения ёллорунглауррт превратились в мистическое действо, обладающее поистине чудодейственной силой. Стремительные вихри, вращающиеся циклом из дюжины круговых рывков в одну сторону, а затем стольких же в обратном направлении, завлекали Маргалонов на долгие часы, а во времена мрачной тоски – на дни полного забвения. Трижды кружась в низком поклоне, они выражали своё верное поклонение Богу. Неистово подымаясь с поклона и вздымая руки с открытыми дланями, они просили у Бога то, что было ими заслужено. Бог не давал им ничего зримого, не облегчал условия их существования, не открывал новые дороги, не отнимал того, что тяготило Маргалонов. Их Богом не был Альель и Великий Дух не мог бороться с тем, кого на самом деле не существовало, ровно, как и не мог помочь тем обитателем его священных владений, которые обращались за помощью не к нему. Символом их нерушимой верности Богу, был глубокий шрам на груди, означающий, что Маргалон был готов вонзить нож в своё сердце, не жалея жизни ради Бога. Символом присутствия их Бога было особое состояние, которому отдавались Маргалоны. Оно раскрыло в них тонкое чувствование ими близости и единения со священным потоком. Причисляя себя к божественному, они отвергли всё природное и более не нуждались в пище, живительном питье и отдыхе.

Осторожно и издалека за дивным плясом ёллорунглауррт наблюдали Визги. Нескончаемая жизнь Маргалонов, лишённая тягот и забот, воспринималась Визгами как вопиющая несправедливость. В полной мере отдавая своё внимание бесцельному исследованию способа существования вражеского поселения, Визги позабыли о самих себе. Сокрушаясь над необоснованным и с их точки зрения несправедливым бессмертием Маргалонов, Визги не заметили, что и они намного пережили отмерянный им срок.

Визги не плясали ритуальных танцев. У них не было потребности верить в Бога и ждать чудес ниоткуда. Не отрекаясь от природного существования, они жили просто и по своим силам, не отходя от издавна установленных правил их общины. Зная о могуществе Великого Духа, никто из них не обратился к Альель, прося помощи и покровительства. Истиной их жизни провозглашалась полная независимость и святость личного понимания сути происходящего.

В должный час Визги покидали своё поселение, уходя к дальним территориям Лальдируфф за поиском заслуженного отдыха и пропитания. Их походы были длительными. Найденные ими новые территории с каждым разом прельщали их изобилием возможностей, богатством животного мира и редкими дарами природы. Но как бы далеко они не ушли, какими бы заманчивыми не были чужие, хоть и свободные края, Визги всегда возвращались домой – в место скудости, пустоты и безнадёжного мрака, которое они вынужденно делили с Маргалонами. Они возвращались, чтобы нести самовозложенную миссию. Неусыпно следя за недругом, Визги терпеливо ожидали момента, когда враг ослабнет, давая возможность его уничтожить. Однако, враг сохранял своё положение, кружась в беззаботном плясе ёллорунглауррт.

Устоявшийся ритм жизни Маргалонов и Визгов был нарушен лишь дважды, и оба раза в их пространство вторгались дети Альель. Первые посланники Великого Духа застали те времена, когда непримиримые в будущем недруги жили в мире, ибо тогда над ними не властвовали всеопределяющие ожидания самопризнанных вершителей. Мирные Маргалоны познакомили первых странников с неприветливыми Визгами и помогли незваным гостям раскрыть в себе то, что вызывало в Визгах доверие, без которого между ними и чужаками не могло состояться общения. Только с их помощью странники могли отыскать последнее поселение Сирлебингов. Визги не только хорошо знали все пути на просторах Лальдируфф, но и чувствовали их перемещение. Они провели принятых их общиной друзей самой короткой и безопасной дорогой к Сирлебингам, после чего навеки расстались, не давая клятв сохранять память друг о друге.

Время исказило прежние порядки. Странники, вместе со следовавшим за ними Руди, были встречены Маргалонами низким поклоном и возгласами раболепного почтения. Недолго думая, Маргалоны приняли их за посланников Бога, несущих сокровенную весть свыше. Тогда, непохожесть Руди с исконными обитателями Лальдируфф сыграла роковую роль. Маленького человека с необычайно тёмным по тамошним меркам цветом кожи и глазами, в которых крылась загадка совершенно другой формы жизни, Маргалоны приветствовали с особым трепетом. Если он смотрел на них, они заискивающе смотрели ему в ответ. Если он смотрел в сторону, взгляд Маргалонов устремлялся туда же. Стоило ему издать хоть малейший звук, Маргалоны взрывались возгласами восторга. Куда бы он не пошёл, они следовали за ним, то и дело кланяясь. Со стороны могло показаться, что он ведёт их туда, куда ему вздумается. На самом деле, Маргалоны вели его туда, куда им было нужно. Раз за разом они предлагали ему станцевать для него особый ритуальный танец. Руди приятно льстило такое внимание, и он был готов согласиться на интереснейшее предложение, но каждый раз за него отвечал Силгур, решительно отказывая Маргалонам в их желании, без объяснения причин. Взамен, он предложил им то, чего они так давно ждали.

– Настал тот день, когда каждый из нас обретёт то, ради чего был рождён на этих священных землях, – громогласно произнёс он, овладевая вниманием Маргалонов, – мы дождались!

Этих слов было достаточно для того, чтобы возвышенный статус Руди был свергнут в одно мгновение. Маргалоны забыли о необыкновенном маленьком человеке, когда увидели того, кто для них оказался куда важнее. Силгур был яростен в своей правде.

– Бог слышал вас каждую минуту. В его памяти сохранились все произнесённые вами слова. Его взор радовали ваши славные танцы. Он держал вас в неведении, дабы вы взращивали в себе силу нести особое испытание, уготованное лишь избранным. Вы всегда были правы. Ваши поступки были верны. Ваши мысли не омрачило невежество.

Маргалоны ликовали. Посланник Бога подтвердил то, что они неустанно доказывали не один век. Вдохновлённый от неизвестного источника, Силгур продолжал разжигать в Маргалонах массовое состояние сакрального экстаза, обращая к ним специфические послания. В его фигуре было столько мощи, что даже его братья и Руди, для которого общение с Силгуром уже давно переносилось в тягость, не могли оторвать от него свой взор, и, наравне с Маргалонами, проникнулись к нему с фанатичным восторгом.

– Ваша жизнь наполнена особым смыслом, – продолжал Силгур, – вы не позволили не ведающим и не избранным осквернить истину! Вы достойно держали оборону святых ценностей. Вы – любимейшие дети Бога! Вы заслужили великое благословение!

Подойдя к Маргалонам, Силгур протянул руку к женщине, которую за своими спинами спрятали её же мужчины. Счастье озарило её благостный лик. Те, кто своими спинами закрывали её от близости с посланником, начали толкать избранницу вперёд – прямиком в объятия глашатая их Бога. Силгур почтенно поклонился перед ней, а после представил её в новом качестве.

– Она избрана Богом! С этого дня, слушая её, вы будете получать его послания!

В подтверждение своих слов, Силгур взял урну, без которой не мог обойтись ни один из выдуманных ими культов, и высыпал остатки праха Авроры на голову рыдающей от счастья женщины. Маргалоны получили своё.

Позабыв о глашатае их Бога, они обступили избранницу со всех сторон, и, не спрашивая её позволения, принялись танцевать тот ритуальный пляс, который до этого хотели посвятить Руди. Тем временем, Силгур собрал всех своих братьев и строго приказал:

– Будьте готовы решительно действовать! Сейчас мы должны держаться вместе!

Руди не понимал причин для опасений, которые испытывали странники. Маргалоны самозабвенно танцевали вокруг избранницы. Их торжественные возгласы оглушали и сбивали его с толку, а глядя на дивные движения и стремительные повороты неестественно гибких тел – у него и вовсе кружилась голова. С каждым кругом, их поклоны становились всё неистовее, а благостные улыбки незаметно превратились в истерический смех.

Дойдя до пика духовного экстаза, Маргалоны набросились на свою избранницу и повалили её. Словно свора одичалых собак, они терзали женщину и не оставляли ей шанса на спасение. Возбуждённые сумасшедшей эйфорией, они целовали её тело и свирепыми возгласами пытались перекричать друг друга в борьбе за её священное внимание. Шум и бешеная сумятица, как по приказу свыше, были остановлены, когда один из Маргалонов возвысился над остальными, держа в окровавленной руке голову той, чьими устами должен был говорить Бог.

Руди обезумел. Окровавленная рука Маргалона держала голову Авроры. Обезображенный лик был устремлён в его сторону, дабы он видел и помнил – его счастливый случай, с его же позволения, уничтожили те, о ком он не думал и не знал.

Голова превратилась в чудовищный символ их поклонения. Маргалоны ползли за тем, кто нёс нового идола. Их головы бороздили залитый кровью снег. Прежде светлые одежды испоганились принятой Маргалонами на себя грязью. Люди, которые строго блюли вечную чистоту, теперь выглядели мерзко, подобно падали.

Пользуясь чудовищным случаем, Силгур подбежал к месту убийства избранницы Бога и поднял с земли обезображенное, затоптанное ногами фанатиков, тело несчастной женщины.

– За мной! – кричал он, обращаясь к братьям.

Странники не посмели ослушаться. Без оглядки, позабыв у Маргалонов свои купола, они в нервной спешке двигались к пристанищу Визгов. Впереди, словно вожак, бежал Силгур. На своих плечах он нёс труп. По сложившейся с недавних пор привычке, Руди бежал следом и с ужасом представлял, что с ними будет дальше.

Визги встретили их враждебно. Объединившись в сплочённую группу, они держали наготове найденные ими у восточного побережья кинжалы. Сознание Руди не могло воспринимать такой картины. Визги выглядели точно так же, как и Маргалоны. У них оказались те же характерные черты внешности, такие же одежды и манера их речи была абсолютно идентичной. Причудливо и неуместно для жизни обитателей просторов Лальдируфф выглядели громоздкие кинжалы, которые подходили скорее как украшение для восточных вельмож, чем орудие для выживания в суровых краях. «Этого просто не может быть», – говорил самому себе Руди. Но это было.

Силгур взял на себя смелость приблизиться к Визгам. Подойдя к ним, он небрежно бросил им под ноги принесённое тело убитой Маргалонки.

– Это достоверный знак их слабости, – уверенно заявил Силгур.

Визгов воодушевил неожиданный поворот событий. Один из них подошёл к телу и принялся рвать одежду Маргалонки. Отыскав на груди шрам – знак того, что перед ним действительно Маргалон, Визг принялся ликовать, подзывая к себе остальных. Подтверждение уязвимости их некогда всесильных, прячущихся под защитой неизвестных сил, врагов разожгло в Визгах яростное нетерпение, чего не предусмотрел всезнающий Силгур.

Они получили то, чего ждали не один век, и теперь их было не остановить. Не теряя времени, Визги направились убивать Маргалонов. Как часто с ним происходило, Руди оказался не в том месте и не в то время. До смерти напуганный, он стоял на пути Визгов и был случайно подхвачен обезумевшей толпой. Невольно, Руди двигался обратно к Маргалонам, рискуя оказаться в эпицентре кровавой резни. Странники пытались угнаться за ними, но тогда скорости Визгов мог позавидовать даже ураганный ветер.

Маргалоны были настигнуты в час очередного пика их эйфории. Голова убиенной ими избранницы была окончательно обезображена. Кто-то из Визгов напал на новоявленного вожака Маргалонов, выхватив священную голову из его рук. Затем, будто из самого неба, голова упала прямо в руки к Руди. И вновь он увидел изуродованное лицо Авроры. Неожиданно, кто-то невидимый, но присутствующий рядом, шепнул ему на ухо: «Убивая образ – убили человека. Если для кого-то будет желанна твоя смерть – ты обязательно умрёшь. Даже если твоей смерти пожелает глупец, который ничего не значит в своей же собственной жизни. Сейчас ты есть, а в следующую минуту в твоём присутствии, возможно, не будет необходимости». Приняв услышанное как знак, Руди застыл в самой гуще кровавых событий и ждал своей очереди на погибель.