Курс на север

– У нас с ним обоюдная неприязнь, – обронил Проводник, прищурившись на наклон головы, напугавший случайного прохожего, отчего тот скрылся с глаз быстрее, чем успел курсант моргнуть. Хазин продемонстрировал кастеты, приподняв бровь. – Так что не переживай сильно.

Странно, что не подоспели еще сирены – Упырь не мог ошибиться. Запоздало Проводник вспомнил, что им пора бы поискать другой наблюдательный пункт и оставить клуб с его посетителями. Крылатый станет их глазами.

Пес сунул руки в карманы шаровар и изогнул назад спину, прикрыв глаза ресницами. Выбравшиеся наружу охранники не рискнули снова нападать, кружили поодаль и не расставались с телефонами. Док нашептывал на ухо вернуться в машину. Хазин не выпускал свои кастеты.

И вроде бы мирно разошлись, каково и было пожелание куратора, но тут появилось у бара то самое такси, о котором предупредил Слепой, завизжали тормоза. На ходу распахнулась дверь, оттуда выпрыгнула пассажирка и покатилась по земле под самые ступени заведения. Врезалась в ноги еретика, схватила его за штанину, не удосужившись даже посмотреть наверх, вскарабкалась по нему, пробормотала извинения, и, сменив его ногу на металлические поручни, попрыгала наверх, скрылась в темноте, откуда не доносилось уже ни музыки, ни веселья.

Проводник переглянулся с Хазином. С любопытством наблюдал за новым лицом Упырь, разлегшись на крыше. Крылья подрагивали в волнении, закусил губу, нетерпеливо смахнул волосы и заправил их под тонкую шапку, чтобы не застили обзор.

Танцевальным клубом место, в которое она влетела, можно было назвать с большой натяжкой. Душное, темно-слепящее прожекторами, софитами и стробоскопами, о размерах которого сложно было судить, ничего не видя; истерика огней резко выделялась в неестественной тишине, в лучах света мелькали и пропадали замершие черные фигуры за столиками, тени у стен, блеск стекла на барных полках. Воняло сигаретным дымом и спиртом, всхлипывала женщина, приглушенно, будто зажимала рот, что-то мерно щелкало под потолком, как прокручивалась стертая шестеренка.

Аса Янистер не сразу увидела ворох между столиками, а, увидев, с трудом сообразила, что то такое. Постаралась дышать, процарапала ногтем по экрану телефона, лежавшего в кармане трикотажного кардигана, удерживала себя от немедленного вызова полиции. Шаркнула подошвой туфли по гладкому покрытию, за ногой протянулся темный след. Там, за ножками стула, метавшийся по залу цветной луч выхватил влажно блестевшие волосы. Короткие, слипшиеся.

На полукруг высокой спинки стула облокачивался мужчина. Лысый и небритый, в темной одежде, двумя пальцами правой руки удерживал рукоять мачете; тяжелый нож покачивался как маятник, загнутое к лезвию острие выглядело устрашающе, с заостренного кончика капало на сиденье. Левая кисть расслабленно свисала вниз. У него была рассечена бровь, по щеке сочилась кровь, которую он периодически подтирал плечом, на голом черепе переплетались шрамы как лианы. Глаза, глубоко посаженные, один темный, второй мраморный, затянутый бельмом, устремлены были на глотающую воздух Асу. Тонкая ткань черной футболки, повиснув на плечах, выставила все бугры мышц.

Такой вполне мог одной рукой перекрыть дыхание троим далеко не среднестатистического сложения мужчинам.

– Что? – спросил он у столбом стоявшей перед ним девушки. Аса недоверчиво перевела взгляд от обезглавленного тела на его убийцу, не связав никак музыкальное произношение с внешностью машины для убийств. – Шокирующая ситуация? Впервые сталкиваешься?

– Кто это? – спросила Аса. И голос все же дрогнул.

– Не знаю. – Еще одна капля в темную лужу. Всхлипы оборвались, за ними потянулось шарканье по полу, кто-то сбегал из клуба. На возможного будущего доносчика мужчина внимания не обратил. Разогнул плечи, о бедро вытер нож. – Ошивался тут. Мне не понравился.

Достойный аргумент для отрывания головы. Аса попыталась не думать о ней, не должной находиться отдельно от тела. Отвела глаза, но сосуды, жилы растянулись как бахрома, а отвратительное всегда притягивает. Взгляд метался между останками, притихшим контингентом, жмущимися к стенам официантами и не находил, за что зацепиться.

– Ты… Просто убил человека? – вырвалось у нее. – И стоишь здесь?

Мужчина выпустил стул. Аса, потеряв остатки самообладания, отпрыгнула назад и взгляд ее зашарил по залу в поисках подходящего предмета, который можно превратить в оружие.

– Уже ухожу.

Ровный безэмоциональный тон, окровавленная пятерня, пригладившая макушку и почесавшая затылок, полный раздражения взгляд – он совершенно не раскаивался в содеянном, более того, не придавал значения расчлененному трупу, нижнюю часть которого отодвинул с прохода ногой, на самом деле собираясь покинуть клуб.

– Ты убил человека! – потрясенно выкрикнула Аса, схватив бутылку с ближайшего стола, за которым двое парней сползали со стульев, пытались стать незаметными. Одного толкнула в плечо: – Звоните в полицию! Немедленно!

Парень неуклюже свалился на пол и ахнул, зажав рот рукой. Второй опасливо заглянул под стол, замер, боясь дышать.

Никто из присутствующих на покрытого шрамами и кровью убийцу не смотрел, ни единого движения не было сделано, чтобы достать телефоны. В зловещей тишине четко отпечатывались его неспешные шаги.

Это и есть еретики? Догадка промелькнула и пропала. Аса бросилась за убийцей с единственной дурной мыслью в голове, получит ли заражение крови, если он ударит грязным ножом.

Была цель задержать преступника до приезда шефа, который дал ей фору в полчаса. Перед этим попасть в машину, стоявшую у входа, а на преступника укажут свидетели. Остаться в живых. Оказаться как можно дальше от мачете.

Чудовищной силы удар кулака взорвался фейерверком перед глазами. Враз онемело лицо, а голова загудела как колокол. Выбросив перед собой руки, Аса отбила их о барную стойку и задохнулась, когда они резко сложились в локтях. Носом врезалась в дерево, стекла на пол, ничего не видя. На некоторое время мужчина выбил ее из реальности.

Вся его реакция выразилась в презрительном шипении. Не оборачиваясь, он проследовал к двери, охранники у стены не подняли глаз от своих ботинок. Спустившись со ступеней, свистнул, и его спутник зашагал за угол, забыв о курсанте, с которым переглядывался.

Проводник не двинулся с места – бродяги уходили вдвоем, без трофеев, о чем Док уже докладывал куратору. На этом миссия заканчивалась, и они могли устроить себе небольшое развлечение.

Все ближе звучали сирены, несколько машин, везущих в себе блюстителей порядка, петляли в ближайших улочках и вот-вот должны были свалиться на голову клубного администратора. Слепой в наушнике жужжал, чтобы Проводник засунул себя в машину. Хазин взялся за ручку дверцы и уже потянул ее на себя, когда дверь клуба опять распахнулась, грохнув по стене, следом на нее упала девушка из такси, едва стоящая на ногах. Держась за кровивший нос, она вертела головой в стороны, а, увидев двоих, выводящих из теней мотоциклы, отчаянно завизжала, перегнувшись через поручни.

– Ого… – впечатлился Проводник. Тут же его ударило в спину, из машины вылез Док, чтобы оказаться перед Хазином, заслонившим ему дорогу и поджатием губ напомнившим о словах Райо́.

– Я ее знаю! – торопливо зашептал Док, бросая взгляды на Асу, сползавшую по ступеням. Упырь фонил в ухе, узнавая, откуда, тут же зашептал Слепой, довольно точно определяя расстояние полиции от клуба. – Хазин!

Хазин ответил ему кивком на машину.

– Уезжаем.

– Хазин, – понизил голос Док. – Под мою ответственность. Они ведь ее убьют. Доставим только в мегарон, фактор никогда не отказывал в помощи. Это не запрещено.

– Стой! – закричала опять Аса, спотыкаясь и падая с последней ступени. Бутылку не выпустила, размахнувшись, швырнула ее в сбегавшего убийцу. Попала в заднее колесо мотоцикла и стекло отлетело, зазвенело по бетону. На скамейке всхрапнул парень, перевернувшись.

– Упырь, – зашептал Док, глядя в невозмутимые глаза бойца. – Сможешь ее забрать?

Хазин сплюнул в сторону, начиная раздражаться. Взревели мотоциклы, из второй машины выбрался Сид, уставший от споров, перебежал парковку, улицу и перехватил собравшуюся догонять пешком еретиков ненормальную. Аса этого человека видела впервые, а когда он настойчиво развернул ее к стоянке, запаниковала сильнее. Выхватив из кобуры его же глок, машинально нащупав предохранитель на спусковом крючке, прострелила ему бедро. Нога мужчины подкосилась, Аса наотмашь ударила его рукоятью по лицу. Присвистнул Проводник, не ожидавший такой прыти:

– Бесстрашная малявка, вообще без головы?

Шокированный донельзя Док, обхватив ее со спины, вколол в плечо снотворное, рискуя оставить иглу там же, и спустя минуту трепыханий затащил бесчувственное тело в салон машины. Сид до своей доковылял самостоятельно. Пока Слепой отыскивал работающие в округе камеры, перетянул ремнем ногу выше раны и позволил себе выдохнуть. Повернул голову к Дафину, жующему резинку.

– Издержки… – через силу хмыкнул. – Едем.

* * *

Из воспоминаний Асы Янистер, год сороковой третьего столетия:

«Шеф Шаян не так прост. Вот интересно, откуда он мог знать, что в той забегаловке будут еретики? Бармен доложил? Официанты?

Однако… Курсанты под дверями клуба – такая информированность выше моего понимания. И точно сказал, что там будет ботаник Асама. Как только его убедить забрать меня с собой – этого я еще не знаю. Может, понадобится не одна попытка, только вот постоянное сталкивание нос к носу там, где меня быть не должно, не вызовет ли у него подозрений?

Я в растерянности. И, пока еду, пока у меня еще есть несколько минут перед представлением, думаю о брате. О тайне, что его окружает. О том, что сподвигло его стать послушником.

Может, он умер уже давно, и поэтому все делают вид, что Сафира Хьюса не существовало? Неужели родители молчат только для того, чтобы меня не расстраивать? А, может, он совершил что-то жуткое, нарушил обет либо примкнул не к тем, и его выслали из города?

Все, чего хочу – увидеть его. Чтобы он увидел меня. Интересно, мы похожи?

Вдруг он сожалеет о выборе и хочет вернуться в семью?

Едем. Я подгоняю бедолагу таксиста, который нарушил уже все мыслимые правила и все бледнеет. Косится на меня в зеркале, думает, что в психушке недосмотр.

Шеф сказал действовать по ситуации. Это точно моя стихия: создавать ситуации, всякие разные, всегда мне хорошо удавалось, сею хаос везде»

3

Из рабочего дневника Преподобного, год тридцать пятый третьего столетия, 30.08.:

«Шестьдесят дней тишины – ровно столько я нахожусь в убежище, святом месте, куда не допускаются бесы. Нет навязчивого шепота, нет видений и даже страх мой стал потихоньку обретать причины, а не нападать внезапно. Это Белый град, и он определенно подарил мне частичку своего света.

Смотрю в зеркало и вижу себя. Различаю черты человека без безумия в глазах, без уродливых прожилок, когда вся моя изнанка выворачивается и являет наружу сосуды с бесовской кровью. Нос мой, моя горбинка, обычный череп, ничем не отличается от других.

Пока я спокоен, а именно таким и намерен оставаться; пока провожу долгие беседы с куратором, пока беру пример с его строгости и незыблемой веры в унию, ее идеалы, я защищен. И не оставляю надежды, что смогу показать этот покой мечущимся душам, населяющим нашу обитель. Думал я, что бесы проявляются наглядно, но они, оказывается, также прячутся и внутри»

Из личных записей Преподобного, год тридцать пятый третьего столетия, 30.08.:

«Своеобразная внешность у каждого. Абсолютно несхожие характеры, однако они умудряются уживаться в одном доме. Я сражен ими и пока что только наблюдаю, страшновато заговаривать, пусть куратор Райо́ и дал понять, что бояться здесь нечего и никому из этих ребят я навредить не смогу.

А я помню свечницу, помню ее перекошенный рот, набрякшие веки над злобными глазками и брюзжание, бесконечную ругань, стоило только отвернуться фактору. Тетка ходила в службу как на работу, приторговывала свечами из-под полы, только бесило не это, а нажива на чужом горе.

Думаю, фактор догадывался обо мне, недаром они посредники между жизнью и смертью, потому что я выл под лавкой, не до конца понимая, что натворил, а он деловито звонил, стоя над развороченной кучкой тетки.

Приехал анфактор Ибиресский, помню его тихий голос и твердые руки. Цепкие, точно крюки – он вертел мое зареванное лицо из стороны в сторону, а потом накрыл мне голову и увел. Привел. Сюда, к куратору. Очень скоро я понял, почему обитатели этой ямы, как они называют коттедж, кличут его Боженькой. Я и сам теперь молюсь; вместе с ним, ему.

Он сплотил и связал между собой несовместимое: слепого интроверта, приветливого экстраверта, злобного зверька, шастающего по чужим снам, попавшего на курс чуть ранее меня; только Проводник не прятался в углах. Несколько раз видел я чудо, альбиноса с волосами чернее ночи (красит их?), завернутого в крылья точно летучая мышь. Куратор сказал, что они функциональны, теперь я завидую юноше. Чуть-чуть. Но он покидает свою комнату исключительно ночью, поэтому я, открыв окно, жду, когда прошуршит над крышей, а потом в темное небо устремляется огромная тень. Красиво. Точно ангел парит над грешниками.

Был еще один болезненного вида подросток, но он быстро пропал. Куратор сказал, его болезнь съела, я так и не успел познакомиться с ним, даже имени не знаю.

А, еще вот что интересно, об именах. Меня нарекли Хамуном Фальтором. Мама и папа, сестры и братья так меня звали. А вот в Белом граде я стал дитя. Без имени, без прошлого. Рыжая лисица из коттеджа обозвала меня монахом – случайно я влез в девчачью душевую и язык проглотил, узрев ее обнаженное тело. До сих пор в жар кидает от стыда и хочется жмуриться, глаза чтоб вылезли. А она хохотала, еще и разнесла мой ляп по всему дому. Так я стал Преподобным. Ну и пусть, мне нравится. Пусть бесы мои бегут в ужасе, ведь я стал ближе к Богу, к спасению.

Дважды приезжал анфактор, и оба раза уводил меня в зеленые и цветущие сады, в которых утопало дивное жилище курсантов. Там мы бродили по тропинкам, отмахивались от пчел и большей частью молчали. Он моложе известных мне служителей унии, поставленных над целым округом-факторией, лицо все бугристое, как вспаханная земля. Но он не вспоминал свечницу и мое участие в ее судьбе, и из-за этого казался чудесным человеком.

А три дня назад у нас появилась новая курсантка, девочка с очень светлыми голубыми глазами. Она мне понравилась, у нее необычный изгиб бровей, я похожий видел по телевизору, а мама назвала его трагическим. Темно-русый волос до лопаток в косе, а маленькое личико и вздернутый нос напомнили мне младшую сестру. Только вот у этой девочки плотно сжаты губы и никакой улыбки, и смотрит она куда-то не сюда. Вся увешана амулетами, похлопывает себя по бедру, будто под платьем у нее оружие, говорит сама с собой и грохочет кастрюлями на кухне, отчего тетка Соль ругается и курит чаще, а мажордом (какой-то пережиток древности, как по мне, но дяденька хороший) проветривает весь дом.

Эта девочка зовется дитя. Как я понял, курс сам подбирает подходящее слово для новеньких. Я бы так и оставил, имя ей подходит – дитя, уставшее и сломленное. Я наивно поинтересовался у куратора, умирает ли она. Он глянул строго и больше я таких вопросов не задавал»

* * *

Из личных записей Дока, год тридцать пятый третьего столетия, 20.12.:

«Почему мы все здесь сидим? Потому что у каждого из нас есть проблема серьезнее ангины. И ее лечение дорого стоит (к тому же привлечет к нам внимание), а здесь мы получаем его бесплатно и живем пусть уединенно, но относительно спокойно. Плюс выполняем работу, за которую нам платят.

Были те, что ушли. Они теперь либо экспонаты в лабораториях, либо закопаны, либо съехали с катушек. О них фактор Данисий говорит шепотом, а куратор вообще не говорит»

* * *

Если кто-то и находился при смерти, делали они это незаметно; Преподобный за пять лет видел только внезапные уходы. Двое пробыли недолго, один скончался в своей постели внезапно, второй – в реанимации Института после ранения. Третья убита на задании, погребение состоялось в кремационном зале. Трое членов элитного взвода их покинули.

Преподобный молился за душу каждого из них. Как и за здоровье Упыря, который об этом совсем не просил и старался слиться с обстановкой, впрочем, как обычно. Надежда на улучшение не оправдалась, операция только усугубила его состояние, и Преподобный опасался, что тот тоже вскоре покинет их небольшую команду.

Теперь вот крылатый сидел на подоконнике, заменяя собой стекла, зацепившись когтями крыльев за раму и растянув их на весь проем. Его сносный вид был заслугой Дока, и это Преподобному было известно.

– Кто она? – допытывался крылатый у сосредоточенного на осмотре Дока.

– Вышвырни ее вон, – посоветовал Проводник, прислонившись к открытой двери, через которую бегала тетка Соль с полотенцами и баночками, требуемыми медиком. – Боженька нас прибьет за нее.

Слепой принюхивался из угла, прислушивался, свесив свои космы. Во рту карандаш, в голове – неизвестно что. Он ввалился в холл вместе со всеми, однако ни слова Преподобному не удалось из него вытащить, потому вскоре отстал от сокурсника.

Ведьма примчалась, в карманах многослойной яркой юбки звенели склянки, на шее бренчали тяжелые бусы, в деревянном ларце принесла свои порошки, но, поняв, что Док собирается использовать на незнакомке свою плазму, разочаровалась, сразу поскучнела и принялась стучать ногтями по столу, за который уселась. Через минуту всем захотелось если не выгнать ее, то наорать точно, один Проводник в такт начал подергивать ногой, да Сид, Хазин и Дафин внимания не обращали, застыли изваяниями под стенами, не спуская глаз с подобранной у клуба отчаянной девы, пока Док вводил ей в вену иглу. Сид на предложение Ведьмы заняться его ранением лишь скользнул бегло ничего не выражающим взглядом и губ не разжал.

За суетой невозмутимо наблюдал мажордом, чопорно поджав губы, заложив за спину руки в замке.

– Я взял на себя смелость сообщить об инциденте куратору, – известил, будто никто не раскусил причину его спокойствия: явится Боженька и во всем разберется.

– Взял он смелость на себя, послушайте только… – передразнила тетка Соль.

Другой инцидент случился немного раньше, когда Хазин, Сид и Дафин сообразили, что дело не ограничится пределами мегарона. Док, вынув из салона девушку, передал ее не заботам фактора, а спустившемуся с неба Упырю, который без слов вернулся с ней в свою воздушную стихию и унесся в сторону коттеджа. Повернулся к бойцам, вздохнул, готовый объясниться и донести до них свое видение ситуации, но те уже попрыгали в машины, оставив его в сотне метров от коттеджа на освещенной дороге, на которой вскорости затарахтел старенький мопед технички Саты, закончившей работу. С другой стороны приблизился автомобиль, Доку незнакомый как номерами и маркой, так и водителем, светловолосым человеком с узким лицом и изучающим взглядом. Машина притормозила, из нее выпрыгнула Соня Карузани, Мадам, как ее звали курсанты, либо просто учителька, отчего водитель сразу перевелся в разряд допущенных на территорию Белого града.

Док, уже приставший к техничке с просьбой довезти его до коттеджа, тут же переключился на Мадам, чье появление, видимо, объяснилось тем, что находилась неподалеку от ночного клуба, и пока та пыталась выяснить, что за выстрелы и погони по ночам занимают досуг ее учеников, Сата поторопилась скрыться в темноте.

– Помощница по дому, – на взгляд ей вслед коротко обозначил статус Саты Док, когда сел в машину и они покатили к коттеджу. – А вы…?

– Бо Вейшан. Лаборант, – вежливо представился водитель. Манерный, руки ухоженные, пальцы длинные и нервные, это Док отметил сразу; вот и выяснил личность ухажера, даже не пришлось гоняться за ним и Мадам по городу.

Сама Мадам застыла на переднем сидении, поглядывая на часы.

– Кого-то из вас ранили?

– Сида, – со вздохом ответил Док, мысленно подгоняя водителя, боясь, как бы элита не вышвырнула Асу прежде, чем он доберется до нее.

Чересчур часто стали дороги сводить их вместе, да и куратор заинтересовался ею, когда Док оговорился несколько раз о девушке, с которой посещал одни курсы в университете. Не удивился бы, узнав, что у Райо́ уже имеется на нее досье.

Его спальня напоминала терпящую бедствие лодку, не было только Хищницы, наверняка валявшейся в отключке после своих успокоительных. В который раз испытав чувство вины перед хмурой элитой, Док благодарно кивнул Упырю. Отметил его тихий интерес к гостье и свой дрогнувший неприятно протест против того долгого взгляда из-под волос. Отмел все это и попросил тетку Соль принести штатив из санчасти и разморозить плазму из морозильной камеры.

Учительница вышагивала туда-обратно, накрашенная и разодетая не к месту, сухо докладывающая обстановку куратору, что явно не нравилось мажордому, сделавшему это раньше нее. Слепой тихонько исчез, за ним двинулся Преподобный, ибо в комнате становилось нечем дышать.

– Что у вас там произошло? – спросил, остановив его в коридоре. Слепой немного повернул голову и высвободил острый локоть.

– Еретики, – сказал. Худой, неуютный, перегруженный звуками, сжимал-разжимал пальцы в кулаках. – Двое. Пес и Сокол, по словам Проводника.

– Что делали?

– Они-то ничего, вышли из клуба. А вот девчонка та устроила свалку на улице, еще и Сида продырявила. Док ее знает, распереживался, что грохнут, забрал с собой.

– Чем это нам грозит?

Слепой понял его верно.

– По голосу Боженьки, – угловатый подбородок указал на лестницу, – не скажешь, что он в гневе. Скорее всего, разгонит всех и скажет дожидаться утра.

– Прослушиваешь?

– Подслушиваю.

Из холла поднялся на жилой этаж куратор, сосредоточенный, собранный, в неизменной одежде, невзрачно темной, функциональной, тщательно выбритый и причесанный; сна ни в одном глазу, будто ночь дана для работы. Вместе с собой принес запахи ночи, травы и защищенности. Слепой тихонько их вдохнул.

– Ступайте, ребята, отдыхать, – попросил Райо́, а Преподобному показалось, что именно этих слов он и ждал все время. Не сговариваясь, они вдвоем с незрячим направились в свои спальни, а куратор двинулся к столпотворению у дверей Дока.

Элита оставила пост по кивку, ее члены растворились в темноте садов. Мажордом вытянулся во весь рост, больше ничем своего неодобрения происходящим не показал; взгляд остался прикован к чадящей сигарете технички, будто так мог затушить ее.

– Тетушка Соль, – со вздохом произнес Райо́, – прошу вас…

Взмах рукой отправил пепел летать по воздуху, глаза под очками прищурились.

– Ваши детки!

Ведьма украдкой поискала яркую полоску между брюками и легкими мокасинами домашнего тирана: зеленые в оранжевых разводах; настроение у тетки боевое. Не стала дожидаться, пока ей укажут на выход, встала и подергала за рукав Проводника, жестами подсказывая, что им пора.

Куратор едва заметно кивнул, от подоконника отвалился Упырь и, взмахнув крыльями, унесся в сады, провожаемый взглядом Дока. В помещении сразу стало громче, с прохладой ночи ворвался в распахнутое настежь окно неясный, но привычный ночной фон, тихое журчание фонтана, шорохи в траве и скрип веток. Под эту несмолкаемую мелодию Док ждал следующих слов куратора. Сидел на придвинутом к своей же кровати стуле, влажным полотенцем оттирал кровь с лица Асы, периодически прикладывал палец к шее, считая пульс, сильный и стабильный.

Ушла тетка Соль и Мадам, бесшумно удалился управитель Гленфор. Куратор Райо́ встал за спиной курсанта, глядя на беспорядок темных вьющихся волос и видимый кусочек напряженной челюсти.

– Она напала на еретиков, – не оборачиваясь, сообщил Док.

Райо́ обошел стул, остановился в изголовье кровати, разглядывая неподвижный, в кровоподтеках овал лица.

– Аса Янистер? – уточнил. – Твоя сокурсница с университета? Та, которая заноза?

Док поднял голову, встречаясь с невозмутимостью куратора. Жесткая линия губ, темнеющие провалы щек придавали ему вид более напряженный, чем обычно. Райо́ смотрел, а все слова были излишни.

Док проверил пакет с плазмой и закрутил зажим.

– Я взял ее кровь, – говорил, пока вынимал иглу, заклеивал прокол пластырем. Уложил руку Асы вдоль тела, поправил легкую простыню. – Она будет спать еще два часа как минимум, есть время на исследование. Однако… Куратор Райо́, ведь она собирается работать в полиции, а состояние здоровья таких студентов проверяют тщательно. Будь у нее аномалии, сведения о ней были бы уже в Институте.