Синий маяк

Мне приходится вернуться к плоту и откопать на дне мешка нужную книжку. Как всегда, теория яснее реальности, а именно – неприступного мрака перед глазами. Прикрыв страницы полой плаща, я нахожу при свете размытых узоров нужный раздел. Читаю, но смысл до ума не доходит. Рыба какая-то… Ну, влезу я к ней – и что?

А эта венками швыряется! Бросила посреди реки с какой-то тварью. Точно кого-нибудь убью. Рыбу, так рыбу.

Я возвращаюсь к гроту вместе с книжкой и срисовываю заклинание, водя Пером над страницей, и поднимаю завесу. Мгла осыпается, и глазам предстаёт та же пещера, только озарённая слабым светом. То есть, сперва появляется длинный чёрный бассейн без признаков шевеления, а уже на том конце бассейна – ровная площадка и столик с лампой. Там кресло, кушетка, дверь какая-то…

Я не успеваю рассмотреть скромную обстановку, потому что сосредотачиваюсь на единственном живом существе – сухопаром старичке, который сидит в кресле за столиком и намеревается мирно отужинать. У него тут и чайник есть, как раз закипел.

Эта сцена производит странное впечатление, и я застываю в замешательстве. В плаще, с Пером и с магической книгой в руке. В свою очередь это производит некоторое впечатление на хозяина пещеры. Он поднимается, подслеповато щурясь, и неожиданно все его морщины расплываются в радушной улыбке. Не помню, чтобы кто-то был настолько рад меня видеть. Да и с чего бы?

– Вечер добрый, – почему-то решает старичок, – чаю желаете?

– Чрезвычайно желаю, снаружи ужасный ливень.

– Тогда присаживайтесь, – приглашает он, вытаскивая из-под стола табурет, – теперь спешить некуда.

Я указываю глазами на бассейн:

– А можно мимо ходить?

Бездонная глубь воды вселяет смутные опасения, но не хочется обижать хозяина.

– Вы ведь волшебник! – любезно объясняет старичок. – Идите, вам-то что?

Допустим. Но лучше держаться ближе к стене.

– Вы тоже волшебник? – спрашиваю я, выбравшись в круг света.

– Нет, – смущается он, – если бы!

Меж тем, баночки, из которых он ест, смахивают на мои.

– Располагайтесь, – повторяет старичок, наливая кипяток в чашка, – у меня тут припасов на долгие годы! Я, признаться, так разволновался, что никак не соберусь с мыслями. Прямо ноги отнялись! Вы пока угощайтесь, у меня и творог имеется, и джем. Абрикосовый.

Я не могу сдержать смешок и делаю вид, что чихаю.

– Крольчатину будете? – спрашиваю я, распихав по карманам Перо и книгу. – Ещё есть капуста и компот. Абрикосовый.

Старичок вежливо соглашается обменяться припасами, и я приношу, что есть.

– Подумать только! – поражается радушный хозяин, вертя в руках банку с капустой. – Королевский герб! Вы что же, прямо из замка?

– Не очень прямо. Но заходил туда недавно, – подтверждаю я, стягивая мокрый плащ.

– И что, там кто-то остался?

Глаза у старика того же цвета, что и чай. А голова совершенно лысая и поблескивает, как чайник. Он так вписывается в обстановку, что как бы в ней растворяется.

– Некоторые остались, – отвечаю я, тщательно подбирая слова, – но лучше их не беспокоить. Кто мог, те давно уплыли.

– А кто уплыл? – спрашивает он с детской любознательностью.

– Почти все маги, – предполагаю я, прихлёбывая чай с джемом, – а так народу хватает. Оборотни никуда не делись. И ваши речные соседи. Люди, опять же. Но их мало. Вы что, совсем с тех пор не выходите?

– Я и до тех пор не выходил, – улыбается старичок. – Видели маскировку на входе? Её без Пера не одолеть.

Какое-то время мы угощаемся молча. Он осмысливает новости, а я запоминаю вкус чая. Вообще-то, трава травой, но аромат согревающий. Я даже немного успокоился.

– Что же, – произносит хозяин, неспешно осушив свою чашку, – пожалуй, можно приступить, как вы думаете?

– К чему?

– Вам виднее, – кряхтит он, подтягивая до коленей тёплые носки, – но будь это что приятное, вы бы уже сказали.

– Откуда мне знать, что для вас приятно?

– Да полно, – улыбается старичок, – у вас вон и меч с собой!

Я задумчиво постукиваю ногтем по чашке – фарфор, кстати. Мне почему-то опять становится смешно, но это уже точно от нервов.

– Сопротивляться не будете?

– Попробовать можно, – рассуждает он задумчиво. – Но мне кажется, что на результате это не отразится. Разве что на чистоте удара. А мучиться я не хочу. Тем более, раз наш славный король отбыл, так что уж теперь?

А, нет. Всё-таки с головой у него нелады.

– Раз он отбыл, то зачем вам гибнуть? – не понимаю я. – Местные жители попросили меня разобраться с костлявой рыбой и привели сюда. Только и всего.

– Вот видите! – подхватывает старичок. – Причина всегда отыщется, это же я рыба.

– При всём уважении, – начинаю я аккуратно, – речь шла именно о водоплавающем существе. Достаточно крупном. Вы умеете менять облик?

– Куда там! – отмахивается он. – Я ведь не тварь. Я вам могу показать, если желаете. Но зрелище не так чтобы приятное.

– Что уж там, показывайте, – соглашаюсь я, поставив чашку, – это будет не первое неприятное зрелище.

Я бы даже не сказал, что неприятное. Скорее непонятное. Старик дёргает за шнур на стене, и бассейн у нас под ногами озаряется снизу мигающим оранжевым светом. В этом свете на дне становится виден рыбий скелет, растянувшийся во всю длину каменного ложа. Кости кажутся насквозь прогнившими, сочленения держатся на честном слове. Ну, или на волшебном. Не сразу, но как-то постепенно мне начинает становиться не по себе. Один из нас двинулся умом. Либо я, либо этот человек, либо скат со своими россказнями. Или мы все не в уме. Надо было Эйку послушаться.

– Она дохлая, – произношу я неуверенно.

– Абсолютно, – соглашается старичок, вперившись взглядом в глубину, – я её сам прирезал, гадину. В минуту слабости и помутнения рассудка. А она всё равно плавает, даже проворнее стала! Их пятнадцать штук было, зверюг этих. И нас, стало быть, пятнадцать. Раньше мы друг к другу в гости ходили, подземные ходы тут надёжные, – он кивает на ржавую дверь за своей спиной, – но мне уже полгода не к кому ходить. Как-то все поумирали один за другим. Ну, и рыбы, стало быть. Они без людей не живут.

Я потираю лоб, стараясь сообразить, что к чему.

– Подождите, но должен ведь быть способ… То есть я не пойму, вы хотите отсюда уйти?

– А вы как думаете? – спрашивает Костлявая Рыба, завороженно глядя в воду. – Это она меня не пускает! А сладить с ней я не могу. Видите – вон, на хвосте?

Я не уверен, что вижу. Что-то там тускло поблескивает. Вроде металлического кольца. Старичок засучивает рукава куртки, открывая медные браслеты на запястьях.

– Я это она, – объясняет он терпеливо, – я её выпускаю. И я же ею управляю.

– А речной народ для чего изводите? – пытаюсь я уразуметь. – Кормить её надо?

– Куда ей кормиться-то! Одни кости! – вздыхает старичок. – Но, во-первых, у меня приказ с ними воевать. А во-вторых, я умру, если этот приказ выполнять не буду.

– Это веские аргументы, – не отрицаю я. – Вас нельзя отцепить от рыбины?

– Зачем? – спрашивает он с лёгким удивлением. – Она тогда начнёт бесконтрольно охотиться, это куда хуже.

Я опираюсь грудью на ржавые перила, чтобы получше рассмотреть проблему.

– А если ей хвост отсечь? Без магии она плавать не сможет.

– Вы имеете в виду – вот этим? – уточняет он, косясь на мой меч. – Этим, наверное, можно. Но если вам не всё равно, я бы хотел прежде от неё отделиться. Мы только двух рыб в боях потеряли. И смотрители умирали вслед за ними.

– Наверняка вы правильно рассуждаете, – соглашаюсь я, разглядывая его руки, – только я не умею эти штуки расстёгивать.

– У вас ведь есть Перо! – подсказывает он, слегка побледнев. – Правда, я не знаю, можно ли вас считать верноподданным нашего короля.

– Понятия не имею, – я впервые над этим задумываюсь. – Я за маяком приглядывал на севере острова. Если от такого ответа вам полегчает.

– Что же, это лучшее, на что можно рассчитывать, – слабо улыбается старичок. – Выходит, маяки до сих пор горят?

– Последний должен гореть, – отвечаю я машинально. – Так вы будет освобождаться или как?

– Рискну, пожалуй, – решается он, сглотнув, – только вы имейте в виду, что рыба сразу проснётся. Давайте один браслет снимем. Для пробы. В нём скважина есть, как для ключа.

К счастью, замок отпирается без особых хитростей. Вставил Перо, повернул, отомкнул.

– Непривычное чувство, – задумчиво признаётся Костлявая Рыба, – словно руку теряешь. Не представляю, как мне теперь быть! Я ведь даже не с этого острова. И потом, столько лет прошло…

– Здесь вам лучше не задерживаться, – предупреждаю я, оглянувшись за бассейн, – помочь вы вряд ли сумеете, а если вас эта нежить прикончит, будет нехорошо. Вы лучше сейчас уходите, через заднюю дверь. За гротом местные наблюдают, они могут неоднозначно отнестись к вашему появлению.

– Это разумное предложение, – соглашается Костлявая Рыба. – Без браслетов чары не будут меня держать, как-нибудь выберусь. И всё же мне неудобно оставлять вас в одиночестве.

– Но вы же тут сидели. Считайте, что я вас сменил на посту, – предлагаю я простое решение, – мне такое не в новинку. На маяк разве что оборотни забегали, а в основном – тишина и уединение.

– Такими радостями я вполне насладился, – уверяет Костлявая Рыба, собирая чашки, – мне бы к людям поближе.

Пока он укладывает свой скарб в небольшой сундучок, я размышляю, не сводя глаз со скелета на дне.

– Я бы позвал вас с собой, – произношу я медленно, – но это может худо обернуться. Наверное, вам лучше отправиться к голубым скалам. Правда, там трава бродит. Но вы её не слушайте и нормально дойдёте. А в ущелье встретите людей. Жить с ними можно, если не пристрелят. Только оттуда потом не вырвешься, так что сами решайте.

– Я об этом крепко подумаю, – обещает он, снимая с крючка заржавелый ключ, – спасибо, что заглянули. А с рыбой будьте аккуратнее. Она хвостом хлещет – второго раза не надо! Лучше к ней под брюхо подобраться, я так и делал.

Дверь за его спиной открывается в бездонный чёрный коридор, но у него с собой фонарь, не заблудится.

– А как ваше имя? Если не секрет, – спрашиваю я, вглядываясь в его бледное до прозрачности лицо.

– Гереф, – сообщает он, чуть запнувшись, – Гереф Цальда, если быть точным. А что?

– Спасибо за службу, Гереф, – говорю я ему, – счастливой дороги.

Пару секунд он смотрит на меня, не отводя взгляда, потом медленно кивает и отступает за порог. Я расщёлкиваю на нём браслет – назовём это браслетом – и захлопываю дверь между нами. Оборачиваться не хочется, но надо. Когда я снова бросаю взгляд в чёрную глубь бассейна, по поверхности воды проходит едва заметная рябь. Тогда я считаю до одного и поднимаю меч.

* * *

Эйка стоит, прислонясь спиной к невидимой преграде на входе в убежище Костлявой Рыбы. Когда я отодвигаю морок и выбираюсь оттуда, она тщательно скрывает радость и не торопится помогать. А рыбий хвост, между прочим, тяжёлый! Сам справлюсь, не вопрос.

– Ухи из неё не сваришь, – докладываю я с сожалением, – но чем богаты… Вот ещё чаем угостили!

Гереф действительно оставил на столе полную жестянку. Право, не стоило. Эйке ни тот, ни другой подарок не нравятся. Она молча оглядывает меня с ног до головы и даже ощупывает, а потом, не говоря ни слова, толкает в грудь. Глина – материал мягкий, и удар затылком для меня не смертелен. Жаль только, что чай просыпался.

– Прости, – выговариваю я сквозь гул в голове, – я понимаю, что ты волновалась. Зато теперь мы поплывём быстрее и с охраной.

Ну, или нас потопят с чуть меньшей вероятностью. Эйке это безразлично, и она уходит, не оглянувшись.

– Спасибо, я тоже тебя люблю, – кричу я ей вслед.

Эй холодно выплёвывает:

– Не любишь.

Хорошо, что этого и не требуется. Связь многое упрощает. Без дальнейших разговоров мы сталкиваем плот в бурно цветущую воду. Эй усаживается лицом к югу и застывает.

Скелет рыбьего хвоста с медным кольцом я отдаю взволнованному до дурноты скату, который ожидает нас на дальнем конце протоки. Он там уже не один, их настолько много, что воды не видно. Но к плоту они не приближаются.

– Откуда такая толпа? – дивлюсь я, отмывая меч в проточной воде.

– Я их слегка взбаламутила, – бросает Эйка, не повернув головы, – мне не надо дышать, я могу и на дне найти добычу.

– И… – я не сразу нахожусь с ответом, но невольно отступаю от воды, держа меч наготове. – И что ты натворила?

– Пока ничего. Ты же вернулся! – произносит она ледяным тоном.

Мне вдруг становится смешно.

– Ты чуд… – у меня в самом деле перехватывает дыхание. – Ты чудесная, – договариваю я, наконец, – но ты же не ешь рыбу!

– А это не рыбьего ума дело, – гневно щурится Эйка. – Их беда, это их беда. А если не отвяжутся, будет бедой больше. Вот и всё, что им следует знать. Помогай им, если жизнь недорога, только меня не вмешивай. Я бы с большим удовольствием помогла той костлявой твари!

– Ей уже не помочь, – вздыхаю я, – слушай, там на самом деле такая странная история…

– Так поди и запиши её! – свирепо предлагает Эйка. – Молча. В назидание благодарным потомкам.

Не знаю, как потомки, а скаты выражают горячую благодарность. На Эйку они поглядывают с опаской, но обещание выполняют и плот не трогают. Или боятся тронуть.

После захода солнца у них начинается праздник. В честь избавления от Рыбы. Всю ночь под водой танцуют беззвучные тени, время от времени вспыхивая грозовыми разрядами. На горизонте такими же короткими всполохами зажигаются тучи. Ненастье бродит кругами, но никак не грянет. Потом подводное свечение гаснет, но десять белых теней продолжают следовать за нами. От чего они нас охраняют, я не знаю, но плывём мы спокойно. И не в пример быстрее, чем своим ходом. Перед плотом пускают Прозрачного, и он прокладывает стремнину, по которой нас несёт на юг.

Эйку ничто не радует. Днём и ночью она сидит на одном месте и со мной не общается. Ну и я с ней сижу – а что делать?

– Напрасно ты сердишься, – говорю я на третью ночь, – всё закончилось хорошо, а всё хорошее требует платы.

– Это никогда не кончится, ― отвечает она на пятый день. ― Только мне платить уже нечем, а ты нас обоих погубишь.

Но ведь не прямо сейчас! Сил моих нет. Как можно жить, всё время думая о смерти? Дождь в очередной раз иссякает, только редкие тяжёлые капли хлюпаются в реку и стучат по брёвнам плота. Я ложусь на эти брёвна, смотрю в тяжёлое небо и думаю, дошёл ли Гереф до голубых скал? Хорошо бы ему успеть, пока буря не окутала остров! Эйка ложится рядом, но всё равно не заговаривает со мной. На седьмой день мы прибываем в гавань.

Глава 14

У заброшенной речной пристани мы прощаемся с водными жителями. Точнее, я прощаюсь. Эйка упрямо считает их врагами, но не трогает ради меня. Или ради принципа. Когда мы выбираемся на берег, солнце уже садится.

Я провожаю глазами синие всполохи, которые поднимаются вверх по реке, и отталкиваю шестом плот. Тогда Эйка берёт меня за руку, и мы идём в город. Они немного утомляют, эти безлюдные города. Гавань белоснежна, как раскиданный по скатерти сахар. Или как россыпь льда. Будто ждали лета, а свалилась зима. Ставни забраны, двери заперты. И уже понятно, что кораблей нет – их мачты были бы видны издали. Может, в других краях есть корабли. Это всё равно, что гнаться за солнечным зайчиком.

Но путь требует завершения, и мы доходим до взморья. До необозримо длинной набережной с узорными мраморными перилами и разноцветной мозаикой под ногами. Океан тянет жадные языки к ничейному великолепию и отступает с разочарованным гулом. Буря так и блуждает поодаль. Солнце поджигает волны, и они переливаются чёрным и алым – словно угли в костре.

Эйка усаживается на гладкие, как стекло, перила и говорит мне:

– Не расстраивайся.

– Я не расстраиваюсь.

– И не отчаивайся, ― ветер треплет её нежные локоны, и Эй нетерпеливо убирает их от лица, озираясь по сторонам. ― Целый город на двоих! Где ещё найдёшь такое богатство? Можно позвать твоих друзей, если тут не слишком опасно.

– Каких друзей? – спрашиваю я, вдыхая солёную горечь.

– Каких-нибудь, – рассуждает она, болтая ногами, – тех, что живут в засыпанном городе. Или под городом. Или в голубых скалах.

Ага, друзей у меня пруд пруди.

– Чего ради?

Я заправляю под её платок невесомые прядки и смотрю, как набухает гроза над тёмной водой. Что-то будет. Не мешало бы укрыться под прочной крышей.

– Соберёте команду. Построите корабль, – тормошит меня Эйка, – ну же!

– Завтра подумаем.

Я тоже улыбаюсь, раз она улыбается. Не хочу сейчас говорить, что магия не выпустит с острова простую деревяшку. Будь это возможно, команду давно бы сколотили. Нет, никто из этих людей за мной не пойдёт. И правильно сделает. Но Эй здесь, и я обнимаю её, ненароком загораживая от ветра. Эй не мёрзнет, но ей нравится греться.

– Пойдём отсюда, а то унесёт, – усмехается она, – вон там горит свет, я давно на него гляжу. Ты хочешь на огонёк или подальше от огонька?

Я силюсь понять, про что речь, но взор у меня не столь острый, особенно в сумерках. Не хотелось бы попасть в неприятную историю, но не океану же задавать вопросы?

– Я посмотрю, а ты подождёшь снаружи, – решаю я, наконец.

Эйка предупреждающе скалит зубы:

– Опять?

– Зачем пропадать обоим? Корабли были нужны не тебе, а мне, – объясняю я, снимая её с перил. – Не унывай, в случае чего ты меня спасёшь. И всех скушаешь.

Тут больше разговоров, чем дела. Тусклая звезда вдалеке – это свеча в окошке. Двухэтажный дом зажат между набережной и длинным причалом, прорезающим тяжёлые волны. Кроме как через вход под тёмной вывеской на причал не попасть. Но и делать там нечего, разве что в воду прыгать.

– Кабак, что ли? – щурится Эйка, силясь прочесть название.

Дверь белая, как и всё здесь, словно её много лет никто не тревожил, только обмывали дожди. А буквы совершенно поблекли. Я пытаюсь разобрать надпись, но тщетно.

– Трактир какой-то, – предполагаю я неуверенно, – какая разница?

– Сейчас увидишь, – ехидно предрекает Эй, – иди-иди, я посижу на ступенечках. Могу заодно меч постеречь. Он ведь тяжёлый!

Меч не тяжёлый, но намёк понятен.

– Я ненадолго, не бойся тут одна.

Она негодующе выпускает когти, но я уже толкаю белую дверь без ручки. Не заперто. А то было бы слишком просто. Внутри полумрак, по столам мерцают тусклые светильники. В зале никого нет, не считая трактирщицы – полной дамы примерно одних лет с океаном. Деревянная стойка, на которую она облокотилась, почернела от времени и соли, но кажется несокрушимой, как скала.

– Добрый вечер, – говорю я хозяйке, – нельзя ли узнать у вас дорогу?

– Куда? – её голос похож на скрип давно не смазанной двери. – Дальше только волны.

– Вообще-то, мне туда и надо, – объясняю я осторожно.

Взор хозяйки упирается в меня, как луч маяка, уходящий на неизвестное расстояние.

– Среди волн дороги не проложены, ― довольно сообщает она, ― ты один сюда добрался?

– Более-менее, – отвечаю я, разглядывая пыльную лестницу наверх.

В водянистых глазах старухи мелькает сумрачный смех.

– Более-менее – это про тварь на крыльце?

– Она моя жена, – произношу я привычно.

– Бывает, – равнодушно соглашается хозяйка, – что же ты её на улице держишь, раз жена?

Могу и не держать, но пеняйте на себя. Эйку главное в дом пригласить, а там как сложится. Когда мы возвращаемся вдвоём, старушка запирает дверь на засов.

– Чтобы не мешали, – объясняет.

Кто тут помешает и чему? Эйка держится за меня, скромно потупившись – само смирение! Только коготки больно впиваются сквозь рукав в мою кожу.

– Дороги кончаются, а вопросы никогда, – усмехается трактирщица, вернувшись от двери.

Её одеяние похоже на те наряды, что мы видели в замке. Попроще, но тоже сплошь расшитое – серым по серому. Волосы заплетены в мелкие косички, которые спускаются до полу. Снизу эти косички черны, как смоль, а сверху белы, как лунь. Когда она снова обращает на меня взгляд, кажется, что смотришь в бесконечную череду отражений, и на дне там кто-то шевелится.

– Я уже спросил, что хотел. Но если у вас найдётся совет или ночлег, мы бы не отказались.

– От корабля тоже не откажемся, – вставляет Эйка.

– Платить-то есть чем? – строго уточняет хозяйка. – За постой. Кораблями я не торгую.

Эй колеблется, но к моему удивлению протягивает старухе перстенёк. Чёрный камень с тусклым белым свечением.

Я бросаю на неё укоризненный взгляд, но уже знаю, что без толку. Это неизлечимо.

– Теперь последний, клянусь, – шёпотом заверяет Эйка.

Хозяйка поджимает губы:

– Кольцо – не плата.

Засов можно перерубить. И пусть это бойкое место дожидается новых посетителей! Но игра начинает меня забавлять. В конце концов, её трактир, её и правила.

– Камень волшебный, – тихо улыбается Эй, – вы его только на руку не надевайте! И в зеркало не глядитесь.

– Зеркал не держу, – уверяет нас старушка, – но поверю на слово.

– У меня же есть деньги! – опомнившись, я снимаю с шеи монетку и протягиваю трактирщице. – Не знаю только, много это или нет.

– А вы надолго? – подозрительно уточняет она.

– Надеюсь, что ненадолго, – заверяю я, оглядев сумрачный зал, – здесь очень мило, но хотелось бы обзавестись своим домом.

Хозяйка деловито прячет монету в карман и усмехается:

– Тогда денег хватит. Всё равно у вас больше нет.

– А кольцо так возьмите, – неожиданно предлагает Эй.

Старушка не отказывается, но и радости не выражает.

– Вижу, вы много где побывали, – угадывает она по трофеям.

Я стаскиваю с плеча мешок и сдержанно поясняю:

– Не так, чтобы много. Просто прогулялись по острову.

– Свадебное путешествие, – прибавляет Эй.

– Свадеб не было давно, это точно, – подмигивает ей хозяйка. – Учудила ты! Не тяжело на цепи-то держать, смирно сидит?

– Когда хочет, – Эйка снимает с головы платок и поправляет волосы. Окна тут запечатаны ставнями, и солнце взойдёт нескоро.

– На ночь оставайтесь, – разрешает трактирщица, примеряя перстень, – можете вон за тем столом расположиться, ужин я принесу. Да отцепись от него! Сегодня всё равно есть не будешь, – бросает она Эйке, прежде чем удалиться.

Эй хихикает мне в плечо.

– Это про тебя или про ужин?

Мне не смешно. И мне тут не по себе. Место нам отводят в дальнем углу. Причём, трактирщица оставляет меня на одном конце стола, а сама устраивается на другом. Трапеза выходит неожиданно богатой. Впору позавидовать здешним запасам. Пока я ломаю хлеб, притворяясь, что не заинтересован в пище, хозяйка усаживает подле себя Эйку. Разговаривают они тихо, я едва могу расслышать, о чём.

– Ну что, – спрашивает старушка, – голодно тебе?

– Боюсь стройность потерять, – Эй улыбается, и её клыки поблескивают в полумраке.

– Нашла время, – сетует трактирщица, погладив её по косам, – гляди-ка, и зубы ещё не сточила! У меня там козочка есть. Сбегай через заднюю дверь, мы пока поболтаем.

– Правда, можно? – радостно вздрагивает Эйка.

– Беги-беги. Ты вот ещё что… – хозяйка откладывает ложку и подманивает Эй еле гнущимся пальцем с чёрным камнем.

Эй наклоняет голову, едва не задев клыками шею старушки. Я допиваю компот из чего-то, кроме абрикосов, и с замиранием сердца слежу за этим смертельным трюком. Через секунду Эйка бросает на меня короткий взгляд и выпрямляется.

– Я знаю, – улыбается она хозяйке, – но тут уже ничего не поделаешь, судьба такая.

Эйка уходит, а я, наконец, проглатываю ком в горле заодно с напитком. Я уже свыкся с тем, что вокруг полно очевидного и непостижимого. Эйку можно и потом расспросить, а трактирщицу без толку расспрашивать. На меня она глядит так, будто я ей не шибко нравлюсь. Положим, я и себе не нравлюсь, но от себя деваться некуда. А ей что за печаль? Мы же только переночуем! Я бы сию минуту заснул. То ли устал с дороги, то ли старушка подмешала в питьё особых травок. Либо рискуй, либо воздухом питайся.

– Что там такое? – спрашиваю я, указав на одну из плошек.

– Мёд, – озабоченно вздыхает хозяйка и пересаживается ближе. – И на что тебе этот маленький вампирчик?

Я поднимаю глаза, так и не решившись отведать густой янтарной смолы из расписной мисочки.

– У нас Связь. Понятно, я думаю?

– А не убьёшь почему?

– Влюбился.

– Раз так, можно и помучить, – обстоятельно соглашается трактирщица. – Корабль для чего ищешь?

– Чтобы уплыть, – пожимаю я плечами. – Устал здесь, хочу поискать помощи. Или убежища. Что-нибудь поискать.

– Что-нибудь и тут найдётся, – старушка подпирает кулаком щёку, и становится понятно, что в сердцевине перстня заключена пустота со дна её зрачков. Точь-в-точь.

– Дело хозяйское, – рассуждает трактирщица, – но вот какая незадача. Я жизнью поручилась, что никого не пропущу на причал. А жить мне долго, и тебе со мной не сладить.