Синий маяк

– Тогда можно нарядиться поярче, – заявляет Эй, снимая с гвоздя последнее платье – белое в разноцветных бабочках.

Я оставляю на столе заржавелый будильник и улыбаюсь, глядя, как она одевается.

– Бери что хочешь, пойду гасить лампу.

– А тебе что взять? – беспокоится Эй.

– У меня всё есть.

Поднявшись по ступеням ещё на один виток, я выбираюсь на открытую площадку. Синей воды осталось совсем чуть-чуть, так и так сроки выходят. Я достаю Перо, чтобы потушить огонь, и оглядываюсь на лес – проверить, встало ли солнце. Нужды в этом нет, просто забытое правило. Солнце пока за горизонтом, но в свете маяка на мгновение становится видно, как бегут от деревьев тёмные фигурки. И видно, что не добегут. Жёлтые огни уже наводнили чащу. Значит, с оборотнями ничего не случилось, их просто отвлекли. Но каким безумцам вздумалось прогуляться в такую пору до берега?

И тут я понимаю… Маяк они не видят, зато видят корабль и, наверное, следили за кораблём. А теперь ринулись к нему. На рубеже рассвета, так как в это время можно проскочить по границе чар.

Не добегут. Я скатываюсь по лестнице, ещё не зная, что делать. Эйка окликает меня сверху, но не успевает перехватить.

– Тут жди! – велю я ей.

Я отлично помню серебряное копьё. Эти оборотни только сейчас волки, а пара минут – и станут людьми! Что тогда взбредёт в их лохматые головы, неизвестно.

И всё же, не с руки расшвыривать их клинком для тяжких ран и мучительной смерти. Я соображаю это уже на крыльце и выпускаю рукоять меча. Вот солнце взойдёт, и разберёмся. А пока я пытаюсь разгородить чарами волков и их добычу. Удивительно, но магия с первого раза встаёт, как надо. Ну, со второго раза. Правда, для этого мне приходится оказаться позади бегущей толпы. Дважды меня чуть не сбивают с ног, но в основном люди шарахаются. Судя по их силуэтам, закутанным до глаз и выше, это те самые, из песчаного города. Когда голубое марево отделяет их от звериной стаи, одна фигурка притормаживает возле меня и открывает лицо. Я узнаю её секундой раньше – по шампуру в руке, уже обагрённому в волчьей крови.

– Джем, – выдыхает она, расплываясь в улыбке.

– Возьми ключ, – кричу я в ответ, – запритесь на маяке!

Фигурка с опаской возвращается на два шага, касается ключа в моей руке и изумлённо распахивает глаза. Наконец, увидела синий луч! Тут же её хватают за шиворот и увлекают дальше, потому что дрожащий заслон начинает рваться.

– Чарда, – вопит она, задыхаясь, – моё имя Чарда!

Ага, я запомню, спасибо.

– Волшебник! – не унимается за моей спиной детский голос. – Я же говорил, что видел волшебника!

И всё-таки мальчик. От определённости немного легчает. К тому же Чарда правильно понял насчёт маяка. Женщины и дети бегут туда. Мужчины отбиваются от зверей, но получается у них так себе. Этих тварей даже магией тяжело удержать. Куда запропастилось солнце, неведомо, и я поднимаю следующую хрупкую стену, пятясь к волнам. Стену сразу начинают рвать оборотни, и уже трудно сообразить, с какой стороны их больше. Жёлтые глаза мелькают в бешенной пляске, люди с воплями мечутся по песку. Синий луч выхватывает из полумрака то один кусок берега, то другой, и я никак не соображу, кого от кого спасать. А ещё над всем этим носится крылатая тень. Бесшумная и проворная, как сама смерть. Но волков много, а она одна.

– Эй, не убивай их! – ору я, срывая голос.

Во-первых, солнце вот-вот взойдёт, во-вторых она уже давно не отрывала голов.

– Я тебя голову оторву, – доносится сверху. – А ну, иди сюда!

Расшвыряв волков, Эй пытается выдернуть меня из этой каши, но я заучил её повадки и успеваю уклониться. Ещё не все беглецы укрылись на маяке, а Эйке одной не справиться. Она слишком долго находится в полном воплощении.

– Сама убирайся! – огрызаюсь я.

Я её вообще не звал, если на то пошло. Почему мы всё время ссоримся у этого камня? Эйка описывает новый круг над берегом, но летит слишком низко и в результате падает на песок. Предупреждал ведь идиотку! Волки не верят своему счастью, но мою ненаглядную трудно обескуражить, пока у неё есть хвост, когти и заговорённый кинжал Ксарды. Случайные укусы Эйке не страшны, но я слежу за ней, не отрываясь. Если оборотни навалятся всей гурьбой, даже вампиру несдобровать. Лучше я её сам убью. Потом. Сперва надо до неё добраться, и я, наконец, обнажаю меч.

Первый рассветный луч ломается о клинок с ослепительной вспышкой. Я зажмуриваюсь всего на секунду, и мир раскалывается. Я ещё различаю Эй, я даже слышу её вопль и успеваю заметить, как она взлетает с места, стряхивая с себя волков. Но не успеваю сделать к ней шаг. Боль вспыхивает ярче солнца – мгновенно и нестерпимо. Со всех сторон набрасывается когтистая чернота и придавливает меня к земле – ни вздохнуть, ни шевельнуться. Ни вспомнить, кто я и где.

…Кто я и где?

Кажется, я всё тот же и всё там же. Лежу на обветренном камне у края берега. Эйка сидит рядом, это главное. Ревёт, но это ладно. Хорошо, что она смогла улететь и что я никого не убил. Утро разгорелось, и всех прочих тоже отлично видно. Перепуганные люди толпятся на маяке. Перепуганные оборотни вернулись в дневной облик и сгрудились на песке, залитом рассветной кровью. Но к камню никто не подходит. Боятся? А нет – это я так удачно поставил стенку, что она до сих пор держится! Значит, они нас не видят. Под скалой густая тень, и солнечные лучи пока не обжигают Эй.

– Сегодня с магией было более-менее, – усмехаюсь я.

То есть я говорю только:

–… более-менее.

Но она кивает в знак того, что поняла.

– Цела? – спрашиваю я.

Эй опять кивает. Вот и чудно. Прочее меня не волнует. Разве что та ослепительная боль – немного. Я боюсь её возвращения, раз сознание уже вернулось. Всё как бы в полумраке, и я щурюсь, пытаясь сосредоточиться на лице Эйки.

Ты меня опять…

–… спасла? – спрашиваю я.

Или только шевелю губами.

Эйка трясёт головой и продолжает реветь. Бедненькая, не повезло ей с замужеством! Я понятия не имею, где Перо и где меч. Я пытаюсь двинуть рукой, просто чтобы протянуть её Эйке, но движение не даётся. Волна время от времени дохлёстывает до камня, и пена подо мной зажигается алым. Разглядеть больше не получается – Эй упорно закрывает меня крылом в том смысле, что нечего там смотреть. Выходит, я даже не буду бегать по лесам в волчьей шкуре?

– Я тебя укусила, – сознаётся Эйка, дрожа всем телом, – совсем чуть-чуть. Чтобы было не очень больно. Тебе не очень больно?

Я умудряюсь пошевелить другой рукой в надежде, что она заметит этот жест – ляг рядом. Ничего больше не хочу. Эй вытирает нос и ложится.

– Ильм, послушай, – произносит она лихорадочным шёпотом, – я тебя сейчас поверну. Может стать хуже, но я хочу, чтобы ты видел.

Как будто у меня бездна времени куда-то там ещё смотреть! Мне хочется видеть только…

– …тебя.

– Я и так тут, а ты всё-таки взгляни, это что-то.

Она придерживает меня под спину, поднимает мою голову и убирает волосы с глаз. Без толку, потому что зрение начинает мне изменять. Но я успеваю понять, почему все уставились в одну сторону и почему над пляжем такая мёртвая тишина. Длинной вереницей из-за горизонта тянутся корабли. Лёгкие, как облака, прозрачные, как морская пена. Рассветное солнце зажигает их паруса бриллиантовым огнём, и наш дремлющий на якоре кораблик разворачивается носом навстречу сородичам.

Мои мысли замедляют ход, как пульс в жилах. Всё-таки приплыли. Надо же! А ведь это я их позвал… Я вдруг пронзительно ясно, яснее того, что вижу въяве, вспоминаю окованный льдом замок и осколки громадного зеркала. Вот с тех пор они, стало быть, и плывут издалека. Точно, это же я их…

–… позвал, – я пытаюсь объяснить это Эйке.

– Да, в замке. Я тоже так подумала, – шепчет она мне на ухо. – Вот ты теперь гляди на них и не смей засыпать. Только подумай, сколько драконов! Они тебя враз исцелят.

Возможно, да. Но скорее нет. И дело не в ранах. Жаль, я не успел маяк…

–… погасить.

– Теперь уже поздно, – говорит Эйка, – теперь уже будь что будет.

А что будет? Надо решать скорее. Хрупкая магия её укуса утекает из меня вместе с кровью, даже губами шевелить трудно. Но я ещё не дошёл, я пока иду…

–… к тебе. Как ты.

Эйка силится понять, и её опять начинает трясти. Да, ей ведь тяжело, когда много крови вокруг!

– Нет, – плачет она, – ты тогда умрёшь.

Вот же когда надо, её не уломаешь! Чего доброго, эти успеют высадиться. Корабли у них быстрые.

– …дракон, – произношу я старательно.

Дракон умрёт. Вот и ладно.

– Но если они помогут? – стучит зубами Эйка. – А твоя жизнь, твоя магия… Ну давай ты подождёшь, ну не смотри на меня так!

Я не смотрю, я закрываю глаза. Она сама поймёт, когда настанет момент. Одного жалко – я ей детей обещал, а видно не…

–…не будет.

– Будут, – заверяет Эйка, целуя моё лицо, – дети будут, я сама это знала, и Хорпа сразу поняла. Я хотела тебе сказать, когда отплывём подальше. Боялась, что ты раздумаешь покидать берег. А ты же так хотел выбраться… с этого… проклятого… острова.

Остров вовсе не проклятый. Зелёные бабочки опять же… Дивные. Вот как на платье Эйки! Она продолжает говорить, но я сосредотачиваюсь на том, чтобы поднять веки. Если я их подниму, то заставлю Эйку замолчать и послушаться. Я не могу рисковать. Тем более если дети. И я хочу успеть… Перестать быть драконом.

– Ладно, – осекается Эй, когда наши взгляды, наконец, сталкиваются.

Она уже не плачет, а злится. Это хорошо.

– Я тебя ненавижу, – когда Эйка это повторяет, хочется слушать и слушать, – я теперь никогда себя не прощу. Кто бы знал, что драконы такие хитрые.

Я улыбаюсь – пока болтаешь, во мне вся кровь кончится.

– Не кончится, – злорадно уверяет она, – сперва я тебя своей кровью напою. А там уже найду, чем поживиться.

Я расширяю глаза: она всегда говорила, что её кровь – это яд.

– А ты как думал! – скалится Эйка. – Слушай, но быстро. Это будет как смерть. Это и будет смерть. Я сама не видела, но так говорят. Ты не сможешь дышать, не сможешь видеть и слышать, ты окажешься в темноте. Но я буду рядом, не бойся. Потом что-то пропадёт навсегда, а что-то вернётся, но по-другому. И Связь исчезнет. Если нам повезёт.

Я моргаю в знак того, что понял. Как ещё реагировать на такую перспективу? Возможно, я должен уронить слезу, но во мне осталось мало жидкости. Прекрасно, одним мечом будет меньше.

Пока я всё это думаю какими-то уже бессвязными обрывками, Эйка целует меня в губы, перебирает мои волосы, и, кажется, гладит меня всего, запоминает меня всего, но я не ощущаю её рук, и это ужасно. Хуже, чем смерть, только это ожидание.

– …хуже, – наверное, у меня это нечаянно вырывается вслух.

– Я знаю, мой свет, – шепчет Эйка, устраиваясь со мной лицом к лицу, – я знаю, но потерпи капельку, обратно ведь не вернёшься.

В сущности, и так нормально. Будто мы вечно болтаем на этом камне и никуда с него не уходили. Кровь смыли волны, а прочее – люди и корабли – где-то в соседнем мире. Я надеюсь, что Эйка не заставит умолять её вслух. Она не заставляет. Она легонько скользит губами по моим векам и проводит пальчиком по моим губам.

– Ни кровинки, – роняет она чуть слышно, – ладно, пей, горе моё… Или я твоё.

Счастье. Я теперь стараюсь не моргать, чтобы не отключиться раньше времени.

– Ну, пей на счастье, – обречённо соглашается Эйка, а потом прокусывает клыками свою губу и целует снова.

Мой рот мгновенно наполняется вязкой ледяной кровью, и первый же глоток мёртвого огня выжигает дыхание. Дышать больше не надо. Сердце ударяет ещё пару раз – больно и глухо – и застывает, как маятник. Я обмираю от страха, но не могу шелохнуться. Эй привычно забрасывает на меня ногу, укрывая своими волосами и крыльями. Я едва ощущаю, как её клыки пропарывают старый шрам и погружаются глубже, чем когда-либо. А дальше мы просто ждём.

Думаю, это самая странная моя гибель. Некоторое время я различаю шелест прибоя, но и он постепенно растворятся в черноте. Эта чернота наползает мне на глаза и на хрустальные корабли, бросающие якоря у песчаной косы. Они прекрасны, как сон. Они непостижимы, как смерть. В конце концов от всего мира остаётся лишь синий огонь маяка, пробивающий черноту. Я до последнего цепляюсь за этот огонь и стараюсь не бояться. Даже когда остаётся лишь память об огне. Я не могу разгадать – это маяк гаснет или я перестаю его видеть? Неважно. Не так плохо всё получилось, если подумать. Зато, когда я вернусь, у меня будут крылья. И будет Эйка. А иначе зачем открывать глаза?

КОНЕЦ