Развод в Новый год, или Ёлка из-под палки

– Угу, – мычит, шмыгнув носом.

– Вместе через это пройдем, – снова целую ее. – Я тебя не брошу. А сейчас давай пойдем спать, если не хочешь, чтобы я прямо в этой ванне легла.

Она смеется, отстраняется от меня и утирает слезы. Тоже умывается, и вместе идем в гостиную, где Свиридов заметает в совок осколки чего-то разбитого, а его страшный кошак висит на стене. Конечно, не приклеенный скотчем, но реально висит, когтями передних лап вцепившись в отделочный камень.

– Что это с ним? – спрашивает Ульянка.

– Не обращайте внимания, – отвечает хозяин. – Вы еще не видели, как он стоит на голове и прыгает по дому в простынях. – Встает вместе с совком и щеткой, переводит взгляд с меня на дочь, с нее – на меня, с нас – на Максима Сергеевича, рассевшегося на диване, и спрашивает: – Ну? Кто с кем будет спать? Ксения Андреевна, предлагаю вам место у меня под бочком.

– Это так мило, Алексей, – деланно улыбаюсь, – но я лягу со своим ребенком, а вы уж как-нибудь займите свой бочок Максимом Сергеевичем или на худой конец – своим двинутым котом. Спокойной ночи. Приятных снов.

Глава 11. Градов

Похер, где ночевать. Подсовываю под башку декоративную подушку, сую ноги под плед и слушаю, как пыхтит Леха, расстилая себе на полу.

Удивительная штука – жизнь. Еще утром я был готов горы свернуть. Фантазировал, как мы с Никой сыграем свадьбу в каком-нибудь историческом замке, проведем медовый месяц на островах, через год-другой родим сына. А сейчас хочется только одного – подохнуть. Наверное, если бы не Ксения Андреевна со своим семейством, я уже болтался бы в петле. Здорово они меня от дерьма на душе отвлекают.

– Эй, Макс, – негромко зовет меня Леха, наконец-то улегшись. – Так че там с Никой? Просто отказала?

Не знаю, что ответить. Тошнота к горлу подкатывает, стоит вспомнить ее слова и то, как мне хотелось свернуть ей шею.

– Беременна она, – произношу без полутонов – жестко, почти рыком.

– От кого? – интересуется, догадавшись, что не от меня.

– Сказала, я его не знаю. Она трахалась с каким-то типом, когда на два месяца во Францию летала. Вернулась – тут и задержка, и две полоски.

– А нахрена она с тобой в Эмираты полетела?

– До последнего надеялась, что я ее прощу и приму ребенка. Типа мы же два года вместе. Любовь, все дела.

– Дура. Не говорила бы, что от другого залетела. Повесила бы его молча на тебя, – усмехается Леха.

– Ее французский ебарь другого цвета. Наверное, я бы заметил, если бы у меня родился копченый сын.

– Да-а-а… Как ты ее только не шлепнул?

– Хотел. Ограничился, назвав ее шлюхой и выбросив кольцо.

– И че теперь делать будешь?

– Думал суициднуться: приехать домой и вздернуться.

– На тебя это как-то не похоже.

– Знаю. Но клинануло. Чмом себя чувствовал. А эта чертовка Ульяна Вячеславовна все планы порушила.

– Не тем мылом веревку натерла? – стебется Леха.

– Ей Олька мой дом в аренду сдала на Новый год. Она там глинтвейн хлебала и вокруг елки хороводила, когда я вернулся.

– А че вы мне заряжали, что она твоя горничная?

– Чтобы вопросов не задавал и не ржал.

– А сеструха у тебя не пропадет, когда ты вздернешься, – все-таки ржет Свиридов.

– Пошел ты! – пихаю его пяткой по сраке и отворачиваюсь.

Он прав. Суицид не в моем характере. Может, я бы даже передумал. Просто дело не в том, что я потерял Нику, а в том, что она меня так легко предала. Я ни одну бумагу без юриста не подписываю, заставляю на три раза перепроверять. Ненадежных партнеров за версту чую. А тут прохлопал, как моя девушка перед другим ноги раздвинула. И пока он в нее своим вонючим хером тыкал, я мечтал о свадьбе. После такого всерьез засомневаешься в себе, как в мужике.