Хозяин дубравы. Том 1. Желудь

Да, если несколько десятков таких же новичков, как и он, начнут метать камни, обрабатывая некий участок, мало не покажется. Фустибол позволял их кидать не только точнее, но и сильнее, нежели обычная праща. Однако для точности требовался навык, заметно меньший, чем для обычной пращи, но все равно значимый.

Ну и времени с этим всем возиться покамест не наблюдалось. И он решил сменить подход и сделать дротик. Такое легкое и маленькое копье для метания. Приладил ему в качестве наконечника кусочек кремня из отходов, полученных при выделке рубила.

Потом изготовил мишень из жгутов травы, скрутив ее в большую такую «таблетку». Ну и попробовал кидать.

Шагов с пяти почти сразу удавалось уложиться в ростовую фигуру. А вот дальше… Силенок ему нормально кинуть уже не хватало. Тут-то он и вспомнил про атлатль. Этакую металку самой простейшей конструкции. Грубо говоря, обычная прямая палка с обрубком сучка на конце, в который и упирается метаемое копье.

Сделал такую штуку.

Опробовал.

И прямо расцвел.

Летать все стало ощутимо лучше – и дальше, и сильнее. И даже точность практически не упала. Из-за чего Неждан воодушевился и плотно занялся изготовлением дротиков.

Вот их-то он сейчас и прихватил, направившись к лосю.

Все десять штук.

Ну и атлатль с копьем.

– Если ранишь его, – выкрикнул Вернидуб вдогонку, выглядывая из полуземлянки, – то пощады не жди. Убивать надо сразу. Наповал. Иначе снесет и затопчет.

Неждан молча кивнул.

Он прекрасно знал о том, какие с лосем могут быть проблемы. А также понимал – завалить его с одной «подачи» вряд ли реально. Кремневые наконечники, конечно, остры и в чем-то даже лучше металлических такого размера, но… это же огромная туша!

Позицию он себе выбрал возле старой ракиты.

Такой корявой и раскидистой. С удобным толстым суком, что шел столь полого, позволяя легко забраться на некую разумную высоту, выходя из зоны поражения.

Осмотрелся.

Прикинул, что к чему.

Воткнул дротики все в землю перед собой. Так, чтобы удобнее хватать.

Взял первый и поместил первый в атлатль.

Замах.

Бросок.

Мимо.

Конечно же, мимо. На такой-то дистанции.

Дротик пролетел метрах в десяти или около того от животного. И упал где-то в ячмене, привлекая этим звуком внимание лося. Но такое, вялое. Слишком все несерьезно выглядело. Неждана-то он, конечно, заметил. Просто не считал хоть сколь-либо значимой угрозой. Сталкивался он уже с людьми или нет – неясно. Но вел себя предельно пренебрежительно на такой дистанции. Просто время от времени поглядывал недобро.

Новый бросок.

И опять «в молоко». Сильно.

Третий.

Четвертый.

Пятый.

Седьмой.

Наконец, когда Неждан запулил девятый дротик, без всякой, в общем-то, надежды, лось дернулся и очень неудачно развернулся. Он уже приметил, что «эта мелкая облезлая обезьяна» машет руками и что-то кидает. Вот и дернулся, увидев очередной бросок.

Ну и как водится в таких ситуациях, подставился дуриком.

Относительно небольшой дротик, брошенный атлатлем, ударил лося в основание шеи, пробив при этом и шкуру, и приличный кусок мяса. Все же кремневый «лепесток» не граненый «штык» бронебойных наконечников. Но на ладонь точно вошел.

От неожиданности лесной гигант аж отскочил в каком-то странном прыжке. Словно испуганная кошка. Пару секунд постоял. Потряс головой, пытаясь избавиться от не слишком приятной «занозы».

И бросился на парня.

Всем своим видом давая понять – ему конец.

Рана от дротика, конечно, оказалась глубокой. Но не смертельной. «Счастливого выстрела» не получилось. Так что, подхватив последний дротик и копье, Неждан рванул на ракиту, забираясь не очень высоко, а так, чтобы оказаться чуть выше рогов.

Едва успел.

Прямо чудом.

Потому как лось проявил удивительную скорость и динамику, проскочив все это расстояние буквально за несколько секунд.

Подлетел.

И, не растерявшись, попытался сбросить Неждана рогами. Но не достал. Прямо на грани махнул.

Секунда.

Вторая.

И лось ударил передним копытом в эту толстую ветку. Крепко так. Она аж вся заходила ходуном, чуть не «выронив» Неждана. Хорошо, что он догадался держаться.

Понимая, что этот лесной гигант еще нескоро успокоится, парень метнул последний дротик с помощью атлатля. В упор практически. Из-за чего промахнуться было довольно сложно. Но он смог. Животное ведь не стояло на месте. Вот и опять – дротик вошел хорошо, но не смертельно.

Лось же начал бесноваться.

Заложил круг вокруг ракиты. Второй. И тут, на третьем, резко повернув, попытался вбежать по отвесной, массивной ветви. Той, на которой стоял Неждан.

Но лось не человек. Ему тупо не хватило места, и он, оступившись, упал набок, сверзившись на землю с небольшой высоты. Так бы даже и не заметил, если бы не дротик, на древко которого он и рухнул. Да так «удачно», что кремневый наконечник вылез с обратной стороны шеи, прошив ее насквозь.

Животное встало, хрипя как-то ошалело.

Не из-за того, что оказалась перебита артерия или горло. Нет. Просто от боли, которая, видимо, была порядочной. Он потряхивал головой и водил ей из стороны в сторону.

Неждан же, видя этот ступор, перехватил свое копье поудобнее. И, рванув к животному, ударил своим оружием, считай, с разгона, навалившись всем телом. Метя туда, где должна была по идее проходить у лося сонная артерия.

Широкий кремневый наконечник копья вошел в плоть. Хорошо и глубоко. Больше чем на ладонь.

Лось дернул головой, пытаясь отмахнуться от него, из-за чего Неждан кубарем повалился с ветки на землю, сброшенный рогами. К счастью, отделался легким ушибом на ноге да парой ссадин на спине.

Упал.

Вскочил.

И попятился, поняв, что лось пошел на него.

Только вот прыти у того уже никакой не наблюдалось. А из раны на шее хлестала кровь. Видимо, попал в артерию. Копье животное смахнуло. Скорее даже выворотило. Чем только усугубило себе ранение.

Небольшой рывок на несколько шагов.

Лось оступился.

Восстановил равновесие.

Еще рывок.

Он припал на передние колени.

Хрипя.

И, судя по всему, не имел больше возможности встать. Ибо силы вместе с кровью стремительно покидали его.

Неждан же обошел его. Поднял свое копье, удивительным образом пережившее это приключение. И отправился на поле ячменя, собирать свои дротики. Лезть к умирающему животному он не стал. Мало ли, рванет из последних сил. Кто его знает?..

– С почином, – произнес Вернидуб, когда парень вернулся с поля.

Тот уже выбрался из полуземлянки и сидел на основании ветки возле мертвого лося, опираясь на свою клюку.

– Да какой это почин, – махнул рукой Неждан. – Чудом, не иначе удалось одолеть. Ни броска доброго, ни удара. Слаб я еще. Не тверд рукой.

– Поверь мне, это славный почин, – возразил Вернидуб. – Не каждый в твои года лося взять может, даже с великим фарном[24].

– Фартом?

– Фарном. Так обитатели степей зовут благодать небесную, от которой успех в делах.

– Разве это от меня зависит?

– А копья эти малые кто сделал? А палку эту для сильного броска?

Неждан хотел возразить, что, дескать, все придумано до него. И он просто воспользовался. Но не стал. Ибо почти что наверняка последует вопрос про то, откуда он все это взял. Ведь никто вокруг не знает.

– А то вы малые копья для метания не знали, – после затянувшейся паузы произнес Неждан.

– Я – знал. Но я тебе не подсказывал. И Борята со своими друзьями вряд ли сказывали. Тем более что у них и у самих таких не было. Верно?

– А ты все же подглядел тогда?

– Зачем? Я знаю Боряту. Или я ошибаюсь, и это они тебя надоумили с малыми копьями дела делать?

– Нет.

– Вот видишь? Да и ту веревку для метания камней, что ты к палке приладил, тоже они не ведали. А вещь ладная.

Неждан промолчал.

– Откуда ты что берешь? Подсказывает кто? – осторожно спросил Вернидуб. – Ты не робей. В мире много того, что не каждый заметит и не всякий услышит.

– Борята сказал, что ты до весны со мной останешься. И что сам скажешь, кто ты такой, ежели пожелаешь. Это так?

– Это зависит от твоего ответа. Откуда ты эти знания берешь?

– В голове само всплывает, – ответил Неждан, стараясь подобрать слова так, чтобы не произнести ни слова лжи. А то вдруг у человека дар – чувствовать ложь? Да и самому так говорить сподручнее – увереннее слова выходят.

– А до того, как в беспамятстве в воду упал, подобное бывало?

– Нет, – честно ответил парень не задумываясь. – Признаться, я не все из своей жизни до того удара помню. Только отрывки. Словно пелена.

– Удара?

– Похоже было на удар.

Вернидуб молча кивнул, принимая ответ.

– Ты мне теперь ответишь? Кто ты?

– Борята прав. Волею небес я до весны твой наставник. По обычаям – до весны.

– Наставник в чем?

– В ведовстве. Тебя явно коснулся кто-то из Близнецов[25]. Это великая удача. Отчего и зачем – порой до самой смерти не узнать. У каждого свой путь. Но первый год самый сложный.

– Ты волхв?

– Нет, – покачал головой Вернидуб. – Я не гадаю. И тебе не советую. Будущее путано и изменчиво. Ты скажешь им, что увидишь. А оно все через день перевернется. Спрос же с тебя. Люди не любят, когда сложно.

Неждан кивнул.

Реакции тех воинов стали понятными.

И в принципе, ему этот вариант нравился. В конце концов, к волхвам или, как его поправил Вернидуб, ведунам в дохристианскую эпоху в здешних краях относились хорошо. Главное, не гадать.

«Отличный совет, в котором сквозит простая житейская мудрость», – усмехнувшись, подумал он, вспомнив о разного рода экспертах там, в далеком будущем, которые непрерывно делали прогнозы, лишь разводя руками в случае ошибки. Даже если они ошибались постоянно.

– А зачем тебя тащили с собой эти налетчики? Баб продать можно. Молодых мужей тоже. А ты в годах. На кой ляд ты им сдался?

– Чтобы в жертву принести, – вяло улыбнулся тот. – Всех мужчин на то вели. А уж нашего брата и подавно – охотно хватают. Редко кто своей смертью умирает.

Неждан кивнул, принимая эти слова к сведению. Ведь получалось, что если окружающие люди считали его кем-то вроде личинки ведуна, то над ним довлела еще одна угроза. Весьма и весьма нешуточная.

Поболтали еще.

Да и начали разделывать лося.

Сама по себе нетривиальная задача. Вон какая туша. А ведь с нее еще и шкуру нужно снять. Ценную и очень нужную. И Вернидуб, даже несмотря на свое состояние, включился по полной программе.

Столько мяса!

Терять каждый его грамм казалось совершенно преступным не только парню. Он, правда, лосятину там, в прошлой жизни, не уважал. Равно как и говядину. Предпочитая более мягкие виды мяса навроде свинины. Но тут, как говорится, выбор невелик – типичное кафе «Жри что дают». Или, если говорить более изысканно, классическая палеодиета: кого поймал, того и ешь. А мяукал он, мычал или задавал глупые вопросы, в общем-то, без разницы…

Главная беда заключалась в том, что соли для засолки ТАКОГО количества мяса у них не имелось. Ее тут полмешка бы ушло. Вон туша в добрые полтонны или даже больше.

Но опять всплыла подсказка в воспоминании.

– Пеммикан!

– Что? – удивился Вернидуб.

– Если высушенное до камня и растертое в порошок мясо смешать с топленым жиром, да добавить в это порошка сухих ягод вроде клюквы или там черники, получится пеммикан. Хотя там много способов приготовления. Хорошо сделанный, он и год пролежит, и два. А для насыщения нужно не так много, так что можно брать с собой в походы.

– Интересно, – кивнул седой. – Но название дивное. Чье оно? Что означает?

Неждан лишь развел руками.

Хотел бы, не объяснил бы, что оно означает и откуда. Сам не помнил. Да оно и не требовалось. И без того работа закрутилась-завертелась.

Жира в лосе летом было мало. Во всяком случае, явно недостаточно для того, чтобы всю эту тушу переработать, поэтому решили просто сушить мясо наглухо. До состояния камня. Чтобы потом кидать в похлебку и тушить.

Сбегали к буреломам. Притащили несколько бревен.

Положили несколько таежных костров, которые также очень заинтересовали Вернидуба. И на прутиках, веточках да полосках лыка стали развешивать над ними мясо. В два-три яруса и более.

Так до вечера и провозились, все изгваздавшись в «богатом внутреннем мире» лося. Натурально с головы до ног.

– А это кто? – уже ближе к сумеркам спросил Неждан, указав на лес.

Седой скосился.

Прищурился.

Нахмурился.

– На собаку похоже, – вновь произнес парень. – На молосса.

– На кого?

– Порода собак такая. Только откуда она здесь? У нас же мелкие собачки водятся.

– От степняков, видать. Больше ей взяться неоткуда.

– А к тем откуда попала? Хотя… – задумался Неждан. – Молоссы же в основном пастушьи собаки. Для степняков – самое то. Только чего она тут делает? Неужто они пришли?

– Не слышал, что они собак в походы не берут. Да и зачем?

– Полон, ежели наловят, сторожить.

– Так связаны они. Да и не ходят они сами за ним в леса. А в степи пойди убеги.

– А что тогда? Отчего она тут?

– Всякое могло случиться. Может, хозяина убили, вот она и бродит с тех пор.

Неждан немного помедлил.

Подумал.

Потом взял кусок мяса и пошел с животинкой знакомиться. Если сладится, такая большая собака – самое то для тех условий, в которые он попал. Прокормить сложно, конечно. Но, по сути, она незаменима. Даром что пастушья, наверное…

Глава 7

166 год, июль, 16

Неждан сидел на бревнышке и точил топор.

Железный[26].

Устало и как-то равнодушно. Словно робот.

Вжик-вжик. Вжик-вжик.

Слушал очередную байку в исполнении Вернидуба, что расположился рядом и тоже трудился – осваивал технику изготовления кремневых поделок. На обломках. Заодно формировал разную мелочевку. Кремня в округе было мало, даже очень мало, и им обоим хотелось выжать из сырья максимум.

Прошел месяц с того вторжения лося. И все это время парень рвался вперед, словно за ним гнались черти с вилами. Оттого если и не выгорел, то очень устал. Прежде всего психологически. Что легко читалось во взгляде.

В здешних местах никто никуда не спешил.

Да, легкость на подъем ценилась. Но дела делались размеренно и неспешно. Чтобы не надорваться и не истощиться. Исключая, пожалуй, только суету с посевной да жатву. Там да, все бегали в мыле. В остальном же старались бережно относиться к себе и к своим силам.

Такое поведение проистекало из комплекса причин. В первую очередь из-за систематически плохого питания[27]. Неждан же сумел это ограничение обойти. Вот и пользовался.

Каскад рыбных ловушек обеспечивал потребности и его, и Вернидуба, и Мухтара, ну то есть пса. Как того звали раньше – бог весть. Парень дал ему первое пришедшее в голову имя, припомнив фильм из старой жизни. В конце концов, пришлый пес может и на необычную кличку отзываться. Почему нет? Тем более что это пес ведуна.

Так вот рыба.

Ее хватало.

Они этих чешуйчатых кушали столько, сколько хотелось. С запасом. Еще и отпускали излишек регулярно.

Клетчатку, витамины и сахара добывали из рогоза и лопуха[28], которых росло в округе довольно много. Ну и из других травок. Даже ряской порой не брезговали. На вкус она была как шпинат, то есть безвкусная зеленая бурда, но полезная вроде.

Ягоды еще, но мало. Не росли они поблизости, как и грибы.

В комплексе это давало удивительный эффект – и сам Неждан, и Вернидуб, и Мухтар жрали «от пуза», не тратя особых сил и времени на добычу еды и высвобождая массу времени на другие дела, да еще и в энергичном ключе, на что теперь хватало сил.

Исключая пса, который просто жизнерадостно крутился рядом. Он был еще довольно молод, как оказалось. И судя по тому, как и сколько двигался, – пастух. Неждан думал о том, чтобы сделать ему какую-то сбрую и таскать грузы, но пес очень трепетно относился к таким вещам и не терпел даже ошейника.

Да, если бы тут располагалось поселение хотя бы семей на десять, ситуация бы резко ухудшилась. Но пока они жили, по сути, втроем. И им хватало легкодоступной еды для комплексного питания. Даже возникали мысли об ином.

– Как дикие звери живем, – в который раз сокрушался Вернидуб.

– Так плохо без пива? – с нотками колкости интересовался Неждан.

– Меду бы надобно насобирать. Поставим его. Дело выйдет даже лучше, чем пиво.

– По зиме же надо собирать.

– Отчего же?

– Вскрыл дупло. Дымком с трухляшки выгнал пчел на мороз. Они там быстро и померли. А ты спокойно забираешь мед.

– Почто их губить-то?

– А мыслишь, они выживут, если им летом разорить дупло и забрать весь мед?

– Еще насобирают.

– Могут не успеть. Им же дупло новое искать после тебя. Ты же его раскурочишь. Вот и выходит, что так, что эдак. Только зимой меньше покусают да помрут быстро. Нет, выжить, конечно, могут. Если повезет. Но скорее вся семья пчелиная погибнет.

– А ежели не весь мед брать? – задумчиво спросил Вернидуб.

– Так-то по уму и надо лишь долю, – кивнул Неждан. – Но для этого им дупло нужно нам самим уже делать. Разборное. Улей зовется. И пчел в него переселять, чтобы растить там, как козлят али поросят.

– Разве же такое возможно?

– Вполне. Но потом. Сейчас не до того. Да и без доброго инструмента улья не сладить…

Их подобные разговоры шли непрерывно с того «лосиного дня».

Вернидуб рассказывал о том, как люди живут. Местами даже на распев озвучивал предания старины. Особенно о богах и героях. Ну и вообще в комплексе формировал в голове у Неждана определенную картину мира, чтобы он мог понимать все вокруг так же, как местные. Причем расширенно, на уровне ведунов.

И чем дальше, тем сильнее парень обалдевал.

При внешней схожести отдельных выводов получалось, что местные думали совсем иначе. С другими причинно-следственными цепочками. Так, у них любое дерево было больше, чем просто дерево. Аналогично обстояли дела и с животными, и птицами, и рыбами, и явлениями природы, и… да буквально всем. Они жили в удивительно живом мире. Во всяком случае, парень не мог подобрать более точный эпитет для его описания. Ему казалось, что у них были живыми даже камни.

Как несложно догадаться, такой подход при видимой органичности накладывал массу ограничений. А уж как они рассуждали… Песня! Когда Вернидуб что-то начинал объяснять, Неждан за голову хватался. Мысленно. Так-то вежливость соблюдал.

Сам же парень вещал о всяком технического и естественно-научного формата. Порой прямо сыпал такими деталями, как из рога изобилия. Иной раз это принимало карикатурные формы. Вроде лекции о внешней баллистике на пару часов, из которой Вернидуб понял только местоимения. Ну или как-то так. Но седой не перебивал. Слушал. Пытался спрашивать. И вот по этим вопросам Неждан и понимал степень восприятия… близкую к нулю…

Но такие шоу получались нечасто. Вернидуб после них выглядел как мешком прибитый. Вот парень и осторожничал, сосредоточившись на получении железа.

– Плывет кто-то, – произнес Неждан.

– Где?

– Вон, видишь? – указал он рукой.

– А… это гости торговые. Ромеи из Оливы али иные. Может, и из самой Таврии.

– Из Ольвии? – удивился Неждан. – А там разве ромеи?

– Давненько уже[29].

– А чего они тут забыли?

– Как что? После сбора урожая проходят по рекам да скупают излишки жита. Ну и прочего, что интересно им окажется.

– О как интересно… – покачал головой Неждан. – А роксоланы и языги знают о том?

– Без их ведома пороги бы они не прошли. С торга им платят на обратном пути. Вот и пускают. Да еще лошадей для волока держат, чтобы пороги обойти.

– Слушай. А наши бывали в той Ольвии?

– Бывали, – кивнул Вернидуб. – И я по юности бывал. Доли лучшей искал, да возвернулся.

– И насколько сильно отличались цены?

– В каком смысле?

– Вот корчага жита. Сколько они соли за нее дают тут и там. Али так же?

– Куда там! Так же. Там много больше. Они же сами почти ничего не садят. За ту же соль они тут возьмут три корчаги, – сказал он, показав пальцами, – а там – одну.

– А дань какая?

– Десятая часть[30] от того, что вырастили или сделали.

– Собирают сами роксоланы и языги?

– Нет, – покачал головой Вернидуб. – Али не видел?

– Сказывал же, что частью забыл те дни.

– Эти, из Оливы, когда идут по осени с торгом, к ним садится один человек от роксоланов. И от нас кто. Вот и собирают. Поле-то не укрыть. Осматривают урожай. Если все выглядит честно, то берут каждую десятую корчагу. Иного же особо и не усмотреть. Так что только жито берут.

– И так каждый год?

– Ни одного не пропустили, – зло оскалился Вернидуб.

– А этим, из Ольвии, чего с того?

– Так часть собранного урожая им идет. Оттого и стараются. У них на таких лодках всегда глазастые сидят. И как пристанут – спрыгивают и идут нос совать в дела всякие.

– Борята сказал, что они пожалуются Сусагу на этот набег.

– Сусаг, мню, уже ведает.

– И с того будет толк? Или отмахнется?

– А отчего ему не быть, толку-то? Долго эти ходили. Долго. Мыслю, ждут их уже где на волоке.

– А полон?

– Когда как, – развел руками Вернидуб. – Иной раз гибнут при такой засаде. Иной – возвращаются по домам. А бывает, что их дальше угоняют на торг уже спасители.

Неждан мысленно выругался.

Грязно.

Очень.

Его собеседник, видимо, догадался и усмехнулся, глядючи на выражение лица парня. У многих по юности такие мысли проскакивали. Потом отпускало. Привыкали. Или гибли.

Тут ведь что получалось?

Сарматы за защиту брали десятую часть урожая. А потом направленные ими купцы выжимали из славян остатки урожая по совершенно грабительским расценкам. В первую голову на соль, без которой никуда. Из-за чего держали местных в черном теле и не давали возможностей хоть немного развиваться. Чему тут радоваться? Правильно, нечему. Посему эмоции Неждана были понятны, наверное, любому местному. Не обязательно из славян. Тут и балты чересполосицей жили.

Купец уплыл.

Неждан же как точил топор, так и продолжил это делать, выводя спуск на камне. Медленно. Вручную.

Парень действовал по уже проверенной им схеме. Там, в будущем. Три раза проворачивал что-то подобное под руководством знающего человека.

С углем поступили просто.

Натаскали бурелома, порубив крупным кусками. Сложили из них кучу. Присыпали землей. Ну и разожгли костер через вентиляционное отверстие в основании. А потом, как там все разгорелось, закупорили, оставив томиться. Получив на выходе подходящее количество угля и много золы. Очень полезной золы, которую попутно вымачивали в воде, а раствор этот выпаривали, пока шла возня с рудой и крицей. Чтобы жар даром не уходил. Да и зольный остаток из поташа с примесью соды лишним не будет. Пригодится. Обязательно пригодится.

Потом натаскали «ржавой земли» корзинами в понягах с тех мест, где ее приметил Неждан, когда искал кремни. Обожгли эту луговую руду в костре и, загружая в небольшую сыродутную печь, сделанную самым простым образом из глины, восстановили до крицы.

После чего долго, очень долго выбивали шлаки из этого пористого куска железа. Удерживая его на булыжнике постоянно прогорающими деревянными щипцами да охаживая каменным молотком.

Ничего особенного.

Просто долго.

Очень.

И муторно. И угля жрало как не в себя…

Для дутья Неждан приспособил корчаги, благо, что их хватало с избытком, а нужды в этих емкостях особой не имелось.

Взял корчагу побольше.

В центре ее аккуратно выбил кусок дна, куда вставил самодельную глиняную трубку. Промазал стык смолой. Заполнил водой на две трети. Ну и поставил сверху еще одну корчагу, поменьше, приделав к ней петлю из лыка, то есть соорудил простейшие ящичные меха, изобретенные Леонардо да Винчи в самом конце XV века.

Простые лепестковые клапаны из кожи, на которые пожертвовали кусочками шкуры лося.

Группа коротких самодельных глиняных трубок.

Ну и готово.

Причем для того, чтобы качать было сподручно, Неждан поставил всю эту конструкцию у дерева с подходящей веткой и веревкой из лыка, сладив все под ногу.

Наступил на палку, что выступала рычагом. Верхняя корчага опустилась под весом человека, выдувая воздух и сгибая немного ветку.

Убрал ногу. Ветка, к которой была подвязана корчага, распрямилась и подняла верхнюю корчагу, засасывая воздух в ящичные меха.

Просто и удобно.

Стой себе да как педалькой автомобильного насоса работай.

Эти же меха использовали и потом, в импровизированном горне, сооруженном на месте развалившейся сыродутной печи. Ну а что? Вещь-то хорошая – и работала, и сразу не развалилась, и особо не утомляла, и работать с ней оказалось удобно.