Конъюгаты: Три

В этом не было прямой вины Хрисанфа, так как делал он это ненарочно, а по природе своей. Ему, по этой его натуре, казалось что долгому волосу надо дарить свое терпение, не требовать слишком многого и потакать, потому что это же слабый пол: их надо защищать. Потому и не видел, что супругу бесит, когда он идёт за какой-нибудь коллегой, как собачка, и несёт коробку с её вещами, вежливо обсуждая погоду, детишек или какие-нибудь более возвышенные штучки, о коих его базарная баба не кумекает вовсе.

– Вот эта твоя Туяра, несмотря что пашет, как бульдозер, просто образчик элегантности, утонченности и нежности.

– Да, ей бы не помешало набрать один-два килограмма (задумчиво). Но она много работает. В таком темпе особо не потолстеешь. Ты же в курсе, что мы с Никитой лентяев не жалуем: нам нужен сплочённый динамично-энергичный коллектив.

Далила испустила хнык отчаяния (иногда он такой бестактный!).

– Вот и дуй к ней!

Агний мгновенно приостановил свою излюбленную рабочую тему.

– Опять!

– У неё всегда такой ухоженный вид. Начала с мк да в подростковом возрасте. Потом перешла на дорогую косметику. Затем остановилась на доступных корейских брендах, потому что: а) надо кормить деток, б) прекрасно отбеливает, в) у неё хоть и большущие глаза, но надо признать, что азиатка и что ей это больше подходит.

– Что за желчь, Далила.

– Вот и получай. Твоя Туяра всегда на каблуках, притом обувь её никогда не стоптана. Юбка, даже если сидит, не отрывая своей подушечной фитнес задницы восемь часов подряд, без складок.

– Это же ткань, которую мы уже пять лет производим!

– И лицо у неё умиротворенное, полное женского одухотворения, дескать, сейчас я без тени негатива выслушаю эту тётю, потом со счастьем приготовлю картошку своему обожаемому мужу и ребятишкам, постираю, доведу всё до идеала и…

– Туя, между прочим, как и ты, многодетная мать. У них три сына.

– Прям как в сказке! Эта богиня ещё и размножаться умеет! А я думала она из картинки выпала, чтобы доводить до исступления таких, как я!

Должен был рассердиться и страдать Кирсанов, а вышло, что сильно была расстроена она. Так что он закопал где-то далеко свою боль от того, что она подсовывает его кому попало, хоть бы его работнице.

– Сардана.

Пытается обратиться к ней, не как законный супруг, а как стороннее заинтересованное лицо.

– Я знаю, что тебе не нравятся плохие люди! Так что можешь катиться колбасой!

– Далила.

– Я просто посмешище. Я не могу даже стоять рядом с ними. Не заслуживаю.

– Титях, не надо себя сравнивать. Мы же все разные.

– Ты говоришь, что все людишки на один манер.

Он обнял её, чтобы предупредить её слёзы. И обнял не так, не с жалостью, чтобы потонуть в соляном потопе. А так – как обнимают любимую и желанную.

– Единственная.

– Ты ненавидишь меня. Поэтому можешь развестись со мной и жить себе спокойно (не сдаётся).

– Кажется, кто-то перепил этих гребаных женских гормонов. Кажется, где-то тут прячется пацанка, или та девчонка с рыжими бантиками.

Отыскивает её глаза и губы, потерявшиеся в ведьминых патлах.

– Ну что ж старик. Буку в этом браке тебе не изобразить, бесполезно. Я твержу ей, что просто умираю, когда она хватает любую и тычет меня к той, как будто я ненужная мягкая игрушка. И вообще не считается с моими чувствами. Намедни подслушал трескотню Туи и прочих в обеденное время. Они обсуждали, как их отделала Нюргуяна с финансового отдела. Типа, Нюргу – сорокалетняя одиночка, и что она не понимает, что такое семейные проблемы и думает только о себе. Что она стала начальницей, чтобы помыкать другими: больше-то некем. Потом признались: Нюргу же как сорокалетняя девочка-подросток. Она и в сто лет останется такой. Допили свой чай и простили.

– Мораль сей басни.

– Нюргу – это зверь, палец не то что в рот, ближе чем на два метра не подпускай. Туя – просто красивая женщина. Кто-то же должен нести красоту в этом гребаном мире, где даже красота уродится. Не знаю, наверное, это модно.

– А я?

– Ты – это ты. Может, тебе было плохо оттого, что ты почему-то хотела стать ровно, как они.

– Но я их постоянно вижу. Я постоянно вижу тебя. Гребаных идеалов.

– Я далеко не такой. Если б я был идеальный, я бы смог успокоить тебя, сделать тебе хорошо и счастливо.

– Нельзя дружить со всеми. Если бы я дружила, то я бы не чувствовала себя дном.

– Вот это ближе к правде, как будто. У меня также.

– А у других?

– Я не знаю. Может, они, как идеальная программа, сейчас едят сушки с колой, лыбятся друг дружке без остановки, рожают каждый год и дети их любят. И сами они отутюженные и отглаженные.

– Самим собой или жизнью?

– Сначала второе, потом первое. Хотя, может, ошибаюсь. Может, это просто мировой уклад. Они тоже когда-то бились в мелкой луже, душно им было, неизвестно от чего, потом вошли в удобное им русло и всё потекло как надо. А, может, просто глупцы, подумавшие, что стандарт – это высшее предназначение. Я, честно, не знаю. У всех по-разному, наверное.

– Тогда прими, что я никогда не успокоюсь. И всегда буду такой, что тебе захочется сбежать к другим.

– Ну. Может, я не хочу бегать, как ты. Не такой уж я подвижный. Не такой бурлящий. Зачем мне что-то многое и ненужное мне, когда у меня уже есть. Я ведь тебя люблю.

Он поцеловал её и наконец она завершила своё недовольство.

– Теперь, сейчас я хочу быть хорошей женой.

– Нет. Теперь я держу осаду. Ничего не получишь целую неделю. Ты меня довела. Просто буду лежать, как простынка.

– Ты врёшь. Что это?

Пытается убрать одеяло, которым он упорно прикрывается.

– Нет. Там ничего нет. Не буду к тебе вообще прикасаться. Буду целый день работать.

– Ну Агний! Солнышко!

– Вероника болтает всем, что мы тут милуемся, а я даже не соответствую этим россказням.

– А откуда тогда куча людей в нашем доме?

– Но всё равно, Далила. Если ты не хочешь, то и я не хочу.

Она несильно нажала пальцами в одном месте (не на том самом, просто на теле), отчего он вскрикнул и крепость его рухнула в ту же секунду, обнажив всё его желание.

Но далее всё было более менее в классическом стиле, так как она не позволяла ему уж слишком вдохновляться, потому что он был похож на человека, который умрёт во время соития. Так что вполне скромно всё там было.

После.

– Хорошо что ты хорош в этом.

– В чём?

– Ну, опять ты тупишь. В этом.

– Аа. Я так не думаю.

– Мне кажется, порой наше тело в целом лучше, чем наш мозг в какое-то мгновение.

– То есть рассудок?

– Ну да. Он такой умный, но ничего толком не может решить. А тело куда-то ведёт. Как птицы находят места для зимовки и летника.

– Не слишком-то развивай эту тему.

– Почему? (перестала быть суперважной особой, центром вселенной, средоточием проблематик).

Хрисанф смеётся.

– Сомневаюсь в своих способностях.

Далила толкает его, но только сама же мячиком возвращается к нему.

– Вообще – да. Если бы тогда я сама не пристала к тебе, мы бы никогда не были вместе.

– Ох, я бы и через тысячу лет не осмелился. Ходил бы вокруг да около, как дурак.

– Я не могу ждать тысячу лет.

– Хорошо, что ты не стерпела.

Обнимает.

– Тебе не нравятся подстилки и несерьёзные.

– Откуда ты это взяла вообще. Где напридумала. Я вообще не могу так считать, хоть о ком.

– Почему?

– Вот почемучка. Потому.

Целует.

– Но почему?

– Я забыл, о чём мы говорили.

– Агний!

– Но я отвлёкся! Я не могу думать о чём-то левом, когда ты рядом. И не хочу.

– Ладно-ладно. Ещё раз и иди на боковую.

– Тогда придётся тебе ждать до девяти.

– Чего?!

– Ну, хорошо, ещё раз и на боковую.

– Не переиначивай!

– Ну, хорошо, я пойду спать к себе в кабинет.

– Окей.

– Но только если ты пойдёшь вместе со мной.

– Я пойду. Поем, посмотрю за детьми и подойду.

– Разбуди меня поцелуями и я буду весь в твоём распоряжении.

– Хорошо, если к тому времени ты отоспишь свою порцию, то и я буду вся в твоём распоряжении.

Глава 42

– Туяра Афанасьевна?

– Птерович?

Хрисанф, задобренный Далилой, назавтра с утра пораньше поехал в тот офис, где занимались, как говорила Кирсанова, всякой бумажковой волокитой, связанной с бизнесом тандема. Вероника давно пронюхала про эту маленькую особенность работодателя, так что время от времени, как бы невзначай интересовалась у хозяйки, в каком настроении пребывает Сачик: в хорошем или суперхорошем? Если ответ был утвердительный, то девушка на всех парах бежала к Агнию, чтобы поканючить денюжки.

– Сасконай, я, как бы, не жалуюсь. Меня моя зарплата устраивает. Но знаешь, будет день рождения у одной моей школьной подружки, а ничего приличного из тряпок нету.

– Это же не твой ДР.

– Но Сурук! Все будут в бальном стиле (врёт), а чем длиннее платье, тем оно дороже-с!

– Ладно, спроси у Далилы, у неё там много заначек.

Вообще-то, это Хрисанфа банки, коробки и склянки, предусмотрительно припрятанные для жены, но она выдаёт наглой горничной сколько та просит, потому что в таком состоянии мужу будет абсолютно равнодушно, если Верон отсыплют хоть миллион, хоть миллиард.

Далила однажды в шутку сказала: "Сейчас же дай мне для благотворительности в пользу бездомных животных энную сумму".

Потом благополучно забыла об этом, отвлекшись на приятную беседу с супругом, а на обед к ней пришли с визитом на работу, что как-то не могут принять столь крупное пожертвование. Пришлось Кирсанову самому разруливать с документацией, чтоб перевод прошёл. После этого та ассоциация расширилась от маленького любительского объединения до крупной фирмы, обеспечивающей сеть зоотоваров и клиник по всей стране.

– Ты что, дурак? Или вообще перестал понимать юмор.

– Ещё один такой поцелуйчик и завтра они получат в тройном размере (какой-то опьяненнный и одурманенный, напевающий песенки).

– Ээ чэ, иди отсюда уже, потом поговорим.

Если по-откровенному, ничего такого сверхвыдающегося он и не просил никогда. Ему предостаточно и верх меры было и того, если попросит чмокнуть в щеку или погладить шею, и она исполнит, а то и вовсе "улетит" куда подальше, если Далила сама проявит какую-то инициативу и сообразит что-нибудь простое, примитивное: сама набросится к нему с поцелуями, случайно найдёт ту самую точку на спине (на боку, руке и так далее), проронит что-то ласковое – всё, готов.

Даже Виктория иногда пользовалась этим его добрейшим расположением.

– Александр, тут бы шторы обновить.

– Зачем?

– Как это зачем? Уж не думаете ли вы, как Далила, что их можно менять раз в десять лет? Хотя бы каждый сезон. Сейчас лето. Что-нибудь такое, светлое, а?

– Ох, это всё хозяйка дома ведает! Как она захочет – пускай так и будет.

Разумеется, дизайнерские заморочки не так, чтобы были интересны сеньорите, но Вики уверенно направлялась к Кирсановой с выбранной тканью и заявлением, что Хрисанф попросил её сделать что-нибудь приятное для неё, так что она вот решила чуток поменять оттенки в их комнатах.

Агний смотрел на работницу, как будто впервые увидел.

– Ах!

– Что с Вами, Саша?

Туяра была ровесницей Далилы, так что ей допускалось обращаться так к своему начальнику, тем более, что она присоединилась к их компании уже пять лет назад.

– Какой позор!

– Позор?

Женщина обеспокоенно зарделась.

Что случилось? Неужели я ошиблась в отчёте?

– Туя, вы же считаете оплату моделей-временщиков в Далила Катс?

– Да, и это тоже. Где-то недостача? Могу объяснить.

Она тут же надела очки и приблизилась к монитору в ожидании указаний.

– В этом смысле никаких нареканий. Хватит непостоянкам и по мелочёвке.

– Я всё дважды проверяю.

– Молодец. Но во что же вы одеты?!

Туяра залилась розовой краской, даже её миловидные уши, длинные красивые пальцы, локти – всё вспыхнуло зарёй. Для среднего возраста она выглядела превосходно.

– Александр, я…

– Ничего не говорите и простите меня, ради Бога, за эту бестактность! Заразился от своей любимой. Идёмте за мной.

– Но в девять прибудет клиент.

– К чёрту его! Если я схвачу вас за руку и потащу, мне придётся потом объясняться перед женой за плохое поведение, так что, пожалуйста, следуйте за мной, соблюдая дистанцию.

Глава 43

Далила полусидела-полулежала на кресле-качалке, проверяя активность своего официального фансайта, отчего вес устремился в одну сторону, заднюю, а передняя часть сверкающих узорных дуг висела в воздухе. Однако конструкция не падала: было рассчитано на массу тела Кирсановой. Агний вошёл в эту комнату отдыха и, увидев, что жена занята "мегаважными" делами, чтобы не отвлекать, тихонько водрузил очки на нос, взял свежие утренние газеты (да, в будущем они ещё выпускаются) и удобно устроился на кресле-качалке напротив.

– Что ты опять их нацепил? Раздражает. У тебя же хорошее зрение.

– Ну, каким бы оно ни было, с возрастом всё равно развивается дальнозоркость.

– Ничего подобного. Ты прекрасно видишь на таком близком расстоянии.

– Далила, не спорь. Вот доживи до моих лет и узнаешь, что поначалу мы близоруки, потом дальнезорки.

– Не играй словами.

Хрисанф отложил чтение и поднёс к правому глазу монокль с резной ручкой.

– Что там понаписали?

– Э, пару строчек. Сдаётся мне, это Костя от другого имени. Кто же ещё. Особой движухи больше и ожидать не от кого.

– Что же начеркал твой красавчик?

– Сам ты красавчик. Вот.

Она протянула ему гаджет и Кирсанов минут десять изучал небольшое сообщение, где были указаны ляпы и ошибки в некоторых новых главах, причём, надо признаться, небезосновательные.

– Хм. А Григорьев довольно внимательный. Я вот не особо акцентируюсь на временных несостыковках. Но, может быть, просто разница в мышлении человека и конъюгата. Я наоборот всегда думал, что это некая твоя фишка: нелогичность и разбросанность повествования.

– Сам ты нелогичный. Дай сюда.

– Симфония моей души!

– Да пошёл ты.

Он отбросил свой плед и полез к ней на её сиденье. Кресло вообще приобрело вид какой-то странной диковинной мебели.

– Я стал таким дальнозорким, что, кажется, перестал видеть то, что вблизи.

Нежно обнимает, осторожно кладёт её "рабочие" инструменты на светлый лакированный пол из тоненьких половиц (как в одной из её школ, только чистый и комфортный) и укрывает обоих большой подушкой.

– О чём ты?

– О Туе, например.

– Если ты ещё раз при мне произнесёшь это имя, я рассержусь и уйду.

– Ну, хватит поддерживать меня своей вымученной ревностью. Я не об ней, как о женщине, а просто о том, как ты её ощущала, а я – нет.

– Я тебе ощущу. И ничего я не выдавливаю. Хочешь к красоткам – проваливай. Я признаюсь, что и кончика их драгоценного ногтя не стою.

– Вот экзистенциалистка. Совершенно своенравная перевернутая ёлочка.

– Ладно, валяй, что выкинула эта милфа.

– Я, наконец-то, узрел её! Вот ты говоришь, такая, сякая, ух! А вообще не замечал. Мне нужны были только её деловые качества.

– А теперь?

– Сегодня, после того, как ты меня вчера обработала, я прям побежал смотреть, что это за чудо. И бывает ли такое на белом свете.

– Ничего я тебя не обрабатывала, я жаловалась, не удержавшись.

– И. Занавес. Аплодисменты.

– Чевоо?

– Ты так мило копируешь "городских". Не отвлекай меня, а то я пытаюсь рассказать, как вдохновился чем-то другим, но, как оказываюсь рядом с тобой, всё это меркнет в сравнении.

– Айка. Ниэрбэ (нерва).

– Туя, оказывается, ходячий претендент на лицо Далила Катс в средней возрастной категории!

– Агний, если ты эту тёлку сделаешь моделью ДК, я!…

– Что?

– Я…

Не находит слов и барабанит его грудь кулаками.

– Ты что, серьёзно что ли? Да ничего я к ней не чувствую. В этом смысле. Чисто профессионально. Сдались они тебе. Их же тыщи.

– Уэээ!

Целует.

– Я и сказал Афанасьевне, что единственное лицо Далила Катс – моя жена. Это же её дом. Но что она чуть не убила меня, когда я приготовил первую рекламную вывеску с ней. Знаешь, Туяра тоже, оказалось, тебя очень любит.

– Ненавижу.

– Она так и выдала: Саша, ваша супруга просто замечательная и вы с ней такая прекрасная пара.

– Ты ничего не слышал о бабьей хитрости.

– Ту сказала, что однажды ей не с кем было оставить младшего сына, который простудился и она взяла его с собой на работу. И что ты присмотрела за ним часик абсолютно великолепно.

– Да она подбросила его мне, прикрикнув, что у вас аврал. Пришлось мне сидеть возле этого сопляка и считать минуты.

На самом деле, всё так и было на самом деле. Туяра действительно очень уважительно и положительно-нейтрально относилась к супруге своего босса, но истекла в любезностях о ней скорее не из-за подхалимства, а из-за своей уже извечной профилактики на мужиков. Первичные восклицания Хрисанфа удивили её, ведь он никогда так не поступал. Она была очень довольна, когда устроилась у тандема: платили добротно и стабильно, а к нагрузкам была привыкшая. Но с вниманием со стороны противоположного пола было гораздо туже. Она, честно говоря, даже была рада, что наступает зрелость, потому что в более молодые годы охотников до неё было столько, что это составляло большую проблему для самой Туяры и её семьи. С женщинами она ещё как-то справлялась: завистницы, вроде Далилы, шли в игнор и забвение, конкурентки похуже падали под натиском, обнаружив кроме внешних данных, трудолюбие, упорство и ум, а третьи бывали поражены её добротой, что свергала почище обычных интриг, заговоров, сплетен и так далее. Так что подругами Туяра обзавелась давно, и везде, где ни появлялась, заводила свой маленький тёплый девичий круг. Но мужчины, в её понимании, делились на два лагеря: кто понимает, что она – всего лишь человек и замужем; и кто ничего не понимает и лезет напролом. С первыми она дружила, держала во френд- или фан-зоне. Вторых предпочитала избегать, поскольку не могла использовать их же замашки, не способна была к дракам, склокам, флирту и вилянию (ну не было в ней этого оружия, чем владеют многие представительницы слабого пола, хоть бы инстинктивно). Из-за всего вышеуказанного бедняжке пришлось работать в очень многих и разных местах. И уход (увольнение, побег) прямым образом были связаны с какими-либо требованиями в её адрес со стороны тех, кого она уже не очень так и любила. Она была однолюбом и хранила верность, как и Хрисанф, как и Калита, как и половина населения Земли, может быть. Поэтому, надо сказать, глубоко вздохнула, когда случайно, по объявлению, попала тоже не к начальникам-женщинам, но к старику, всем существом поглощенному и увлечённому всевозможными занятиями и к Кирсанову, почти его дублю, но более молодому, привлекательному и категорически женатому. Жизнь потекла спокойно и размеренно, не считая насыщенных трудовых будней. И тут как снег на голову: шеф с приподнятыми бровями, завидевший сикстинскую мадонну, и потоком комплиментов. Всё, что она могла сделать, это напомнить ему о его семейном статусе, совести и чести. Туя же не могла предположить, что все эти охи и возгласы, поход в Далила Катс за пополнением её гардероба связан не с её природной способностью прилеплять к себе мужчин, как навозных мух, а с реакцией его жены. Она всячески отказывалась принимать подарки в виде одежды, аксессуаров и украшений, но Кирсанов вполне справедливо указал, что если она сейчас не возьмёт, то Калита войдёт в их подъезд и прямо у их двери начнёт строчить на машинке. Это очень похоже было на правду, поэтому Туяра в ближайшие дни распрощалась с костюмами и рубашками, которые носила по три-пять лет, так как босс сказал, что не может выносить, когда женщина так бережёт свои вещи. Особенно, такая красивая, которой сам Бог велел одеваться с шиком и блеском. Сам-то он, может, конечно, и сейчас напяливает кожаную куртку, в которой был на первом свидании со своей чудесной крошкой, да и Далила (чудесная крошка) не по этой части (как мы с Никитой не бились), но долгий волос обязан себя холить, лелеять и баловать. И что они всегда дают штату приодеться-приобуться за счёт компании, и почему она такая гордая отказывалась от того, что заведено. Однако, стать лицом ДК Ту вежливо, но отказалась.

– Пчему?

– Пчему-пчему. Откуда я знаю, что творится в женских головах. Пошутила, что она, как моя жена – не по этой части.

– Как так?

– Ну она же не манекенщица, дорогая. Она циферки любит подсчитывать, финансовый директор. Финдиректор в стареньких шмотках. Что я за магнат и филантроп?! И только ты смогла мне открыть глаза.

– О дьэ. Акаары быьылах (дурак). Ты сам себе лепишь какие-то теории из моего повседневного нытья. Я её чморила и перемывала косточки, а ты возвёл так, что я теперь где-то в аду под подмётками.

– Ноль где-то здесь (указывает в воздухе между их сердцами).

– Золотая середина?

– Да, неуловимая и недостижимая.

– Скажи, что любишь меня и что не пялился на её щедроты.

– Щедроты у ней, что надо. Но я тебя люблю.

– Ах ты, гадкий потаскун! Ты пялился, всё-таки!

– Но сама же сказала, что у меня отличное зрение. Вот эти пучешары и глазели.

– Агний!

Он – конъюгат. Выбрав его, я приняла, что он – активист и деятель. Он – создатель впечатлений, каждая секунда его жизни должна быть преисполнена событиями и движением вперёд.

Она – созерцатель. Моё наслаждение, растянутое в бесконечности, единственный смысл моего существования. Космос, в котором я живу. Любовь, которая наполняет счастьем каждый мой вдох, каждый шаг, каждое мгновение.

Глава 44

Туяра доливала себе горячей воды в чашку, чтобы размешать крепкий кофе этим ранним утром. Она стояла одна в коридоре, когда скрипнул боковой служебный вход и показался длинный кусок атласа и часть большого цветного веера: Далила встала спозаранку, раньше мужа, чтобы смотаться в этот дальний для неё офис. Он стоял почти в самом центре города и камуфлировался (хотя камуфлировался ли) под вывеску, ненавязчиво приглашающую стать дистрибьютором или клиентом замечательной косметической фирмы, где в самой начальной витрине представлена небольшая коллекция банок с кремами и маслами и вроде всё на этом и заканчивается. Кирсанов с Калитой производили и влаживали в аналогичную продукцию в гораздо внушительных масштабах, но здесь подобная обстановка лишь играла роль для отвода глаз, так как внутри просто-напросто находилась контора. Надо также сказать, что Хрисанф практически не сотрудничал с официальными сетями аптек и фармацевтики. Он считал, что закупщики слишком завышают цены на всё, что они выпускали для широкого потребления. Свою корпорацию в этом смысле было держать накладно, так как было связано с оборотом специфических веществ, что усиляло контакт с государством и определённый контроль. Поэтому тандем действовал, как и многие другие, через подрядчиков, третьи лица, чтобы поставка необходимого шла без закорючок и, можно сказать, по пустячной стоимости. Чтобы то не выглядело странно в любых глазах, "шарашек" у них было понаставлено на конвейер так идеально, что на ум приходила только здоровая конкуренция среди предпринимателей. Всеми этими мелочами, в суть которых Далила и кончиком носа влезать не желала, занимались, например, в этой высотке с милой надписью у входа "Миндаль ДК".

– Кхм!

– О! Здравствуйте, Далила! Не ожидала увидеть вас здесь в такую рань.

Кирсанова подумала, что разоденется в пух и прах, но еле влезла запотевшим липким телом в одно из тех прекрасных платьев, сшитых для неё, что чувствовала себя колбасой, сдавленной пеньковыми верёвками.

Блин, кажется, смеётся надо мной. Ведь она выглядит празднично даже в старье из дешевого рынка. Стопроцентна даже на картошке, даже за грибами.

– Короче. Не будем тянуть резину.

– В чём дело? Чем я могу помочь?

Беспечное невозмутимое лицо женщины ещё больше заставило Далилу затянуться шёлком в жирный отрез бекона.

Блин, я делаю из этой дорогой ткани просто сортир.

– Давай не притворяйся, что тебе ничего непонятно.

Туя отлично поняла, что жена босса в курсе, что он приходил сюда и что кто-то очень недоволен этим обстоятельством.

– О чём вы, Птеровна? Можете побыстрей, у меня ещё куча дел.

– Подождёт твоя куча. Восьми ещё нет, а у ней куча. Попридержи-ка лошадок (помедлила, но потом решилась: всё-таки, я его жена или как), сучка.

– Я не ослышалась? Как вы меня назвали?

Ту не без угрозы сделала шаг навстречу нахамившей. Что-что, а бочки со стороны сверстниц она не потерпит.

– Ты, блять, сучка, знай своё место. Так понятно? Кто тебе разрешил разевать роток на чужой пирожок?

Ах, что же я делаю? Я похожа на падичную тварь. Но я же и есть Сарданка из района. Но когда тебе не двадцать, это выглядит стрёмно.