Сборник мини-романов

– Ну и что же? – тороплю я, потому что Святослав тяжело дышит, молчит… Смотрит, не сводя глаз, как и в первую нашу встречу – просто пожирает меня взглядом.

– Я собирался тебя забыть. Все‑таки большая разница в возрасте. Еще муж, сын… Все это вместе… Но я не мог перестать о тебе думать. Причем, постоянно. Дошло до того, что я секретаршу нашего детективного и охранного агентства назвал Янина. Она поразилась. Подумала, я спятил. Она у нас давно уже работает…

Я смеюсь:

– А ее как зовут?

– Маша. Совсем непохоже, так ведь?

– Да уж. Совсем.

– Короче. Я нанял частного детектива, и вот вчера он мне доложил, что ты развелась. Я еще думал, прикидывал. А сегодня детектив позвонил и сказал, что твой муж пришел к тебе с вещами… И меня просто уже переклинило…

– Интересно. Соперничество сработало?

– Ревность. Послушай. Я много думал и пришел к выводу, что уже совершенно плевать – сколько тебе лет по паспорту. А вот муж твой меня беспокоит. И тебе нужно сказать только слово – я тут же вышвырну его вон.

– Какое слово мне нужно сказать? Предложение, действительно, крайне заманчивое. Я его уже битых… – смотрю на смартфон, чтобы узнать время. – Битых полчаса не могу выдворить. Помощь стала бы весьма своевременной.

– Но у меня есть еще предложение.

– Переспать? Спасибо, не надо.

– Нет. Я хочу взять тебя замуж.

У меня аж в горле пересыхает. И теперь уже я сама молчу, моргаю часто‑часто в какой‑то ошеломленной растерянности и шоке.

Святослав чуть улыбается.

– Не ожидала?

– Вообще нет. И возраст мой больше тебя не смущает?

Когда это мы вдруг перешли на «ты»? Я не заметила. Но шпарю, как по маслу, как по накатанному.

И плевать уже, когда мы сократили дистанцию с «вы» до «ты».

Мне сейчас уже совсем не до этого.

Банально не верится, что мужчина – состоятельный, умный, красивый пришел свататься к такой, как я.

Престарелой Золушке… ага.

– Ничего не смущает.

– А сын? Ты подумал, что, если мой Коля тебя не примет, и я не приму?

– Подумал и сделаю все, чтобы он так ко мне не отнесся.

– Вот уж удивил так удивил.

Я все еще слегка хорохорилась, а у самой где‑то внутри все пело, трепетало и ликовало.

Хотелось броситься на шею Святославу и поцеловать. Но я стояла, скрестив руки на груди и ждала.

А вот мужчина ждать больше не стал.

Я ахаю, потому что он вдруг приближается, обнимает совершенно бесцеремонно и по‑хозяйски, и… целует так, что у меня ноги слабеют и сопротивление заканчивается.

Где‑то на заднем плане слышится звук закрывающейся калитки – ушел муж. И слава богу. Не хотелось бы выставлять его силой.

А мы продолжаем целоваться и целоваться.

Затем раздается звонок велосипеда моего Коли.

Но мы так и не отлипаем друг от друга. Все еще в кольцах объятий стоим, не в силах прекратить поцелуй.

Наконец, у меня достает силы остановиться и слегка отстраниться.

– А как же твои близкие? Вдруг твои родители не примут такую старую жену для сына?

– Мои родители живут далеко, в другом городе. Но я им уже сообщил, и они дали согласие.

– Когда это ты успел? Ты ведь только что уверял, что решил сюда заявиться на эмоциях и недавно. Когда выяснилось, что Антон собрался вернуться в семью.

– По дороге.

– И за рулем?

– Водителя взял. Иначе точно врезался бы, не доехал. Так переживал…

– И звонил родителям?

– Маме.

– Все рассказал.

– Вкратце. Но вполне емко и четко.

– А если бы они не дали согласия? Сказали, что категорически против? Что тогда?

Зачем, зачем я его снова испытываю?

Хотя знаю. Вероятно потому, что уж больно обожглась об Антона. Хочется твердой уверенности. Обжегшись на молоке, дуешь на воду…

Да и не в том я уже возрасте, чтобы в омут с головой, без раздумий.

Теперь только медленно, пальчиками проверив – не ледяной ли тот водоем.

Просмотрев все данные по нему – не вредная ли вода, и не грязная ли.

Святослава я ошарашиваю. Он такого напора вопросов и сомнений, он берет паузу. Внимательно вглядывается в лицо. Я же настаиваю, повторяю:

– А если бы не дали, я все равно бы взял тебя в жены. Я ведь не мальчик. Возможно, ты меня так воспринимаешь…

– Нет… Я тебя воспринимаю, как мужчину.

Он расплывается в довольной улыбке. Как будто желанный приз получил. Причем, когда уже и не ожидал. Смирился с тем, что не светит.

И вдруг! Внезапно! Случайно! Выпал выигрышный билет!

– Ну, что? Посмотришь, какой дом я нам хочу купить? Может, оценишь? Мало ли, тебе не понравится? – спрашивает Святослав и уже все… я не могу больше его отталкивать.

Он хочет нам купить дом! Музыка для моих ушей! Симфония, блин! Настоящая!

Я улыбаюсь и говорю искренне:

– Очень хочу.

– Так поехали! Зови сына! Надо ведь и ему угодить!

Все. Он меня покорил. С этой минуты и на долгие годы.

Я так хотела побыть женщиной – слабой, беззащитной и хрупкой.

Что шанса отказаться от этого не было.

Как и у Святослава, видимо, шанса уйти от меня…

Развод после 40. Ты мне не нужен!

Глава 1

Олеся

– Послушай, это уже просто ни в какие ворота! Ты почему вообще так со мной разговариваешь?! – срываюсь на крик, глядя в надменное лицо мужа. – Я и работаю, и с ребенком, и еще по дому… Кручусь верчусь… А ты… ты… Видишь ли я шампунь не принесла из ванной на первом этаже в ванную на втором… Ты вообще в своем уме?!! Ты это серьезно?!! Из‑за такого скандалы закатывать! Выговаривать мне, как на плацу!

Муж смотрит – незамутненный, весь из себя, в своем праве.

– Я купил шампунь, почему ты не отнесла его в верхнюю ванную? – цедит, словно имеет полное право. – Ты дома сидишь, а я пришел после работы. Я еще добирался почти полтора часа по пробкам. Заехал в магазин, все купил…

Ага. Все. Продукты я заказывала курьером…

– Я дома работаю! Пишу рекламные статьи, создаю пиар‑стратегии… И вкладываю в бюджет в четыре раза больше тебя! На твоей зарплате мы бы с голоду померли!

– Я спрашиваю еще раз – почему ты не принесла шампунь из нижней ванной в верхнюю? – у него на лице совершенное самовозвеличивание вкупе с полнейшим непониманием почему я, видите ли, не сделала то, что ему надо.

Я смотрю, злюсь, злюсь…

Срываюсь на крик:

– А ты почему не содержишь семью, если хочешь, чтобы я была домохозяйкой! Я могу! Да вообще запросто! И шампуни приносить куда надо, и все остальное. Я отлично готовлю, и вообще хорошо веду дом! Пожалуйста! Давай! Начни получать такую зарплату, чтобы мне зарабатывать не приходилось! И тогда спрашивай!

Муж пыхтит – ноздри раздуваются, руки сложены на груди.

Вот‑вот «закипит чайник». Впрочем, эта тема «ты почему…» и «ты должна…» всплывает у нас не впервые. И никогда ничем, как правило, не заканчивается.

Мужа раздувает от гордости, что он работает и приносит кутарки, чтобы закрывать свои же кредиты. Я латаю дыры в бюджете, за ребенком слежу, за домом…

По крайней мере, Леша в посудомойке посуду моет… Ага…

– Ты не любишь ни меня, ни ребенка! – размашисто припечатывает благоверный, подозрительно пятясь к двери детской. Он так делает уже года эдак четыре, с тех пор, как сыну исполнилось три года. Нахамит, наорет – и шасть в детскую. А там же ребенок спит! Надо молчать! Нельзя орать при нем, нельзя спорить.

И всякий раз, когда Леша не прав, он поступает именно так.

Меня прямо клинит.

Да сколько же можно?!!

Сколько можно повторять этот нелепый трюк и скрываться от меня в детской, предварительно наговорив гадостей?!!

Я подскакиваю, не позволяя мужу юркнуть за дверь.

– Это я‑то не люблю сына? Я‑а‑а?

– А почему ты редко кормила его грудью? Почему сцеживалась? А?

Я знаю – с чьих слов поет благоверный – со слов матери, которая его бесконечно настраивает. Как посидеть с ребенком, чтобы мы хотя бы отдохнули один вечер, да что там отдохнули – банально к врачам сходили – не‑ет… Ни за что! Не барское дело. А как чуть что начинает – науськивает, науськивает.

И так это меня уже достает, что тормоза внезапно совершенно срывает.

Я могу объяснить, что у мамы был гнойный мастит из‑за воспаления как раз после кормления – видимо, я повредила зубами… и поэтому врач порекомендовал тщательно обрабатывать грудь и чаще сцеживать, нежели кормить грудью. Тем более, что особой разницы нет.

У меня, к тому же, поздний ребенок, так что… шансов на осложнения больше.

Три года лечила маму от рака, который возник, скорее всего, как позднее осложнение мастита. Затем – зализывала раны после смерти самого дорогого мне человека, пила препараты, после которых беременеть категорически противопоказано. Ребенок может родиться с ужасными осложнениями…

Вот поэтому мой Матюша – маленькое чудо – поздний ребенок.

– Не тебе меня судить! – рычу я.

Муж рывком бежит в детскую, и я не выдерживаю – догоняю и кричу ему в морду:

– Да иди ты к своей мамочке! И с ней обсуждай – какая я плохая! Это мой дом, мой ребенок! Без тебя справлюсь! Няню найму!

– Не ори! – шипит благоверный. – Сейчас не время… успокойся. Сын спит! Хотя бы имей к этому уважение…

Ну, конечно, не время – когда к стенке приперли.

Сын спит… Ага… Подумал он о сыне!

– Пошел вон! – кричу я. – Иди под подол к своей мамочке! Убирайся! Это мой дом!

Муж вдруг подскакивает, гневно смотрит в лицо и… набрасывается с удушающим приемом.

Конечно, я могла бы вывернуться, что‑то сделать. Я так‑то йогой занимаюсь, а в детстве – вообще ходила на карате.

Но я не ожидала от своего Леши подобного.

Мы женаты больше двадцати лет – сошлись совсем молодыми, даже вуз еще не закончили. И он ни разу руку на меня не поднимал.

Никогда ничего подобного не было.

Никогда не говори никогда… Проносится в голове.

Я оседаю на пол, хватая воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

В глазах темнеет, а муж продолжает и продолжает.

Удавка его руки сдавливает мне шею… Я хриплю, пробую крикнуть… Слова царапают горло, застревают и встают комом…

Перед глазами все пляшет, дергается и временами покрывается темными пятнами…

Я снова и снова стараюсь что‑то сказать… Но изо рта вырываются только хрипы…

И… в эту минуту начинает кричать сын…

– Мама! Мама! Папа! Что ты делаешь?!!

Бросается на мужа с кулачками, пинками… Тот сразу же разжимает свою хватку…

Я падаю… снова хриплю… еле дышу…

В глазах все плывет и… я теряю сознание…

***

Дальше все словно в калейдоскопе.

Врачи, сын, что бегает вокруг, держит за руку… карета скорой помощи…

Я еду и вспоминаю, как жила с мужем, пока не начала вмешиваться его мать…

Родители Леши были категорически против нашего брака.

И нет, прямо они, конечно, этого не заявляли.

Но отношения с моим парнем были, будто на американских горках – то резко вверх, то стремительно вниз.

То голубки, а то… тоже голубки – то один вылетает в окно, то другой. Фигурально. До этого дня муж никогда не позволял себе меня бить…

Договорились о свидании – он не пришел…

Звонит…

– Меня отец попросил заменить дверь… А потом мама попросила в саду вскопать землю под вишню… Ну и картошку посадить заодно… Лесенька… прости… Я очень хотел…

В голосе – вина, страх, что вот сейчас мое терпение лопнет.

– А твои братья? – цежу я. – Почему они не помогают родителям? В прошлые выходные гуляли, а в эти ведь была твоя очередь?

Погодки Мерешкины ведут веселую жизнь. Дискотеки, друзья, девушки, пьянки…

Леша – надежда родителей – он и по дому поможет, и в саду… А тут я…

Такая вся неудобная, интеллигентка.

В саду их работать категорически не хочу, дома у чужих людей убираться – тоже нет, спасибо.

В общем, совсем не то, что хотели родители для сына, на которого уже выстроили планы, как на постоянного кормильца‑поильца‑помощника.

Ну, ОК.

Я девушка видная, эффектная, умная. Иду на дискотеку, отрываюсь с подругами, знакомлюсь с другим парнем, и отшиваю своего Лешу.

В итоге, он звонит, звонит, звонит…

Я поднимаю трубку, слышу его голос и сразу же сбрасываю вызов.

Однако в один прекрасный момент, так выходит, что отвечает моя мама.

– Олеси нет дома, – говорит то, о чем я ее попросила.

– Я знаю, что она дома! Пожалуйста, не обманывайте!

После такого мама сразу сдается – она не любит все эти игры. А тут – еще и к стенке приперли.

Беру трубку:

– Почему ты меня избегаешь?

– Потому, что твоя мать не даст нам нормально встречаться. Твои родители сделали на тебя ставку. Ты отдаешь им все деньги от подработок, а сам ходишь в позорном рванье. Ты все время по дому, в саду… Пока твои братья гуляют, покупают себе дорогие вещи и развлекаются с девушками. Пока они отсыпаются с похмелья, ты чинишь двери, копаешь, сажаешь… А я – не та, что нужна для подобного парня. Я не люблю работать в саду. И хочу, чтобы мой парень проводил время со мной. Родителям, конечно же, надо иногда помогать. Но вас трое, и эту обязанность по‑честному следует распределить на всех братьев. К сожалению, в вашей семье не так…

Молчит, сопит… тихо всхлипывает.

– Я не такой.

Снова молчит… опять сопит…

– Это твой выбор. Родители, в любом случае, родители… Леша… Я не хочу вставать между вами… Однажды нам это обоим сильно аукнется. Мы просто, видимо, не созданы друг для друга.

В тот же день Леша приехал ко мне со всеми вещами.

А через месяц мы поженились…

Жили душа в душу, по крайней мере, мне так казалось.

Ну да, с заработком у мужа не заладилось с самого начала. Он был отличником, очень неглупым парнем. Но… поставить себя перед начальством не мог, и получал гроши, по сравнению с тем, что должны были бы платить такому специалисту.

Я ждала, пока муж повзрослеет.

Затем уже не ждала, считала, что смирилась – пусть будет, как есть.

В конце‑то концов, он меня любит, помогает по дому, поддерживает…

А, когда родился ребенок, я почему‑то решила, что родителям Леши будет приятно общаться с внуком.

Тем более, мой отец ушел из семьи, когда мне едва стукнуло десять лет, мама умерла от рака, и фактически – это были единственные его бабушка с дедушкой.

Хотела, как лучше, а получила… получила, в общем, по морде…

***

Ближе к больнице, я пришла в себя, села.

Врачи повели в приемное отделение, сделали анализы и оставили возле кабинета хирурга.

Белые стены, каменные полы и яркий свет приемного отделения…

Сна ни в одном глазу… хотя давно уже перевалило за полночь.

Тут выстроилась небольшая очередь из пострадавших.

Парнишка лет двенадцати, держащий окровавленный платок в паху, и хныкающий в плечо своей мамы… Как и что повредилось – черт его знает.

Девочка лет шестнадцати с очень сильно раскроенное губой – аж зубы вылезли наружу…

Возможно, ролики или что‑то подобное…

Эта не плачет – вся собралась, держится. И приехала одна, без родителей.

Я тоже не собиралась скатываться в истерику.

Вот черта с два я буду рыдать и стенать о своей тяжкой доле.

В конце‑то концов, у меня не настолько все плохо.

Я родила в таком возрасте, когда многие женщины уже и мечтать о ребенке не могут.

Спасибо пониженной температуре тела – у нас в городе некоторое количество людей с подобной уникальной особенностью.

Выгляжу все еще так, что многие мужики на улице буквально шеи сворачивают.

Да и мой возраст мне никогда не дают – ошибаются лет на десять, в минус.

Ну, правда, мне незачем жаловаться.

Если Леша так верит своей матери, как не верил даже в юношеские годы – значит, не настолько меня он и любит. Прошла любовь, завяли помидоры…

Стало быть, хватит с ним жить.

У нас с Лешей было много хорошего – такого, какое не забывается.

И песни под окном с гитарой наперевес, и страстные ночи, и много‑много утешения, когда умерла моя мама. Леша ездил за ее лекарствами в Москву, помогал маме после химиотерапии, и похороны лично организовывал.

Потом были эти трепетные, счастливые дни, пока я ждала нашего Матвея.

Муж с меня буквально пылинки сдувал.

Радовался, как ребенок, оберегал…

Но всему хорошему приходит конец…

Я вздохнула и неожиданно для себя поняла, что слез вообще не было – нечего сдерживать. Я спокойно и рассудительно обо всем думаю.

Не стенаю и не сокрушаюсь о том, что у нас с Лешей все настолько разладилось.

Бывает.

Дело‑то житейское, в принципе.

И даже перспектива развода уже не расстраивает.

Устала.

Измоталась.

И не хочу больше быть мишенью для стрел матери мужа, пускай и выпущенных самим Лешей.

Пусть отправляется к ней под юбку.

У меня есть дом, я зарабатываю втрое больше мужа, а значит, ребенка после развода оставят со мной. К тому же, после сегодняшнего, Лешу поставят на учет, как домашнего агрессора, а таким вообще детей никогда не отдают.

Так что… вернусь домой, и разрешу этот конфликт нафиг!

Внезапно в коридоре, прихрамывая, появляется мужчина…

Красивый, интересный и почему‑то мне смутно знакомый.

Где же я могла его видеть?

Я переключаюсь от своих бед на любопытство, чтобы окончательно успокоиться.

Мужчина садится рядом, будто нарочно, и я могу искоса его изучать.

Крепкий, плечистый, поджарый. Голубые глаза и черные волосы – редкость, к тому же, волосы еще и курчавые. Эдакий атлет с лицом поэта. Хотя, нет. Пожалуй, все‑таки не поэта. Тяжелая квадратная челюсть, крупные черты… Его скорее можно представить в офицерской форме, нежели читающего стихи своего сочинения…

Одет явно по высшему классу. Толстовка и брюки стоят целое состояние. Про кожаные ботинки – вообще помолчу.

Че‑ерт! Да где же я его могла видеть?

На дискотеке с подругами?

Вряд ли. Я там мужиков вообще не запоминаю.

На каком‑то мероприятии мужниной фирмы, куда он всегда берет меня, чтобы пустить всем пыль в глаза и продемонстрировать – какую роскошную женщину отхватил?

Да не‑ет! Я бы вспомнила сразу же.

Благо, память у меня то, что надо, особенно на лица – в художке в детстве занималась в классе портретистов.

Мужчина внезапно поворачивается и смотрит прямо в глаза.

Я тушуюсь, прячу взгляд и инстинктивно, машинально поднимаю рукой воротник водолазки, чтобы синяк на шее не был заметен.

– Все нормально, – мужчина приветливо улыбается. – Вы, наверное, меня не узнали?

Я невольно улыбаюсь в ответ:

– Не то, чтобы… Я как будто вас где‑то видела. Но вот где…

– Я изменился, возможно, довольно‑таки сильно, – он улыбается еще шире, и меня словно молнией простреливает…

Глава 2

Тагир

Руслан Ярский – руководитель агентства детективных расследований, охраны и телохранителей – попросил меня лично сопроводить важного свидетеля до суда.

Разумеется, силовики его охраняли, прятали, но… в этот день все должно было решиться уже окончательно, и все разумно ожидали подвоха.

Ярскому позвонили из силовых структур, попросили, поддержать тех, кто защищал важного свидетеля по делу организованной сети по продаже наркотиков.

Там были замешаны и задействованы такие люди, что туши свет…

В общем, Ярский суетился не зря.

Мы с парнями приняли бой, обезвредили киллеров, но пару ранений все‑таки схлопотали.

С чувством выполненного долга я поехал в больницу.

Обычно наши ребята обращались в клинику Семенова. Все‑таки – лучшая в городе. Элитная платная больница для избранных. Громадные комфортабельные палаты – многие пятизвездочные отели бы обзавидовались, еда, как в ресторане и суетящиеся вокруг тебя врачи с медсестрами.

Но я предпочитал старые добрые городские больницы скорой медпомощи.

Их починили, построили новые здания, и специалисты там работали неплохие. Опыта, текучки пациентов – навалом. И уж с такой ерундой, как простреленная насквозь икра, точно справятся без труда.

Документы из полиции я предоставил.

Так что меня обследовали и направили уже к хирургу, на чей компьютер поступили анализы.

И вот вхожу я в коридор, смотрю на очередь из трех человек и… просто на мгновение столбенею.

Я узнал ее сразу, в ту же минуту…

Первая красавица вуза – молодая преподавательница. Хоть картины рисуй, хоть стихи сочиняй.

Все парни по ней сохли – с первого курса до последнего.

А я, второкурсник, вообще от нее глаз не мог отвести.

Все лекции так и сидел, хлопал глазами, ничего не понимал из этой ее физики. Но… мне настолько она нравилась, что я готовился к ее экзамену, как ни к какому другому. Сдал на пять с плюсом, по ее же словам.

Потом ждал ее возле кабинета, даже решился признаться, но тут… неожиданно прикатил ее муж.

Так себе мужичонка, если подумать.

Среднего роста, средней комплекции, на лицо симпотный – и только.

Но он настолько ее нежно обхаживал – явился с цветами, с тортом, что я понял – шансов у меня нет.

С тех пор прошло лет эдак пятнадцать…

Я разменял четвертый десяток, а женщину свою так и не нашел.

Все были не те, все было не то.

Выставочная кукла‑балерина – слишком вся из себя, слишком требовательная, слишком уж не домашняя… И… ну не было у меня к ней настоящего чувства, как ни старался. Только плотские желания – и не более.

Бизнес‑вумен – ухоженная, умная. Хоть в театр, хоть на прием в качестве заместителя Ярского по охранной части агентства.

И вроде ни денег ей от меня не нужно было, ни недвижимости… Отношения четко строились на равных.

Но не сложилось. Все равно разошлись.

Домашняя, милая, трогательная дочка одного из заказчиков. Юрист. Утонченная, интересная. Не красивая, но очень эффектная.

Мы расстались неделю назад.

Ну не мое, я просто не мог и дальше морочить девчонке голову.

Я искренне полагал, что та, юношеская, романтическая влюбленность в молодую преподавательницу прошла – давно уже и бесследно…

Шел к хирургу получить заключение…

А теперь стою, пялюсь на Олесю Ильгизовну и… ноги немеют, язык отнимается, хочется улыбнуться, как полный дебил. Хочется ей так много сказать.

Это ж надо! Сколько на душе накипело! Наболело… накопилось… за годы…

Хочется признаться – как я любил и как до сих пор ее помню.

Хочется ее взгляда – лучистого, ясного, светлого.

Улыбки, с которой она всегда начинала занятие.

Хочется услышать ее голос – мелодичный, мягкий, певучий.

А Олеся Ильгизовна, как назло, как будто совершенно не изменилась.

Высокий лоб без единой морщинки, огромные – немного грустные, янтарные глаза, пышная коса – прямо, как помню, и фигурка… такая, что у любого мужика крышу сносит при одном взгляде.

Она не набрала ни килограмма.

Перед глазами прокручиваются кадры – словно опять в молодость вернулся…

***

Аудитория для компьютерных лабораторных работ – стулья, мониторы, суровая и немного усталая лаборантка.

Входит и оглядывается прелестная девушка…

Глазищи громадные, миндалевидные.

Губки бантиком, как выражаются.

И фигурка, что надо: талия, бедра, грудь – все, как у статуэтки.

Лосины и длинная туника ничего не скрывают.

Она задерживается в дверях, и мне словно дышать нечем.

Сердце бухает, а в голове эйфория, пьяный туман.

Я собираюсь подойти к ней, познакомиться, представиться…

И тут Марат из нашей группы спрашивает у лаборантки:

– А где преподаватель? Уже пара должна начаться. Пора бы прийти…

– Так вот же! Ваш преподаватель по физике – Олеся Ильгизовна!

Лаборантка указывает… на мою незнакомку.

Я машинально сажусь за первый подвернувшийся компьютер.

В ушах шумит, воздуха не хватает, пальцы едва попадают по клавишам…

***

– Давайте уйдем… Нафига мы тут ждем? Она опаздывает уже на двенадцать минут! – балагурит Федька – наш главный заводила и забияка. Остальные поддерживают.

– Да! Сколько можно ждать! Айда чего перекусим перед другой парой!

– Реально! Народ! Давайте, расходимся!

– Стоп! – кричу я, и все оборачиваются в мою сторону. Я – староста, и за мной последнее слово. К тому же, меня здесь почти все уважают. И не потому, что отец – богатый, а я – отчасти мажор, скорее потому, что я всегда помогу, поддержу. Палочка выручалочка для большинства. – Мы будем ждать Олесю Ильгизовну. А кто уйдет – мне больше не друг.

Действует.

Девушки, парни остаются.

И… словно по волшебству в коридоре появляется гибкая фигурка преподавательницы.

Она спешит, идет, красиво покачивая бедрами… Вся такая грациозная, статная…

И у меня в груди ураган, фокус зрения такой узкий, что вокруг вообще больше ничего не вижу.

А она запыхалась и от этого еще красивей – щеки румяные, губы тоже – яркие‑яркие.