скачать книгу бесплатно
Поднялся на второй этаж, откуда был выход на крышу. Здесь много маленьких отдельных комнат. Дёрнув за ручку, Хэварт понял, что первая закрыта. Чего там уж прятать? Знали же, что не вернутся, грёбаные скряги! Дёрнул за вторую – подалась со скрипом. Внутри не оказалось окон: кромешная тьма, громкий скрежет и лязг цепей встретили Хэварта.
– Айне тх’эйне хьюн скоа! – зашипела на него темнота охрипшим девичьим голосом.
Пошире распахнув дверь, Хэварт пустил в комнату тусклый свет коридорных окон. На полу, прикованная к кровати, сидела почти нагая девушка. Глаза горели ненавистью, ногти на руках впились в скомканное одеяло, будто оно было плотью мучителя.
– Тихо! Не ругайся – не трону. Ты пленница? – спросил Хэварт, но не дождался ответа. – Сейчас освобожу тебя. Видишь: на столе ключи. Почему ты не брала их?
Он медленно пошёл вперёд, следя за тем, чтобы пленница не бросилась на него. Но она сидела спокойно. Хэварт кинул ей ключи. Девушка повертела их в руке и удивлённо уставилась на мужчину.
– Не умеешь? – с улыбкой спросил Хэварт. Ответа не последовало. Он рискнул подойти ближе, взять ключи и освободить её от ошейника и кандалов. Девушка – а теперь Хэварт понял, что она из эльфов, – не сопротивлялась. Потом стала растирать затёкшие руки.
– Спасибо, – произнесла она с акцентом. – Я есть Алва. Я теперь есть твоя Алва. Не надо меня быть в цепи. Я буду пойти за тобой сама.
– Не надо за мной никуда идти… Хотя что ещё тебе делать?..
– Ничего не есть.
– Значит, будешь помогать мне. Я научу тебя: встанешь по правую сторону ворот, а я останусь здесь. Умрём за город вместе.
– Я была воевала за свой народ. Господин будет дать мне оружие, и я буду умирать за него, но не за чужой город. Господин желать Алва?
Хэварт стоял перед рабыней в недоумении. Желания пропали у него с тех пор, как он узрел долг: умереть, защищая Маркгарт. Больше желания не нужны: надо просто стоять до конца, до последнего.
– Нет, Алва.
Она не проявила никаких признаков разочарования или радости. Приняла как факт.
– Ты умеешь разговаривать по-нашему. Ты, очевидно, умна. Почему ты не знала, как снять ошейник и кандалы? Элементарно вставить ключ и повернуть…
– Что есть ключ?
– Да как вы дома запираете там у себя без ключей? Ну, ключ – вот он, в руке у меня! И вот замок: щёлк-щёлк – и готово, заперто.
Хэварта почему-то раздражала эта нелепость: надо готовиться к обороне, а он стоит, как перед ребёнком малым, и про ключик с замочком рассказывает. Абсолютно ничего не понимающие глаза со страхом смотрели на его гнев. Со страхом и смирением: она сделает всё, пойдёт за ним на край света, хотя он всего лишь взял со стола ключи…
– Мы были заходили к друг другу без ключа. Друг зовёт друга, и друг заходит.
– Ладно, вставай уже. Хватит сидеть! Пойдём со мной, – кивнул Хэварт пленнице и указал на выход. – Но замки на цепях-то ты уж видела: рабов всегда держат в цепях.
– Мой народ не есть рабы, – отвечала гордая эльфийка, поднимаясь с колен, бледной ладонью касаясь шершавой поверхности стены.
– Никто и не говорит, что вы рабы.
– Мой народ не был сдавался. Никто не был сдавался. Это есть позор для мой народа.
– Хочешь сказать, вас учат не сдаваться? Почему же ты сдалась?
– Я есть позор для мой народа. Я была не успела воткнуть в меня нож. Или я была не хотела… Я была струсила. Я есть позор для мой народа… Я буду умирать за мой господина. Только так я могу быть простить от мои боги.
– Вы не знаете замков и ключей, вы не знаете кандалов и ошейников, вы живёте на свободе или не живёте вообще. Я сейчас жалею, что не знал твой народ раньше, Алва. Они, должно быть, чудесные люди. То есть эльфы…
Алва даже не улыбнулась. Не поняла соли юмора.
Шутка была в духе Хэварта: ошибиться и сделать поправку. Других шуток он придумывать не мог.
По крайней мере, если брать в расчёт безобидные шутки.
Потому что сейчас он шутил по-крупному: один бросил вызов целой армии, разрушившей на своём пути десятки городов.
***
Ночь вступала в законные права, сумерки укутали крыши и подбирались к мостовым, когда Хэварт в сопровождении Алвы в последний раз сделал вылазку в город. Он провёл эльфийскую девушку по улицам воспоминаний.
По одной когда-то, ещё пареньком, провожал домой Бенедикт. Она задорно смеялась его чудачествам, огоньки зелёных глаз заставляли совершать невозможное, из кожи вон лезть, лишь бы поддерживать этот блеск. Дорога пролетала незаметно, а обратно он бежал через дворы. Бежал, чтобы не попасться на глаза местной шпане.
Существовало негласное правило: пока парень с девушкой, никто подходить и не смел. Стоило парню остаться одному… И Хэварт бежал, чтобы скорее забраться под одеяло и вспоминать сладостные минуты ушедшего вечера.
Только много позже каждый куст на этой дороге, каждое крыльцо, окно со ставнями и извилистая печная труба на крыше торговца пряниками стали значимыми. Много позже, когда Хэварт гулял здесь в одиночестве… Каждый год принося цветы к двери её навек опустевшего дома.
– А тут вот заветная скамья, – продолжал делиться впечатлениями с эльфийкой. – Мальчишками мы вечерами доходили до неё после игры в мяч. Или в войну… Смотря кто собирался гулять. Вечно все в пене, в мыле, как лошади, уставшие, приходили сюда и мечтали. Делились впечатлениями. Всем, что не могли сказать родителям. После игры под стрёкот цикад… Мы верили в настоящую мужскую дружбу. Гораздо позже, на войне, мы её проверяли на прочность.
Скамья стояла под сенью клёнов и осин напротив огороженного поля. Как островок свободы, за которым снова тянулись вереницы шумных и тесных улиц. Бескрайнее поле, а потом только фиолетово с розовым блеском переливалось небо.
– Господин есть любит свой город, – сказала Алва. – Камни для мой господин есть значат больше люди.
– А мне некого больше любить. Всё осталось здесь. И я здесь хочу остаться.
– Но камни не есть живой. А мой господин есть живой. И я есть живая. Я есть не понимаю мой господин.
– Странно… Мне казалось, эльфы немного другие.
– Я есть позор для мой народа.
– Да-да, помню.
К наступлению ночи они дошли до пенатов Хэварта. Он зажёг факел, найденный в башне, и вошёл под своды старого дома. Некогда было предаваться воспоминаниям и прощаться, но при одной лишь мысли, что всё будет разрушено и вот в последний раз он видит старый дом, в глазах невольно появились слёзы. Здесь почти ничего не тронуто с тех пор, как они с отцом ушли. Вот мамин угол с образами, её вещами и огарком свечи, вот книги отца, инструменты, дальше кровать, печь, посуда, знакомый вид из окна на покосившийся сарай. Всё как раньше. Только он-то вернулся, а отец так и остался там, на болотах.
– Жди здесь! – приказал Хэварт спутнице и полез в погреб за припасами и оружием. Крышка оказалась приоткрытой, а внизу сильно заметны были следы непрошеных гостей.
«Меня искали, – с ехидным злорадством подумал Хэварт. – Только не в том погребе».
Прятаться от солдат у себя дома станет только наивный.
Алва терпеливо ждала возвращения человека, рассматривая деревянные игрушки, расставленные рядком на печке. Глаза эльфийки видели в темноте лучше. Она улыбалась нелепым кривым рожицам фигурок. Снова «камни», только теперь из дерева. Люди всё время хотят оставить после себя что-то каменное, нерушимое. И запереться в этом каменном склепе. Впрочем, их можно понять: они же не бессмертны.
– Этого хватит на пару дней, – проговорил Хэварт, до поясницы высовываясь из погреба и ставя на пол мешок с припасами. – Потом придут Они, а дальше уже всё равно… Умрём вместе с городом.
– Умрём, – без понимания смысла повторила Алва.
– Нет, мы не просто умрём. Мы заберём Их с собой. Как можно больше заберём. Ты обрушишь на врагов град стрел со стены, я опрокину чаны с кипящей смолой. Они не возьмут Маркгарт без потерь.
В глазах Хэварта появился азартный блеск, от которого Алве стало не по себе. Бывший хозяин дома снова скрылся под полом, но вернулся гораздо быстрее. Он достал оружие: кинжалы, луки, связку стрел. Нашёл и с десяток свечей, стопку старых книг.
– Отец любил эти книги, – пояснил Хэварт. – Я должен проникнуться духом предков…
Он попросил Алву нести снедь и свечи – сам же пробовал уместить в руках всё остальное.
Перед самым выходом почувствовал неладное: чей-то сверлящий спину взгляд и шорох на лестнице, ведущей на второй этаж. Хотел обернуться, чтобы рассеять тревогу, но в тишине раздался отчётливый голос:
– Тебе помочь, брат?
Хэварт почувствовал, как холодок на спине сменяется липким потом.
– Верманд?
– Да, Хэварт.
– Что ты тут делаешь, Верманд?
– Просто хочу тебе помочь, брат. Когда тебя не нашли, я сразу понял: ты остался. Умирать остался. Вместе с тем, что тебе было дорого. И я тоже спрятался…
– Зачем? Ты ненавидишь Маркгарт.
– Я любил нашего отца. Как думаешь, что бы он сказал, если б я тебя бросил здесь? Что бы он сказал, если б я бросил Маркгарт? Наши прадеды жили здесь с самого начала. Здесь лежит вся семья: куда мне ещё идти?
– Ты же так молод… – сказал Хэварт, разглядывая худощавую фигуру брата, никак не годную для защитника целого города от полчищ захватчиков.
– Зачем жить, если потерял честь? Она гораздо ценнее жизни…
– Это не твои слова.
– Знаю. Так учил нас отец. Я здесь потому, что я его сын. И твой брат.
– Рад тебя видеть, – стараясь сдерживать слёзы, сказал Хэварт и улыбнулся Верманду. – Пойдём с нами. Мы будем биться до конца.
И шагнул наружу догонять Алву.
***
Хэварт чувствовал стук сердца. Словно само тело вздрагивало после каждого удара. И весь мир разделялся на короткие промежутки времени от одного удара к другому. Мир был пустым. Только тени и неведомый страх, надвигающийся с севера. Коридоры башни походили на темницы. Ещё сегодня здесь, наверное, шум сотен голосов эхом разносился по этажам. И вот люди исчезли. Всё, что они веками созидали здесь, словно умерло. Хэварт абсолютно ничего не почувствовал, даже когда прогулялся с Алвой по знакомым местам, не почувствовал и тепла родного дома. Одни камни, как говорила Алва. Так за что же он хочет умереть?
Прочь, наваждение!
Хэварт запустил руку в волосы и опёрся локтями на один из зубцов, окаймлявших крышу. Свежий предгрозовой ветер остудил голову. С ним пришло ощущение безграничной свободы. Хэварт смотрел на мир с высоты, подобно богам. И мир показался живым: бесконечным и ужасающим. Над головой нависали тучи, закрывая звёзды и луну. Впереди – леса, разделённые надвое широкой дорогой. Оттуда скоро должны прийти Они.
На площадке появился Верманд.
– Она уснула, – сообщил он. Хэварт просил его приглядывать за эльфийкой, Конечно, та обещала быть рабыней, послушной, но нельзя доверять чуждому разуму – у него своя логика даже в понятии о преданности.
Уснула. Хорошо. Наверное, Алва не представляет, с чем придётся столкнуться вскоре, поэтому и может спать. Хэварт решил не тратить на сон последние дни жизни.
– Верманд, по-моему, ветер приносит с собой звуки, – поделился тревогами Хэварт. – Это стоны, Верманд. Мне кажется, они становятся громче. Зовут… Зовут в бреду любимых… Наверное, им очень страшно. Пытаются понять, в чём дело и почему никто не приходит. Но отчего зов стал громче?
– Ты веришь в призраков?
От холодного ветра застучало в висках, уши сдавливало до ноющей боли. И не чувствовалось больше свободы – хотелось спрятаться в уютной башне, прикорнуть рядом с Алвой, почувствовать тепло…
– Верю. Только я боюсь не мёртвых, Верманд. Бояться надо одной лишь тьмы, которая скоро зашевелится на горизонте и приползёт сюда.
– Ты боишься Их?
– Да. Боюсь увидеть малейшее движение там, в темноте, в лесах. У нас ведь нет шансов, Верманд. Ты понимаешь?! Я-то остался здесь умирать. Почему же ты со мной?
Верманд побледнел – это было заметно даже во мгле. Лицо осветилось фосфорическим блеском, выделяющим полупрозрачную бледность.
– Мы сохраним честь предков… Долг заставляет. Отцы завещали охранять город…
– Отец не одобрил бы безумства. Мы смертники. Они с матерью не ради этого растили нас.
– Это дело чести, – твердил своё Верманд. – Мы поставили её выше жизни.
– Да, выше, – отчётливо проговорил Хэварт. – А она для тебя на самом деле выше? Открой душу – хватит обмана.
– Нет, – исподлобья ответил брат. – Для меня это пустой звук. И всегда им был.
– Я знаю. – Хэварт кивнул. Холод пробирался под воротник, цепкими мёртвыми пальцами впиваясь в тело.
– Что значат клеймо лживой клятвы, мучения совести… Взамен жизни?! Не гнить в земле, пусть родной, под руинами… – Верманд в волнении расхаживал взад и вперёд по площадке, широко размахивал руками.
– Вот он ты, – спокойно и холодно заметил Хэварт, цепенея от промозглого ветра.
– Да, это я! Я бы жил в грязи, в пещере, питался бы червями, но жил. – Верманд тревожно всмотрелся в неподвижный ландшафт за стеной. Пока неподвижный. – Только б не умирать. Я боюсь, Хэварт, я боюсь!
– А честь? – стучащими зубами едва проговорил волшебное мужское слово.
– Зачем она мертвецу? Она не поднимет из-под земли. Честь – призрак, а жизнь – это всё! – Верманд замолчал на миг и остановил движение по кругу. – Давай убежим вместе, Хэварт! Ты подумай только, рассуди! Скроемся от всех, сбежим.
Хэварт демонстративно зевнул, хотя челюсти свело. Верманд резко отвернулся.
На свободу! Он пытался спасти старшего брата, показать ценность жизни, да тот не слушал. Хэварт мёртв, давно мёртв. Для родных, для любви, для разума.
Отвернулся и уверенными шагами пошёл, не оборачиваясь.
– Трус! – крикнул вслед Хэварт. – Ты всегда был трусом. Тогда сбежал. Беги и сейчас!
Хэварт умолчал о том, что во время осады и сам сбежал бы, если б не отец. Хотел ведь, тоже мечтал уйти в родной дом, к маме. Может, остановить брата?
Нет. Он ему не отец. Не имеет права учить, что в жизни ценно, а что – пустой звук.
