скачать книгу бесплатно
Баварское герцогство
Предгорья Доломитовых Альп
– Войны нет, так что ничего не случится, – говорил Людер, отхлёбывая из чаши горячее красное вино с полынной настойкой и мёдом. – Эх, хорошо согревает… Мы идём по торговым делам в Венецию, так нам поручил король Хильдеберт… Они тоже так считают, – кивнул он в сторону десятка баваров, сидевших за столом с деревянными пивными кружками и блюдом с жареным фазаном.
Они с Брюном прибыли сюда, к предгорьям Альп, в сопровождении отряда баваров, ведомых Гундоальдом, спустя десять дней, как покинули Регенсбург.
– Всё равно. Как-то плохо встретить длиннобородых, – сказал Брюн, глодая птичью ножку. – Не зря они прислали руку.
– На рассвете уходим. Проводник уже здесь, – ответил Людер и махнул хозяйке постоялого двора, что наполняла пивные кружки, а когда она подошла, попросил ещё горячего полынного вина и положил монету, чтобы кинула костей Крувсу.
В тот вечер после прогулки с Теоделиндой баварский герцог устроил пышный пир в честь отбытия гостей, а прежде витиеватыми фразами сообщил, что, к великому сожалению, его дочь не может принять предложение короля Хильдеберта вступить в брак с лейдом Людером. Просил передать, что бавары клянутся в дружбе и готовы обтолковать любой союз.
– Ничего, Людер, завалишь другую принцессу, – хихикнул Брюн после речи герцога.
Людер пытался встретиться взглядом с Теоделиндой, которая занимала привычное место во главе стола с братьями и отцом, но она не уводила глаз дальше, чем блюда перед ней. Он гадал, в чём причина отказа, ведь не мог поверить, что таково было её решение, потому как в те моменты на обратном пути в крепость, когда лицо её обращалось к нему, угадывал выражение, подобное тому, что появлялось у Фели, когда она просила Брюна помочь с бочкой.
– Тут есть подвох. Точно есть, – зашептал Людер другу на ухо, чтобы не услышали лейды Хильдеберта, вкушавшие блюда и напитки за столом рядом с ними. – Не случайно король именно меня отправил сюда. Похоже, он и рассчитывал на отказ. Что скажешь?
– На отказ?.. Не забивай башку, поешь: жаркое – объедение. Что нас ждёт за горами, одни боги знают, – поднял Брюн кружку пива: – Давай!
…Два дня назад путь привёл их к двухэтажному постоялому двору с конюшней на тридцать лошадей, кузницей, стойлом и птичником. Лесная чаща вокруг прятала глубокие прозрачные озёра и речки, и вся эта местность позволяла двум хозяйским сыновьям добывать дичь и рыбу, которыми за монеты питались гости.
Отсюда тропа уводила путников в горы, на перевал, который приводил их в Италию и обратно. Эта же тропа и вела сюда лангобардских послов, ожидаемых баварами во главе с младшим братом Теоделинды, и чем дольше Брюн с Людером задерживались, тем с большей вероятностью их ждала встреча с ними.
Снаружи, сквозь оконца под оштукатуренным потолком, из вечерней серости летели цокот копыт, конское ржание, бряцанье металла, окрики и приказы всадников. Зашёлся лаем привязанный к ограде Крувс.
«Вот и дождались», – погладил Людер рукоять секиры, приставленной к ножке стола.
Дверь распахнулась, и вслед за холодным воздухом внутрь прямоугольного помещения – двадцать на тридцать шагов – вошли трое длиннобородых воинов в плащах, подбитых мехом, и в шерстяных штанах и рубахах под ними. От прохладных воздушных струй затрепетали огни свечей на стенах, а очаг с вертелом напротив входа, способный вместить тушу телёнка, брызнул искрами.
– Приветствуем в нашем герцогстве, – подошёл от стола в правом дальнем углу, где ужинал со своими воинами, безбородый Гундоальд. – Перевал прошли удачно?
– Перевал удачно, – ответил краснощёкий лангобард в кожаном поясе с драгоценными камнями, – а вот перед ним нарвались на разбойников. Я – гастальд Муних. Король Аутари поручил мне представлять его посольство, – уставил он глаза на Гундоальда и, как понял Людер по ответу бавара, взглядом вопрошал бавара назвать себя.
– Гундоальд, сын герцога Гарибальда. Есть потери?
– Один. Мы сядем здесь, – ткнул Муних пальцем в стол на десятерых рядом с очагом в центре зала, – Они разбежались, когда потеряли пятерых. Кроме двоих саксов и одного франка туда затесалась парочка диких тейфалов, – хмыкнул он, снимая плащ на соболином меху.
«Фроил! Оплошал любитель пошуза», – переглянулся Людер с Брюном.
– Ирм, ведите сюда Лега, – обратился русоволосый лангобард с бородой до середины груди к третьему воину – плотному коротышу с волосами цвета соломы.
– Нечего его сюда тащить, Агилульф. Здесь на всех места нет, пусть с остальными в шатрах ночует, – потребовал Муних.
– Он ранен, ему нужно тепло, – ответил Агилульф. Его указательный палец ткнул в пожелтевший от времени, некогда белый потолок с паутинками мелких трещин, – Нам шестерым хватит и одной комнаты, так что половина наших людей разместится в остальных, и даже его… – не закончил он фразу, как будто вспомнил, что говорить о чём-то здесь лишнее. – Вторую половину можно уложить прямо здесь, сдвинув столы.
– Мы убедили остальных постояльцев найти другой ночлег, поэтому места должно хватить всем, – добавил Гундоальд, уперев руки в бока.
Людер едва сдержал себя, чтобы не рассмеяться от того, как, с безволосым лицом и щуплыми плечами, Гундоальд пытался выглядеть внушительным и солидным. Ему не помогали ни вышитая рубаха из светлого льна и кожаный жилет, отороченный куньим мехом, ни меч на поясе с рукоятью, обтянутой черным бархатом и оплетённой серебряной нитью.
– Я с моими людьми решу, кому где быть. Их тоже зови, – произнёс Муних недовольным тоном, и лавка скрипнула под ним, когда уселся напротив двери, спиной к очагу. – А раненого посади за другой стол. Здесь сядут мои люди.
Ирм вышел. Агилульф обвёл взглядом зал, его серые глаза упёрлись в Людера, который не отвёл взгляда. Гундоальд заметил безмолвную стычку и заговорил:
– Там наши гости, – показал на Людера и Брюна, – а потому прошу привязать рукояти мечей к поясам, чтобы в случае ссоры не дошло до резни. – Затем подошёл к их столу: – Сделайте так же… и с топором.
Повисла тишина. Людер слышал, как трещат дрова в очаге, как за стенами снимают сбрую и заводят лошадей под крышу, гавкает Крувс, и даже учуял гарь сальных свечей, проникшую в сладко-пряные запахи из кухни, куда, стуча деревянными подошвами, шмыгнули хозяин с хозяйкой. Кожа его ладони ощущала шершавость рукояти секиры, а взгляд не отпускал ладонь Агилульфа, лежащую на рукояти меча.
– Негоже начинать встречу с раздора, – Гундоальд махнул баварам, и те встали.
Когда внутрь вошёл человек, похожий лицом и движениями на Агилульфа, а за ним ещё с десяток бородатых воинов, Людер решил, что обстоятельства в любом случае складываются не в их пользу, а потому подчинился, и через некоторое время он оказался за одним столом с Агилульфом, его братом и Легом, раненным в бедро парнем.
– Ничего, парень, тебе не ногой писать, – потрепал Рогарит левой рукой по плечу Лега, бледное лицо которого не вспыхивало даже от полынного вина с закусками, что щедро оплатил Гундоальд в знак гостеприимства и которые задержали за столом Людера с Брюном, потому как покинуть стол означало нанести обиду.
– За первый шрам, – поднял Агилульф чашу с вином. – Если б ты не выскочил наперерез, у меня топор торчал бы между плеч.
– Если идёте за перевал, опасайтесь разбойников, – продолжил Рогарит, обращаясь к Людеру с Брюном, которые также подняли чаши. – Куда путь держите?
– По торговым делам, в Венецию, – ответил Людер, изучая знатных лангобардов за столом Муниха. Его интерес привлёк крепкий воин в простых одеждах – без соболиного плаща и пояса с драгоценностями – с заметным шрамом на высоком лбу; он редко говорил, но, когда вступал в беседу, сидящие рядом замолкали.
– Нам поручено сговориться с купцами о ценах на соль для короля Хильдеберта, – добавил Брюн, на что получил суровый взгляд от Людера.
– Насколько мне известно, бургунды под властью короля Гунтрамна, – хмуро произнёс Агилульф, изредка, но раз за разом задерживая взор на шее Людера.
– Венеты очень хитры, – положил Рогарит правую ладонь на плечо брата, похлопал. – Они строят дома на сваях. Мы до них пока не добрались.
– В летние луны я разгромил шайку гепидов около Турина, – отрывал Агилульф зубами мясо с крыла куропатки. Людер чувствовал, как сердце мутузит рёбра от его пристального взгляда, и жалел, что согласился на «ремешок добрых намерений». – Одного оставил в живых. И он упоминал франка с рунической вязью на шее – то ли Людвальда, то ли Люгара, – продолжил Агилульф.
– Моё имя – Людер, и я готов перемыть кости любой шайке. И не только на словах.
Рогарит сжал плечо брата:
– Если он упоминал франка, а перед нами бургунды, то мало ли такой вязи во Франкии, а? – и, не дождавшись ответа Агилульфа, спросил Людера: – Что, кстати, она означает?
– Одо и Людер: «Вместе пока дышим». Мы с братом сделали её, когда остались одни.
– У эдельвейса такая же печальная история? – увёл Рогарит беседу в сторону.
Жилистая рука Брюна прошлась по лысине, затем почесала бороду под красными от жаркого вина щеками.
– Были времена, когда очень нуждался в удаче, а живой цветок сохнет и рассыпается. Вот и… теперь меня полюбила большая удача, – поднял он чашу: – За неё!
Выпили все, кроме Лега, который уткнул голову в руки среди чаш и блюд, а его сонное сопение вносило свою малую толику в общий гул в зале.
– Меня как епископа Турина интересует, как вы славите… – поднял Рогарит глаза к потолку, а затем закусил варёной репой с оливковым маслом. – Слышал, епископы Хильдеберта, как и мы, – да, Аго? – держатся учения Ария.
Агилульф скинул его руку с плеча.
– Не лезь с этой чушью. С баварскими епископами поспоришь. Тебя, надо думать, для этого и взяли. Теоделинда, наша будущая королева, она же католичка[18 - Ортодоксальной веры в отличие от лангобардов-ариан], а наш король – нет. – Агилульф обернулся назад, чтобы кивнуть в сторону стола, где Муних шептался с высоколобым воином со шрамом, едва прикрытым тёмно-русыми волосами. – Я тебя от позора спас, а Аутари так пожурил, благодаря Муниху, что теперь я должен в казну сто золотых. – Он встал, накинув плащ на волчьем меху, подхватил Лега под одну руку. – Помогай. Хватит узоры словами завивать.
– Очень благодарен тебе, брат, хоть и просидел день и ночь в сырой темнице, – Рогарит встал , чтобы поднять Лега, спросонья вскинувшего голову. – Только фельгельд платишь не за меня, а за то, что прелюбодейку не дал умертвить… И уверен: слова, хоть ты болтовни не терпишь, дадут тебе больше побед, чем сотни мечей. Правда, не сразу, – последнее, что осталось в зале, когда они вышли.
«Значит, ты, Гарибальд, решил примкнуть к длиннобородым», – провожал Людер взглядом братьев, между которыми хромал Лег. – «А может, и дочка так захотела, ведь не зря шепталась со своим щуплым братцем на обратном пути», – сжал Людер чашу и стиснул зубы, но затем всё-таки разомкнул их, чтобы смешать горечь полыни с горечью в душе.
Больше Брюн не дал ему пить, потому как шепнул, что пора покинуть покамест ещё радушное место, не дожидаясь рассвета, для чего они, заявив шумному залу о намерении поспать, разыскали проводника в одном из шатров, которые поставили хозяева двора для нескольких постояльцев, чтобы освободить комнаты для важного посольства. Посулив размякшему ото сна юркому мужичку с десяток серебряных монет сверх оговоренного, после недолгих сборов, дождавшись, когда всё внутри и снаружи погрузится в тишину и покой, вышли в сторону перевала.
***
Северная Италия
Предгорья Доломитовых Альп
Три дня их обступали голые холодные скалы. На привалах они прятались от морозного ветра в горные впадины, наблюдая, как Крувс шныряет по каменистой долине, где только мох и трава задерживали снежную порошу, образуя мудрёные рисунки. Одинокие пастушьи хижины у тропы давали ночлег.
К середине четвертого дня вышли к опушке, откуда сосново-буковые и дубовые леса начинали спуск к плодородной равнине по берегам реки По.
Между стройными стволами бежал вниз и звонко бурлил прозрачный ручей. Они слезли с коней, чтобы напиться холодной воды с переливами радужных красок от ярких солнечных лучей.
Проводник первым утолил жажду, оставил коня, и ноги унесли его в чащу, откуда он не появлялся, несмотря на долгие крики Людера и Брюна и грозный лай Крувса. Зато вместо него на зов выступила из-за деревьев четвёрка вооруженных людей, следом ещё двое, которые толкали излишне юркого проводника копьями в спину. Людер вглядывался им в лица, а пальцы поигрывали на рукояти секиры.
– Где Фроил? – гаркнул Людер что есть мочи. В надежде на хороший слух у гепида, потому как среди этих шестерых его не было. – Крувс, сидеть! Он не двинется, если поступите так же, – предупредил он.
– Идём с нами, – остановился косичкобородый галл, – он в лагере. И надо решить с этим, – показал он пальцем на проводника. – Шибко юркий, может выдать.
«И то верно, – разглядывал Людер мужичка, чьи руки, ноги и голова, казалось, жили каждый своей жизнью – так он шевелил ими, оправдывая свою юркость. – Спустить пса? Хоть налопается».
– Возьмём с собой. Путь долгий, может пригодиться, – двинулся Брюн к лесу, уздечки в его руках зазвенели в такт поступи двух лошадей: своей и проводника.
– Но платить больше оговоренного не станем, – последовал Людер за ним. – Ничего, поешь дичи, – потрепал он пса по холке.
В лагере, состоящем из шести шалашей, сложенных на опорах из толстых сучьев и покрытых дёрном, Людер насчитал четырнадцать человек и восемнадцать лошадей.
– На конину перешли, – пустил Людер пар изо рта, подмечая с двадцати шагов от костра, где стоял с Фроилом, как дымят и скворчат куски мяса на камнях. – Как услышал про тейфалов, сразу понял – твоя шайка.
– Значит, гонец успел застать с моим посланием… Эй, добавьте дров, – крикнул Фроил людям, жмущимся к огню, – и ещё натаскайте, иначе к утру посинеем… Убито шестеро, и ещё двух лошадей проткнули длиннобородые.
– Они говорили про пятерых, – заметил Людер под треск веток от ударов топоров.
– Проводник у нас был, девка. Как засекли, что идут длиннобородые, так связал и с ней двоих оставил. Мы же думали, против шестерых будем, а их… Вон тот, – ткнул Фроил в косичкобородого галла с бледно-фиолетовой правой стороной лица, который у костра пробовал мясо и его лицо морщилось, – получил по башке и вырубился. У второго дырка на спине от кинжала. Видать, не любит Азиль, чтобы ей волосы трепали, – усмехнулся он. – А вообще, она поведала занятный случай, – и Фроил пересказал историю девицы.
– Азиль, значит, – поскрёб Людер подбородок, подняв глаза к шелестящим верхушкам сосен, – Раз ты отказываешься идти со мной, то, может, найдешь её? – вернул он взгляд с неба на плоское лицо гепида. – Когда погиб Одо, их тоже трое было: девчонка и два мальчишки-близнеца.
– Мои руки зажили. Хочу нарубить дров на зиму одной ласковой вдове, – потёр Фроил ладони друг о друга, пустив пар в лицо Людера. – Надо вернуться за перевал, а туда идти неблизко.
Стук топоров уже прекратился, пламя потянулось языками вверх, а Брюн, бросив Крувсу сырой конины, позвал:
– Идите. Скоро захрустит, не разжуёшь, – уселся он в круг к людям, облепившим огонь, как мошка.
– Ты обещал голову Агилульфа и не сделал, – придержал Людер за плечо Фроила, который двинулся к шайке.
– Да, вышло плохо. А ведь как сошлось всё удачно: замыслили здесь встретиться, а тут и этот длиннобородый. Отдал бы его голову здесь – и всё, разошлись бы. Теперь уже после зимы.
– Слушай, я иду к аварам, – не отступал Людер. – Так или иначе, вернёмся сюда, и уже с войском. Возьми двоих-троих, осядьте, осмотритесь, что здесь и как… А если ещё с девкой разберёшься, то получишь это, – сунул он под нос Фроила правую руку с золотым обручьем из львиных голов.
VI
Баварское герцогство
крепость Регенсбург,
Октябрь, 588 г. н. э.
В её сне колокол уже молчит. Над крепостью дым и пламя.
Сзади рёв. Всадники с мерзко-зелёными лицами скачут по горной тропе. Их доспехи в крови, а бешеная скачка забрасывает длинные бороды за плечи.
Вот что видит Теоделинда, взглянув назад. И – пятками в бок коню, снова вперёд, к ущелью. За ним спасение.
Ещё чуть-чуть. Тропинка. Она вьётся, бросая под ноги камни. Сосны и буки тянут корни, ветки; цепляют. Отец, братья впереди, и вот… обрыв. Дальше темно: внизу и вверху. Нет луны, звёзд.
– Прыгаем, – кричит отец.
– Давай, – толчок в спину.
Она летит, и ей кажется – нет воздуха. Он не обдувает лицо, руки, ноги. Отец, Гримоальд, Тассилон пропали в черноте. И вдруг Теоделинда видит острозубое и злое каменное дно. Об него бьются три валуна: два – в прах, третий взлетает ястребом.
«Львёнок!» – разворачивается лицом вверх. Падает. Ещё миг… и затылок пробьют камни!
Над ней нависает Гундоальд, тянет руку к её щеке. Удар. Спина мокрая, горячая.
– Теоделинда, – рука брата сухая и по-женски лёгкая…
– Заспалась что-то, милая, – звучит мягкий голос Херти.
Теоделинда села на постели, протёрла глаза. Херти уже сдвинула с окна плотную ткань, и утренняя свежесть зашла внутрь, взбудоражила огонь свечи, что пристроился на столе в дальнем углу комнаты правее окна. Огарок источал прогорклый запах, и слабый кружок света падал на тёмно-серую доломитовую кладку.
– Доброе утро! Сон плохой, даже спина взмокла, – поёжилась она в рубахе до пят из светлого ситца. – Будто лангобарды в боевом окрасе напали на нас, а мы бежали к ущелью, – подошла к маленькому, с половину сундука, загону в углу комнаты. Он ещё пах сосной, а внутри, среди сочных листьев клевера и щавеля, шевелил ушами подросший зайчонок.
– Как ты, Львёнок? – погладила Теоделинда пальцем его бело-серую бархатистую шёрстку. – Представляешь, а потом отец, Тассилон и Гримоальд упали камнями на дно, но один из них взлетел ястребом. Как растолковать такой сон, а, Херти?
– Вот увидишь сегодня своих зелено-бородатых родичей – спросишь, – пробурчала Херти, прибиравшая постель. – Садись, расчешу.
– Вот как они без меня? – уселась Теоделинда на кушетку перед зеркалом. – Надо, чтобы припасы не кончались, служанок проверять, следить, чтобы на полях урожай вовремя собрали.
– Ничего, скоро малявка у Гримоальда к мамкиной сиське приноровится, – зажгла Херти ещё три свечи на стенах и принялась за её волосы, – и тогда через две-три луны его жена и займётся. Всё равно ты за горы отправишься не раньше, чем на перевале снега сойдут. Успеешь ей всё объяснить.
В голосе служанки Теоделинда уловила грусть, что обычно навевает лёгкая пасмурность, какой и в помине не было в утреннем небе. На нём красовалось яркое солнце, а тёплый ветерок влетал в комнату со двора вместе со скрипом повозок, звоном наковальни, голосами слуг и крестьян.
