«Вагнер» – кровавый ринг

Точно не знаю, и, наверное, еще были применены какие-либо для этого системы огня, но Перекресток был отбит. Затем, насколько я знаю, он снова будет потерян, и потом снова его отберут у врага. И еще отмечу кое-что важное… Здесь я писал о Борцоне, который принимал участие в штурме Перекрестка, а потом и был тем старшим той группы, которая стояла в лесополосе рядом с Перекрестком. Так вот, этот самый Борцоне был не простым человеком. На гражданке, до «Вагнера», он занимался бизнесом, был достаточно состоятельным человеком и пошел на войну по соображениям, так скажем, мировоззренческим. Я сам этого человека, Борцоне, помню еще с Молькино, а потом помню в эти же дни сентябрьские, как Борцоне и его друг Мальчик сидели вместе на корточках на «Велосипеде»[2], куда оружие и пайки свозили. Я на этом «Велосипеде» тогда гранатометы забирал.

– Вы откуда здесь? – спросил тогда я их.

А они так, с еле заметной улыбкой, просто очень, смотрят на меня, кивают мне оба, и Мальчик говорит:

– Так всю ночь на Перекрестке от танков уходили, они там блиндажи, которые мы заняли у украинцев, гусеницами разворачивали. Перекресток-то мы взяли, – продолжил он рассказывать, – но они ночью на танках явились к нам.

Этот момент я хорошо помню в том сентябре 2022-го. Так вот, Борцоне потом ранен был два раза и оба раза возвращался обратно на передовую штурмом, хоть ему и должность другую поближе к тылу и в самом тылу предлагали, но Борцоне все время отказывался. Так и погиб героем на передовой, в бою. Хорошо помню его лицо, спокойный очень был, волевой человек.

Далее Корнеплод продолжил свою работу уже в эвакуационной команде. Эвакуационная команда? Другими словами, эвакуационная команда – это сверхнапряжение сил, это высокая мораль и высокий дух, это когда надо через не могу больше даже, чем это бывает у штурмовика-стрелка, это когда очень много вокруг крови и оторванных конечностей, это когда мертвого надо дотащить до точки эвакуации, чтобы потом его тело могли получить родственники, или раненого дотащить во что бы то ни стало, чтобы вернуть его жене, матери, детям. Группа эвакуации – это надежда (!) на жизнь у того, кто истекает кровью. Эвакуация, медики, военврачи – это та неотъемлемая часть войны, которая постоянно находится на ногах, которой некогда приложить голову для сна, которая всегда под ударом противника наравне с командирами, пулеметчиками и кордистами, это та часть воинского сообщества, которая только по одному своему названию «военмедики» уже являются героями. И выражение на войне – группа эвакуации – обозначает надежду. Это как ангелы, только они не в белых халатах и не с крыльями.

Теперь Корнеплод жил в бывшем дачном поселке, который находился относительно близко к тому самому Перекрестку.

Я неоднократно проходил по этому поселку и могу вам описать его в двух словах только для понимания того окружающего мира, в котором все это действо происходило.

Дачный поселок… Этот поселок состоял не из каких-либо больших дач или там коттеджей – нет, совершенно нет, это были обычные совсем маленькие и побольше садовые домики. Садовые домики были разными: от деревянных будок три на три метра в длину и ширину, покрытые скатными крышами, до кирпичных домиков, четыре на шесть метров в длину и ширину. Двухэтажных домов лично я там не видел. Из белого кирпича и редко из красного там были дома. Были домики, собранные вообще из всякой шелухи и замазанные глиной, а потом оштукатуренные, имевшие белый цвет. Рядом с домиками находились очень небольшие сады, садики даже, сказал бы так. А вот дома, где имелись хорошие подвалы, и такие были, использовались нашими подразделениями для устройства там штабов, перевалочных пунктов для бойцов и складов.

В одном таком домике в подвале, помню, жил тыловик с позывным «Лобзик», и из этого же подвала он руководил своими людьми, доставлявшими пайки, генераторы и другое на позиции или перемещавшими все это по необходимости с места на место. Помню его подвал в кирпичном доме, по-моему, из красного кирпича, и помню подвальное просторное помещение, с бетонными перекрытиями в виде потолка. Лестница туда еще вела вниз обычная деревенская, какие к сеновалам в сараях обычно приставляют. Стол там у входа стоял у Лобзика и рация на столе… Как сейчас помню… вот ходит с деловым видом Лобзик около стола, курит сигареты, слушает рацию, что стоит у него на этом столе, и командует по этой рации, а еще выражает очень заумные мысли… А там же, помнится, в подвале, что еще использовался как перевалочная база для бойцов, сидят сами бойцы, продвигающиеся к передовой, на контактный бой с ВСУ… Сидят вдоль стен и в центре, молча сидят, ждут, автоматы у кого в руках, а кто-то положил перед собой свой АК, курят сигареты, а на улице, там вверху… слышны разрывы от украинской арты. И только у стола движения какие-то, где Лобзик со старшими подразделений что-то обсуждает временами, и рация работает, а в помещении, в котором человек сорок – тишина, все молчат, тихо курят, не хочется разговаривать. Это я помню. Это я для тебя, читатель, пишу о тех днях 2022 года, чтобы ты атмосферу саму тех дней уловил, как бы схватил эту атмосферу за хвост, а затем уже и представлял то, о чем рассказываю здесь…

Корнеплод теперь был в эвакуационной команде, которая и проживала в этом дачном поселке, и уходила отсюда за ранеными и убитыми. В эвакуационной группе, в которую входил Виктор, было четыре бойца, если считать вместе со старшим группы. А старшим был человек с позывным «Пастор». Жил Пастор в подвальном помещении, где и работал с рацией и своими бумагами, двое других бойцов жили в блиндаже, в глубокой земляной яме, накрытой бревнышками и поверх их черным пакетом, в которые пакуют двухсотых, и поверх этого пакета еще была накидана земля и лежало три старых бронежилета марки «Модуль-Монолит». Корнеплод, то есть Виктор Иванович, жил недалеко от блиндажа своих коллег и «офиса» Пастора в подвальном помещении…

Так рассказывал потом после войны сам Виктор Иванович о тех суровых военных днях:

– Утром ранним, в пять часов утра просыпаешься, и вставать не хочется, а надо. Если дождь, то с потолка капает вода, сыро же в подвале. В те дни я мало спал. И если весь день я работал на эвакуации, то и ночью покоя тоже ведь не было. Могли и ночью поднять. Временами вообще не спали. Тогда в эвакуационной команде я вытащил в составе группы более пятидесяти человек с позиций. Точное число раненых сейчас и не упомню. Бывали очень необычные случаи. Так вот один раз вдвоем несли раненого с позиции на носилках, несли долго очень. Вышли с раненым к Велосипеду, потом вышли с Велосипеда на дорогу и пошли направо к точке эвакуации. Должна была машина уже ждать нас. У раненого была сильно задета осколком нога. Глядим, медицинская машина, УАЗ наш, навстречу нам едет по дороге, и водитель показывает знаками мне, что он сейчас «за ранеными съездит, заберет и вернется скоро», чтобы нашего раненого погрузить. Тогда остановились мы у дома двухэтажного из красного кирпича, чтобы подождать машину, когда она возвращаться назад будет. Носилки около кустов поставили подальше от дороги, а я лично сел около стены дома. Хоть отдохнуть, думаю. С ночи не спал и днем с носилками все время. Сижу. Ждем машину назад. Через какое-то время едет наш УАЗ санитарный, «буханка», назад. Я смотрю на него и думаю, что вот-вот сейчас что-то произойдет. Вот через мгновение, но что-то опасное будет с этой «буханкой». И только она к нам подъезжать начала, как прилетело от украинцев что-то и разорвалось с той стороны у дороги. Осколками никого не задело, машина, разумеется, не остановилась и проскочила мимо нас, а мы просто в укрытие кто куда. Там еще один прилет и разрыв дальше от нас на метров двадцать. Я встаю и бегу к раненому, а мой напарник, с кем носилки несли, тоже туда к носилкам уже несется. Забегаем за кусты, а носилки пустые, раненого на носилках нет! Нашли его тут же у стены гаража, подхватили и в подвал дома закинули, пинком его с лестницы вниз спустили и сами за ним. Переждали, пока прилеты арты украинской не закончились… Он и правда сильно ранен в ногу был и не мог стоять, но в такой ситуации ускакать смог и на одной ноге за гараж, метров пять-шесть точно скакал. За семь месяцев, что я был там, историй много разных.

Вот так. И как ты понимаешь, читатель, работать приходилось Корнеплоду в совершенно разных условиях и в постоянном режиме, без продыху. Представь себе, что позиций много, и потому эвакуационная группа бывает на совершенно разных участках войны, и если здесь от дачного поселка до первых позиций на передовой, грубо говоря, было километра два, то от дачного поселка до первой точки эвакуации тоже два километра. Это грубо и по прямой, если линию так провести. А в реальности все еще сложней. К примеру, вот вам тяжелораненый, и значит, группу вызывают на определенную точку, и приходят они на точку, а там не один раненый тяжелый, а два или даже три. Или бегут на позицию за раненым, а на другой уже точке та же самая ситуация с ранеными, и те тоже ждут группу эвакуации. И людей для эвакуации раненых не хватает, и бойцов с передовой снимать нельзя, так как они там на передовой позиции держать должны.

«Несешь его, а он бывает так, что еще и стонет, и просит, требует ослабить или снять жгут», – рассказывал о тех днях Корнеплод. Часто ругался Корнеплод и со своим прямым начальником, старшим группы Пастором, и требовал его работать, работать и работать так же, как это делал сам Корнеплод, Виктор Иванович, так как Пастор бывало любил из себя «строить» и генерала, который бумажки только подписывает.

– Ругались с Пастором бывало, я его все заставить хотел, чтобы он на всех операциях бывал, исключительно на всех, так как троим нести раненого издалека руки устают и меняться надо, а бумаги подписывать каждый может, и я могу, а ты с нами носилки марш таскать, – объяснял свое недовольство Корнеплод.

О взаимоотношениях старшего группы эвакуации Пастора и Корнеплода сам Корнеплод так говорил:

– Он, Пастор, так рассердится на меня, что закричит мне, что «все, ты уволен, я увольняю тебя с этой работы». Мне часто странно или смешно даже было это от Пастора слышать… куда с войны уволить человека можно? Так что увольнял меня там несколько раз мой начальник, – с улыбкой о тех днях вспоминал Виктор Иванович.

Как-то эвакуационную группу Пастора вызвали на Галину-29.

Точку под кодовым названием «Галина-29» я, автор этой книги, хорошо помню. Я там стоял в передовом окопе когда-то. Так вот… вызвали их на эту точку. Это, видимо, было в районе 25-го или 26 октября 2022 года, так как с этой точки мы ушли на штурм Галины-30, под руководством командиров Бекера и Вамбы[3], именно примерно в это время. Могу плюс или минус на день ошибаться. И вот через сутки после нашего ухода наш окоп, который когда-то там был передовым окопом и контролировал и участок справа за полем, и последний кусочек лесополосы у поля, куда загнали подразделение ВСУ, и лесополосу за небольшой открыткой впереди, был уничтожен украинским гранатометчиком. Этот окоп и раньше хохлам мешал и крови у них много попил, и после даже нашего продвижения дальше окоп мог угрожать тем, кто был в лесополосе слева через поле, и мешал эвакуации вэсэушников, загнанных в остаток лесополосы.

Так вот, мы ушли тогда вперед, а нас на этом участке другое подразделение заменило, и вот уже через сутки вечером, когда стемнело, у этого окопа из нового состава прибывших бойцов шесть человек собралось. Подробности, почему собрались (?), не знаю, и придумывать не буду. Передвижения на Галине-29 были комбатом запрещены. Однако именно ночью по ним и ударили, предположительно из гранатомета. Попали точно (!) в окоп. Пять человек – двести, и один – триста. Вот за этим трехсотым и пришла группа эвакуации из двух человек, один из которых был Корнеплод. Сразу скажу, что это очень далеко от дачного поселка. Чтобы добраться от дачного поселка до Галины-29, нужно преодолевать и дороги, где-то открытые места, не защищенные кронами деревьев, и долго идти кабаньими тропами по лесополосам. А эти двое из эвакуации пришли туда ночью. То есть дошли ночью по всему этому бездорожью!

В этих местах бойцов-то с проводниками водили. Так вот нести трехсотого пришлось с трудностями. И только по моим расчетам, наверное, они несли его, если это была ночь, часа четыре. Мало того что многочисленные ранения, так еще и в спину опасное ранение, класть его на носилки на спину нельзя, так и несли его, положив на бок и проверяя всю дорогу его, на боку ли он лежит… А несли в темень, по тропам, по завалам черт знает каким, и непонятно, как они ориентировались. А теперь, читатель, представь себе, что они за сутки могли в подобных местах, эти бойцы эвакуации и медики, бывать в разных… И всем оказать помощь надо медицинскую, и вынести по бездорожью в темноте. Ладно, что Корнеплод, как он потом мне объяснил, ориентировался в пространстве хорошо, так как в прошлом своем проработал долго водителем профессиональным. Да еще, на этом же примере с Галиной-29… И этот пример говорит тоже, что доходили группы эвакуации до самого передка, до чуть ли не зоны прямого контакта с противником, ведь на Галина-30 уже прямо к противнику «лицом к лицу» стояли, можно сказать. Если же это день, то те, кто нес раненого, часто открытые места преодолевали бегом. А перевалы? Перевалы, эти холмы с трехэтажку, а то и с пятиэтажку… Крутые перевалы, спуски и подъемы, и нельзя уронить или протащить по склону или подъему раненого, его необходимо удерживать руками.

Бывает часто и так, что эвакуационные группы попадают и под огонь противника, под прилеты его арты. И, кстати, при любой критической ситуации, буквально любой ситуации, раненого медики не бросают. В эвакуационных командах такие люди работают, что и представить себе даже не могу, чтобы они бойца бросили – в случае чего, отбивать его будут до конца, хотя профессиональному медику, то есть человеку с медицинским образованием или с особой медицинской спецподготовкой, позволяется инструкцией прикрывать себя раненым в критической ситуации. Хотя насчет раненых и вообще насчет взаимоотношений в «Вагнере», скажу, что там никто никого не бросал. Кстати, медик, попавший в поле зрения противника, – противником уничтожается. Это я тебе, читатель, пытаюсь объяснить, что такое война, что такое атмосфера войны и как это бывает… работать на войне.

Однако в этой книге вы еще найдете и настоящие интервью, которые я брал лично у военных медиков, бойцов эвакуационных групп.

Сам Корнеплод, Виктор Иванович, за ленточкой, на этой спецоперации пробыл целых семь месяцев безвылазно. Отпусков у него не было.

Но прежде чем перейти к очередной истории, предлагаю читателю посмотреть еще на судьбы людей. Я понимаю! Знаю (!), что описать все то, что там происходило, просто не смогу физически, так как здесь необходима будет работа целых многочисленных групп специалистов, которые когда-нибудь займутся историей группы «Вагнер», в том числе и ее действий на Донбассе. Однако мы начнем писать о вагнеровцах, о тех днях, и пусть другие подхватят и напишут еще больше. Нужно с чего-то начать рассказывать о судьбах на войне. Да, возьмите любое направление работы вагнеровцев тогда на Донбассе, любое время, ткните пальцем в карту и назовите временной отрезок, и вы получите бои, бои, бои и мужественные поступки настоящих людей, людей с большой буквы. Вы получите настоящие характеры.

Вот рассказ от первого лица бойца-вагнеровца о тех днях… Рассказ сухой и не киношный, но наполненный правдой, той военной реальностью, которую не показывают сегодня в широких СМИ. Штурмовик-вагнеровец Антон Михайлович Ряпасов, с позывным «Чиновник», дал мне интервью. Он рассказывал о тех днях так:

– 18 сентября 2022 года группа добровольцев из Марий Эл в составе компании «Вагнер» прибыла на аэродром Миллерово, что находится в Ростовской области. Садясь на борт, мы были тепло одеты, ведь в Марий Эл уже было похолодание в это время. В Ростовской же области, когда спустились с трапа самолета, погода была еще летняя, солнце светило, еще можно было загорать. Нас встретил сотрудник компании, провел краткий инструктаж по дальнейшим действиям. Специально были подготовлены автобусы, в которых нас отвезли в ангар для получения обмундирования. У всех настроение было на подъеме. До ангара колонной двигались минут десять, и ждали у ангара каждый своей очереди, так как до нашего приезда прибыла другая группа добровольцев из другой области нашей Родины. Пока ждали, на аэродроме взлетали «грачи», на боевую работу. Многие с интересом смотрели, как и я. Не каждый день такое увидишь. Подошла наша очередь, мы подошли к ангару. Там стояли столики и сотрудники компании. Нам дали заполнить первичные документы о согласии в участии в Специальной военной операции. После заполнения документов мы продвинулись дальше по ангару, получать обмундирование. В ангаре царила суматоха и ажиотаж, так сказать. Ангар был забит военным обмундированием: одеждой, обувью, сумками и другим. Получив новое обмундирование, старые вещи, в которых прибыли, скидывали в огромную кучу. Только с нашей группы образовался целый курган из старого шмотья.

– А что выдали вам в ангаре, на этой перевалочной базе группы «Вагнер»? – спрашиваю я у Чиновника.

– Что я получил тогда? Получил два комплекта военной формы, ботинки, нательное белье, носки, сумку, коврик, спальник, панаму, бутылку воды и сухой паек. Принцип выдачи был «иди туда, где свободно, и получай все кардинально быстро». Двигались мы от начала ангара к концу, к выходу. Там стояли сотрудники компании, проводили инструктаж, требовали всех оставлять мобильные телефоны, сим-карты, иные технические средства, письма, фотографии, блокноты и тому подобное. На выходе нас ждал автобус, который вез до вертолета, доставляющего в учебный лагерь, я успел на самый крайний рейс. Другие же добирались на КамАЗах. Вылетели мы с аэродрома и полетели на Донбасс. Летели очень низко, в иллюминатор смотреть было страшновато, так как я первый раз на вертолете летел, тем более на малых высотах. Высадили нас в центре поля, откуда бегом перемещались к КамАЗам. Перед тем как загружаться в машину, нас пересчитали, далее мы быстро закидывали свой «шмурдяк»[4] в КамАЗ и сами занимали место, кто где мог. В самой машине мы сидели как килька в банке. После загрузки мы двинулись в учебный лагерь. Вечером этого же дня мы приехали к заброшенному пионерскому лагерю, заброшенному не от попадания снарядов, пожаров, а просто от времени. Находился он в глуши. Мы оперативно выпрыгнули из машин, построились, и сотрудники компании повели нас в летний актовый зал для заполнения контракта. Разместились под крышей, уже было темно, так что все достали фонарики. Сотрудники раздали всем бланки для заполнения и проинструктировали перед началом заполнения. Они всем все разжевывали, как и что заполнять. Тех, кто путался, как написать, они звали к себе, и их помощник под диктовку заполнял им бланки. После заполнения бланков нас отвели в столовую, там мы подкрепились сухпайками. В ангаре раздавали один сухпаек на троих. Но были те, кому не хватило, так как кто-то не стал делиться, и один из сотрудников высказался всем по этому поводу в нехорошем тоне.

После столовой нас отвели в «жилые» дома, старые бараки, где размещался личный состав. В каждый дом селили примерно по восемьдесят человек. Для размещения в домах были сколочены двухъярусные нары, было немножко тесновато. Пока размещались, сотрудники выбрали старших из наших групп, старшие выбирали желающих встать на «фишку»[5]. Потом всех проинструктировали, чтобы никто в темное время суток не отходил от своего дома, если в туалет, то только по двое. Когда вся суета завершилась, мы легли отдыхать. Ночь прошла спокойно, хотя было слышно где-то вдалеке разрывы. Рано утром всех подняли, кто-то пошел сразу в туалет, кто-то умываться, кто-то чай пить. Все ждали сотрудников и дальнейшего плана действий. В этом лагере мы находились четыре дня. За эти четыре дня мы толком ничего не делали, только получили оружие, бронезащиту, разгрузку и некоторые вещи по мелочи. Кого-то забрали на обучение по специальностям – на минометы, на ПТУР и на другое.

22 или 23 сентября нас поделили на группы, часть людей из Марий Эл и Костромы, и отвезли на пункт временной дислокации, откуда мы будем ездить на полигон для занятий. Нашим ПВД были автосервис и кафе, все на одной территории. Вечером как обычно кто чем занимался. Время на сон у нас было от двух до четырех часов. Кто как успеет. Рано утром мы вставали, грузились на КамАЗы и отправлялись на полигон. В КамАЗах было очень тесно, иногда даже не двинуться, а если кто-то еще на твою ногу присел, то приходилось терпеть до полигона, подвинуться было проблемой для всех. Везло только тем, кто сидел у выхода. На полигоне нас ждала муштра, различные виды боевой подготовки. Настолько там уставали, что день за днем пролетали быстро. В один из моментов муштры уже была мысль: «Поскорей бы на передок, а не вот это вот все…», причем не у меня одного. Нас обучали огневой подготовке из АК-74, ПКМ, «Корда». Так как я отлично отстрелялся из пулемета, то меня и назначили на специальность пулеметчика. Те, кто изъявил желание стать гранатометчиком, тот обучался стрельбе из РПГ-7. Гранаты метали один раз. Помимо огневой подготовки, проводили занятия по топографической, медицинской, тактической подготовке. На тактической подготовке была самая жара. Проходя полосу препятствий, инструкторы стреляли в землю рядом с бойцами, особенно когда ползешь. Таким образом за все время на полигоне был только один трехсотый, ему попал рикошет в спину и его увезли в госпиталь. Также нам показывали принцип действия БПЛА, кому-то удалось лично поуправлять «птичкой». А в основном на полигоне была муштра, муштра и еще раз муштра.

В конце сентября, когда мы были на полигоне, нас резко собрали, погрузили в КамАЗы, и мы поехали в автосервис, где временно размещались. По приезде те, кто оставался на фишке, получили БК, нас тоже отправили получать. Я пошел сразу получать ПКМ и БК к нему. Получив, пошел в расположение и начал забивать ленту патронами. Зарядил половину ленты, и здесь один из бойцов прибежал и сказал, что уже надо грузиться в машину. Пришлось попросить помочь добить ленту. Добив ленту и взяв вещи, я побежал к машине – наши уже грузились. Я закинул свой рюкзак за борт кузова и стал ждать своей очереди запрыгнуть в кузов. И вот я в кузове. Мы отправились ближе к ленте. Ехали около трех часов, стало уже темно. Прибыли в агломерацию Лисичанска. Насколько понял, это был частный сектор. Точно разузнать, где находимся, не могли, так как от машин не отходили, а вокруг были кусты, деревья, пруд, а вдали виднелись здания, в которых мерцал свет. Там мы ждали сотрудников, инструкторы должны были нас им передать. Там же мы подкрепились, сделали свои дела. Когда пришли сотрудники, они переписали наши позывные, номера жетонов, проинструктировали, и мы загрузились в машины и отправились на ПВД. Приехали мы на ПВД, это был один из цехов Лисичанского НПЗ. Там мы доукомплектовались боекомплектом, познакомились с командиром направления.

Еще на полигоне мы поделились на свои группы, кто с кем хотел, но командир перемешал все группы. Я попал в группу, в которой было четверо наших из Марий Эл и трое бойцов из Костромы. На ПВД мы пробыли до вечера и начали грузиться на машины. Поехали не все сразу, только первые три группы. Ехали мы в сопровождении БТР, до н. п. Золотаревка. Времени это заняло минут десять. Прибыв на место, мы выгрузились, и наша группа, состоящая из восьми бойцов, пошла в один из домов н. п. Золотаревка. Подождав около часа в одном из домов, мы выдвинулись на точку эвакуации, что располагалась недалеко от н. п. Золотаревка. Идти было очень тяжело, так как на себе несешь бронежилет, каску, пулемет, боекомплект, рюкзак с пристегнутым к нему спальником. Дойдя до точки эвакуации, которая раньше была ремонтным цехом местного «колхоза», расположились в гараже и стали ждать дальнейших приказов. Поздно вечером приехал командир, рассказал, что да как, показал карту боевых действий, позиции врага, наши позиции и точку, которую нам нужно было занять. После краткого инструктажа командир поставил задачу занять позицию в лесополосе, окапываться, маскироваться и работать. Проводник и наша группа выдвинулись в сторону лесополосы. Рядом со зданием стоял подбитый танк Т-80. Путь наш прокладывался в основном через «открытку», по полю. Шли быстро, тихо. Было тяжело, так как ноша была тяжела. Проходя по одной тропе, проводник показал, где располагаются мины, мы аккуратно их обошли и прибыли в лесополосу. Командир группы рассредоточил нас, поставил одного бойца на «фишку», и мы начали окапываться. На фишке стояли по очереди. Окапывался я быстро, так как это не первый был мой окоп. Вообще, я был больше подготовлен, чем мои товарищи, так как в прошлом я окончил военную академию.

– А кстати, – останавливаю я рассказчика, – речь о какой академии идет? Где вы учились до войны? – уточняю я у Антона Михайловича.

– Я учился в Военно-космической академии имени А. Ф. Можайского, в Санкт-Петербурге. Но продолжу… Окапывались мы всю ночь, утром, когда рассвело, в один момент услышали жужжание, сразу стало ясно, что это беспилотник. Благо была осень, листва еще не опала, и «птичка» нас не заметила. Рядом с нашей позицией находилась группа подразделения «Ахмат». Целый день занимались оборудованием позиции, каждый своим окопом. Совет нам дали: чем глубже, тем лучше. Вечером командир группы и два бойца отправлялись на точку эвакуации за боекомплектом и провизией. Эта точка была под кодовым названием «Ноль». На данной позиции мы находились два дня. За это время ничего интересного не происходило. Все было спокойно. Вскоре командиру по рации передали, чтобы мы собирали вещи и двигались на Ноль. Мы оперативно собрались и выдвинулись. На Ноле мы загрузились в пикап, взяли дополнительный БК и провизию и двинулись на другую позицию. Приехали на Ноль около МПЗ, выгрузились и пошли пешком до позиции. Шли около часа, все уставшие. Пришли на позицию, это оказалась высота, около железнодорожных путей и автомобильной дороги. С высоты виднелась часть укрепрайона ВСУ. На новую позицию мы прибыли ночью. Не теряя времени, начали окапываться. Я, как пулеметчик, выбрал самую крайнюю позицию с хорошо просматриваемым сектором обстрела. В первый минометный обстрел мы попали дня через два-три. Адреналин и инстинкт выживания сделали свое дело. Окапывались, маскировались постоянно. Естественно, не забывая стоять на фишке, наблюдать. На этой позиции мы пробыли около месяца до конца октября 2022 года. Все так же днем занимались наблюдением по фронту. Так как я пулеметчик, моя задача была держать оборону на своей огневой точке, следить за сектором обстрела. Как и все остальные бойцы. По очереди отдыхали. Самое сложное стало с начинанием дождей, особенно когда окоп не закрыт пленкой. Тяжеловато стоять, когда ты до нитки вымок, грязный, холодный и голодный. Но стремление выжить помогало преодолевать все тяжести. На Ноль за боекомплектом, заряженными батареями для рации и провизией ходили по очереди. К середине октября командира группы сняли с должности и меня поставили вместо него. Я получил рацию, гаджет и азбуку – шифровку для общения по рации. Весь октябрь выравнивался фронт, поэтому мы никуда и не двигались.