Мой личный катализатор хаоса

Огонь вспыхнул, разгораясь ярким янтарным пламенем. Тени заплясали по стенам, комната наполнилась тёплым, живым светом, и Николь сразу почувствовала то самое ощущение – безопасности. Не просто уюта, не просто комфорта, а именно того, когда тело расслабляется до костей, а душа наконец перестаёт прятаться. Всё вокруг будто нарисовано акварелью: мягкий свет, уютный дом, лёгкий запах кофе, смешанный с дымкой камина и свежестью леса, тянущейся с террасы через открытую дверь.

– Хитро ты всё устроил, – лениво произнесла она, наблюдая, как Эштон опускается на ковёр напротив, скрестив ноги. Его рубашка была слегка помята, ворот расстёгнут, а взгляд – спокойный, но настороженный, будто он всё ещё охранял её покой от невидимых врагов.

– Не дом, а хижина миллионера, – поддел он её, кивая на книжные шкафы. – Минимализм – мой способ не отвлекаться от жизни.

– Точно, – хмыкнула она, прищурившись. – А я думала, ты просто не любишь уборку. Особенно после того, как Майло устроил «снежную бурю» из подушек в гостиной.

Он повернулся к ней, улыбаясь – не губами, а глазами. В них читалось что-то тёплое, почти нежное, но с лёгкой искрой вызова.

– А ты умеешь испортить любой комплимент.

– Это талант, – невинно развела руками Николь. – Родилась с ним. Как некоторые – с идеальным слухом или способностью спать на любом диване.

Она опустила голову на спинку дивана, прикрыв глаза. Веки стали тяжёлыми, как будто их прижимало к лицу мягкое солнце. Внутри всё затихло – даже мысли перестали метаться, как испуганные птицы. Осталась только тишина. И он.

– Знаешь, я как будто растворяюсь… – прошептала она. – Всё внутри так спокойно. Даже странно.

Эштон молчал. Просто смотрел. Его взгляд задержался на её лице – расслабленном, чуть озорном, но с тенями усталости у глаз, которые она так умело прятала днём. Он видел их. Всегда видел.

Он поднялся, подошёл ближе и мягко убрал выбившуюся прядь волос с её лба. Его пальцы коснулись кожи – не требовательно, а с такой осторожностью, будто боялся разбудить сон, который она так долго искала.

– Отдохни немного, ладно?

– А ты? – приоткрыла она один глаз, глядя на него снизу вверх.

– Буду дежурить, чтобы мир не рухнул.

– Тогда считай, что у тебя сегодня очень ответственное задание, – усмехнулась она, переворачиваясь на бок и подкладывая под голову подушку.

Эштон не ушёл. Просто сел рядом, на край дивана, и наблюдал, как её дыхание становится всё ровнее, как ресницы перестают дрожать, как лицо теряет последние следы напряжения. Ему нравилось смотреть, как с неё спадают все маски – остаётся только настоящая Николь: чуть упрямая, чуть взбалмошная, но до невозможности искренняя. Та, что смеётся до слёз над глупыми шутками, плачет от старых фильмов и умеет молчать так, что это говорит больше, чем слова.

Через несколько минут она уже спала. Эштон улыбнулся, аккуратно прикрыл её пледом и тихо поднялся. Но едва он сделал шаг, Николь сонно пробормотала:

– Не уходи далеко…

– Я здесь, – шепнул он, возвращаясь и садясь рядом, почти касаясь её колена своей ногой.

Минуты тянулись медленно, как мёд. За окном ветер колыхал листву, где-то в саду залаял Майло, а потом снова всё стихло. Эштон сидел, глядя в огонь, пока не заметил, что Николь зашевелилась.

Она открыла глаза – чуть сонные, но тёплые, как солнечный свет, пробившийся сквозь шторы. В них читалось что-то новое: не просто пробуждение, а осознание. Осознание того, где она. С кем. И как сильно этого хочет.

– Вздремнула? – спросил он с лёгкой улыбкой.

– Возможно, – хрипловато ответила она, голос ещё не до конца проснувшийся, но уже наполненный обещанием. – Или умерла от счастья.

– Тогда я тебя реанимирую.

– И как ты это собираешься сделать?

Он не ответил словами. Просто наклонился – и впился в её губы.

Это был не поцелуй. Это был захват. Губы, жадные и твёрдые, впились в её, заставляя раскрыться, поддаться, сдаться. Его рука впилась в её волосы, запрокидывая голову, и она почувствовала, как по спине пробежала дрожь – не страха, а признания: «Да. Именно так».

Её пальцы впились в его рубашку, сминая ткань, будто пытаясь стереть границу между ними. Она не отвечала – она боролась. Отталкивала, царапала, целовала с такой яростью, будто хотела доказать: она не та, кого можно просто взять. Но он знал. Он всегда знал.

– Ты играешь с огнём, Брукс, – прохрипел он, отрываясь на мгновение, его дыхание обжигало её шею.

– А ты боишься сгореть, Картер? – бросила она, и в её глазах вспыхнул вызов.

Он рассмеялся – низко, почти зверино – и в следующее мгновение поднял её с дивана, прижав спиной к стене. Её ноги сами обвились вокруг его бёдер, будто тело помнило то, что разум ещё пытался скрыть.

– Боюсь? – прошептал он, целуя её шею, ключицу, впиваясь губами в кожу так, что она вскрикнула. – Я жду этого с самого утра. С самого момента, как ты вышла из душа в этом проклятом платье.

Он понёс её в спальню – не осторожно, а как трофей. Она не сопротивлялась. Наоборот – её пальцы впились в его плечи, ногти оставляли следы, метки, которые исчезнут к утру, но останутся в памяти.

Когда он бросил её на кровать, она не лежала – она вызывала. Лежала, раскинув руки, глядя на него с вызовом, с усмешкой, с жаждой.

– Ну что, мистер «я всё контролирую»? – прошептала она. – Покажи мне, на что ты способен, когда теряешь рассудок от страсти.

Он сорвал с себя рубашку одним резким движением. Пуговицы посыпались на пол, звеня, как предупреждение. Его тело было напряжено, каждая мышца дрожала от сдерживаемого желания. Он не спешил. Подошёл медленно, как хищник, зная, что добыча уже его.

– Ты хочешь, чтобы я потерял контроль? – спросил он, наклоняясь над ней, его губы почти касались её. – Тогда держись милая.

Он сорвал с неё платье – не осторожно, а резко, будто срывая последнюю преграду. Ткань треснула по шву, но ей было всё равно. Она хотела этого. Хотела его – не как джентльмена, а как мужчину, который не боится показать, насколько сильно он хочет её.

Его руки скользнули по её телу – не нежно, а требовательно. Пальцы впивались в бёдра, в талию, в грудь, заставляя её выгибаться, стонать, цепляться за него. Она не стеснялась звуков – каждый стон, каждый выдох был вызовом, приглашением, просьбой: «Больше. Глубже. Жестче».

– Смотри на меня, – приказал он, когда его тело накрыло её. – Я хочу видеть, как ты капитулируешь.

Она смотрела. Смотрела, как его глаза горят тёмным огнём, как на лбу выступают капли пота, как его челюсть сжимается от напряжения. И в этот момент она поняла: он не берёт. Он отдаётся. Всем телом, всей душой.

Он вошёл в неё – резко, без предупреждения, заставив её выкрикнуть его имя. Не шепотом. Криком. И этот крик эхом отразился от стен, от камина, от самого неба за окном.

– Вот так, – прохрипел он, задавая ритм – неистовый, первобытный, без компромиссов. – Ты моя. Только моя.

Она отвечала ему – не словами, а телом. Её ногти впивались в его спину, ноги обвивали его бёдра, притягивая глубже, ближе, сильнее. Она не просто принимала – она сопротивлялась, чтобы он брал сильнее. Играла, чтобы он ловил. Дразнила, чтобы он наказывал.

Каждый толчок был как удар молнии – освещал всё внутри, выжигал сомнения, оставляя только жар, только него, только сейчас.

– Эштон… – выдохнула она, чувствуя, как внутри нарастает волна.

– Не сейчас, – приказал он, сжимая её бёдра. – Я хочу, чтобы ты смотрела. Чтобы ты знала – это я. Только я.

Она смотрела. И когда волна накрыла её с головой, она не закрыла глаза. Она смотрела в его глаза, пока её тело сотрясалось в немой судороге, пока крик застревал в горле, пока мир взрывался белым светом.

Он не остановился. Он шёл за ней – глубже, сильнее, пока не почувствовал, как его собственное тело больше не подчиняется разуму. Он выкрикнул её имя – низко, животно, как молитву – и обрушился на неё всем весом, дрожа, потный, живой.

Они лежали долго, не шевелясь, не говоря ни слова. Только их сердца бились в унисон, только их дыхание постепенно выравнивалось. Он прижал её к себе, но не как щит – как трофей. Как доказательство.

– Вот бы остаться в этом моменте подольше, – прошептал он, гладя её волосы.

– Согласна. – хмыкнула она, приподнимаясь на локтях, её глаза блестели.

Он усмехнулся, целуя её в уголок губ.

– Тогда представь, что будет завтра.

За окном солнце пробивалось сквозь листья, рисуя золотые узоры на полу. Майло тихо поскуливал у двери, будто знал: сейчас нельзя входить. И день, казалось, затаился – чтобы не спугнуть их покой, их близость, их только что рождённую вечность.

Вечер опустился на город, окрашивая улицы мягким золотым светом фонарей и отблесками неоновых вывесок. Автомобиль Эштона тихо скользил по влажному асфальту, отражая в стеклах силуэты домов и редкие пробегающие машины. Николь сидела рядом, слегка усталая, но её взгляд сиял, как будто весь день, проведённый вместе, оставил в сердце яркий след. Её волосы слегка растрёпаны, платье, в котором она была на пикнике и в доме Эштона, уже почти не держало форму после нескольких часов смеха, шуток и игр с Майло, но это только добавляло очарования.

Эштон ехал спокойно, руки уверенно держали руль, а взгляд иногда скользил на Николь, словно проверяя, не заснула ли она. Внутри машины пахло лёгким ароматом её парфюма, смешанного с едва уловимым запахом древесного дыма от камина, который он развёл дома.

– Ты знаешь, – сказал он тихо, почти в полголоса, – каждый раз, когда я провожу с тобой день… мне становится ясно, что… что ты стала для меня гораздо больше, чем просто коллега или случайный человек в жизни.

Николь повернула голову к нему, глаза слегка прищурены, смешение усталости и интереса.

– Это ты сейчас пытаешься быть романтичным, чтобы я перестала злиться на тебя за баги и все эти кризисы? – пошутила она, но в голосе звучало мягкое тепло.

– Нет, – сказал он решительно, взгляд его был серьёзным, почти трогательным. – Я говорю серьёзно. Всё остальное – работа, проекты, ошибки… Всё это уходит на второй план, когда я думаю о тебе. Я хочу… чтобы ты знала, что для меня ты очень важна.

Он осторожно взял её руку в свою. Николь ощутила, как тепло его ладони прошло по её пальцам, как будто сам воздух вокруг них загустел, наполнился чем-то почти осязаемым – эмоциями, которые не нуждались в словах.

– Эштон… – Николь слегка дрогнула. – Ты говоришь такие вещи, я… не знаю, что сказать.

– Не надо ничего отвечать, – мягко перебил он. – Просто слушай меня. Я знаю, что мы оба заняты, у нас свои жизни, свои компании… Но я хочу, чтобы ты понимала: я буду беречь тебя, насколько смогу. Я не обещаю, что мы никогда не будем ссориться, что всё всегда будет идеально. Но я обещаю… стараться слышать тебя, идти тебе навстречу и не отталкивать.

Николь сжала его руку, почувствовав, как сердце уходит в пятки. Этот разговор был откровенен, честен, и одновременно страшно интимен, несмотря на то, что они сидели в машине, окружённые городским шумом.

– Эштон… – наконец сказала она, её голос дрожал от эмоций. – Ты поселился у меня в голове, в сердце… Я думаю о тебе постоянно. И я хочу быть с тобой, если честно.

Он слегка улыбнулся, искренне и тихо, почти с трудом сдерживая эмоции. Его лицо осветилось, и в его взгляде промелькнула та мягкость, которую Николь видела редко – только в моменты, когда он позволял себе быть самим собой.

– Тогда… – сказал он, слегка наклонившись, чтобы поцеловать её в висок, – тогда я сделаю всё, чтобы тебе было спокойно, уютно и хорошо. И чтобы ты знала – я никогда не буду воспринимать тебя как должное.

Николь улыбнулась, и внутри неё разлилась теплая волна счастья, смешанного с восторгом и лёгким трепетом. Машина тихо каталась по улицам, а они сидели рядом, держась за руки, обмениваясь взглядами, в которых не было ни малейшего сомнения или притворства.

– Хорошо, – прошептала она, слегка улыбаясь. – Но ты всё ещё будешь терпеть мои шутки и подколки, да? Я не дам тебе расслабиться.

– Конечно, – ответил он, смеясь. – Я даже рад этому. Ты можешь подшучивать надо мной сколько угодно. Но знай – в глубине души я в восторге от всего, что ты делаешь.

Их разговор перешёл в лёгкую болтовню о том, что ждёт их завтра на работе, о планах на выходные, о случайных смешных событиях прошедшей недели. Николь замечала, как каждое его слово, даже если оно было шуткой, несло с собой внимание, заботу и тепло. Эштон говорил о деталях предстоящих проектов, и при этом его рука оставалась на её ладони, слегка сжимая её пальцы, как будто показывая, что он здесь не только физически, но и эмоционально.

Когда они подъехали к её дому, Эштон медленно остановился у тротуара. Николь посмотрела на него, и их взгляды встретились.

– Я буду скучать по тебе, – сказал он тихо. – Лежать в кровати одному – не то же самое, что делить её с тобой.

– Я тоже буду скучать, – улыбнулась она, чувствуя, как внутри разгорается тёплое чувство. – Но завтра нас ждёт работа, а значит… снова встретимся.

Они сделали шаг друг к другу, когда уже стояли на улице. Поцелуй был мягким, но насыщенным эмоциями, чувством близости и доверия. Эштон держал её за талию, а она слегка обвила его шею руками, чувствуя, как его тепло переплетается с её собственным.

– Береги себя, – сказал он, когда они, наконец, оторвались друг от друга. – Я буду думать о тебе всё время.

– И я буду думать о тебе, – прошептала она, наблюдая, как он уходит к своей машине, Майло весело скакал рядом, словно понимая, что это прощальный момент и для них на сегодня.

Николь открыла дверь своей квартиры и шагнула внутрь. Тишина и спокойствие окружили её, но в голове всё ещё звучали его слова, его взгляд, тепло рук. Она поставила сумку, сняла пальто и глубоко вдохнула, осознавая, что день, проведённый вместе, оставил в сердце отметку, которая не исчезнет ни при каких обстоятельствах.

Лёжа на диване, она думала о том, как странно и красиво складываются отношения, когда рядом есть кто-то, кто понимает тебя почти без слов. Она улыбалась, вспоминая смешные моменты, легкие прикосновения и серьёзные разговоры, которые сделали этот день особенным.

Николь медленно закрыла глаза, чувствуя, что пустоё место в её сердце, теперь было занято Эштоном. В голове крутились мысли о будущем, о том, что ещё ждёт их впереди, и о том, как важно беречь те мгновения, которые они успели создать вместе.

Впервые она позволила себе быть полностью честной с самой собой: она хочет быть с ним, хочет строить отношения и готова открыться, несмотря на опасения и сомнения. И этот вечер стал тем моментом, когда она поняла – её сердце уже давно выбрало его.

В голове крутились обрывки разговора с Эштоном, его шутки, мягкий голос, прикосновения, которые заставляли сердце трепетать, как будто впервые в жизни.

– Боже, – пробормотала она, чуть улыбаясь, – я не могу перестать думать о нём.

Постепенно её мысли стали более целенаправленными. Она вспомнила, как Эштон встретился с её друзьями – Дженни и Марком – праздник для команды, и как естественно и легко он вошёл в их круг. Николь поняла, что хочет большего. Она хотела, чтобы он стал частью всей её жизни, не только рабочих дней и совместных вечеров, но и семейных праздников, дружеских встреч, даже тех мелочей, которые обычно казались банальными и привычными.

– День благодарения… – прошептала она, улыбаясь, – если он согласится, я хочу познакомить его с родителями. Да, с родителями. С теми, что терпеть не могут очередного случайного ухажёра.

Она мысленно представила себе, как Эштон, сдержанный и уверенный, но при этом мягкий и обаятельный, садится за стол вместе с её семьёй, а мама с папой удивленно и с интересом наблюдают за ним. Её внутренний голос подсказывал, что это будет непросто – её родители редко бывают впечатлены кем-то быстро. Но с Эштоном это будет иначе, она была уверена.

– Он умеет быть собой, – думала она, – и это главное. Даже если папа попытается придраться, он и его сможет обаять, мало кто может устоять перед Эштоном..

Николь улыбнулась снова, и в мыслях её появился Майло. Лабрадудель Эштона, с его мягкой шерстью, умными глазами и слегка неуклюжей грацией, теперь казался ей почти родным. Она представляла, как будет гулять с ним, кормить, играть, даже терпеть его привычку красть еду с кухонного стола, которая иногда доводила Эштона до тихого раздражения.

– Ну а как иначе? – усмехнулась она, глядя на пустой коврик в углу. – Майло стал для меня почти своим псом. И я, кажется, начинаю понимать, почему Эштон так к нему привязан.

Она представила, как весело они с Майло проводят время: бегают по парку, играют с мячиком, Николь подбрасывает его, а Майло с восторгом ловит, словно весь мир создан только для этих маленьких радостей. Ей стало тепло на душе, и она невольно засмеялась, вспомнив недавние забавные моменты с собакой на вечеринке и как тот пытался запрыгнуть на диван рядом с Эштоном, когда гости разошлись.

– И даже Миссис Ковальски, – подумала Николь, – эта дама, которую сложно удивить, одобрила мой выбор… или, по крайней мере, она захотела его увести, а это уже о многом говорит. Ха! Это почти как печать качества от самой строгой критики!

Она откинулась на спинку дивана, закрыла глаза и позволила мыслям свободно течь. Каждый образ, каждое чувство сливались в один яркий калейдоскоп эмоций: смех, радость, лёгкая грусть от того, что день уже закончился, но главное – уверенность, что между ней и Эштоном есть что-то настоящее, крепкое и искреннее.

– Он дорог мне, – произнесла она вслух, словно проверяя, насколько это правда, – и я хочу, чтобы это было не только сегодня, не только в эти моменты счастья, а чтобы он остался в моей жизни надолго.

Николь позволила себе небольшой вздох, представляя, как будет готовиться к этому дню благодарения, как будет вместе с Эштоном смеяться, обсуждать семейные мелочи и просто наслаждаться тем, что рядом есть человек, которому она важна так же, как и он ей.

– И я хочу, чтобы он видел, – думала она, – что Майло и я это уже маленькая команда. И пусть даже Миссис Ковальски иногда придирается, я знаю, что её одобрение – знак того, что я на правильном пути.

В тишине квартиры Николь почувствовала лёгкую грусть: эти моменты счастья были прекрасны, но одновременно и скоротечны. В голове пролетали мысли о предстоящей неделе, работе, встречах, проектах. Но ничто не могло перебить того тепла, которое растекалось внутри, когда она думала о нём.

– Завтра будет новый день, – сказала она себе, – но пока я могу просто наслаждаться этим вечером. И пусть их нет рядом, память о всех сегодняшних моментах будет согревать меня.

Она встала, подошла к окну и посмотрела на тихие улицы, освещённые фонарями. Ветер слегка трепал шторы, а в сердце чувствовалось спокойствие, смешанное с предвкушением новых встреч. Она понимала, что с Эштоном всё становится глубже, что между ними есть что-то, что уже нельзя игнорировать.

– Он стал частью моей жизни, – прошептала Николь, – и я хочу, чтобы это оставалось надолго.

Она села обратно на диван, облокотившись на подушку, закрыла глаза и позволила себе просто быть здесь и сейчас – с мыслями о Майло, о празднике благодарения, о возможной встрече с родителями и, конечно, о нём – о человеке, который стал ей так близок и важен.

И впервые за долгое время в голове не было хаоса или сомнений – была только ясность, ощущение того, что она хочет быть рядом с Эштоном, что их история только начинается и что впереди их ждёт множество прекрасных, смешных и трогательных моментов, которые они переживут вместе.

Глава 14. Когда прошлое решает вернуться

Пёс сделал вид, что не понял английского, и вернулся на диван.Понедельник не просто начался – он обрушился. С хмурого неба лил мелкий дождь, асфальт блестел, машины шипели колёсами, и даже Майло, обычно в восторге от прогулок, с тоской посмотрел на Эштона, когда тот открыл дверь: – Иди, друг. Это называется “ответственность”.

С одной стороны – проект, который наконец стабилизировался после кризиса. С другой – новая неделя, и впереди встреча с консультантами инвесторов. Среди них – Лена Хантер.Эштон выдохнул.

Он даже мысленно пробормотал: ну что за черт её принёс обратно в мою жизнь.

Офис Николь. Утро.

Она вела PR-кампанию проекта Эштона, и после последнего кризиса медиа-доверие нужно было выстраивать буквально с нуля.В это же время Николь стояла в лифте, держа кофе и ноутбук, и мысленно уговаривала себя не нервничать. Её день только начинался, но список задач выглядел как попытка убить человека через Google календарь.

Заголовки “PetMatch снова в игре!” уже мелькали в новостях, и Николь этим гордилась – команда проделала колоссальную работу. Но теперь…

Она вспомнила сообщение от Эштона:

Сегодня встреча с консультантами инвесторов. Возможно, там будет Лена. Не волнуйся. Всё под контролем.

Два слова, которые в женской психике значат ровно обратное.“Не волнуйся”.

– Простите, мистер Джонсон, – улыбнулась Николь с идеальной вежливостью. – Просто я пыталась убедить Вселенную не рушить понедельник. Не вышло.Она вышла из лифта и сразу столкнулась с Джонсоном. – Опоздали на пять минут, Брукс, – холодно произнёс он, сверяясь с часами. – Для пиарщика это преступление против тайм-менеджмента.

– Алекс ждёт вас в переговорной.Он смерил её взглядом, в котором читалось “я не понимаю сарказма”, и отступил.

Переговорная. 10:15 утра.

– Наконец-то, – сказал он. – Нам сегодня придётся быть особенно убедительными.Алекс сидел за столом, как обычно слегка развалившись, и лениво пролистывал презентацию на планшете.

– Ага. – Алекс кивнул. – Эштон попросил помочь подготовить PR-обоснование для нового раунда.– Это из-за встречи с инвесторами? – уточнила Николь, открывая ноутбук.

– И да, там будет Лена Хантер.Он замолчал на секунду, потом добавил:

– И что она там делает?Николь подняла глаза, пытаясь не показать, как кольнуло это имя.

– Консультирует главный венчурный фонд. Формально – внешняя аналитика. Неформально – та ещё акула. – Алекс ухмыльнулся. – Раньше они с Эштоном… ну, ты знаешь.

– Прекрасно, – сухо ответила Николь. – То есть теперь в одном помещении соберутся инвесторы, бывшая и нынешняя. Что может пойти не так?

– Всё, – подмигнул Алекс. – Но мы хотя бы не будем скучать.

Встреча у Эштона.

Николь сидела за ноутбуком, чувствуя, как сердце стучит быстрее обычного. Всё выглядело идеально, кроме одного: в комнате сидела бывшая Эштона.Переговорная была такой безупречной, что хотелось пролить кофе просто ради контраста. Прозрачные стены, зеркальный стол, аромат свежего эспрессо и – холодная, выверенная энергия успеха.

Та, про которую можно было сказать “она пахнет стратегией и угрозой банкротства одновременно”.Лена Хантер. Да, та самая.

А рядом с ней – Эштон. Спокоен, собран, слегка нахмурен. Этот образ “хладнокровного CEO” работал на публику, но Николь знала: под ним – бессонная неделя, три литра кофе и куча эмоций, о которых он не говорил никому, кроме неё.Николь оценила её с профессиональной точки зрения: безупречный пиджак цвета слоновой кости, волосы в тугой, идеально симметричный пучок, макияж – как с обложки журнала Forbes, где под заголовком обычно пишут “женщина, перед которой трепещут даже акулы”.

И вот сейчас он сидит рядом с ней. С бывшей. Бывшей, у которой, судя по виду, даже паника в шкафу выложена по алфавиту.

– Итак, – голос Эштона вывел её из мыслей. – Сегодня обсудим результаты PR-кампании и дальнейшие шаги после релиза.

Тот, где “держись” читается без слов.Его тон был деловым, но Николь почувствовала, как в её сторону скользнул короткий, почти невидимый взгляд.

В голове мелькнула ироничная мысль: а мне бы сейчас вернуть доверие самой себе – что не стану сжечь эту презентацию от ревности.Николь кивнула и встала, чтобы начать презентацию. На экране вспыхнула заставка: “PetMatch: Возвращение доверия пользователей”.

– Мы работали над тем, чтобы пользователи почувствовали: компания не просто исправила ошибки, а услышала их, – начала она уверенно. – Публикации в соцсетях, интервью с командами, серия коротких видео – всё это позволило нам поднять индекс лояльности на 34% за неделю.

Но Лена Хантер не торопилась с похвалой.– Отличные цифры, – кивнул Алекс, лениво откинувшись в кресле. – Впечатляюще, – добавил Джонсон, в голосе которого, как всегда, звенел намёк на раздражение, что это не его заслуга.

– Вы упомянули про видео с командами, – произнесла она с мягкой улыбкой. – Кто разрабатывал концепцию?

– Я, – ответила Николь. – С опорой на бренд-коммуникацию и реальные отзывы сотрудников. Мы хотели показать, что PetMatch – это не просто приложение, а люди за ним.

– О, прекрасно. – Лена чуть склонила голову. – Ровно та идея, которую мы с Эштоном когда-то обсуждали. Помнишь, Эштон?