Культ праха

Галга сразу же поняла, что в её сознание внедрился неизвестный ей разум. Разгневавшись от необыкновенной наглости паразита, она погрузилась в глубокое состояние временной остановки жизни, дабы войти в сакральное, доступное только ей место и изгнать из чертогов своего сознания непрошенного гостя.

– Кто ты, погань?! – злобно спросила Галга, пытаясь поймать Мигурнока.

Имея ничтожный опыт самозащиты, и зная об опасности только из рассказов Вугго и Сларгарта, Мигурнок назвал своё имя, полагая, что честность и открытость избавят его от ненужного конфликта со старухой, в теле которой он обрёл случайный приют.

После того, как им было произнесено его имя, Мигурнок почувствовал мощное, моментально лишающее сил удушье. Впервые он ощутил таинство умирания.

– Не смей! – раздался голос Альель, – Это мой сын и ты его не тронешь!

Галга остановилась. Смертельное удушье отпустило Мигурнока, но он был слишком слаб и не мог ничего предпринять. За него говорил Отец.

– Ступай к Чёрной Впадине и собери там всё необходимое!

Повинуясь указанию Альель, Галга побежала выполнять то, что было ей велено. Разогнав пугающим мороком десятки просящих страдальцев, которые последовали бы за ней, куда бы она не пошла, старуха направилась к древнему лесу, в котором жили истинные друзья её тёмного духа. Посмеиваясь над ней, они всё же проводили Галгу к Чёрной Впадине и показали ценнейшие дары того страшного места.

Галга покорно исполнила повеление Альель, не прося ничего взамен. Для нужд Мигурнока, она сорвала веточку с недозрелыми ягодами сюммора, листья вигурния и вырыла целый клубок корней горькой мавшицы. Всё это она оставила на пне сизой ели.

Как только Галга сделала своё дело, дух Мигурнока покинул её и вселился в молодую полярную сову, сидящую на ветке соседнего дерева.

– Возьми добытое и лети к Лальдируфф! – приказал Альель.

Мигурнок думал, что Отец обращался к птице, но приказ был дан именно ему. Немало времени ему понадобилось для осознания, что настал момент, когда всё зависело от его действия.

Он понял – чтобы повелевать совой, ему нужно представить себя ею, и всем своим существом поверить в это. Второе оказалось самым сложным. Свыкаясь с мыслью, что он и есть сова, Мигурнок тратил драгоценное время. Ягоды сюммора и листья вигурния вяли на глазах. Вера ничего ему не дала.

Вместо веры, его основным и мощным импульсом к движению стало желание как можно скорее вернуться в своё тело. Это желание дало огромную силу, с которой он мог повелевать птицей. Тогда Мигурнок понял – взаимодействуя с другим живым существом, он может получить своё, если сам применит силу и жёсткое давление.

Управляемая им сова схватила то, что было оставлено Галгой, и подобно стреле полетела к северо-западу. Разглядев чужие просторы свысока, Мигурнок поразился. За пределами Лальдируфф всё было иначе. Намного интереснее. Намного красивее. Намного лучше. Тем не менее, он с радостью приближался к родным краям. Тогда Мигурнок понял, что как бы далеко его не занесло, он будет знать путь к дому и обязательно найдёт Лальдируфф.

Долетев до юго-восточного побережья Лальдируфф, недалеко от поселения Гунгов, сова сбросила на берег всё, что осталось от сюммора, вигурния и мавшицы. Оказавшись дома, Мигурнок освободил птицу от своего духа и вселился в белую медведицу, которая была совсем близко и неуклюже охотилась за проворным тюленем.

Не теряя времени, Мигурнок решительно взял контроль над медведицей. Так он добрался на близкое, но безопасное расстояние к братьям и доставил в место, навечно лишённое плодородия, диковинные ягоды, коренья и листья, с помощью которых он мог создавать чарующее питьё. Спрятав добытое добро в укромном месте, Мигурнок, наконец, вернулся в своё тело.

Со временем, хорошенько приноровившись, он добывал гораздо больше разнообразных растений, плодов и трав. Управляемые им животные моги уводить его далеко за обозримые пределы северной местности. В одном из таких путешествий он впервые ощутил тепло, дарованное самим воздухом. Оно показалось ему не таким приятным, как жар, доносящийся из костра, однако, по возвращении домой, Мигурнок снова и снова вспоминал странное чувство, к которому он оказался не готов.

Однажды, услышав горький плач Вугго и его душераздирающие мольбы, обращённые к Альель, Мигурнок обрёл озарение, которое коренным образом изменило историю их бесконечного странствия.

Используя дарованные ему возможности, Мигурнок решил стать добытчиком пропитания, заменив собою брата. Его дух вселился в оленя–вожака и повёл небольшое стадо оленей в скользкую впадину, где их ждала неминуемая западня. Оставив беззащитных оленей в опасном положении, сильный к тому времени дух Мигурнока создал свою первую и любимейшую живую форму. Это был огромный чёрный волк, с силой медведя и скоростью барса. Именно этот волк и был охотником, добывающим пищу странникам. Именно этого волка позднее пытался убить Вугго. Такова была правда.

Осчастливив брата, Мигурнок надеялся на примирение, которое должно было вернуть их былую с Вугго дружбу, но этого не случилось. При первой же встрече, Вугго набросился на него и едва не растерзал на глазах у братьев.

– За что ты так к нему суров? – растерянно спросил Гальягуд.

– Ему не место рядом с нами! Он недостоин и крошечной доли вашего уважения! Он недостоин нашей любви!

– Почему же? – спросил Вуррн.

– Мигурнок – вредитель! Я окончательно убедился в этом, как только мы столкнулись с бедой! Вместо помощи он предлагает своё дрянное питьё, сбивая нас с толку!

– Можешь ли ты уверенно заявить о том, что пострадал по вине Мигурнока? – спросил Силгур.

– Уверенно – не могу! Но я уверен, что он вредитель!

– Сейчас я вижу только твою разбухшую до безобразия обиду, и меня это огорчает, –сказал Муниярд, – мы все имеем гордыню и неплохо с ней ладим, а твоя гордыня стала твоею же владычицей.

– Сейчас я не вижу в тебе любящего брата! – разгневался Вугго, – Твоя мудрость уступила отрицанию. Сегодня ты закрываешь глаза на безумные поступки брата, а завтра защищаемый тобою брат тебе же их безжалостно выколет!

– Такую расправу мне можешь учинить разве что только ты, но никак не Мигурнок, – засмеялся Муниярд.

Все братья оказались оппонентами Вугго в принципиально важном для него споре. Конфликт набирал новые обороты. Желая добиться своего, он втянул в пучину раздора всех, кроме Рарона. Братья не имели никакого отношения к его размолвке с Мигурноком, но каждый из них желал высказать свою точку зрения.

В отличие от Мигурнока, Вугго нуждался в поддержке. Его нутро давно зачахло и требовало живительной подпитки одобрения и принятия его позиции, но братья предали его доверие, встав на сторону его новоиспечённого врага. Не в силах терпеть унижение, обнажённые перед теми, кому он исконно слепо доверял, Вугго вырвался из круга предателей, в неуёмном стремлении уйти неведомо куда – лишь бы спастись от убийственного разочарования.

Его остановил Рарон.

– Тебе не скрыть от нас своей неутолимой жажды обрести безоговорочную любовь всех без исключения, – сказал он сурово, – но этого никогда не будет. До недавнего времени мы жили дружно, и всем нам было хорошо в тёплой компании, которую даровал нам Альель. Девять братьев, любящих и оберегающих друг друга. Мы могли мирно дойти до нашего дома. Плечом к плечу. Без ссор и затаённых обид. Но так не бывает и так не должно быть. Просто потому, что не должно. Мы с этим смирились, а ты противишься, мучая самого себя. Тщетно сопротивляясь неудобной для тебя данности бытия, из мелочного чувства мести, ты пытаешься уязвить кого-нибудь из нас, чаще всего – своей придурью, и, главным образом, неизвестно за что. Но и этим ты ничего не добьёшься. Даже при наличии новых обстоятельств, данность бытия останется прежней. Теперь Мигурнок знает, что его любят только семь братьев, а ты заблуждаешься, что тебя не любят восемь братьев. Сама любовь и нелюбовь не влияет на ход событий – это мы толкаем их, чаще всего, в пропасть. Угоди в пропасть или обойди её стороной – ты не изменишь данность бытия. Случай сменяет случай, но главное, как и всегда, останется нетронутым. Ты не любим всеми, кто встречается на твоём пути. Даже Праотец нашего Отца – Создатель и Хранитель того самого бытия не оставил за собой права быть любимым и признанным всеми. Он отказался от очевидного блага, чтобы быть равным каждому из нас. Он создал бремя нелюбви, чтобы мы не забывали о том, кто мы есть.

Глава 13. Прощение

– Ты забыл о том, кем ты был, – сказал Рарон, склонившись над телом Сларгарта.

Никто кроме него не заметил исчезновения брата. Каждый предавался своим заботам: кто-то мечтал, кто-то страдал, кто-то вспоминал прошлое, кто-то думал о будущем. Рарон не придавал значимости ни одному слову, ни одному событию, ни одному явлению и не единой жизни, но тихий уход Сларгарта он не смог принять равнодушно.

Идя по следам брата, Рарон решительно преодолел испытания Пояса Вуньягун. Ужасы холода и западня ледяного вуньягунского пространства были ему нипочём. В отличие от Сларгарта, Рарон не думал о жизни и смерти – такой внутренний настрой, в его случае, своей мощью превосходил силу любого препятствия. Он был готов ко всему и принимал любую данность, ведь для него на самом деле ничто не имело смысла.

Дойдя до места, где несколькими мгновениями ранее была Белая пустошь, он нашёл брата. Поверженный и жалкий, Сларгарт лежал посреди серой равнины. Смерть забрала сильнейшего сына Альель, оставив мёртвое тело несчастного, уязвлённого, обычного человека, лицо которого обезобразила скорбь. Даже невозмутимый и холодный Рарон не мог долго смотреть на это. Будучи честным с самим собой, он осознал, что смерть Сларгарта вызвала в нём сильнейшие чувства горечи, обиды, гнева и даже ненависти к брату. Впервые он не смог ничего исправить.

Найдя безопасный путь в обход Пояса Вуньягун, Рарон вернулся к братьям с печальной вестью. Это была их первая потеря, которую они не желали, но были вынуждены принять. Их вера основательно пошатнулась. Их бессмертие оказалось под сомнением. Их стремления потеряли движущую силу.

Один из основных заветов Альель, которому они следовали с момента собственного появления, теперь касался их самих. Странники не искали смысла ни в чём, но, как оказалось, внутренне они рассчитывали на то, что их существование как раз и обладало подлинным смыслом. Бессмертие служило вечным гарантом реальности их ожиданий. Сларгарт вышел за границы, которых они не чувствовали. Сларгарт совершил поступок, на который никто не решался. Сларгарт добился того, о чём каждый из них тайно мечтал.

Следуя зову сердца, все они отправились к месту гибели Сларгарта, дабы проститься с братом и своими глазами увидеть доказательство, опровергающее их неуязвимость. Руди пошёл вместе с ними.

На протяжении всего похода их окружала холодная тишина. Путь был неблизким, но никто из странников не замечал утраченного времени. Словно и не было того большого расстояния, на которое отдалился от них Сларгарт. Казалось, брат погиб совсем рядом, в момент, когда все они отвернулись – каждый в свою сторону.

Они нашли самое ценное – то, что было так неразумно утеряно ими. Они нашли то, чего уже не могли вернуть. Окружив тело Сларгарта, странники упали на колени. Не решаясь войти в круг, Руди оставался в стороне. Он слушал прощальные речи странников, и услышанное вызывало в нём чувство глубокого непринятия их ценностей.

– Я прощаю тебя за то, что ты не всегда был честен со мною, – разочарованно молвил Гальягуд, – после того, что ты сотворил, оглядываясь назад, я подвергаюсь мучительным сомнениям. Теперь я спрашиваю себя: «А что, если всё это время он заводил нас не туда, куда нужно?». И у меня нет ответа. Это одно из самых страшных открытий последнего времени. Мы не ожидали от тебя такого поступка, и одному Отцу теперь известно, что ты оставил за собой в прошлом. Возможно, нам не стоило тебе доверять. Возможно, сейчас я ошибаюсь. Но я прощаю тебя за всё, о чём знаю и о чём никогда не узнаю.

– Я прощаю тебя за то, что ты навсегда лишил нас своей помощи, – гневно молвил Вуррн, – каждый из нас в равной степени несёт бремя, возложенное на наши плечи. Тебе было не труднее, чем мне и остальным братьям. Каждый из нас выполняет волю Отца, хотя лично я сам не раз сомневался в том, что мы дойдём, отыщем, обретём. Мы не сильнее тебя. Ты не слабее нас. Я прощаю тебя за ошибку, которая взяла над тобою верх.

– Я прощаю тебя за то, что ты не замечал меня. Наверное, ты был хорошим братом. Я надеюсь, так и было, но не могу в это поверить. Без разумной на то причины, ты отвергал меня, лишая своей поддержки, но и за это я тебя давно простил, – растерянно молвил Уллиграссор.

– Я прощаю тебя за проявленное тобою малодушие во время голода – когда ты не присоединился к нам с Мигурноком и вместе с остальными безучастно ждал нашего возвращения. Так же я прощаю тебя за то, что ты не поблагодарил меня за возможность прокормиться так тяжело добытой мною пищей. И я прощаю тебя за то, что ты сейчас меня бросил, – презрительно молвил Вугго.

– Я прощаю тебя за то, что ты не советовался со мною. У меня были ответы на все твои вопросы. Теперь они так и останутся со мною навсегда. Ты оставил мне груз, который не осмелился нести сам. Зная больше, чем ты, я должен простить тебя за то, о чём ты не ведал, – таинственно молвил Силгур.

– Я прощаю тебя за то, что ты верил в то, во что не стоило верить, и не верил в то, во что верить было необходимо. Теперь ты не сможешь простить себя за муку, которую сам для себя призвал. За тебя это сделаю я. Ты прощён, – строго молвил Муниярд.

– Я прощаю тебя за то, что ты так и не стал мне близким другом. Мое сердце всегда было открыто, но тебе от меня было нужно только питьё, из-за которого ты потерялся между реальностью и местом, в котором существовали твои мечты. Ты достоин прощения, ведь не ты один впал в зависимость от ухода в забытьё, – печально молвил Мигурнок.

– Я прощаю тебя, – равнодушно молвил Рарон.

– Прости меня за то, что я не увидел твоего горя, – с искренним раскаянием молвил Руди, – я был рядом, но не был близко. Я мог посмотреть на тебя внимательнее и разглядеть то, что доламывало твою силу. Я мог найти слова, в которых ты нуждался, но не сделал этого. Теперь я впервые обращаюсь к тебе, не с просьбой, а с добрым словом, но ты меня не слышишь. Я мог показать тебе, что ты не одинок, но вместо этого был полностью погружён в собственную печаль. Прости меня за то, что твоя жизнь не имела для меня значения.

Подняв глаза, Руди обнаружил, с каким удивлением и недоумением на него смотрели странники. Когда-то ему уже доводилось оказываться в подобном положении, и та давняя история оказалась для него травмирующей. Переживая заново собственную душевную уязвимость, он потерял самообладание и агрессивно выпалил:

– Когда я впервые увидел вас, мне показалось, что нет в мире никого умнее, чем вы, а сейчас мне видится только лишь ваша нечеловеческая глупость.

Он ожидал, что за такие дерзкие слова странники его уничтожат. Подсознательно, он провоцировал их на расправу над ним, ибо новый миг мог подкинуть ему события и испытания, к которым он уже не был готов.

Странники ничего ему не ответили. Не сговариваясь, они поднялись. Бережно разложив рядом с телом Сларгарта его вещи, они установили над покойным купол, который всегда был его домом. Так, они навсегда спрятали брата от мира, который тот отверг.

Вугго нашёл в себе силы всё закончить. В тревожной спешке, он достал камни, принадлежащие Сларгарту, и, отвернувшись, от остальных, стал высекать искры. Спустя короткое мгновение появился маленький огонёк, из которого вскоре разгорелось высокое пламя, охватившее купол.

Не выдержавший бремени собственной значимости, могучий сын Великого Духа Альель навсегда исчез, как только его прах рассеялся на все стороны в пределах Лальдируфф.

Глава 14.

Предупреждение

– В мире, к которому ты принадлежишь, – печально произнёс Силгур, обращаясь к Руди, – многие попадаются на уловку старого заблуждения, в основе которого лежит горячее убеждение нескольких неизвестных и вряд ли знакомых между собою людей. Это убеждённое заблуждение гласит, что сознание вечно. Неизвестные, таинственным образом объединённые потребностью в подтверждении высокого, близкого к божественному, смысла их существования, каждый в своё время, пришли к единому и изначально ложному ответу, благодаря которому они могли принять собственную жизнь и смерть. Вера в то, что он ценен при жизни и после смерти, позволяет человеку многое, но самое важное им непременно откладывается на обнадёживающее будущее. В настоящем он переживает не всегда мирные переходы от желания к желанию. Нельзя сказать, что они поступают плохо. Само желание прекрасно. Это дар жизни и верный знак того, что сейчас продолжается её время. Ужасным желание может сделать человек, вкладывая в него содержание, взятое из источника своей души. Какова ценность сознания, бесконечно ищущего желанные случаи, способы, возможности и моменты? Смерть даёт честный, хоть и жестокий ответ на этот вопрос. Она наравне с жизнью определяет, чему есть место в будущем и что должно остаться в прошлом. Сознание не вечно.

– Я не в силах понять тебя, – честно ответил Руди.

На несколько минут ему удалось добыть для себя свободу от грузной и нескончаемой беседы с Силгуром, который по непонятным причинам узрел в Руди достойного компаньона. С тех пор, как они простились со Сларгартом, во время тоскливого пути к Гаргонтам Силгур неотступно находился рядом с Руди, позабыв о своём вечном спутнике Муниярде.

Если разговор с Силгуром, и даже его голос вызывали в Руди ощущения неведомого недуга, охватывающего его тело и рассудок по нарастающей, то обретённая тишина обладала мистически целебным свойством мгновенного действия.

Тишина позволила ему очнуться и увидеть новое, что казалось поистине чудным в бесконечном однообразии Лальдируфф. Десятки, доходящие до сотни, старинных кораблей, которые оказались неподвластными времени и пространству, усеяли безжизненный белесый простор до самого горизонта. И неясно было, как эти величественные красавцы оказались так далеко от берега, сохранив почти первозданный свой вид. Руди хотел было спросить у Силгура, почему он видит то, чего не может понять, но остановил себя, переживая, что не сможет вынести разумного ответа. Однако, от разумных ответов ему было не спастись.

– Заблуждение неизвестных было близко к истине, – вновь заговорил Силгур, – сама истина, наверное, была им не так уж и необходима, если они не сделали те несколько шагов в верном направлении, чтобы до неё дойти.

– Я не в силах понять тебя, – отчаянно повторил Руди.

– Созидательная сила сознания оставляет в вечности, но не навсегда, то бесценное и необъяснимое творение, причастность к которому справедливо остаётся за человеком. Каждый может почувствовать себя богом, создавая то, в чём нуждается мир. И тогда-то собранные вслепую представления и зудящее тщеславие покидают человека, оставляя его один на один с подлинной действительностью творца. Шутка ли, создать нечто сложное и ценное из пустоты. Частичка за частичкой не появятся от краткосрочной вспышки желания. Частичка за частичкой добываются творцом из самого себя. Это сознательная жертва. Это отважно и искренне принятые боль, подтачивающая веру череда неудач и горечь разочарования. Это призрак, который может остаться всего лишь призраком, или чудом превратиться в неповторимый элемент вечности. Творец умрёт, но созданное им, пусть даже самое малое, может оставаться и служить в те времена, когда имя и жизнь творца растворятся в далёком прошлом. Осознай это и сопоставь тому, чему человек отдаёт всего себя и посвящает собственную жизнь.

– Зачем ты мне об этом говоришь?

– Сознание не будет вечным. Разум не допустит, чтобы его неумело гоняли по просторам вечности, как сквозняк.

– Тебе и о сквозняках известно…

– Мне известно гораздо больше, чем я бы того хотел.

– Ты выбрал скверного собеседника. Ничего толкового о сознании я не знаю, и знать не намерен. На место в вечности уж точно не претендую.

– Я рассказал тебе всё это, чтобы предупредить о том, с чем ты вскоре столкнёшься. Тебе кажется, что ты и так увидел слишком много ужасов и бед за время нашего общего пути, но не торопись себя обманывать. Прибереги этот дар для действительно безнадёжного момента.

– Ты о Гаргонтах?

– О них.

– Они же безобидны и несчастны. Я и не думал их бояться.

– Гаргонты живут вечно, но их сознание погибло вскоре после того, как от них отрёкся Альель. Зрелище, в котором живые тела носят в себе мёртвое сознание, поистине страшное и может слишком больно ранить твоё чувствительное восприятие действительности. Пока ты знаешь об этом, но не видишь – ты силён, но как только ты увидишь то, о чём до этого просто знал…

–…я сойду с ума?

– Нет.

– Умру?

– Нет.

– Тогда волноваться незачем. Мог бы просто предупредить, что встреча с Гаргонтами не будет для меня лёгкой. Нескольких слов по этому поводу было бы достаточно.

– Я не умею просто предупреждать.

Глава 15. Гаргонты

Нечто странное, противоестественное для природы тех мест, торчало из мёрзлой земли. Отдалённое и неведомое пробудило в странниках любопытство и некое подобие живости. Причудливый, напоминающий силуэт измождённого человека, ствол сухого дерева – единственного дерева, увиденного Руди за время пути по просторам Лальдируфф, служил негласным ориентиром, обнадёживая путников знаком, указывающим, что они идут по верному пути.

Это был жуткий мертвец, без видимых признаков разложения, как и не осталось в нём ничего человеческого. На этот раз Руди равнодушно отметил очередное подтверждение данности, что одно видимое явление может быть несравнимо разным в глазах тех, кто обращает на него свой взор. Так же, нечаянно, в самом себе он обнаружил привычку видеть лучшее, обманывая себя при наличии худшего.

Мертвец застыл сидя. Тощая спина держала его ровно. Не менее странным представлялось то, как безжизненное тело сопротивлялось резким порывам ветра. Силы природы, бушевали во всю свою мощь, однако этого оказалось недостаточно, чтобы повалить безнадёжное. Он словно застыл в вечности, пустив корни в глубины вечной мерзлоты.

Приблизившись к мертвецу, Вугго протянул руки и громко хлопнул в ладони сначала у левой щеки мёртвого лика, а затем – у правой. В тот же миг иссохшееся, уродливое лицо жутко сморщилось, затем мертвец открыл свои глаза. И снова Руди попался на уловку зримого, но не понятого истинно. Такой была его первая встреча с Гаргонтом.

Перед ним было существо, подобное тому, которое жило в его детских кошмарах. Один из первых детей Альель, Гаргонт казался чудовищной ошибкой Великого Духа. Он был прозрачным и хрупким, как истлевший лист. Его глаза поразительно напоминали два мутных омута, в которых медленно плавали серые льдинки-зрачки. Они были холодны и пусты. В его существовании явно не было необходимости, но он продолжал жить.

– Это я? – медленно и чуть слышно спросил Гаргонт, глядя на Вугго.

– Нет, это я, – ответил Вугго.

– Нет, не я? – запутался Гаргонт.

– Да, это я, – подтвердил Вугго.

Услышав это, Гаргонт застонал, очевидно, испытывая нечеловеческое страдание.

– Почему вы видите меня здесь, а не там или ещё где-то?

Отвечать Гаргонту не было смысла. Доверив собственную ношу и купол Муниярду, Вугго принял решение незамедлительно действовать. Он бережно поднял Гаргонта и понёс того к северо-востоку, где бедственно существовали его отверженные братья. Не сговариваясь, странники отправились вслед за ними. В этот раз, Руди шёл одним из первых. На удивление, его сил было в излишке, и путь ему уже не был в тягость. Он то и дело наблюдал за остальными. Все, как один, странники были чем-то озабочены. Складывалось впечатление, словно они мысленно обсуждали друг с другом что-то очень важное – то, что им было трудно безоговорочно принять.

Впервые суровый и жестокосердный Вугго казался добрым. Он нёс Гаргонта с таким трепетом, будто прятал в своих надёжных объятиях от жестокого мира любимое им дитя. Терпеливо выслушивая бредовые разговоры Гаргонта, он пытался найти нужный ответ, но вовремя понял, что Гаргонту не были нужны никакие ответы.

– Мне хочется так много сказать, но сказать нечего, – бормотал Гаргонт.

Вугго растерянно улыбнулся, после чего попытался скрыть под своим тяжёлым меховым облачением голову Гаргонта, чтобы тот смог успокоиться в темноте.

– Почему я могу говорить, если у меня нет для этого сил? – не унимался Гаргонт, –почему я знаю, что не в силах говорить, и всё-таки разговариваю?

Услышав это, Руди застыл. Когда-то давно он уже слышал эти странные вопросы. Тогда, они были вдвоём с Авророй. Скрываясь от повседневной агонии в густом мраке её маленькой комнатки, они лежали в объятиях друг друга и молча, каждый сам по себе, блуждали в извилистых глубинах собственных желаний. На тот момент Руди желал любви и ласки. Желания авроры были ему неведомы. Она сказала лишь: «Почему я могу говорить, если у меня нет для этого сил?». Руди ненавидел такие сложности, и, посчитав, что в очередной раз ему приходится иметь дело с женской глупостью, тогда он оставил её одну.