Курс на север

– Отношения? Какие отношения? Я обещал ее ценить? Да я просто купил ее время и навыки, очнись, монах, это притон шлюх! Она получила деньги! – Младший оскалился хищно, сжимая в руке корпус. – И это все!

– Я о Ведьме вообще-то!

Аса осторожно тронула локоть Дока.

– Это кто? – тихонько спросила.

Док давил на глаза, будто они смотреть не хотели на сцену у стола.

– Проводник, – ответил, взлохматил свои волосы. – Ведьма, – указал на девушку, хорошенькую как с картинки, сопевшую курносым носом; она звенела связкой цепей на шее и ожесточенно клацала по экрану планшета под аккомпанемент экзотичной бабушки. – Злится на Проводника, тот ей вроде как нравится, но больше ей нравится спать с ним, а малой не вылезает из стрип-баров.

Милые подробности, подумала Аса, глядя на долговязого юношу, огрызающегося на воспитательный тон. Что бы они могли означать?

– А он? – Смуглый, мечтательного вида парень образ имел неземной. И тем страннее было выражение жестокости, проступавшее в его чертах.

– Преподобный? – уточнил Док.

– Преподобный! – громкий окрик куратора заставил вздрогнуть всех, и даже Слепой выронил книгу; неуклюже ловил ее, скользившую с колен.

Преподобный, наконец, очнулся. И не только он.

– Что эта моль здесь делает? – недовольно проговорил Проводник, оборачиваясь. Подбородок его угрожающе выпятился.

Боялась, они пугали. Интересовали сильно, но вместе с тем нагоняли ужас своей неясностью. Наверное, выглядела соответственно, куратор не сводил с нее глаз. Потом достал телефон простенькой модели, с прилепившейся к корпусу антенной, позвонил, а буквально через минуту в доме возник некто, весь в коже, с катаной, засунутой за пояс, с хвостом светлых волос до самой задницы и с чудесным названием Алахан. На него Аса вытаращилась, забыв челюсть придержать.

– Поверить не могу… – обронила первое, что с языка сорвалось. Светлые глаза равнодушно оббежали ее с головы до ног.

– Пройди наверх, – сказал.

Злорадно усмехался Проводник.

* * *

Из воспоминаний Асы Янистер, год тридцать девятый третьего столетия:

«Когда я заметила этого человека в первый раз, то не обратила внимания. Если честно, то и второй, и третий раз он не вызвал ничего кроме легкого любопытства. Может, преподаватель, может, чей-то родственник беспокоится за учебу студента – университет не тюрьма, в здешний парк ходит кто попало, просто посидеть на лавочках.

Но выглядел он сногсшибательно, этого не отнять, за ним стали следить наши девчонки. А он постоянно оказывался в их поле зрения, так что и мне пришлось наблюдать, как они краснеют и перешептываются. А я тогда краснела от чужих недвусмысленных заигрываний с незнакомцем, в которых и участия-то не принимала. Тогда-то мы и пересеклись взглядами, а он чуть улыбнулся, будто понял, и следом глянул на моих однокурсниц.

Он не молод, не студент, ему точно больше тридцати лет. Он вполне оформившийся мужчина, а, когда он подошел ближе, я различила в углах глаз морщинки. И цвет самих глаз – зеленоватый, перемешанный с серым, взгляд серьезный, выражение – как у загруженного работой управленца, очень напряженное.

Девушки зашикали, защебетали точно соловьи, наперебой и все громче, пока не стали напоминать павлинов. Их наигранный смех, пусть и было то давно, но заставляет меня сжиматься от неловкости до сих пор. А незнакомец пил кофе в бумажном стаканчике, прогуливался по узким дорожкам. Он похвалил парк и ушел. Чего вообще он тут делал – я узнала позже, а тогда просто, как и все, начала строить догадки. Заинтриговал все-таки.

Он представился как Райо́. Вначале говорить с ним было жутко некомфортно, сплошные паузы и судорожный поиск слов. Хотелось закончить беседу и сбежать, а он как нарочно искал меня в перерывах между парами и начинал допрашивать об университете. Объяснил свою настойчивость братом, собравшимся сюда поступать.

Врал, в чем признался год спустя, когда я уже стала его воспринимать как одну из статуй университетского парка – есть и есть, либо ходи и любуйся, либо не ходи туда вообще. Мои однокурсницы давно решили, что мы встречаемся, хотя ни он, ни я повода для слухов не давали, все было исключительно целомудренно. Если Райо́ мне и нравился, то только как собеседник – умный, начитанный, терпеливый, к тому же помогал с латынью (язык он, оказывается, знал в совершенстве, и не один латинский).

Вот это я села в лужу. Помню, как таращилась на него и ботаника Асаму, которые, укрывшись в тени дальнего корпуса, общались точно закадычные товарищи, знающие друг друга полжизни, не меньше. Долго стояла, пропустила начало пары. Райо́ меня заметил, без следа паники махнул рукой, подзывая.

Мысль о том, что Асама и есть предполагаемый брат, показалась абсурдной – они вовсе непохожи были, если не считать цвета глаз. Таким же посчитала предположение, что Райо́ сменил Тайрара и теперь таскается всюду за Рехегулом, а со мной просто время убивает, пока объект в аудиториях, потому что подчинялся тут скорее Асама.

С того дня латынью мы больше не занимались. Райо́ задавал уже конкретные вопросы, а я, услышав о Белом граде, сама вцепилась в куратора мертвой хваткой и согласна была уже на все. Он спросил, стану ли я работать с ним.

Да он открывал двери, о которые я уже лоб разбила!

У меня сильно потели ладони, то ли от волнения, то ли от пронзительного взгляда, который не отпускал меня ни на минуту.

Конечно же, да»

* * *

Несмотря на утреннее время, воздух уже начинал нагреваться, становился спертым, душным. Влажный затылок приятно обдувал легкий ветерок, он же играл длинной челкой, швыряя ее из стороны в сторону.

Руки держал в карманах, глаза прятал за темными очками. Слился бы с толпой, но упертая Ведьма не желала расставаться со своим балахоном и выделялась, как цыганка в толпе.

Человек тридцать, может сорок, – на узкой улочке образовался настоящий базар и его никак не могли разогнать, полиция натянула ленту, выставила металлические ограждения, но зрители все напирали, гудя, звоня и щелкая все, что попадалось в поле зрения. Невдалеке шумели машины, но все то скрадывалось голосами, резким запахом бензина и почему-то химикатами; возможно, он доносился из чемоданчика эксперта-криминалиста.

Проводил взглядом шокированную старушку, качающую головой и что-то приговаривающую своему … супругу? соседу? Родительница зачем-то привела детей, будто на экскурсию, и ребятишки стояли, вытянувшись по струнке. Девушка симпатичная отчаянно пыталась привлечь внимание, бросая быстрые взгляды из-под ресниц, а когда поняла, что интересующий ее парень занят телефоном, уставилась в открытую; к ней Док повернулся боком. Мог бы и спиной, но тогда таращился бы в стену.

– Ее квартира опечатана, – докладывал тихо. – Тут нужен Упырь и ночь. Но… – Видел, сколько людей протопталось, и они все ходили и ходили. – Мы на месте аварии. Мопеда нет, полиции и людей – напротив, больше некуда, и они все прибывают. Все смешалось, Ведьма не отличит, была ли Сата одна, когда слетела с дороги, или кто-то помог. В ее жилище незаметными мы не попадем, опоздали. Но она долго добиралась до этого места от коттеджа, как заметил Слепой, и он проложил несколько маршрутов. Мы пройдемся по ним ночью, поглядим, куда она могла завернуть и что там делать.

Ведьма раскачивалась у стены, шепча что-то невразумительное, взгляд ее мутнел, еще накидка эта в жару… Оборачивались на нее все чаще. Док полагал, что оставаться на виду им незачем. Заметная фигура Хазина мелькнула несколько раз у кофейни на колесах, подогнанной каким-то хватким предпринимателем к месту скопления людей, и, взяв расстроенную девушку под руку, Док направился к фургончику. За кофе, потом с дымящимися стаканчиками в руках неспешно – вдоль улицы, в припаркованную поодаль машину.

4

Из рабочего дневника Проводника, год тридцать пятый третьего столетия, 01.02.:

«Могу водить за руку, могу отводить куда спящий пожелает. Могу прогнать кошмары и нагнать их.

Дорога снов – куча мусора в голове, в которой всегда можно отыскать что-нибудь стоящее. Сложнее выявить нужного человека с тем мусором среди похожих, тут я тренируюсь. Фактор был доволен, когда я пришел в его сон.

Сделать вывод, мне сказали. Делаю – человека я должен знать, чтобы встретиться с ним, пока мы спим.

Дорога смерти – это отростки, отходят они в стороны и много чернее, холоднее. Они пустые, там нет движения, нет ничего. Их сразу чувствую.

Могу ли убить во сне? Да, всего-то столкнуть человека на те тропинки.

Во сне понимает человек, что умирает, и способен ли сопротивляться? Я не знаю, никогда не пробовал»

Из личных записей Проводника, год тридцать пятый третьего столетия, 01.10.:

«Фактор наивен, как дитя. Он ест все, что ему скармливаю, и просит еще, еще. Еще. Знал бы тот дед, что стало с врачами больницы, которые осточертели теми же исследованиями.

Они врали, все до единого. Даже медсестры врали, и уборщицы брехали, начинали стучать шваброй по полу на вопросы. Рожи кривили такие, что чувствовал себя пиявкой какой-то неблагодарной.

Это злит до сих пор. И сильно. Я не просил их тащить меня сюда, могли бы оставить в Калеве.

Пять городов на севере вымерло во время чумы, остались жалкие остатки, нас перевезли в ближайшую факторию, в больницы. И там мы продолжали сдыхать в горячке, в бреду, а врачи делали вид, что детей передают в приемные семьи, взрослые выздоравливают и уезжают.

Но я-то знаю, я подглядывал за другими, кого привезли из наших городов. Спал с ними, видел, как они уходят, сами сворачивают на те тропы, с которых не вернуться. Просыпаются после этого? Да не верю!

Я думал, что и сам туда пойду, иногда тянуло сильно, скучал по маме, папе. И страшно одному, ничего не знал, никого не знал. Но нет, температура начала спадать, а прыщи те огромные перестали болеть. Я выздоровел, как бы ни единственный из всех жителей. Еще и несколько раз попался главному в той больнице (сильно хотелось узнать, откуда чума, зачем врет и что делать со мной станет), тут ко мне и прицепились. Приехали люди какие-то, набрали всего на анализы, рассмотрели, изучили, только что внутрь не залезли. Спрашивали, раскрывает ли сон какие-то тайны чужие, болтлив ли спящий.

Откуда мне знать, что там правда, а что нет? Я не читаю мысли, а вижу то, что видит кто-то.

И я соврал, они сопротивляются. Еще как борются за жизни. Они чуют опасность, они не хотят туда идти. Интересно было бы посмотреть реакцию тела на эти трепыхания сознания. Думаю оставить в следующий раз камеру, куратор так удачно подарил мне телефон.

Куратор Райо́. Неплохой вроде дядька, понимающий»

* * *

– Она жила незаметно, появлялась тихо как мышь, и так же сгинула. Чем было ее существование? Кому оно помешало? – не мог взять в толк Проводник. Встал, прошелся, сел. Плита оставалась пуста и холодна без Саты, один вид блестящей поверхности вгонял в уныние, холодильник ломился от бумажных пакетов из булочной и пластиковых упаковок из бистро. Жир, сахар и холестерин – то, что Док сказал не жрать ни в коем случае.

– Она употребляла, – подал голос Слепой. – В заключении так и написали.

– Вранье! – сквозь зубы бросила тетка Соль, остервенело топя в ведре тряпку. – Не занималась Сата таким!

По лестнице прошлепали босые ноги, в проходе появилась Хищница, растрепанная после сна, в майке и коротких шортах. Потянулась, зевнула, почесала голову. Из холодильника забрала бутылку молока и поплелась обратно. Обернулась, не дойдя до холла. Преподобный заподозрил, что поверх своих таблеток она приняла что-то еще, а Док точно знал, что все утро уничтожала стащенный у него спирт.

– Тихие какие, – выдала, с трудом фокусируя взгляд на пятне. Им оказался Слепой. Не сразу сообразила, что реакции не будет. – Эй, Док… Дай что-нибудь от головы…

– Выспись, – посоветовал Док, поглядывая на утирающую нос тетку Соль. – Лучшее лекарство.

– Кто-то ходит за стеной, – палец с длинным ногтем отыскал Проводника и нацелился на него, потом дрогнул и переполз на Преподобного. – Ваши штучки? Алахан коридор оккупировал, он теперь здесь живет?

Док вздохнул, за ним повторил Преподобный и поднялся с дивана.

– Идем, – подхватил Хищницу под локоть и отвернул от скорбных лиц в гостиной. – Посмотрим, что можно сделать с твоей головой…

– Монах! – тягучий напев оборвался резким смехом, послышался страдальческий возглас Преподобного; Док действительно сочувствовал парню, добровольно встающему под прицел рыжей, потому как она за языком не следила вообще. – Слепого захватим с собой, а? Уверена, отсутствие зрения он с лихвой восполняет ловкими пальчиками, будет…

Черноволосая голова опустилась еще ниже, о чем тот думал – Док не представлял.

– Слепой…

– Все в порядке, – произнес тот ровно, слушая, как Хищница осаждает Преподобного по дороге на второй этаж. – Тетушка Соль, вам не обязательно работать сегодня, возьмите выходной…

– Ну и какой мотив, по-вашему, может быть? – оборвал его Проводник, продолжая прерванный Хищницей разговор. – Месть? Ревность, это при том, что Сата одна жила, как вы говорите. Зависть? Та чему завидовать-то, у нее ничего не было, даже серьги в ушах – дешевое стекло.

От небрежно брошенных размышлений у технички перехватило дыхание и вместо ответа вырвался лишь сип. А потом слеза капнула, и рот искривился, но все так же молча, ни слова, продолжила уборку. Док задышал чаще, уставившись на свои переплетенные пальцы. Без Преподобного в эпицентре несовместимых характеров, неизвестно как, зачем и почему взявшего на себя роль балансира, чувствовал, что они все ходят по краю.

– Самый бесполезный талант, – напряженно промолвил, – это когда товарищ не может промолчать.

– Знаком с его отражением, – парировал Проводник, откидываясь на спинку кресла и дергая серьгу в ухе. – Товарищ, который ничем не делится, например… – многозначительный кивок. – Вот уж кого на самом деле трудно выносить.

– Арик, – попросил Док, и мажордом увел техничку из гостиной. Слепой откинул волосы с лица.

– В нашем клубе расстался с головой меценат, представитель Радасской фактории, Сайсон. Приехал на какую-то встречу в Заарад, заодно решил проинспектировать культурную жизнь, – сказал Доку. – Как раз в ту ночь, когда там еретики гуляли. И твоя подружка, возможно, что-то об этом знает. Что она, кстати, тут делает?

– Куратор считает, что у нее есть потенциал. Ясно все станет после обследования.

Проводник неверяще вытянул шею.

– Боженька одарил нас еще одной сестрой? В наш цветник засунул моль?

Слепой кусал ноготь большого пальца.

– Моль?

– Моль, – фыркнул долговязый парень, вытянувшись на диване. – Точно она, бледная и лохматая.

Слепой тронул свои волосы, попробовал прочесать их пальцами, дернул сильнее, поморщился. Лохматый – это, наверное, такой, подумал.

Док не знал, как она станет проходить испытания, так как ничего не придумал и даже в отдалении не маячило решение; тоже покусывал палец.

– Есть желающие прогуляться ночью? – спросил. – По барам, клубам, забегаловкам?

Проводник лениво подергал ногой, предлагая себя.

– Хищница. – Подумал. – Преподобный. Остальные слишком заметны. Пусть Боженька огласит список.

– Боженька получил втык за то, что выпустил Упыря в небо, – удрученно пробубнил Слепой. – Я подслушал. Показатели Упыря никуда не годные, ему предписано лежать и исключить любые нагрузки. А еще за то, что о меценате Сайсоне узнали из новостей, а не из первых рук.

Об этом никто не знал. Док переглянулся с посерьезневшим Проводником.

– А он что? Куратор наш?

– Сказал, что Упырь зачахнет быстрее, запертый в клетке. А насчет мецената – что сквозь стены мы не способны видеть.

– Не слишком умно с его стороны, – подытожил Док. И, тем не менее, приятно. – И?

– Куратора мы не увидим неделю, его отправили куда-то.

– Плохо. Но мы не маленькие. Я успел созвониться с ним, как повезло, и он одобрил ночную вылазку. Так что…

– А когда дамочку свою в Институт отправишь? – поинтересовался Проводник. – Док, у вас одно одеяло на двоих? А то я грешным делом опасался, что ты на Упыря запал, проходу парню не даешь.

Док стиснул зубы, побелели губы. Взгляд полыхнул бешенством. Фыркнул Слепой, барабаня пальцами по столу.

На всякий случай Проводник соскочил на пол, поднимая вверх ладони.

– Ничего такого… Просто… Видел бы ты себя со стороны, мужик, вот правда. Я и на баб так не смотрю, как ты блюдешь крылатого. Понимаю, необычный и все такое…

– Заткнись немедленно… – процедил Док, покрываясь алыми пятнами.

– Был бы он Упырицей, с этими красными глазками…

– Ты вконец рехнулся, смертник? – закричал Док, выходя из себя. Слепой привстал, отыскивая каждого в пространстве по звуку. Очень пожалел, что нет Преподобного поблизости.

– Полагаю, – Проводник мелкими шажками отступал к высокому пролету между гостиной и холлом, – это мое обычное состояние, так что нет, твои услуги медика не требуются. Встретимся вечером. Ночью?

Он сбежал раньше, чем Док успел его достать.

– Успокойся, – посоветовал Слепой, усаживаясь обратно. Не сдержал облегченного вздоха. – И все же… – замялся, опять ссутулился, сливаясь со стулом, стенами. – Ты и та девчонка?

Док мельком глянул на выжидающего парня, чьи пальцы порхали по столу, перебирали карандаши, ощупывали каждый из них, отбрасывали щелчком.

Он ждал. Тень вопроса просачивалась сквозь прямые пряди длинных волос.

Обычно Слепой не лез никуда и предпочитал словам молчаливое наблюдение, потом делал какие-то свои выводы, которые опять же оставались в пределах его головы. Редко кому было с ним комфортно оставаться наедине, тот в основном слушал с таким видом, будто вытягивал все жилы. С Упырем было просто, тот погряз в комплексах, но желал оставаться рядом с людьми, Проводник энергичный нахал и язык за зубами не держит, Преподобный весь как на ладони, дружелюбен и стеснителен с девушками, Ведьма взрывная и капризная как подросток, Хищница со сволочным характером, презирающая всех и вся; она напоминала более взрослую версию Проводника и Док недоумевал, как она не спелась с долговязым, может, дело в разнице в возрасте, почти десять лет. А вот Слепого Док прочитать не мог, и точно так же, как и остальные, инстинктивно держал расстояние. А еще накручивал себя иногда, когда Слепой мог как-то повернуться, выгнуть бровь либо безошибочно следовать за кем-то, что тот прикидывается и следит; чушь конечно, но до конца прогнать это ощущение не мог. А так как в тот момент между ним и парнем с неподвижными глазами никого не оказалось, то поторопился убраться в свою личную лабораторию и подумать об обследовании новенькой. Об измышлениях Проводника, от которых бросало в жаркий пот.

С силой растер лицо и глянул наверх, на потолок.

На вопрос Слепого не ответил, оставив того гадать, что они там с Асой делят на двоих.

Ему всего-то нужно было пересечь холл, но обнаружил, что поднимается по лестнице, по привычке вдавливая пальцы в длинные полосы от когтей, процарапанные в стене. Увидел на страже Алахана, тот увидел его, друг другу кивнули, после чего Док постучался в спальню Асы. Она не ответила и, приоткрыв дверь, разглядел ее в кровати. Спит или притворяется – выяснять не стал, направился дальше, к Упырю, который на стук отозвался сразу.

– Слышал? – спросил у него.

– О Сате? О меценате? О Боженьке? – Упырь прислонился к стене, глядя на Дока исподлобья. В полумраке его глаза казались рубиновыми и Док невольно засмотрелся. Очнулся, прошел в комнату, присел на кровать.

– Обо всех. Очевидно, слышал, – вздохнул и оглядел закрытый наряд курсанта, глухую футболку с завязками на спине, штаны, низ которых волочился по полу так, что пальцев не было видать. – Морозит?

– Ты ее знаешь, верно? – в ответ задал свой вопрос Упырь. Опустил голову, не выдерживая пристального взгляда. – Ту девушку, которую мы забрали. Это о ней ты говорил, что ходит хвостом в университете?

– О ней, – подтвердил Док. – Она тебе интересна?

– Не то чтобы… – Кривая усмешка, и Упырь отошел к окну. Подцепил пальцем ламель1. Глядя на улицу, от солнечных лучей держался подальше, они касались только рук, но не лица. – Что она умеет?

Док помедлил с ответом, потирая пальцы. Оперся локтями на колени.

– В компьютерах соображает. Стрелок неплохой.

– Сид подтвердит.

Док отреагировал несколько раздраженно, прося не напоминать о беспорядочной стрельбе у клуба.

– Специалисты Института определят точнее.

– А они определят? – обернулся Упырь. Взгляд скользнул по напрягшимся мышцам рук медика. – Нервничаешь? С чего бы?

Брови Дока сошлись на переносице. Внезапно вспомнились предположения Проводника, что заставило скрипнуть зубами. Тряхнул головой.

– Чего тебя перекосило? – тут Упырь заинтересовался всерьез, и Док понял, что его челюсть не просто корежит, а она вот-вот треснет.

– Тебя морозит? – резче, чем намеревался, вернулся к тому, из-за чего пришел. Альбинос с удивлением посмотрел на него, что Дока не остановило. Он поднялся с кровати, та скрипнула; от шеи до пяток нервы выстрелили вслед за пружинами. – Крылья. Послушай, я могу их удалить, тебе станет в разы легче. Они слишком много ресурсов отбирают у твоего и так ослабленного организма. Ты сможешь выйти на улицу…

– Смогу? – спросил Упырь, двумя руками забирая назад волосы и демонстрируя свои глаза. – Точно смогу? – Устало уронил руки и они повисли, касаясь кожистых упругих перепонок, которыми едва ли не обернул себя с ног до головы. – Док, ты лечишь, а не калечишь. Не боишься, что наши попечители лишат тебя лицензии? – Шутил, но вероятность оставалась.

Док окинул взглядом полумрак и медленно направился к выходу. Обернулся у самой двери. В его молчании Упырь угадывал много всего, но сказано было то, чего не ожидал никак:

– Хотел предложить тебе вылазку ночью. Пешую. Проверить остановки нашей Саты. Если ты хочешь…

– Хочу.

* * *

Газовый проспект Кофейного района как ножом резал развлекательную зону Заарада на две части, вместо ожидаемой зелени и деревьев по обочинам строились в ряд высокие столбы, на верхушках которых не гасли газовые факелы. Днем они заметны были лишь по мареву, дрожавшему над маковками, а вот ночью район приобретал примитивный шарм, живой огонь сильно отличался от мертвых ламп, что отражалось во всем, и в людях в том числе: нередки здесь были стычки. От проспекта расходились боковые улицы, тупички с модными ночными клубами, аллеи, все в зелени, ведущие в парки либо еще в какие живописные места, где рестораны ломили цены за меню, виды и отсутствие шума.

Жизненные ритмы самого района были на диво предсказуемы, поэтому, пробираясь утром между торговыми лотками, выносными баннерами, группками курящих на улице, занимавшими добрую часть дороги, что и велосипеду проезда не оставалось, не говоря уж об автомобилях, Кан Шаян готов был к лавированию по той штурмовой полосе. Ни разу никого не задев, не наступив и не перевернув ни одного прилавка, приметил нужный поворот, на ту аллею свернул. Мимо высоких тополей, по асфальту, не остывшему с вечера, прогуливался. Чем дальше заходил, тем гуще затенялись дорожки, становились у́же, зарастали в трещинах мелкой травой. Люди остались позади, строй тополей сменился беспорядком ив и акаций.

За всем тем не сразу разглядел застывшую среди ветвей фигуру, кивнул, огляделся, переступил бордюр и потопал прямо по зеленому ковру.

– Кан.

Кан Шаян достал сигарету из-за уха и сунул ее в рот.

– Ятхарт, – ответил. – Ничего о Ксен Тоуд в местной клинике нет, кроме направления в Институт. Так что там и ищи, тебе сподручней. Чем тебя так она заинтересовала?

– Нестыковка, – блондин грыз веточку, рассматривая голубую небесную даль. – Она всегда меня интересует.

– Что ты выяснил?

– Что меня могут разоблачить. Встретился с человеком из Эдерли. Показалось, она меня узнала.

– Не о Мизлейцы ли случайно речь идет? – прищурился Кан, разглядывая орлиный профиль, обращенный к небу. – Знаешь ее?

– Встречались в том городе. И вот опять столкнулись. Нервы подвели, – признался Ятхарт, потирая подбородок. Повернул голову. – И я пошел к ней домой. Дверь открыта была, зашел. Самой женщины не было, но на кухне отыскал любопытные заметки о том, что подруге ее диагноз другой приписывали, порок сердца, и что та не сидела на игле. А вот в заключении о смерти написано иное.

– Отдай.

Ятхарт протянул бумажный пакет, который Кан сунул за пазуху, поверх футболки прихлопнул спортивный пиджак.