Белая герань

– Ты в третьей общаге живёшь? Я тебя еще неделю назад заприметил, когда к ребятам заходил. Подумал, что хорошо бы попасть с тобой на один курс. А вышло, что мы даже в одной группе учиться будем. Здорово! – сказал Радик.

– А чему ты рад? Может, я – страшная зануда? – подмигнула ему Маланья.

– Интуиция! Понимаешь? Пока! – ответил Радик, слегка коснулся её руки и быстро, почти бегом, пошагал в сторону, противоположную остановке.

Маланья хотела спросить его, куда он побежал. Но руку словно обожгло горячим пламенем, её острый язык отказался повиноваться ей. Она стояла на остановке и смотрела, как удаляется длинноногий худой парень с удивительными глазами.

***

2024 год

С самого утра, пока еще не жарко, Маланья принялась за декорирование маленького настольного камина. Он создавал уютную атмосферу в их старой деревянной беседке. В интернет – магазине Маланья купила невзрачную стальную походную печку и решила сделать из неё настольный камин. Внучка Серафима подавала ей кусочки цветного стекла и битой фарфоровой посуды, из которых Маланья сотворяла этот маленький шедевр.

Увлечение мозаикой передалось ей от подруги Оксаны, которая так вдохновенно рассказывала подруге про эту технику декорирования, что не возможно было не заразиться её энергетическим порывом.

– Сим-Сим, откройся! Ты уже второй раз путаешь красное стекло с жёлтым! Не выспалась ты однако, милая моя. Если сидеть до утра с гаджетами и наушниками, не то еще будет, – проворчала Маланья, приклеивая кусочки стекла к текстурной пасте, которой она щедро обмазала поверхность стальной печки.

Закончив с отделкой камина Маланья стала отмывать руки от клея. Боковым зрением увидела, как Серафима медленно побрела в дом.

– А картошку перебирать кто будет? Её надо готовить к посадке! – крикнула Маланья вслед внучке. Серафима что-то пробурчала, однако вернулась в беседку. Они вместе пошли в теплицу отбирать семенной картофель на посадку.

Маланья с тревогой наблюдала за внучкой. Обычно говорливая и весёлая, Серафима показалась ей сегодня вялой и болезненной. Она сняла перчатку и приложила руку ко лбу девочки. Лоб был сухим и прохладным. Но что-то с внучкой не так.

Сима задумчиво крутила крупную целую картофелину в руках. Потом вместо корзины бросила её в таз с гнилой картошкой.

– Эй, помощница! Эта вполне хорошая картошка! Клади её сюда! Да что с тобой сегодня случилось? Ты не заболела? – сердито спросила Маланья внучку. Серафима молчала.

– Ладно. Молчи, молчи. Я думала, мы – друзья, – обиженно проговорила Маланья.

«Наверное, снова с матерью повздорили…Последнее время я устала мирить их…Сима в трудном подростковом возрасте, а Зося любит командовать… Надо непременно поговорить с дочерью » – подумала она.

– Бабушка! Только обещай, что не расскажешь маме! – Сима вопросительно взглянула на Маланью

– Торжественно обещаю! – ответила Маланья

– Не смешно, бабушка! Я очень расстроена из-за подруги. Единственной, как тебе известно…Моя подруга Лика уходит из школы! Это всё из-за её отчима! Она просила меня никому не рассказывать! Иначе отчим бросит её мать! – с отчаянием сказала Сима.

– Как это возможно? Забрать ребёнка из школы в наше время? Как девочка будет учиться? Почему отчим так поступает? Что же мать? – удивилась Маланья.

– Бабуля, милая…Тут такое дело…В общем, отчим Вадим пристаёт к ней. Он намного моложе матери Лики, ему всего двадцать пять лет. А матери Лики почти сорок. Сначала Вадим приставал к ней, пока матери дома не было…А теперь не стесняется. Гладит Лику по груди, бедрам, по ногам и всё такое… Мать делает вид, что всё хорошо. В доме всем командует Вадим. Мать Лики подчиняется ему во всём, понимаешь… Недавно он увидел, что Лику провожает Коля Лионов из нашего класса…они просто шли и разговаривали. Отчим словно с ума сошёл. Заставил Инну Викторовну, мать Лики срочно оформить её на домашнее обучение. Сказал, что оплатит любых репетиторов и учителей, только бы Лика сидела дома. Она и так почти никуда не выходит. Ей везде нельзя. Лика хотела пойти в художественную школу, но отчим увидел там мальчиков и сразу запретил. Хотела записаться в танцевальную студию, но он ей не разрешил, – Серафима вздохнула и снова рассеянно взяла в руки картофелину.

Маланья не нашлась сразу, что ответить внучке. Ей вспомнилась жуткая история из детства. В их классе учились двойняшки, Оля и Наташа Варовы. Белокурые красивые девочки, которые никогда не участвовали в школьных мероприятиях, ссылаясь на строгость родителей. Однажды девочки перестали приходить в школу. Классный руководитель их девятого класса попросила Маланью, комсорга класса и Гену Ползунова, ответственного за дисциплину, навестить девочек с целью узнать причину пропусков. Двойняшки жили в деревянном двухэтажном доме возле центрального рынка. Когда Маланья с Геной постучали в дверь квартиры Варовых, им открыла Оля и закричала, чтобы они быстро уходили. Иначе придет Алфим, их отчим и накажет их. Маланья с Геной ушли озадаченные поведением девочек. Только спустя много лет Маланья случайно встретила Наташу Варову в Иркутске. Та рассказала о том, что их отчим Алфим сожительствовал с обеими девочками, поэтому не допускал в их дом посторонних людей. Практически девочки были пленницами отчима. Их мать, Людмила Панкратьевна знала об этом, но ничего не делала для спасения дочерей от насильника. Узнав, что она беременна, Оля покончила с собой. После похорон сестры Наташа нашла способ сбежать из этого кошмара. Её приютили родственники родного отца. Они уговорили Наташу написать заявление в милицию. Алфима посадили за развратные действия в отношении несовершеннолетних. Самое страшное, что Людмила Панкратьевна сильно рассердилась на Наташу за то, что она предала огласке семейную историю и прекратила общение с дочерью.

– Боже мой! Какая мерзость! Никто не может нарушать телесную неприкосновенность девушки. А когда такое происходит внутри семьи, это настоящее преступление. Лика не обращалась к социальному психологу школы? Вопрос очень деликатный… – помедлив, ответила Маланья.

– В том то и дело, что она попробовала рассказать психологу Дарье Александровне об этом. А думаешь, что получилось? Психолог вызвала мать Лики на беседу в кабинет директора школы. Мы с Ликой ждали в коридоре и слышали крики из директорской приёмной. Инна Викторовна устроила в школе грандиозный скандал, кричала на Дарью Александровну и говорила, что она разрушает их дружную счастливую семью. А после этого…вот…документы Лики забрали из школы, – сказала Серафима, рассеянно кинув картофелину обратно в кучу.

– Кто он, этот отчим? Где он работает? – спросила Маланья.

– Вадим? Нигде он не работает. Иногда устраивается курьером в супермаркет, по соседству с домом. Временно. Но в основном живёт на деньги Инны Викторовны, ей родители большое наследство оставили. По телефону хвастает своим дружкам, что богатую бабу, дескать, подцепил… Любит зависать в кафе «Пингвин» на берегу Ангары, там его все знают, напивается, как свинья с дружками и еле-еле идёт домой. Надо же было Инне Викторовне найти такого…В общем, жалко мне Лику. А как помочь, не знаю.., – Серафима вздохнула совсем по взрослому и посмотрела в летнее небо.

***

1980 год

Студенческая столовая располагалась в подвальном помещении главного учебного корпуса.

Как обычно, во время большой перемены народу толпилось много, но очередь продвигалась быстро. Столовские работники старались накормить больше голодных студентов и сделать приличную выручку. Надо сказать, цены здесь были умеренные. Но и меню при этом не отличалось разнообразием. Как правило, твёрдая, как кусок картона коричневая котлетка, на гарнир – скомканная вермишель или липкий рис. Иногда подавали жиденькое картофельное пюре с синеватым отливом. Голодные молодые желудки, еще не ведавшие гастритов, справлялись со всем этим великолепием вдохновенно и без всяких проблем.

– Ты точно будешь это есть? – раздался над ухом Маланьи мужской голос. Она оторвалась от созерцания котлеты и увидела стоящего рядом с ней Радомира со стаканом компота в руках.

– Что за вопрос? Я же не в ресторане! Вот только надо настроиться и представить, что это вкусная домашняя котлетка. А ты не маячь за спиной и не строй из себя маркиза Рикардо! – ответила Маланья и с удовольствием проглотила кусок котлеты. Долго жевать не позволяло время. Надо было спешить на лекцию в фармацевтический корпус. Он находился метрах в двустах от главного корпуса и до него ещё надо добежать.

– Так, так, интересуетесь музыкальными постановками, сударыня! Похвально! А хочешь поужинать в ресторане? Я приглашаю! – Радомир галантно и несколько комично поклонился перед столиком Маланьи.

– А ну тебя! Понеслись на пару! Опоздаем, замдекана Мараканов нас убьёт! – Маланья отнесла поднос к окошечку с надписью «Грязные подносы» и вышла из столовой на улицу.

– Я серьёзно, Маля! Давай сегодня часиков в семь сходим в «Алмаз»? Там все наши будут!– не отставал от неё Радомир.

– Что за великий праздник такой? Вроде стипешку еще не давали! У меня нет денег разгуливать по ресторанам! Не хочу! Отстань! – оборвала парня Маланья, успев вбежать в аудиторию за минуту до прихода преподавателя.

Конечно, в день получения стипендии, она с подругой Оксаной иногда позволяла себе посетить « Алмаз», любимый ресторан студентов-медиков. Он располагался на набережной Ангары неподалеку от института. Цены там были вполне демократичные, если не считать того незначительного факта, что официанта можно было ждать часами, а разноцветные жирные пятна на скатерти красноречиво выдавали все скудное разнообразие меню.

Обычно девушки заказывали что-нибудь попроще, например, мясо с картошкой, одну порцию на двоих, салат из овощей и по бокалу шампанского. Зато танцевать можно было сколько угодно, толкаясь среди знакомых радостных, чаще хмельных физиономий. Но тратить попусту весьма ограниченные денежные средства, состоящие из стипендии и подкрепленные бабушкиными переводами, Маланья себе не позволяла.

«Сударыня! Торжественно приглашаю тебя в девятнадцать часов в ресторан «Ангара». Форма одежды: обычная» – увидела Маланья перед собой листок белой бумаги, разрисованный цветочками и смешными рожицами. С нижнего ряда она увидела Радомира, изображающего плачущего человека. Она засмеялась и показала ему язык.

В ресторане «Ангара» было шумно, гремела музыка. Этот ресторан находился в центре Иркутска и студентам он был не по карману. Маланья оказалась здесь впервые. Огромный светлый зал, красивые шторы, цветные витражы, громкая музыка. Двое молодых черноглазых мужчин исполняли лезгинку под аплодисменты захмелевших гостей. В банкетном зале проходила грузинская свадьба, красивая, широкая и многолюдная.

Молоденькая невеста в национальном наряде была восхитительна. Тонкое красивое лицо, стройная фигурка, изящные жесты рук во время танца. Маланья засмотрелась на это увлекательное зрелище.

– Ты хотела бы быть на месте невесты? Не секрет, что каждая девушка мечтает стать невестой! – Радомир наклонился к ней, потому что трудно было спокойно разговаривать в грохоте музыкальных инструментов.

– Нет, не каждая. Ко мне лично это не относится. Я мечтаю о многом, но замужество не входит в мои планы, – Маланья холодно посмотрела на Радомира и развернула салфетку на коленях.

– Не поделишься? Дюже, как интересно узнать, о чем мечтает молодая красивая студентка медвуза, – усмехнувшись, спросил Радомир.

Не дождавшись ответа, он жестом подозвал официанта и сделал заказ. В ресторане он вел себя свободно, официант расплылся в улыбке, увидев его. Это наводило на мысль о частом посещении Радомиром этого, надо сказать, недешёвого для обычного студента заведения.

« Странный он. Хочет произвести впечатление, но со мной ему ничего не светит. Однако, какие у него глаза…Интересно, откуда у него деньги на такие рестораны? Видимо, он уверен, что я трепещу перед его состоятельностью. Вон, какие барские замашки…Он считает меня за дурочку с переулочка. Сейчас, перекрикивая музыку, я начну исповедоваться ему. Чтобы потом у него была возможность посмеяться надо мной со своими такими же богатенькими друзьями …ну, ну…» – думала Маланья, глядя в тарелку с жареной бараниной, мгновенно появившуюся перед ней на столике.

– Фокусник ! Кудесник! – она вежливо улыбнулась Радомиру и осторожно стала есть. Мясо было вкуснейшим. Маланья ножом отрезала маленькие кусочки, как научила её подруга Оксана, недавно изучившая толстый «талмут» по этикету, нанизывала на вилку, и , не спеша, отправляла в рот. Ей было важно, чтобы Радомир не догадался, что она голодна.

– Да, ладно. Просто ребята здесь мне оказались знакомы. Приятного аппетита! – ответствовал Радомир. Было похоже, что он забыл, о чём только что спрашивал свою спутницу. Всё его внимание было приковано к бутылке красного вина, которую он держал в руке и внимательно читал этикетку. После чего, он снова подозвал официанта и вернул ему бутылку. Слов, которые сопровождали этот возврат, Маланья не расслышала. Однако заметила, что официант покраснел и виновато кивнул головой. Вскоре им принесли другую бутылку, запечатанную сургучом. Радомир своими руками снял сургуч, внимательно изучил пробку, затем ловко действуя штопором, открыл бутылку и налил в бокалы.

– Какое вкусное вино! Признаю, ты – знаток! Иногда мы с Санькой покупаем бутылочку нашего любимого «Котнаре», но это вкуснее и слаще! – восхитилась Маланья, выпив из бокала прохладную темно-красную жидкость.

– Марочное вино из Абхазии. Рад, что ты оценила. Это одно из моих любимых, – скромно ответил Радомир.

После ужина Радомир провожал Маланью до общежития. Они медленно шли по улицам вечернего Иркутска. Поднимались в гору возле центрального парка, любовались начинающимся цветением яблонь. Эти медовые запахи яблоневых цветов, городские улицы, замолкавшие в вечернем свете фонарей, слова Радомира, волнующие и лестные, сладкое вино, выпитое за ужином, всё это кружило голову девушке. Она шла, чуть склонив голову, и улыбалась.

– Слушай, а давай зайдем к моей бабушке? Я тебе покажу одну очень древнюю вещь. Я понял, что ты любишь рассматривать старинные вещи! – вдруг предложил Радомир.

– Ой, нет, нет! Я не могу опоздать к закрытию общежития! – возразила Маланья. Хотя они дружили с Радиком не первый год, она вовсе не стремилась к знакомству с его родными.

– Глупая! Я тебя понял! Никаких смотрин не будет! Просто сейчас бабушки нет дома. Она в санатории на лечении. Мне поручено следить за её квартирой. Здесь рядом, на Байкальской. Забежим на минуту! Проверим, всё ли в порядке и бегом в твою общагу! Ладно? – Радомир взял руку девушки и потянул за собой.

В квартире, куда они вошли, было чисто и приятно пахло лавандой. Радомир посадил Маланью на мягкий уютный диван, покрытый вязаным покрывалом темно-фиолетового цвета, а сам принялся мыть миски большого пушистого кота ослепительно белого цвета, который жалобно мяукал и тёрся о ноги парня.

Накормив кота, Радомир вошел в комнату и вытащил из-под высокой кованой кровати старый зеленый сундук, обитый стальными лентами в виде ромбов. В сундуке были какие-то свертки и одежда. На стенках сундука имелись две потайные полочки. Открыв одну из них, Радомир достал маленькую жестяную иконку с потемневшим ликом Богородицы.

– Маля! Ты не представляешь, сколько лет этой иконе! Почти сто пятьдесят лет! Она передавалась по наследству старшим сыновьям. Бабушка была замужем за моим дедом Игнатом Алексеевичем Каретниковым, он был старшим сыном Алексея Игнатьевича. В общем, у нас много разных семейных историй, как-нибудь я их расскажу тебе, если тебе это интересно! А это ордена и медали моего деда и прадеда! Бабушка прячет их от посторонних глаз, но иногда достает и чистит до блеска! Ведь это наши семейные реликвии! После бабушки следующим хранителем буду я! – Радомир открыл вторую полку и вытащил из бархатного мешочка засверкавшие в электрическом свете ордена и медали.

Маланья внимательно смотрела на лицо Радомира, когда он рассказывал о своей семье. Исчез вдруг тот самоуверенный молодой человек, отчитывающий официанта в ресторане. Девушка увидела перед собой любящего внука, сына, а также любимого всеми своими родными. Он не играл в уверенного парня, он был таким. За спиной Радомира стояла плотная рать его предков, оберегающая, охраняющая его. Он был лишь тонким побегом на древнем мощном стволе многочисленных родственников. Ещё бы…корни этого древа уходят в такую глубь веков. Вот откуда его уверенность в себе и ощущение того, что ему всё подвластно. Он просто не сомневается, что все вокруг его любят. Потому что, он всегда укрыт и защищён от разных бурь и невзгод этой надёжной непреходящей любовью.

Маланья слушала Радомира и не выпускала из рук иконку. На неё печально взирала Богородица. Мудрая и всезнающая.

– Ой, извини, кажется, я увлёкся…Кстати, Маля, ты никогда не рассказываешь о своих родителях! Почему? В ресторане ты тоже ловко ушла от моего вопроса. Думаешь, я не заметил? Дружим с тобой уже почти два года, а я ничего о тебе не знаю. Кто твои родители? Расскажи, мне интересно! – Радомир сел рядом с девушкой и обнял ее за плечи.

– А нечего рассказывать. У меня нет родителей. Мне пора! – ответила Маланья, посмотрела на настенные часы. Потом сняла с плеча руку Радомира, резко встала и направилась к выходу.

– Малечка, постой! Ты что, обиделась? Прости меня! Я же ничего не знал! Прости! – Радомир бросился вслед за ней.

В один из субботних вечеров церемония дегустации очередного абхазского вина перешла прежние границы. Они засиделись в квартире бабушки, забыв про время. Маланья захмелела и смеялась над Радомиром, пародировавшим одного из преподавателей.

Вдруг Радомир стал совершенно серьёзным. Он обхватил ладонями лицо девушки и стал всматриваться в него, словно увидел впервые.

– Маля! Малечка! Ты знаешь, какие у тебя глаза? Они похожи на янтарь с золотыми вкраплениями! Я никогда не видел таких глаз! Такие прекрасные глаза только у тебя! – дыхание Радомира стало сбиваться. Он стал покрывать лицо и шею Малуши поцелуями. Опьяненная вином, ласками и нежными словами, девушка закрыла глаза и отдалась нарастающему желанию…

Утром она проснулась от странного ощущения. Открыла глаза и увидела перед собой незнакомую женщину необыкновенной внешности.

Ей даже показалось, что сама знаменитая Брижит Бардо, которой они с подругами восхищались, бегая на французские фильмы, явилась ей во сне. Яркие синие глаза, слегка подведенные чёрными стрелками, белоснежная кожа, безукоризненно прямой нос, крупные выпуклые губы. Маланья решила, что ей приснилось это прекрасное видение, и вонзила ногти в ладонь. Но видение не исчезло. Женщина стояла прямо перед кроватью. Её взгляд был печален. Потом она вздохнула и вышла из комнаты.

– Радик! Проснись! – Маланья потрясла крепко спавшего Радомира.

– Да это мама! Чего ты испугалась, глупая! Пойду, узнаю, что стряслось! – парень спокойно выслушал Маланью, накинул халат и вышел за дверь.

Маланья вскочила с кровати и приникла к двери.

– Сынок, я понимаю тебя! Ты молод, природа требует своего. Признаться, я ожидала увидеть нечто получше, но надеюсь, это временное увлечение… я говорю о девушке, – произнес женский властный голос.

– Мама, не смей! Это не временное увлечение! Мы скоро поженимся! – возразил Радомир с горячностью.

« Вот, дурак! Так я и кинулась замуж!» – усмехнулась про себя Маланья и стала одеваться.

***

2024 год

Маланья звонила в дверь, но ей никто не открывал. По словам внучки, Зоя должна быть дома. Тогда Маланья открыла сумочку, достав свою связку ключей. В тревоге распахнула дверь в прихожую.

Зоя сидела на балконе, горестно сложив руки на коленях. Она была в розовой ночной сорочке, волосы неопрятными прядями лежали на плечах.

– Сидишь на палящем солнце. Смотри на термометр, там выше тридцати пяти! – тихо произнесла Маланья и подошла к дочери.

– А разве меня можно опалить? Равно как и согреть…Мама, я теперь, как планета Проксима бета, на которой произошла вспышка. Тихо плыву в необъятном космическом пространстве. Безжизненная, покрытая серым пеплом…Я мертва, мама…– тоскливо откликнулась Зоя.

Она почти год была увлечена Игорем Каранковым, физиком космической обсерватории и потому оперировала исключительно астрономическими терминами. Недавно Игорь расстался с Зоей, туманно объяснив ей свой срочный отъезд в Грузию.

– Вот как…Можно подумать, что этот трусливый парень, банально сбежавший из России, услышав про возможную мобилизацию, был тебе родным человеком. Кто он? Залётный мужик, которого ты едва год знала, значит, твое единственное солнце? Я правильно выражаюсь на твоем космическом языке? Он волен был решать, согреть тебя либо сжечь начисто. А Сима, а я с отцом ? Мы тогда, где в твоей картине мира? Мы там где-нибудь значимся? Или так, космический мусор? – спросила Маланья довольно резким тоном. Зоя чуть вздрогнула от окрика матери и разрыдалась.

– Так-то оно лучше…Ты снова перепутала приоритеты, Зосенька…Помню, в детстве, наш дом отапливался углем с черемховских разрезов. Каждую осень, на самосвале папа привозил уголь на зиму. Огромную угольную кучу высыпали во дворе. Бывало, среди кусков угля сверкали золотистые камушки. Я собирала их, думая, что это золото, и показывала отцу. Он смеялся и говорил: доченька, в пустой породе золота не бывает… – Маланья села рядом, взяла слабую безвольную ладонь дочери и поцеловала ее, как всегда целовала в детстве.

– А у тебя все вокруг ничего не значат! Все, кроме тебя самой! Разве ты можешь меня понять, если ты никого не любила? Признайся, что ты никогда никого не любила, мама! – выкрикнула Зоя, отняв ладони от лица.

– С чего ты это взяла? Я любила и сейчас люблю. Тебя, Симу, твоего отца.., – произнесла Маланья, целуя мокрые от слёз ладони дочери.

– Ты любишь отца? Думаешь, я ничего не вижу? Вы живёте, как два соседа в коммуналке. Бывают дни, когда вы не разговариваете друг с другом целыми днями. Отец целыми днями сидит в своей мастерской, а иногда ночует там. Это ты называешь любовью? – вызывающе спросила Зоя.

– Радомир хорошо чувствует моё настроение и знает, когда оставить меня наедине с собой. Умение вовремя отстраниться, считаю, высшее проявление любви, – ответила Маланья.

– Высшее проявление? Мама, у тебя очень странные представления о любви. Любовь, это когда без любимого человека невозможно прожить дня, часа, мгновения! А ты спокойно жила без отца почти десять лет и ничего. Я не понимаю такую любовь, – резко ответила Зоя.

– Не суди о том, чего не знаешь! Как я прожила без Радомира те годы, мне одной известно. К твоему сведению, я всегда оставалась его женой, где бы, он не находился. Я никогда не вычитаю эти года из времени нашего брака. Это трудно объяснить, но иногда мне кажется, что эти годы раздельной жизни были нужны нам обоим. Чтобы понять, что мы не разделимы, – Маланья закашлялась от подступившего к горлу волнения

– Но не столько же лет! А ты тогда думала о том, что ощущала тогда я? Когда в классе мне говорили, что у меня мать плохая, потому что от хорошей жены мужья не уходят! Ты сейчас упрекаешь меня в эгоизме, а ты столько лет мучила отца своей неопределённостью! Было время, когда я ненавидела тебя за то, что ты заставляла его страдать, – Зоя повернулась лицом к матери

– Принимаю твои упрёки. Больно, но справедливо. Вины своей не отрицаю. Поверь, я очень хорошо понимаю тебя. Была бы жива моя бабушка, она рассказала бы тебе, как несколько лет водила меня к неврологу. Как прижимала меня к себе во время детских истерик и ночных кошмаров, а когда она засыпала, я ощущала ткань моей ночной рубашки, мокрую от её слёз. Я тоже очень переживала за тебя, доченька. Поэтому делала всё возможное, чтобы ты чаще встречалась с отцом и бабушкой, ты не можешь это отрицать, верно? Но тогда… Мне тогда следовало просто услышать слова Радомира, просто поговорить с ним и мы обязательно бы разобрались в том, что происходит. Но вместо этого я изображала неприступную каменную крепость. Слишком глубоко в меня вбили эти постулаты о женской независимости и гордости. Зато никто не научил женской мудрости уступать, – Маланья с трудом сдержалась, чтобы не оборвать этот трудный разговор.

– Ты и теперь держишь отца на расстоянии. Ты что, до сих пор не можешь простить ему эту Гинтану? Он тоже не любит вспоминать о том периоде, когда вы жили раздельно. Но он мне сказал, что в его жизни есть только одна женщина. Это ты. Но, когда я приезжаю домой, наблюдаю, что вы почти не говорите друг с другом. Разве я не вижу, что вы отстранены друг от друга? Если ты в кои веки решила быть со мной откровенной, то скажи, почему вы живёте так? Разве это нормально? – Зоя внимательно смотрела на мать.

– Потому что мы давно сказали друг другу всё, что хотели. И то, как мы сейчас живём, мне кажется вполне нормальным. Теперь мы уверены друг в друге, понимаем друг друга с одного взгляда и нам уже не требуется никаких доказательств того, что мы дорожим друг другом. Поэтому каждый из нас может спокойно заниматься любимым делом, находиться на любом расстоянии от другого, нисколько не сомневаясь в нерасторжимости нашего единства. Вот поэтому я и уверена в том, что некая видимая посторонним глазом отстраненность как раз свидетельствует о сильной взаимной любви. Понимаешь, доченька, совместная супружеская жизнь состоит из разных периодов.