40 ножевых

– Да ты что? – Макс выглядел действительно расстроенным. – А кольца, вроде, не было у нее на руке. Но попытка – не пытка! Как говорится, муж – не стенка, подвинется, когда в бой вступает следователь Следственного комитета! – При этих словах Преображенский приосанился, поправил очки, натянул джемпер на округлое пузико и бросился на абордаж.

Ника решила, что это зрелище стоит того, чтобы снова повернуться лицом к витрине. Сейчас она уже внимательнее пригляделась к высокой продавщице, и не могла не согласиться с Максом, что та была весьма хороша. Высокая, белокожая, с огромными русалочьими глазами. Из-под форменной шапочки выбивалась прядь рыжих волос, и Ника сразу заподозрила, что волосы зазнобы Преображенского имеют такой красивый оттенок от природы, а не в результате ухищрений парикмахера. Но, к сожалению, в ее товарище красавица из «Горячих беляшиков» оказалась не заинтересована. Ника увидела, что на какую-то реплику Макса продавщица показала на свою правую руку, скорее всего, сказав ему, что она замужем.

Преображенский вернулся на место и печально стал дожевывать свои пельмени.

– Она сказала, что замужем и что у нее есть любимый человек, – сообщил он Нике.

– Не удивлюсь, что у такой красотки муж и любимый человек могут оказаться разными людьми, – хохотнула Ника.

– Мне нет места на этом празднике жизни… – резюмировал Макс. – Можно я съем твой беляш? Так сказать, заем свою неудачу.

– Ешь… Я стройнее буду.

Немного подкрепившись, следователи вернулись в машину Ники.

– Кеша, ты точно есть не будешь? – еще раз уточнила Ника у своего юного помощника.

– Нет, Ника Станиславовна! Я такое не ем. Я придерживаюсь принципов правильного питания, – уточнил Иннокентий.

– Ох, Кеша, я когда-то тоже такое не ела, – вздохнула Ника. – Если пойдешь работать следователем, то забудешь про нормальную еду, полноценный сон и здоровые отношения…

– У тебя-то что они нездоровые? – покосился на нее Макс. – У вас же конфетно-букетный период должен быть в разгаре!

– Конфетно-букетный период на расстоянии в короткие перерывы между работой – то еще удовольствие, – задумчиво протянула Ника.

После второго задержания Чеботкова уже по подозрению в убийстве второго фермера в деле мало что изменилось. Он категорически отрицал свою причастность к обоим убийствам, говорил, что никогда не был знаком и никогда не встречался со вторым фермером – Евгением Кротовым. По поводу обнаруженного у него дома охотничьего ружья Чеботков заявил, что ружье ему подкинули.

В это любимое всеми жуликами объяснение Ника не поверила. Суд тоже не поверил в версию защиты и арестовал Чеботкова на два месяца.

Ника очень надеялась на результаты экспертиз, к концу января некоторые из них уже были готовы, и следователь Речиц поехала в бюро судебной медицинской экспертизы за заключениями.

Вопреки заблуждению, растиражированному фильмами и сериалами на криминальные темы, экспертизы делаются не за час и даже не за день, а в течение нескольких недель и даже месяцев, да еще и в порядке очередности. Нике очень повезло, что интересующие ее медико-криминалистические экспертизы по одежде Чеботкова и Шевкопляса, а также кожному лоскуту с трупа первого потерпевшего, находились в производстве ее любимого отделения бюро.

Ника обожала назначать медико-криминалистические экспертизы, находя их чрезвычайно познавательными исследованиями, способными на многое пролить свет в обстоятельствах совершенного преступления. Так, сотрудники медико-криминалистического отделения могли по следам на черепе установить примерное орудие, точное количество и направление нанесения ударов. По следам крови на одежде убийцы и жертвы они могли указать взаимное расположение этих лиц в момент нападения.

Устроившись поудобнее в кабинете экспертов, Ника читала заключения по одежде Чеботкова и одежде и кожному лоскуту с трупа Шевкопляса. Догадки эксперта Рябоконь по поводу кухонного ножа были абсолютно верными, по описаниям медико-криминалистов действительно получалось примерно такое орудие. Но ни один из ножей, изъятых в доме Чеботкова, согласно выводам экспертов, не мог причинить повреждения, аналогичные обнаруженным на трупе.

Еще более интересным оказалось заключение эксперта по одежде Чеботкова. На его клетчатой рубашке действительно оказались следы крови Шевкопляса в виде брызг, но эти брызги носили единичный характер.

– Как вы думаете, могли эти следы образоваться при нанесении ножевых ранений Шевкоплясу? – Ника оторвалась от чтения и решила немного помучить вопросами эксперта Вознесенскую и заведующего медико-криминалистическим отделением Федотова.

– Ну, это вы как следователь сами должны разобраться, – улыбнулся в усы Федотов. – Но, думаю, вряд ли. Вы почитайте заключение по одежде трупа, там у вас возникнет много поводов для размышлений.

Ника открыла заключение по одежде Шевкопляса, вчиталась в него и от неожиданности присвистнула.

– Я так понимаю, нашего потерпевшего зарезали, когда он лежал на животе?

– Да, правильно понимаете. По следам на его одежде такая картина и вырисовывается, много потеков от спины к животу, – вступила в беседу эксперт Вознесенская.

– И, исходя из этого, сложно представить положение нападавшего, когда кровь в виде крохотных брызг долетит именно до верхней трети передней поверхности рубашки. Но это повод вам, следователям, подумать, как такое может быть, – резюмировал Федотов.

– А при таких ранениях много крови сразу брызгает из раны? – задала Ника давно интересовавший ее вопрос.

– Как правило, много. Не фонтаном, конечно, льется, но кровить ваш потерпевший от сорока ножевых должен был довольно сильно. А вот насколько сильно он испачкал своего убийцу – вопрос неоднозначный, все зависит от того, в каком положении был нападавший в момент нанесения ударов: сидел он, стоял… Хотя вообще следы крови на одежде вашего Чеботкова больше вписываются в его версию, что он дал своему другу в нос, и конфликт между ними на этом закончился.

– Спасибо вам большое, – оживилась Ника, пряча заключения в папку и собирая пакеты с вещественными доказательствами. – Ваши экспертизы, как и всегда, очень мне помогут.

По дороге в отдел Ника еще забрала у экспертов-«геномщиков» заключение по изъятой ею на месте происшествия барсетке. Эксперты поколдовали над ней на совесть и обнаружили следы женской ДНК. Кроме того, этот геном стрельнул еще и в кабине рефрижератора по второму убийству. Это вряд ли могло быть просто совпадением.

Что же, теперь предстоит искать женщину.

Cherchez la femme.

Вернувшись в отдел, Ника позвонила Ткачуку и озадачила его вопросом:

– Где мы можем попробовать допросить максимально возможное количество фермеров, привозящих товары с Алтая в Энскую область?

– Ну, у тебя и идеи, – протянул Коля. – Можно попробовать поработать с теми, кто ночует в «Тракхаусе».

– А «Тракхаус» – это что такое? – удивилась Ника.

– А это придорожная гостиница в Глухарево, там приезжие часто остаются на ночь, чтобы утром пораньше без пробок выдвинуться в сторону Алтая.

– О, круто, давай ты сегодня туда съездишь, надо опросить фермеров, которые гоняют по маршруту наших потерпевших, вопрос по сути один: не замечали ли они в дороге чего-то подозрительного, в частности, каких-нибудь подозрительных женщин.

– Женщин? А при чем тут женщины? – удивился Коля.

– А при том, что на барсетке из грузовика первого трупа есть следы женской ДНК.

– Может, это его жена наследила? – предположил Ткачук.

– Тогда она еще и в кабине второго фермера наследила. Это явно наша фигурантка, Коля, надо ее искать. А бывшая жена нашего Чеботкова не знаешь где? – спросила Ника.

– Да где ей быть, в Глухарево она, посудомойка в «Горячих беляшиках». Он ее как за измену с заезжим молодцем выгнал, так она недалеко ушла, – засмеялся Коля.

– Надо будет с ней побеседовать. Так, давай сегодня ты сконцентрируешься на фермерах, а завтра поедем в Глухарево, будем допрашивать женщин и получать образцы их ДНК.

– Это сколько же нам надо женщин допросить? – задумчиво сказал Коля. – Ника, ты уверена, что это точно надо делать?

– Пока идей получше у меня нет. Сегодня получила все экспертизы по первому трупу, что-то там по Чеботкову доказательств не прибавилось.

– Ника, опять ты завела свою пластинку, что Чеботков не виноват. Очнись, там по второму трупу все отлично бьется!

– Так, давай все отработаем как следует, а потом уже будем решать, что с чем бьется и что доказывает.

– Хорошо, я тебя услышал. По результатам я тебе позвоню, – закончил разговор Коля.

Ника положила телефон на стол и подняла глаза на сидевшего напротив Преображенского.

– Ника, а ты правда думаешь, что Чеботков не виновен? – спросил Макс, прислушивавшийся к ее разговору с начальником уголовного розыска.

– Не знаю, – пожала плечами Ника. – Но пока в этом деле столько нестыковок, моя совесть не позволяет положить его в сейф и ждать, когда сделают экспертизы по второму трупу. Есть у меня ощущение, что надо по нему еще работать. Что-то тут не так.

Вечером Ника, Коля и Макс Преображенский сидели у стойки администратора гостинцы «Тракхаус» и ждали аудиенции с хозяйкой гостиницы. Приехав в «Тракхаус», Ника вспомнила, что уже выезжала сюда по факту покушения на изнасилование и даже осматривала один из номеров. Номера в «Тракхаусе» были крайне бюджетными, с фанерными стенами и одинокой убогой кроватью. Иная мебель в номере отсутствовала, и скудная обстановка помогла следователю Речиц очень быстро закончить осмотр.

Как поняла Ника из заявления потерпевшей, «Тракхаус» можно было смело переименовывать в «Траххаус». Дальнобойщики привозили туда девочек и начиналось безудержное веселье, которое порой заканчивалось прибытием сотрудников полиции и Следственного комитета.

Хозяйка «Тракхауса», крашеная блондинка Анжелика Хачатурян, выплыла навстречу правоохранителям откуда-то из глубин своего фанерного рая. Она вела себя спокойно, доброжелательно, лучезарно улыбалась, и от этого в душе у Ники зародилась четкая уверенность, что Анжелику и ее бизнес крышует кто-то из местных ментов. Анжелику предупредили и об их приходе, и о том, что они пришли не по ее душу.

В «Тракхаусе» в тот вечер находилось двенадцать дальнобойщиков, были среди них и те, кто возил фермерскую продукцию с Алтая. Десять пустых, бесполезных протоколов допроса по очереди легли в папки-планшеты Ники и Макса, и им уже казалось, что идея с допросами постояльцев «Тракхауса» была не самой блестящей, но тут один из дальнобойщиков вспомнил, что несколько зимних месяцев замечал на дороге вблизи Глухарева голосующую женщину.

– Так это проститутка, наверное, стояла? – уточнил Коля.

– Да нет, она была одета как обычная баба, очень тепло и совсем не вызывающе. Пуховик у нее был такой длинный, темный, почти до земли. И волосы длинные из-под капюшона выбивались.

– Как это вы все успели разглядеть на ходу? – удивилась Ника.

– Да я ее не совсем на ходу разглядывал, – засмеялся дальнобойщик. – Я ее как первый раз увидел, решил остановиться. Мне показалось, что что-то случилось, вид у нее был испуганный, она так отчаянно мне руками махала. Я остановился, спросил у нее, что случилось. Она залепетала, что машина в лесу застряла, не может ее вытащить. Но ответил, что я ей не помощник, что у меня машина тяжелая, большая, в лесу точно застрянет, что ей нужно какой-то поменьше автомобиль тормозить. Предложил ее довезти до ближайшей деревни, она наотрез отказалась. А потом через две недели еду, а она снова голосует на том же месте. Тут я и подумал, что что-то здесь нечисто.

Ника и Коля переглянулись, поведение женщины на трассе правда показалось им подозрительным.

– А кроме пуховика и волос вы что-нибудь еще из ее внешности запомнили?

– Нет, ничего. Темно было. Но во второй раз я точно видел именно ее. У нее внешность такая, породистая. Вроде ничего особенного, обычная баба, а в глаза бросается. На вид она вроде молодая, не старше тридцати пяти.

Как Ника ни билась со свидетелем, но расшифровки, что именно он подразумевает под словами «видная» и «породистая», она не получила.

– Может, Чеботков бывшую жену заставлял этих фермеров приманивать? – высказал предположение Коля.

– Надо будет ее отрабатывать. Завтра поеду в Глухарево, возьму Перегудина, сделаем подомовой обход и возьмем образцы ДНК у молодых женщин, подходящих под описание.

– Так это очень много народу получится, Ника.

– Начну с ближнего круга Чеботкова. Бывшая жена, соседи. Похоже, что фермеров в лесополосу действительно заманивала голосующая женщина.

Утром Ника в компании участкового Перегудина начала объезд Глухарево, предварительно расспросив его про видных молодых и красивых местных жительниц. Почесав в затылке, Геннадий вспомнил двадцать местных красоток, в числе которых была волоокая Анжелика из «Тракхауса», Катерина Медкова и Светка Чеботкова из «Горячих беляшиков», пара школьных учительниц, фельдшерица из местного ФАП, да еще с десяток поселянок.

В принципе задача была выполнимой, изъять образцы слюны за сутки у двадцати женщин – реально, если все они находятся в одном месте и не бегают от следователя.

Особо интересовала следователя Речиц Светлана Чеботкова, которую все местные жители упорно называли Светкой. Маленькая собачка до старости щенок, вот и бывшая жена Чеботкова в свои тридцать с хвостиком выглядела какой-то неприкаянной и очень молодой, хотя опухшая физиономия и выдавала в ней пристрастие к употреблению спиртных напитков. Взгляд у Светки был одновременно виноватый и нахальный, как у кошки, напроказничавшей в доме в отсутствие хозяев. Не мигая, она уставилась на Нику своими серо-зелеными, чуть навыкате глазами и удивленно спросила:

– Вы что, правда думаете, что мы с Серегой могли кого-то убить?

– Нам надо проверить все версии, – сурово ответила Ника.

Светка снова виновато улыбнулась:

– Да он меня с прошлой весны на порог не пускает и со мной не разговаривает. Приревновал меня к посетителю и выгнал. С тех пор мы вообще не общаемся. Да я все сдам, все ваши образцы, вы не волнуйтесь. Только знаете, я уверена, что это не Серега, не такой он человек, не мог такое сотворить.

После монолога в защиту Чеботкова Светлана безропотно дала поковыряться в своем рту специальной ватной палочкой, которая после этого отправилась в бумажный конверт. Ника запечатала его и дала Чеботковой расписаться на бирке.

– А где ваша хозяйка? – поинтересовалась Ника, оглядев помещение «Горячих беляшиков».

– А ее второй день нет на работе, заболела она.

– Надо будет навестить ее дома. Ты знаешь, где она живет? – спросила Ника у участкового.

– Да знаю, конечно. Тут недалеко, поехали.

Дом Медковых выделялся на фоне остальных деревенских домов, как разбогатевший и переехавший в город родственник выделяется из толпы гостей на сельской свадьбе. Построенный из красного кирпича, с щегольским флюгером-петушком, он мало напоминал деревенское жилище и тянул на добротный коттедж из гламурного пригородного поселка. Все это великолепие окружало кованое фигурное ограждение с живой хвойной изгородью.

– Богато живут, – констатировала Ника, глядя на всю эту красоту.

Всезнающий деревенский участковый лишь усмехнулся ей в ответ.

– Да, конечно, небедно они живут. Но мне тут птичка на хвосте принесла, что у Медкова с бизнесом проблемы, и вся эта красота в кредит, который пока непонятно, чем отдавать.

– Как можно разориться, торгуя беляшами на трассе? – удивилась Ника. – Это же, считай, идеальный бизнес-план.

– Да запросто. Сам-то Медков – рачительный хозяин, это Катька воду мутит. Ей беляшами непрестижно торговать, подбила его завести эко-ферму, а с ней какие-то проблемы начались. То ли им больных коров подсунули, то ли они сами их до кровавого поноса довели. Попали на деньги с лечением. Только коровы оклемались, там новая напасть – с кормами какая-то засада. Семен из-за этой фермы весь осунулся. А Катьке все неймется. На «Ниве» ей кататься непрестижно, в старом доме жить не нравится. А он ее балует, что твою куклу: то дом ей отгрохает, то вместо старой «Нивы» иномарку купит.

– Капризная, говоришь, барышня?

– Ой, еще какая. Вертит им, как хочет. Но имеет право, такая краля, сейчас сама увидишь, – мечтательно пробормотал Геннадий, рисуя руками в воздухе силуэт красотки Катерины.

– Да я ее видела, – усмехнулась Ника.

Ника и Перегудин позвонили в калитку. В ответ на мелодичную трель из дома вышел высокий светловолосый мужчина в камуфляжном костюме.

– Это хозяин, Семен Медков, – шепнул Нике участковый.

Медков подошел к калитке, открыл ее. Узнав участкового, он пожал ему руку и поинтересовался:

– Чем обязан?

– Это следователь Следственного комитета, она занимается расследованием убийств фермеров в лесополосе, – представил Нику Перегудин.

Ника показала Медкову служебное удостоверение и пояснила:

– Мне надо допросить вашу жену в качестве свидетеля.

– А что она могла видеть? – нахмурился Медков.

– А вот это я у нее и хочу спросить. Разрешите пройти, или жена сама к нам выйдет?

– Болеет жена, – шмыгнул носом Медков. – Третьего дня упала в погреб, сильно расшиблась. Она ничего не помнит.

Ника удивленно приподняла бровь.

– Увидеть-то вашу жену можно? Или вы ее тщательно скрываете за семью замками?

– Да, увидеть можно, – вздохнул Медков. – Только она что-то плоха совсем.

– А почему она дома, а не в больнице? – спросила Ника.

– Да не хочет она в больницу, упертая. Дома, говорит, и стены лечат. Да вы не думайте, что она тут лежит без медицинской помощи, доктор каждый день приезжает, ее смотрит.

Ника, Перегудин и Медков зашли в дом, где хозяин проводил их в небольшую, уютную гостиную с камином. На диване полулежала женщина с перемотанной бинтами головой. Она читала книгу, но, услышав шум, отложила ее в сторону и приподнялась навстречу гостям.

– Жена моя, Катерина, – кивнул на нее Семен. – Катерина, а это следователь Следственного комитета, участкового Геннадия ты и так знаешь.

– Конечно знаю. Добрый день, Геннадий, – улыбнулась Катерина. – А вы…

– Меня зовут Ника Станиславовна Речиц. Я занимаюсь расследованием убийств фермеров в лесополосе.

Катерина в недоумении покосилась на своего мужа.

– Ничего она не помнит после падения, – грустно сказал он. – У нас вся деревня после обнаружения второго трупа два дня уже на ушах стоит, а Катерине нашей все хоть бы хны.

– Я правда ничего не помню, – жалобно сказала она. – Помню, что очнулась, что в погребе лежу, что Семен меня поднимает. Потом помню, как волосы стригли и раны на голове зашивали. А больше ничего не помню. Я даже не помню, что я в кафе работала.

– Доктор говорит, что у Катюши амнезия. Сейчас немного в себя придет, будем память восстанавливать.

Вся ситуация вызвала у Ники чувство недоумения. Она мельком видела Катерину Медкову в «Горячих беляшах». Внешний вид женщины явно говорил о том, что той действительно нехорошо, уж слишком сильно изменила ее травма. Черты лица заострились, Катерина была очень бледной, с большими синяками под глазами. Она была мало похожа на ту холеную красотку, которую Ника и Макс видели всего два дня назад в «Горячих беляшиках».

– Давайте тогда у вас изымем образцы слюны, а допрос оставим до момента, когда вам станет лучше, – предложила Ника.

– А образцы изымать зачем? – снова нахмурился Медков.

– Это необходимо следствию, – расплывчато ответила следователь Речиц.

– Надо это, Семен Иванович, – кивнул Перегудин. – Было бы не нужно, мы бы не пришли.

Недовольный Медков выдержал паузу, а потом тряхнул головой и сказал:

– Ладно, Катя, сдавай ты эти образцы, нам бояться нечего.

Через пару минут Ника и Перегудин уже садились в «Ниву» участкового, вооружившись очередным конвертом с образцом слюны.

– Еще к кому-нибудь поедем? – спросил Геннадий у Ники.

– Да думаю, что нет. Двадцать образцов слюны прекрасных селянок мы набрали, пусть лаборатория их обработает.

– Ничего себе, как Катерина расшиблась, – удивился Геннадий, отъезжая от дома Медковых. – Бледная как смерть.

– Ага, но с черепно-мозговой травмой вряд ли будешь хорошо выглядеть, – ответила Ника. Она уже представляла, как озадачит ДНК-лабораторию исследованием двадцати образцов женской слюны и что ей скажут эксперты в ответ на поручение им этого исследования.

Эксперты действительно не были рады объему работы, не забыли «ткнуть» Нике на то обстоятельство, что она напрягает их исследованиями по уже раскрытому преступлению, в то время как у них в работе куча нераскрытых «темняков».

Выслушав много интересного про себя и других следователей, Ника отправилась в отдел. Уже паркуясь у здания, Ника получила отчаянное СМС от Макса: «Ника, поторопись. Тут такое! Нужна твоя помощь».

Заинтригованная, Ника поспешила подняться на второй этаж. Из-за двери с табличкой «Старшие следователи Преображенский М. Н. и Речиц Н. С.» раздавались какие-то крики. Кричал не ББ (его голос Ника узнала бы из тысячи), кричала какая-то женщина.

Ника открыла дверь и вошла в свой кабинет. Мизансцена и правда была угрожающей для Макса, любителя спокойствия и тишины. На приставном стуле перед его рабочим столом сидела заплаканная молодая девушка, а по кабинету фурией носилась женщина лет пятидесяти пяти, беспрестанно крича.

Расшифровав вопли женщины, Ника поняла, что у нее пропал сын, а молодая стерва-невестка и полиция в ус не дуют, и что она это так не оставит.

В какой-то момент женщина наткнулась на Нику и крайне надменно поинтересовалась у нее:

– А вы вообще кто?

– Я могу задать вам встречный вопрос. Разрешите мне пройти на мое рабочее место, – предельно вежливо попросила Ника.

Она уже поняла, что в отдел нагрянула она – Крайне Проблемная Заявительница. И сулила она всем бедами большими: криками громкими, жалобами длинными да приемами у генерала личными.

– Вы – следователь? Так чего встали, проходите! – приказала Нике заявительница.

– Спасибо, что разрешили, – не удержалась от шпильки Ника.

– Ника Станиславовна, помоги, пожалуйста! Мне шеф отписал заявление по факту безвестного исчезновения гражданина Сосновского. А тут его супруга и мама, гражданка Сосновская, между собой ругаются. Опроси, пожалуйста, супругу в другом кабинете, – жалобно протянул Преображенский.

– Да без проблем. – Ника кивнула заплаканной девушке. – Пойдемте со мной в архив.

В архиве супруга пропавшего гражданина Сосновского присмотрелась к Нике и спросила:

– А это вы у нас в Глухарево перед Новым годом обыск делали? Мы с Петей были понятыми.

– Так это вы – жена учителя? Точно, я помню и вас, и вашего супруга, – сказала Ника. – Напомните, как вас зовут?

– Меня зовут Полина. Ника Станиславовна, с Петей точно что-то случилось. Два дня назад он сказал мне, что поедет на ночь к своей маме. По его словам, Наталье Евгеньевне срочно понадобилась его помощь. Но наутро Петя не пришел, а Наталья Евгеньевна сказала, что Петя к ней не приходил и не собирался приходить.

– Я так понимаю, что у вас долгая история и сложные отношения с Натальей Евгеньевной. Расскажите все подробно с самого начала, – ободряюще улыбнулась Полине Ника.

По сравнению с хабалистой гражданкой Сосновской Полина вела себя вполне достойно, и Ника была очень рада, что как настоящий джентльмен Преображенский принял бремя общения с крайне проблемной заявительницей на себя.

Рассказ Полины оказался немудреным. Со своим любимым Петей она познакомилась в школе, когда училась в десятом классе. Юный Петр Иванович Сосновский, щеголь, только после университета, пришел к ним преподавать русский язык и литературу. На почве любви к русской словесности Петр и Полина сошлись, Петр читал ей стихи собственного сочинения, Полина влюбленно внимала им, и все это привело к незапланированной беременности и большому скандалу.

– Моя мать, как узнала, отходила меня ремнем и выгнала из дома. Петю заставили уволиться из городской школы. Его мать устроила ему выволочку из-за меня, кричала, что не даст ему жениться на малолетней шлюшке. Это она про меня так говорила, – рассказывала Полина свою невеселую историю. – Но Петя от меня не отказался, он сказал, что не даст своему ребенку жить в нищете и убожестве. Мы поженились, ведь мне уже было шестнадцать. Петя нашел работу в деревенской школе, так мы оказались в Глухарево. Тут и родился наш Митенька. А два дня назад Петя мне сказал, что ему срочно нужно поехать к своей матери в Энск, что она снова его вызывает.

– В смысле – «снова вызывает»? Вы же говорили, что ваш муж с матерью не общался? – сразу задала уточняющий вопрос Ника.

– Да, они где-то год не общались, а примерно полгода назад Петя раз в две-три недели стал ездить на ночь к матери в Энск. Говорил мне, что ей тяжело жить одной, что надо ее навещать. Я несколько раз предлагала Пете поехать вместе с ним, но Петя наотрез отказывался меня брать, говорил, что мать меня так и не простила и видеть меня не хочет. Так вот, два дня назад Петя уехал на своей машине, старенькая иномарка у него, его мать ему на окончание университета подарила. Сказал, что поехал ночевать к Наталье Евгеньевне. Но утром он домой не вернулся, на телефонные звонки не отвечал. Я заволновалась, позвонила Наталье Евгеньевне. Она сразу трубку не взяла, я ей стала писать сообщения, что Петя пропал. А потом она мне перезвонила, стала кричать, что Петю из-за меня уже два года не видит и что он к ней не приезжал. И вообще с момента переезда в Глухарево ни разу у нее не был. А потом она сама приехала, и мы пошли в полицию.