скачать книгу бесплатно
– Нужды не было, и не говорила…– Девушка нахмурилась, стараясь уйти от этого разговора, добавила, – давай, раздевайся, тебе разогреться надо.
– Я не замерз,– парень продолжал с удивлением смотреть на подругу.
– Мышцы разогреть надо, чтоб не болели потом.
– Том… Я тебя совсем не знаю!
– Вот и хорошо, что не знаешь, а то когда узнаешь, вдруг надоем еще.
– Не надоешь.– Хотел добавить, что любит, но видя, как лицо девушки приняло замкнутое, отчужденное выражение, почему-то не решился. Какое- то холодное, без слов предупреждение, не лезь в душу.
– Вот, послушай,– Тамара, все еще несколько скованно, включила проигрыватель на котором уже стояла заранее приготовленная пластинка.
Музыка Саньке понравилась,– Какая классная! Я ее раньше не слушал, кто это?
– Оркестр Поля Мориа, композиция называется, «Она немного лучше». Я сейчас включу еще раз, а ты представь как мы танцуем, хорошо?
– Ну что,– после повторного прослушивания,– представил?
– Нет.
– Вообще-вообще?
– Вообще ни че не представил… А че представлять-то?
– Я же сказала, как-будто мы танцуем!– Вдруг раздраженно воскликнула девушка,-Ну?
– Как я могу представить, если мы не танцевали?– Удивился Санька,-Том, ты чего сердишься?
– Ладно,– на какое-то время девушка задумалась,– так, вставай, бери мою руку, как тогда, в первый раз,– ядовито добавила,– это-то, можешь представить?
– Это, могу.– Нервное настроение подруги, отчасти передалось и ему.
– Так бери!
Послышался скрип открываемой двери, вошла Фаина Андреевна. Увидев Саньку с дочерью, держащихся рука за руку, при этом у обоих мрачные, как во время ссоры, выражения лиц.
– Вы это чего?– Женщина внимательно посмотрела на Тамару. Когда дочь сердилась, у нее приходили в движение крылышки носа.
– Репетируем!
– Чего репетируете?
– Танец!– Девушка словно выстреливала фразы.
– Слава богу!– Наигранно выдохнула женщина,– а то я думала, скандал репетируете. Ну ладно, мешать не буду.
Быстренько перекусив, Фаина ушла в комнатку дочери. Взяв недочитанную книгу, прилегла. Почитать не удалось. Примерно через полчаса из зала перекрывая звуки музыки, все чаще, стал врывался недовольный голос дочери.
– Вот смотри! Понял? А-а черт! Руку на талию! Не так!– В конце концов музыка прервалась, наступила тишина. Подождав немного, Фаина вошла в зал,– Том, ты чего шумишь?
Сжавшись в комочек, девушка забилась в угол дивана.– Теперь я знаю почему бараны в цирке не выступают!– Полыхающим взором окинула партнера,– дрессировке не поддаются!
– Успокойся!– Фаину неприятно удивило поведение дочери,-ты что себе позволяешь?
Вскочив с дивана, девушка убежала к себе в комнатку.
Фаина вопросительно кивнула парню. Тот так же молча пожал плечами, не знаю, мол.
– Я это, пойду.– Почему-то шепотом произнес Санька.
– Саш, ты обиделся?– С сочувствием.
– Да нет.– Санька удивленно хлопнул глазами,– она сегодня какая-то вообще, другая… Че с ней?
– Не знаю Саш,– в голове назойливо один вопрос, « это рецидив?» Вспоминая те страшные дни, женщина невольно передернула плечами, «нет-нет!»,– иди Саш, я разберусь.
– Вы это…Вы не ругайте ее, ладно?– и глаза, такие жалостливые.
«Надо же, еще и заступается!»– Ей вдруг захотелось обнять этого мальчика и;– всыпать дочери!
– Иди уже, адвокат. Не буду. Обещаю.
Проводив гостя Фаина вошла к дочери,– и что это было?
– Да пошел он!
– Он-то уйдет, а вот ты, останешься. Ты к этому готова?
– Мам, да он издевается! Говорю вот так делай! Показываю, раз, второй! А он,– Тамара, скорчив гримаску, движением рук и плеч изобразила, по ее мнению, неуклюжие движения Саньки,– как баран! У бандерлог вонючий!
– Ну неловкий парень, и что? Не всем…
– Это он неловкий!– Как ни странно, девушка кинулась в защиту,– он знаешь какой? Он на свиньях верхом катался!– Казалось, более веского аргумента в пользу ловкости парня, даже и искать не надо,– Неловкий!
– Ну уж, если на свиньях,– мать с трудом сдержала улыбку,– тогда…
– Они тут все, Маугли,– опять перебила дочь,– не то, что те Павлодарские!– Тамара мимикой изобразила брезгливое выражение в отношении мальчишек из прежней жизни,– и этот бандерлог, тоже.
– Похвально, что ты знаешь сказки, только почему все Маугли, а Саша, бандерлог?
– А он мой, как хочу так и называю!
– Вот что, собственница!– Женщина серьезно посмотрела на дочь,– он, прежде всего свой, и уж только потом,– твой! Он человек, личность, со своими достоинства и
недостатками, со своими привычками, желаниями и не желаниями, наконец. И, если ты не хочешь потерять его, советую не забывать об этом, никогда!– Вспомнились глаза парня,– он любит тебя, по настоящему любит! И не смей! Не нравится, расстанься! Но не смей! Не позволю!
Тамара невольно съежилась, так жестко, мама с ней, не говорила ни разу. Пересилив себя, чтоб не пожалеть дочь, женщина вышла из комнаты. «Пусть ей будет уроком!»-Успокаивая себя прошлась по залу, включила телевизор, мучительно
соображая, не перегнула ли? «Нет не перегнула! Отцовские гены полезли!»
Придя в себя от хлестких слов матери, Тамара попыталась вернуть себе чувство холодной злости, как когда-то, во время тренировок, за излишние, по ее мнению, придирки Марины Павловны, в добавок, обидеться на мать, но не получалось. Что-то гнетущее, неповоротливое, давило на нее, заглушая и гнев, и обиду. Вдруг всплыл затравленный взгляд парня, и как она, в какой-то мере наслаждаясь своей властью, и как ей казалось, праведным гневом, издевалась над ним. «Любящий, беззащитен пред любимым»,– откуда-то мелькнула строка.
«Боже мой!»– Неожиданно ей стало стыдно за себя, за свое поведение, браваду. Пытаясь хоть как-то приглушить навалившееся, заелозила по кровати, не помогло. Вскочив, прошлась по комнатке. Пожалуй, самое жгучее из всех страданий, это чувство вины. Она обидела. Кому как не ей, которую откровенно травили, унижали, понять, что она сотворила? Она обидела того, кто ей дорог, очень и очень дорог, своего любимого! Такого беззащитного! «О-е-е-й!»– И бегом к матери… Урок не прошел даром.
«Униженный и оскорбленный» отойдя несколько шагов от дома встал. «Надо же, шпагат, как с добрым утром! Ни разу не сказала, точно тихушница! Томочка моя! А ей идет когда злится… Че она там, из меня давила?» Проигрывая в голове мотив, стал выделывать элементы танца, которые не получались. Так и подался в темпе танца. Луна, мороз, и, баба Катя, прильнувшая к наполовину замерзшему окну,– «можа, и вправду любит. Вона как пляшет!»
Разгоряченный и довольный собой, (ведь получилось!) внеся клубы морозного воздуха, Санька ввалился в дом.
– Саш ты?– Донеслось из кухни.
– Я, теть Зин!
Санька прошел на кухню. Тетка хлопотала к стола, не оборачиваясь сказала.
– Пироги жарить буду.
– С чем?– поинтересовался племянник.
– Как и просил, с картошкой.
– Здорово. А дядя Боря где?– Раздеваясь Санька заметил на вешалке верхнюю одежду дядьки.
– Не знаешь где!?– Озлилась тетка,– спит скотина! Опять на рогах пришел!
Женщина с силой раскатала лепешку на пирог. Видя, что сделала не то, чертыхаясь, снова скатала тесто в шарик.
– Пришлось одной убираться, и со скотиной, и угля в дом. Ну завтра встанет!
– А батя где?– Только сейчас Санька сообразил, по графику на эту неделю, отец должен быть дома примерно с шести вечера.
–Откуда я знаю?!– Тетка долбанув толкушкой о стол, свирепо уставилась на племянника,– двоит наверное!
– Теть Зин, может че сделать надо?– Зная нрав тетушки, Санька мысленно посочувствовал ее благоверному.
– Да убралась уже! Ты же сказал, до позднего. А кого ждать?– Большие глаза стали хищными,– ну вста-анет!
С веранды послышался шум, следом скрипнула входная дверь и, женский голос.– Есть кто дома?
Санька вышел в прихожую, в дверях стояла живущая через несколько дворов соседка.
– О Саш, ты один?
– Здрасте теть Маш. Нет, тетя Зина еще.– кивнул в сторону кухни.
– Позови…
– Я иду,– тетка не выпуская из рук скалки вышла в прихожую, удивилась,– Маш, ты чего? Случилось че?
– Да, понимаешь…– замявшись соседка глянула на парня, Санька деликатно вернулся на кухню.
Женщины о чем-то зашушукались, Санька не прислушивался, глядя на стряпню вдруг
почувствовал голод. «Скорей бы нажарила.»
– И правильно, че ребенка пугать,– расслышал теткин тихий голос. И уже нормально окликнула,– Саш, я не надолго.
К огорчению парня женщины ушли,– «Приперлась! Не раньше, не позже!»
«Ненадолго» затянулось. Чертыхаясь как сапожник, Санька начал искать чем поживиться. Нашел на веранде кастрюлю с тушеной картошкой, сразу так захотелось, что слюни потекли. Скорей на печь, разогревать, мимоходом глянул на часы,
показывало без пяти одиннадцать.– «Поем, и спать»
Разогреть, и не сжечь в кость замерзшую тушеную картошку, дело не простое.
Прыгая вокруг кастрюли, предвкушая скорое утоление голода, Санька на память напевал мотив мелодии, под которую предстоит танцевать. От неожиданности чуть не уронил кастрюлю на пол, когда почувствовал легкий толчек в спину.
– Ты че пугаешь!– Накинулся на отца,– мозгов нету! Где шлялся?
– Но-но! Как с отцом говоришь?– Старший не обиделся на сына, да и доля вины, хотелось пугнуть,– а шляешься только ты, я работал. Че напевал-то?
– Двоил что-ли?– уходя от вопроса, спросил сам.
– Н-но, Иван Гусаров, не вышел, поди загулял. Отработает!– Отец махнул рукой,– А Зина с Борькой где?
– Дядюшка спит, а тетушка вышла, и посчезла!– Санька указал на стол,– пирогов стряпать хотела.
– Давно? -Забеспокоился отец.
– Часа два. С тетей Машей Шалимовой. Пошептались и ушли.
Одинцов успокоился, дело соседское, всякое случается.
Поев картошку вприкуску с салом, отец с сыном обретя благодушие, немного пообщавшись, пошли спать в детскую, спальню родителей, заняли гости. Только легли, вернулась Зинаида. Чего-то бубня, разделась, прошла на кухню, где на всякий случай свет оставили включенным. Постояв у стола, решила заглянуть в детскую. Потянуло ароматом свежего самогона.
– Сашк, ик!– Икнув, тетка помянула Господа, перешла на шепот,– ты спишь?
– Зин, тебя где носило?– Поинтересовался старший, приглядевшись добавил,-однако!
Какие-то секунды женщина даже маячить перестала. Факт, что в комнате есть еще кто-то, поверг ее в крайнее изумление,– Ик! Сань, ты что-ли?
– Как ты догадалась? Где шарилась, алкашка?– Одинцов всегда, с большой теплотой относился к свояченице.
– И не алкашка! У Машки дед помер, она позвала. Одной страшно, пока милицию ждали по стопке, и, ик! Осподи! Все!
– Ну, если по стопке… А сколько лет дед Семену?
– Девяносто два!– С пьяным восторгом оповестила женщина,– ик! О Господи! Кто-же меня вспоминает?
