Гармония Бешенства

II. Руслан и Людмила

Ещё учась в лицее, Пушкин Александр Сергеевич начал сочинять поэму «Руслан и Людмила», и было это году в одна тысяча восемьсот семнадцатом от Рождества Христова. Сочинял долго и упорно, ну и в тысяча восемьсот двадцатом году всё-таки сочинил. В одна тысяча восемьсот тридцать седьмом году Михаил Иванович Глинка начал сочинять оперу с таким же названием, но не совсем так, как хотелось бы. Дантес уже благополучно пристрелил Пушкина, вот из-за этого прискорбного факта Глинка был вынужден обратиться к целой толпе поэтов для написания либретто. За пять лет Михаил Иванович написал прекрасную оперу в пяти действиях, и в тысяча восемьсот сорок втором году девятого декабря её уже услышали жители Санкт-Петербурга. Не смотря на всё это, Руслан Олегович был твёрдо уверен в том, что оперу эту сочинил Пётр Ильич Чайковский. Что делать в таких случаях, министерство образования чёткого ответа не даёт, как и на многие другие вопросы. Слишком много вопросов остаётся без ответов.

Вот откуда у русского человека возьмётся фамилия Попугаев? Этот и ему подобные вопросы часто приходили в голову Антону Павловичу Чехову. Если кто не знает, то был когда-то такой великий русский писатель. Однако, поэму «Руслан и Людмила» написал Пушкин, а одноимённую оперу – Чайковский, и именно тот Пётр Ильич Чайковский, который ещё написал в Си-Бемоль Миноре свой первый концерт. Всё это было хорошо известно Руслану Олеговичу Дудаеву, тем не менее, его тоже мучил один вопрос: «Вот откуда у русского человека возьмётся фамилия Дудаев?» Если же для Антона Павловича вопрос про Попугаева был праздным, то для Руслана Олеговича вопрос о своей собственной фамилии был весьма значим, и его значимость начала катастрофически возрастать по мере обострения дружбы народов и торжества либеральных идей в СССР, и прочих прогрессивный веяний Перестройки. Своего же исторического пика значимость этого насущного вопроса достигла в тысяча девятьсот девяносто втором году, когда в паспортах российских граждан отменили пятую графу, то есть национальность. Торжество либеральных идей совсем не принесло радости Руслану Олеговичу, поставив его в один ряд со всеми инвалидами пятой группы, как в те годы называли всех лиц сомнительной национальности.

В наши годы, когда гуманизм окончательно побелил националистические предрассудки, инвалиды пятой группы живут в полном шоколаде. Их полностью освободили от любого общественно-полезного труда, однако дали зелёный свет на работу олигархами, министрами, артистами, журналистами и прочими слишком хорошо оплачиваемыми занятиями. Пятую графу убрали именно по просьбе тех, у кого с ней были проблемы, но были и такие, у кого проблемы и возникли именно из-за отсутствия пресловутой пятой графы. К ним и относился Руслан Олегович Дудаев. Известно, что бьют не по паспорту, а по морде, но вот с мордой у Руслана было всё в полном порядке. Голубоглазый блондин, ну просто ж истинный ариец, вот только фамилия чеченская, вот как тут не задуматься? Ладно бы, если просто чеченская, а то ведь ещё и такая известная. С такой фамилией русскому человеку жить совсем уж неприлично. А ёщё война. Вот как тут быть, если заберут в армию и отправят воевать его в Чечню? Сразу же сдаться в плен? Такая шняга тоже вряд ли проканает. Раскусят и отрежут буйну голову. Нет, в армию никак нельзя, ну её на хуй эту армию.

Двенадцатого апреля одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года от рождества Христова по иронии судьбы пришлось на субботу. Не смотря на шаббат, психоневрологический диспансер работал, но не в полную силу. Народу было как грязи, а психиатр всего один, и тот с непотребной фамилией. Очередь к кабинету с медной табличкой «Игорь Васильевич Бешеный, психиатр» превзошла все грани приличия, что позволяло Руслану погрузиться в былое и в думы. Думы были одна мрачнее другой. В коридоре было много дверей, и все двери были с табличками от разнообразных психиатров, типа «Фридмагог Ольга Наумовна» или «Розенкранц Гамлет Ашотович», был так же и «Иванов Марк Семёнович», был и Гольденштерн Антон Израйлович, но все заветные двери были закрыты, кроме двери Бешеного. Народ в очереди стоял преимущественно припизнутый, но были и симулянты. От одного из симулянтов Руслан узнал, что парочки тысяч баксов вполне достаточно, чтобы отмазаться от похода в ряды вооружённых сил раз и навсегда. Деньги у него при себе были и даже с запасом, но Руслан решил сэкономить и попросту наебать доктора. На хуя тратить деньги, если целых полгода тренировался изображать из себя полного мудака? Правильно, нехуя! Вот Руслан и решил вспомнить всё, типа и очередь пройдёт скорее.

Ладно бы только фамилия, однако и имя Руслан основательно напоминало о Кавказе со всеми вытекающими последствиями. Вроде как, и Руслан Имранович Хасбулатов был в детстве чеченцем. Так вот оно счастье во время войны с Чечнёй. Руслан слышал о том, что был такой Зигмунд Фрейд, который утверждал то, что в основе всех психических расстройств у пизданутых людей лежат нереализованные сексуальные фантазии их родителей. Если же копнуть поглубже, то наверняка там же лежат фантазии бабушек и дедушек, и вообще всех предков. Чем глубже роешь землю, тем вернее результат. Глубоко копать сил не было, и Руслан решил начать с прадеда. Правильнее бы было начать с того предка, который был злым чеченом, но, скорее всего, того предка успешно похоронили ещё, до рождения Лермонтова, и воспоминаний о нём не было совсем никаких. О своём прадеде Руслан слышал только то, что родился он в девятнадцатом веке где-то в деревне Блядищево, что где-то под Рязанью или Казанью, а звали его Сергей Иванович Дудаев и родом он был из крестьян. Море революционных волн зачем-то закинуло Сергея Ивановича в Москву, где он благополучно женился на полуинтеллигентной Ольге Фёдоровне, а в двадцать третьем году у них родился сын Александр, то есть дед Руслана.

Александр рос бойким мальчиком и учился хорошо. Школу он окончить всё же успел, однако прямо со школьного выпускного вечера был отправлен на фронт бить немецко-фашистскую гадину. До августа сорок четвёртого года процесс битья мерзкой гадины не вызывал почти никаких сомнений в отсутствие у Александра Сергеевича каких-либо сексуальных фантазий, но всё когда-то случается в первый раз. Так оно и сучилось при освобождении Закарпатья от венгерских оккупантов, которые оккупировали его ещё в девятом веке от рождества Христова. Произошло событие, нанесшее непоправимый урон психике тогда ещё не родившегося на свет Руслана. Конечно, во всём виноваты венгерские националисты, ну так кто же ещё? Об этом обязательно следовало рассказать доктору, чтобы никогда не повторять ошибок предков и дать возможность всем своим потомкам вырасти достойными гражданами России, а не какими-то инвалидами пятой группы. Устроившись на стуле у окна, Руслан постарался как можно подробнее вспомнить рассказы своего деда о том героическом для всего советского народа времени.

В конце октября сорок четвёртого советские войска полностью освободили от мадьяр маленький городок, который эти самые мадьяры построили за сто лет до того, как Юрий Долгорукий основал Москву. Было не совсем-таки ясно, зачем освобождать мадьяр от мадьяр, но партия сказала надо, а комсомол ответил есть. Руслан толком не мог вспомнить, как назывался тот венгерский городок, куда его дед прибыл с высокой гуманитарной миссией, да это было не так уж важно. Важно было то, что капитан Дудаев гордо шёл по освобождённому городу, как оно и было положено воину-освободителю, и узрел весьма прелестную венгерскую девушку. Инстинкт естествоиспытателя и повышенное врождённое любопытство породили в голове Александра Сергеевича острую сексуальную фантазию, как бы поближе познакомиться ему с прекрасной мадьяркой, исключительно с целью укрепления дружбы между народами. Он резво попытался затащить ту девушку в ближайшее удобное и тёмное место, но неблагодарная девушка сразу же влепила ему звонкую пощёчину и яростно прошипела прямо в лицо: «Erédj a picsába, kurva!» Оттолкнув советского капитана, мадьярская девка пошла прочь, а Александр Сергеевич сразу понял, что она его неправильно поняла, что он вовсе не то хотел ей сказать и даже, что он вовсе этого не говорил. Он не понял ни слова из речи нечаянно обиженной им девушки, но всё же догадался, что она обиделась и послала его на хуй.

Может быть, что эта нереализованная сексуальная фантазия и не имела бы столь фатального значения для психики Руслана, если бы его дед пошёл туда, куда ему и предложили пойти, но он, как ранее сделал Ленин, пошёл иным путём. Звон в ушах на некоторое время охладил пыл воина-освободителя, что позволило девке отойти метров на двадцать. С криком «Стой, сука!» капитан погнался за уходящей сексуальной фантазией исключительно с целью, принести ей свои извинения, но не всё оказалось в этой жизни так просто. Сначала Александр Сергеевич услышал прямо у себя за спиной недобрый голос злобного мадьярского подростка, который произнёс грубое венгерское ругательство: «Стой büdös kibaszott!» Стоять капитану не хотелось, а на остальную часть фразы он вообще никак не отреагировал, однако совсем напрасно. Злобный мадьярский подросток, лет около тринадцати, кинул в него камень, как будто бы сам он был без греха. Камень пробил башку Александру Сергеевичу, не дав возможности реализоваться его сексуальной фантазии.

Из сумеречного состояния сознания Александр Сергеевич вышел только в конце декабря сорок четвёртого, причём вышел уже в Москве. На его койке сидела тихая русская девушка. Она была в меру красива и даже немного начитана, что и позволило не полностью очнувшемуся после тяжёлого продолжительно обморока Александру Сергеевичу обратить на неё пристальное внимание. Девушка работала в госпитале медсестрой, а звали её Наталья Николаевна. Мало того, так у неё ещё и фамилия была Гончарова. Такое тройное совпадение породило в её неокрепшем уме гордыню и непомерную любовь к Пушкину. «Пушкин – наше Всё!», – считала Наталья Николаевна. В период полового созревания к гордыне также добавилась основательная романтическая припизнутость, вот и решила Наталья Николаевна твердо и бесповоротно выйти в самое ближайшее время за Александра Сергеевича Пушкина. Ближайшее время давно уже наступило, а Пушкин так и не объявился, зато объявился Александр Сергеевич Дудаев в коматозном состоянии.

Следует также заметить, что кроме совпадения фамилии, имени и отчества, с женой великого русского поэта частично африканского происхождения, юную медсестру роднило ещё и лёгкое косоглазие, чего нельзя было сказать о капитане Дудаеве. Как-то уж так случайно получилось, что Дудаев совсем даже не походил на Пушкина. Однако для нелепых женских фантазий такая мелочь не может быть серьёзной помехой, и Наталья Николаевна увидела, что её Александр Сергеевич похож на Лермонтова. Сходство фамилий Пушкина и Дудаева также было весьма незначительным, однако ж, подобные мелочи ни в коем случае не должны мешать развитию романтического бреда, и Наталья Николаевна определилась со своим жизненным выбором. Тяжёлая жизнь заставила её реализовать свою сексуальную фантазию тернистым путём замещения желаемого действительным. Такое иногда случается, и ничего страшного в этом нет, однако романтические заёбы у молодых бабушек могут нанести непоправимый ущерб психическому здоровью их внуков. Одним из результатов этой неправильно реализованной фантазии стало рождение сына в четверг тринадцатого сентября сорок пятого года. Ребёнок родился вполне здоровым, несмотря на героически полученную отцом черепно-мозговую травму в боях за освобождение Закарпатья от коренного населения. Нельзя сказать, что это событие вызвало небывалый восторг у всего честного народа, зато и особого вреда от него никому не было.

Из всех предложенных Натальей Николаевной вариантов семейный совет после тяжёлых и продолжительный препирательств выбрал для сына наиболее подходящее на текущий момент имя, и нарекли его Олегом, в честь Вещего Олега, который отмстил неразумным хазарам и принял смерть от коня своего. Отлично, вполне достойная смерть для будущего офицера советской армии. Слава Богу, что других детей Наталья Николаевна родить так не сумела, да и Русланчик был у неё единственным внуком. Всё-таки быть Русланом Олеговичем гораздо лучше, чем, скажем, Гвидоном Салтановичем. Когда с именем было как бы покончено, Руслан снова вернулся к мыслям о всех остальных вредоносных сексуальных фантазиях своих героических предков. Про деда с бабкой он ничего вспомнить не смог, а про отца с матерью тоже вспоминалось немного. Олег осуществил мечту Александра Сергеевича и стал кадровым офицером. Служил он в доблестных Войсках Дяди Васи, а женился на Марине Фёдоровне Куликовой. Если бы они знали, что жену Джохара Дудаева звали Алевтина Фёдоровна Куликова, то последствия их знаний могли бы нанести Руслану гораздо больше вреда, чем всё остальное вместе взятое, но ни Руслан, ни его родители подобной мерзостью никогда не интересовались.

Сам Руслан родился в субботу девятого мая семидесятого года двадцатого века нашей эры. Несмотря на шаббат, медперсонала в роддоме было достаточно, и никаких неприятностей с Мариной и Русланом так и не приключилось. Отец и дед его сие важное событие пропустили по уважительной причине крайне сильного алкогольного изумления, вызванного Днём Победы. Через девять лет и пять дней дедушка приказал долго жить, зато Олег Александрович неожиданно отправился на увлекательнейшую экскурсию в знойный Афганистан в составе ограниченного контингента советских войск с высочайшей гуманистической целью исполнения интернационального долга. Первая, вторая и третья экскурсии обошлись вроде бы как без особо сильного ущерба для Олега Александровича и для Руслана тоже. Так уж вышло, что в этот период обстановка в зоне боевых действий не способствовала возникновению эротических фантазий у Олега, зато его отсутствие способствовало реализации фантазий Марины, из чего можно сделать глубокомысленный вывод, что нереализованных сексуальных фантазий у родителей Руслана совсем не было. Во время четвёртой, самой увлекательной экскурсии Олег Александрович как бы потерялся, но ненадолго. Всего-то с начала ноября восемьдесят седьмого по март восемьдесят восьмого года. Вот тут-то у Марины фантазия и разыгралась, однако она успела её реализовать и не только развестись с Олегом, но ещё и выйти замуж за миллионера, и съебаться на Мальту. Сбыча Мечт Марины тоже сильно никому не навредила. Олега Александровича Родина отправила на заслуженный нахуй, а Руслан продолжил учёбу в институте имени Плеханова. Про Марину Фёдоровну больше никто ничего не слышал, зато бабка взяла и померла, не успев правнука назвать Гвидоном.

В восемьдесят восьмом году денег как-то хватало, а вот на следующий год перспективы вырисовывались весьма мрачные. С такими доходами ни Олегу, ни его сыну надеяться на реализацию сексуальных фантазий не стоило. Чтобы как-то исправить ситуацию, Олег Александрович и группа сотоварищей по Афганистану решили крышевать ларьки и кооператоров. Сначала было противно, но через год привыкли, а потом и Руслан придумал, как обналичивать деньги. Короче говоря, жизнь удалась. В девяносто втором году, как отцу так и сыну, в одно и то же время, забрела в головы фантазия, открыть свой карманный банк, ну и они её успешно реализовали. Олег Александрович чудесным образом превратился из отставного полковника Советской Армии, крышующего ларьки, во вполне даже уважаемого банкира, и начал он подумывать о том, как бы стать ещё и депутатом Думы. Нет предела совершенству, и быть не может. Фантазии здорово разыгрались, да и с их реализацией особых проблем не было. Благосостояние росло как на дрожжах, ну а социальный статус рос вместе с благосостоянием. Будущее казалось им светлым и безоблачным. С целью поднятия самооценки Олег прикупил в меру подержанный шестисотый Мерседес и сразу же призадумался о постройке семиэтажного замка с двумя лифтами.

Ещё в девяносто первом году он скупил на корню целое садово-огородное товарищество из ста участков по шесть соток. Купил всего-то по сотне баксов за участок, однако столько же ушло на административные расходы. Надо бы сказать, что в те времена и двадцатка зелени была серьёзной суммой. В девяносто втором году по периметру участка был построен пятиметровый забор с архитектурными излишествам, какими отгораживают от мира психиатрические больницы строгого режима, а на расстоянии двадцати пяти метров внутрь – второй забор высотой три метра. Почти три километра забора, это же охуеть какие бабки, банк ему обошелся в несколько раз дешевле. Почти весь девяносто третий год или даже чуть дольше того без суеты строился гламурно-бронированный контрольно-пропускной пункт рядом с парадными воротами, а так же всякие разные коммунальные сооружения, типа трансформаторной будки, котельной и трёхэтажного домика для персонала. Весь же последующий девяносто четвёртый год ознаменовался по большей части бурными фантазиями, нежели действиями. Архитектор, ландшафтные дизайнеры и прочие высокообразованные дармоеды целеустремлённо выносили мозги Олегу Александровичу, а заодно, и Руслану. Уж так нелепо устроен этот безумный мир, что каждый раб мечтает о семиэтажном замке с двумя лифтами, о портретах своих знатных предков в этом замке, о сортире с золотым унитазом на каждом этаже и о прочих атрибутах компенсации комплекса собственной неполноценности. Короче говоря, за весь девяносто четвёртый год нихуя не построили, зато фантазировали много. Справедливости ради надо отметить, что сауну всё же умудрились с грехом пополам построить, а там уже фантазировали с проститутками.

В девяносто пятом году неожиданно встал вопрос о дороге. Чтобы строить замок, недостаточно иметь дорогу, по которой может проехать Газель. Размах не тот. От основной магистрали до владений князей Дудаевых было метров триста в сторону, однако можно было пойти и другим путём, с другой стороны и от другой магистрали. Там было не более ста метров. Именно этим путём и решили пойти, а когда пошли, то обнаружили вымершую деревню о сорока дворах. Вот ведь удача! Стройка может и подождать, а хуй железный, пока горячий. Руслану неожиданно в голову забрела гениальная мысль, а Олег Александрович вцепился в эту мысль, как клещ в шелудивую жучку. Конечно же, надо срочно скупить на корню всю эту сраную деревню, а на её месте построить элитный коттеджный посёлок для своих сотрудников. Рентабельность в триста процентов. Тут собственная стройка может подождать, а пожить можно и в домике для прислуги. К началу девяносто шестого года почти вся недвижимость той вымершей деревни перекочевала в мозолистые руки Олега Александровича, кроме одной лишь развалюхи. Однако эта развалюха мешала построить дорогу от основной магистрали к замку, кроме того, хозяева той вонючей хибары портили бы аппетит всем будущим обитателям будущих элитных коттеджей. Вопрос этот требовал срочного разрешения, так как нешуточно мешал реализации самой главной фантазии. Решать, так решать! Недаром же про это пел Александр Розенбаум.

В среду двадцать третьего августа девяносто пятого года в Стране Дураков приключился кризис неплатежей, что повлекло за собой массовую ликвидацию Хуёвых Банков. Работал принцип домино, банки сыпались один за другим, ну а банкиров регулярно отстреливали. Сия чаша минула Олега Александровича по очень простой причине. Он был председателем правления Пиписечного Банка, а всем известна разница между хуем и пипиской. Проше говоря, не дорос его банк до размеров, которые могли бы заинтересовать государство, вот и пронесло. Даже более того, из-за этого кризиса банк начал приобретать необходимый размер для его последующей ликвидации в следующем кризисе девяносто восьмого года. Тем не менее, до девяносто восьмого ещё надо было дожить, а девяносто шестой был не за горами. До середины лета девяносто шестого Олег с Русланом вели активную бандитскую жизнь, занимаясь факторингом или, говоря по-русски, обеспечением правильности взаиморасчетов во время кризиса неплатежей, а если ещё проще, то выбиванием сомнительных долгов. Точнее было бы сказать, долги выбивали Олег и его десантный полк ветеранов Афганистана, а Руслан обеспечивал юридическую сторону физического выбивания.

В конце июля девяносто шестого года по вполне объективным причинам доходность от выбивания долгов стала падать, зато свободного времени стало больше, и Олег решил ускорить процесс выселения последнего жителя деревни «Охуйкино». Один сраный дом остался, ему даже удалось купить все колхозные коровники, свинарники и свекольно-земляничные поля, а тут хуй по всей роже. Какой-то ебанутый дед и его наглая внучка. Внучке было где-то лет семнадцать, и была она вполне даже привлекательна, что вызвало у Олега не совсем отчётливую сексуальную фантазию, толи самому на ней жениться, толи сына женить. Самому было прикольнее, да и сыну рановато. Недолго думая, Олег пришёл к выводу, что у кого раньше встал, так тому и тапочки. Второго августа девяносто шестого года, в пятницу состоялась последняя смертная казнь в России. Расстреляли в тот ясный день серийного убийцу и педофила Сергея Александровича Головкина, а сразу же после его расстрела собрался весь совет директоров Пиписечного Банка. Казалось, что между этими событиями не было абсолютно никакой взаимосвязи, ибо никто из членов совета директоров не знал и не подозревал о существовании педофила Головкина, а уж о его расстреле и тем более, и правильно казалось. Никакой связи там не было, и быть не могло, просто случайное совпадение, каких полным полно в нашем мире. На совете директоров остро стоял насущный вопрос о поглощении Пиписечным Банком другого банка, тоже пиписечного по сути, однако, с другим названием.

Пиписечный банк Дудаевых скупил за бесценок все долговые обязательства Второго Пиписечного банка с целью последующего преображения в самый, что ни на есть, настоящий Хуёвый Банк. В результате соития двух пиписечных структур у Пиписечного Банка образовалось два отделения в разных районах города Москвы. Руслан остался на выходные в Москве с целью освоения новых территорий, а Олег рванул на стройку родового поместья. Вечер пятницы прошёл в пьянстве и блуде, а утро субботы ознаменовалось похмельем и ранним подъёмом. Похмелье было в рамках приличий, зато спать совсем не хотелось, а делать было совсем нечего. Как тут не проявиться фантазиям. Как это выяснилось часам к шести утра, воплощать фантазии было абсолютно не с кем. Все гости разъехались по своим домам, ну а в замке остались только два охранника и шофёр. Фантазии такого рода в голову ему ещё не приходили, но зато бесконечно похмеляться было совсем не по понятиям. Немного поразмыслив, Олег решил прогуляться до деревни, с благородной целью изучения возможности общения с обнаглевшей внучкой упёртого дедушки. Столь ранний час не мог стать помехой для благого начинания, ибо Олег Александрович твёрдо знал, что крестьяне встают рано.

Утро встретило Олега Александровича прохладой, как требовали советский фольклор вместе с законами Мироздания. Трёхминутная пешая прогулка по лесу не изменила к лучшему намерений главы Пиписечного Банка, и он смело вошёл в ворота владений не в меру упёртого деда и его чрезмерно наглой внучки. Во дворе нахально, как хуй у молодого осла, стоял пятьсот шестидесятый Мерс цвета серый металик. Такой двухдверный спортивный автомобиль, цена которого была как бы не намного меньше, чем у шестисотого Мерина, на котором катался Олег. Видение то было не слишком уж приятным, и наводило на мысль, что враги его опередили. Заглянув в окно того Мерса, Олег догадался, что принадлежит эта игрушка наглой внучке упёртого дедушки. Это совершенно очевидно означало, что десятка баксов за полусгнивший домик упёртого деда его внучку только рассмешат. Вот незадача, однако, отступать некуда, позади родной замок. Здравый смысл подсказывал, что надо бы вернуться домой, дома всё обдумать, а только уж потом начинать военные действия, желательно на трезвую голову. Так уж случилось, что здравый смысл не всегда одерживает победу, и Олег решил идти напролом. Будь, что будет.

Наглая внучка, не открывая дверей, предельно вежливо попросила Олега Александровича пойти в гости к ебени матери, но тот проигнорировал её просьбу и продолжил молотить в дверь руками и ногами. Дверь бесшумно отворилась, и на её пороге появился упёртый дед. Олег втолкнул деда в дом, а сам прошёл вслед за ним. Наглая внучка была одета не по уставу, что неизбежно прибавило сил Олегу. Он тоном, не терпящим возражений, стал излагать все свои мысли, так или иначе связанные с его появлением, но беседа приобрела явно деструктивный характер и закончилась глубоким нокаутом для несговорчивого деда. Оно и правильно, нехуя восьмидесятилетнему пердуну метать бисер перед пятидесятилетним отставным десантником. Наглая же внучка уже успела сбежать, и продолжать деструктивный разговор стало уже не с кем. Олег Александрович решил неспешно покинуть столь негостеприимный дом, чтобы проспаться и показать им Кузькин мать и, где раки зимуют, однако видно, не судьба. Открывая калитку, он явно услышал знакомый до боли звук, и сразу почувствовал эту боль своей задницей. Обернувшись, Олег увидел запредельно наглую внучку, которая перезаряжала свой дробовик, только вот получать второй заряд дроби Олегу не хотелось, и он всё-таки решил временно отступить.