Хозяин дубравы. Том 1. Желудь

– Птичка на хвосте принесла, – буркнул, несколько разозлившись, Неждан. – Так делаем? Твоя жизнь – твой выбор.

– Делаем… – тихо ответил Вернидуб, еще подозрительнее уставившись на парня. Видимо, тот ляпнул что-то совсем не то.

Ну и закрутилось.

Неждан притащил два бревнышка из ближайшего бурелома. Небольшие. На их торце он костер и развел. С пятой попытки. Вот как отдался мышечной памяти – сразу все получилось. А до того творил черт знает что, вызывая немалое удивление этого седого мужчины.

Рваную рубаху со старика снял. Ополоснул в речке. После чего разрезал на полосы и прокипятил. А потом битый час отмывал раны. Сначала кипяченой водой, а потом – солевым раствором. Память Неждана подсказала, что отец держал в полуземлянке маленький клад в виде небольшого горшка с солью, прикопав на локоть. Вот ее-то в дело он и пустил. Частью.

Казалось бы, соль и соль. Что в ней такого? Отчего ее в клад закопали? Но тут такое дело. Да, без соли прожить было можно. Если осторожно и сильно не напрягаться. Но ни нормального пищеварения у тебя не будет, ни адекватной физической активности[7]. Не человек, а так – овощ, сбежавший с грядки; офисный планктон в самом натуральном и обезжиренном виде. Оттого соль была ценна настолько, что ее порой прятали «на черный день» и использовали в качестве эрзац-денег…

Мужчина этот седой морщился и скрипел зубами, но терпел, пока Неждан с равнодушием мясника работал над ранами. Неглубокими. Но сильно легче от этого не становилось.

– Их бы зашить, – покачал он головой, – да нечем.

– Зашить? – удивился Вернидуб.

– Если стянуть края такой раны, то и заживать она лучше станет, и грязи попадать меньше. От грязи же вся беда. Гниль и гной с нее начинаются. Но кривую иглу для этого надо. А ее нет. И нить нормальную. Желательно кетгут.

– Что сие? Кетгут… Звучит не по-нашему.

– Да я не ведаю, откуда сие слово пришло. Нить эта из кишок козы или овцы. Выделывают их как-то хитро. Вот она и получается. Хороша она тем, что сама рассасывается. Ладно. Отвлеклись мы. Теперь будем бинтовать. А завтра – менять бинты. Это будет больно…

Седой промолчал, лишь сильнее стиснув ранее предложенную ему палочку в зубах. Впрочем, обошлось. Бинтовал парень хоть и не так расторопно, как следовало, но неплохо.

После чего, отведя Вернидуба вновь в полуземлянку, Неждан отправился к ближайшим зарослям ивы. Нужно было что-то решать с едой.

Причем быстро.

Сидеть на одних корешках не хотелось, поэтому он собирался сделать простейшую плетеную ловушку. А лучше две-три. И хотя бы завтра утром покушать рыбы. На мясо пока он не рассчитывал. Но не вкушать рыбы, сидя на берегу реки, считал кощунством.

Кстати, память Неждана ему подсказывала, что его семья рыбой не промышляла. Ячмень, молоко, почти сразу пускаемое на творог и сыр[8], травки всякие с корешками да дары леса – вот и все, чем они питались. Да еще изредка случалось добыть мелкого зверька.

Кто-то из соседей, конечно, рыбу ловил. Но не так чтобы массово и значимо. Сетей не ставили, как и ловушек. Лишь с удочками сидели по случаю. Случалось, и с острогой ходили, но еще реже.

Почему так?

Неждан уже думал над этим вопросом. Но ничего ему в голову не шло. Только всякого рода доводы про тяжелый труд, который почти не оставлял места для чего-то иного. Вон одного сена за лето требовалось заготовить несколько тонн… серпом. Маленьким серпом, который не сильно превосходил по размерам ножик[9]. А потом высушить. Притащить поближе к жилищу и сложить грамотно, чтобы дожди не сильно проливали. И это только сено. Но ведь разводили еще и свиней. Им тоже требовалось корма раздобыть на зиму.

Где тут чем-то иным заниматься?

Тем более что тяжелый физический труд отуплял невероятно, выжигая всякую мыслительную активность. До смешного…

С ловушками Неждан провозился практически до вечера. Поставил их, наживив комками глины, с нарезанными червями. И занялся ужином. Почистил корешки рогоза. Порезал. И, залив водой, поставил тушиться в горшке, прикрыв его глиняной миской как крышкой.

А сам, пока еда готовилась, взялся за изготовление оружия.

Ну а что?

Глухой лес вокруг. Не тайга, но по сути – то же самое. Опасной живности масса. Хоть какое-то оружие нужно иметь. Хотя бы для вида.

Посему, выбрав подходящую палку, он ей подчистил сучки и осторожно обжег конец. Нежно. Просто деликатно. Постоянно туша в земле и контролируя процесс. Стараясь сделать самый примитивный и архаичный вид копья – такой, с которым бегали еще в раннем каменном веке. Даже мамонта себе вообразил, ужаснувшись самой мысли о том, что с ЭТИМ… к-хм… оружием кто-то охотится на столь грандиозное и могучее существо.

– Из кости надо делать наконечник, – заметил Вернидуб, вышедший на запах еды из полуземлянки, в которой спал весь день.

– Ясное дело. Или из камня. А еще лучше из железа, – буркнул Неждан, которого и самого эта обожженная палка немало удручала своей примитивностью.

– Не дорос ты еще до железа, – усмехнулся Вернидуб.

– Что сие значит? Отчего не дорос? Как по мне – в самый раз.

– Столько железа – ценность великая. На копья его переводить – пустое. Ножей да серпов нужду великую испытываем. А ты сказываешь, дорос, – махнул он седой левой рукой.

Спорить Неждан не стал.

Знал – правда.

Но так он и не собирался ни у кого брать, а сам делать мыслил. Ибо с одним только ножиком малым не жизнь, а морока. Мучение. А ведь ни топора, ни косаря[10] у семьи не имелось, даже если бы ее не ограбили эти разбойнички. Из-за чего они только и собирали хворост, подчистив округу. И не только у семьи. Топоров вообще было наперечет по всей округе. С косарями получше, но не сильно. Обычно один на несколько семей.

Неждан приступил молча к еде, взяв свою порцию.

С мрачным видом.

Жизнь здесь выглядела до удивительного беспросветной. Борьба за выживание без конца и начала, а главное – надежды. Каждая зима как генеральное сражение. Да и не только зима. Доходило до смешного. Вон даже ложки не было. Вилки-то – черт с ней. Но даже единственную ложку эти мерзавцы испортили, раздавив. А пальцами есть не хотелось, да и ножом тоже. Он отколол себе две палочки от сухого бревна, наспех их оправил и начал ими кушать. Благо, что там, в будущем, нередко практиковался с каким-нибудь удоном.

Вернидуб ел руками. И смотрел на парня ВОТ такими глазами, наблюдая за тем, как тот орудует палочками. Не всегда и все удавалось. Это тело еще к таким вещам не привыкло. Но… Неждан ими именно ел и весьма ловко, отхлебывая получившийся навар через край миски. Но ничего не говорил.

Да и вообще как-то к разговору никакой тяги не было. И каждый думал о чем-то своем. Вот в тишине и поели. После чего без лишних разговоров отправились отдыхать. Вернидуб почти мгновенно провалился в сон, а вот к Неждану Морфей совсем не шел. Его, как и накануне, распирало от целого роя мыслей. Только уже других. Осознание того, что это все не игра, а натуральная жизнь, давило немилосердно.

Животные – ладно.

Они летом вряд ли полезут на провонявшую дымом территорию. Во всяком случае, хищники, которые поумнее. А вот люди могут… В особенности людоловы. Их возвращения Неждан и опасался, невольно проводя параллели с образами более поздних эпох.

И это терзало.

Морально.

То и дело заставляя просыпаться и прислушиваться.

Снова засыпать.

Снова пробуждаться в тревоге.

И так раз за разом. Всю ночь мучаясь в ожидании мнимого нападения. Да, разум ему подсказывал – эти уроды ушли. И вряд ли по этому маршруту полезут в ближайшее время. Чего тут брать-то? Но легче ему от этого не становилось. На его психику последние пару дней вообще многое навалилось, вот нервы и шалили.

А где-то вдалеке время от времени выли волки, обещая веселую и насыщенную зиму…

Глава 3

166 год, июнь, 4

Неждан открыл глаза.

Сквозь щели у двери пробивались первые лучики солнца. А его правая рука все так же сжимала копье, как и в тот момент, когда он окончательно заснул.

Никаких резких движений при пробуждении он не делал.

Только открыл глаза и прислушался.

С вечера он не пил на ночь, поэтому и не давило особо. Что позволило при пробуждении избежать ненужной суеты.

Осторожно встал, стараясь не издавать ни единого звука. Хотя на соломе это казалось утопией – приходилось подниматься медленно, чтобы получающееся шуршание смазывалось и не «бросалось в глаза», то есть тонуло в общем потоке «белого шума».

Подошел к двери, краем глаза замечая удивленный взгляд раненого. Тот умудрился проснуться буквально с первыми движениями Неждана и молча за ним наблюдал.

Дверь была плетеная, обтянутая частью старыми шкурами, частью – грубой, видавшей виды тканью, и набита сухой травой. Ее «отделку» разбойный люд даже трогать не стал, хотя обычные тряпки все забрали. Запереть надежно такую дверь, конечно же, не представлялось возможным в силу ее хлипкости, поэтому Неждан накануне продел куски лыка через каркас, сформировав несколько петель изнутри. И воткнул в них не очень толстую свежую палку – достаточно упругую для того, чтобы ее нельзя было сломать дверью, открывающейся наружу.

Да, не самая надежная защита, но время проснуться и как-то отреагировать она должна была дать.

Так вот. Разблокировав дверь, Неждан толкнул створку от себя.

Резко.

И перекатом ушел вперед. Стараясь как можно скорее проскочить слепую зону у двери, где его могли поджидать в засаде.

Вылетел.

Вскочил на ноги.

И начал крутиться, озираясь с каким-то диким, затравленным видом. Пока наконец не замер, принюхиваясь и прислушиваясь.

А вокруг стояла тишина.

Ну… относительная. Так-то какая может быть тишина утром на опушке леса, да еще и у реки? Все щебетало, чирикало, шуршало, плескалось и так далее. Просто на фоне естественных звуков не наблюдалось ничего такого, что выглядело бы опасно или подозрительно.

– Показалось что? – тихо спросил Вернидуб, осторожно выходя следом.

– Показалось. Будто гости у нас.

– Я ничего не слышал.

Неждан пожал плечами, ничего не ответив. И повисла неловкая пауза. В чем-то даже глупая. Которую разрушил Вернидуб максимально неуместным вопросом:

– Ты в воду-то чего тогда упал? Стоял такой. Обернулся. Лицо перекосилось. И ничком рухнул. Мы все подумали – удар какой тебя разбил. Такое иной раз случается с людьми от испуга.

– Не ведаю. По телу судорога прошла. А дальше – темнота. Очнулся лежа на воде.

– Чудно, – покачал головой Вернидуб. – Никогда не слышал, чтобы человек упал в воду и лежал на ней, будто на траве.

– Сам удивился. Как пробудился, так сразу под воду и пошел. Чуть не захлебнулся.

– Ты как до берега-то добрался? Помню, тебя течение далече от него отнесло. На середину реки.

– Как добрался? – удивился Неждан. – Доплыл. Чего тут плыть-то?

И осекся, глядя на удивленное лицо Вернидуба.

А у самого в голове всплыли мысли о крайне осторожном отношении к водоемам в прошлом. В них старались без особой острой нужды не лезть. И культуры плавания довольно долгое время в лесной зоне Евразии не существовало. Во всяком случае, западной. Из-за чего людей, умеющих плавать, и в начале XIX века сыскать было весьма нетривиальной задачей…

Ничего пояснять седому Неждан не стал.

Ляпнул и ляпнул. Еще начать оправдываться не хватало, чтобы совсем ситуацию усугубить.

– Пойду я к опушке. Ночью волки выли. Погляжу.

– Они далече выли.

– Может, и так, – кивнул Неждан. – Но мне ночью казалось, что я их слишком хорошо слышу. Пойду проверю. Успокою себя.

С чем к лесу и отправился.

Оставив Вернидуба у полуземлянки с до крайности странным взглядом. Воспоминаний же старого Неждана не хватало для того, чтобы оценить это все и понять, что он делает не так…

Вышел он, значит, на опушку.

Все бегло осмотрел.

И опять ничего.

Ни следов, ни шерсти на окрестных кустах. Да и запах у волков диких весьма характерный – не спутаешь. Видимо, ночью у него просто нервы шалили, из-за чего ему и казалось, будто волки совсем рядом.

Повернулся к Вернидубу.

Развел руками. Да и отправился к рыбным ловушкам.

Рыбка попалась.

Немного.

Несколько плотвичек, маленькая густера и с десяток золотых карасиков[11]. Поменьше ладони каждый. Их всех Неждан выпотрошил и почистил. Порезал кусочками. И затушил по уже проверенной схеме.

По идее, можно было бы и запечь.

Вкуснее же.

Но у него в памяти явственно проступила широко известная армейская проблема времен Первой и Второй мировых войн. А именно испорченные желудки на сухомятке. Солдаты очень быстро получали гастриты, а то и целые язвы без первого или хотя бы кулеша. Буквально за год-другой. Вот он и тушил еду. Чтобы и бульончик имелся, да и сама она по консистенции не отличалась особой сухостью и твердостью.

Соль огульно не тратил.

Еду ей не солил перед тушением. Просто опасаясь пролить все и опрокинуть. Только как все оказалось готово, подсаливал аккуратно, памятуя о минимальной суточной норме в пять грамм.

А тут ведь жара.

Лето же.

Так что он брал немного побольше, отмеряя ножичком «на глазок» нужную дозировку. Благо, что определенный опыт походов позволял оценивать по «кучке» соли ее массу. Приблизительно…

Получилась очень нехитрая трапеза весьма умеренных вкусовых качеств. Ей явственно не хватало специй. Слишком пресная. Практически больничная. Но вполне съедобная и сытная. А по животу после нее растекались удивительно уютные волны тепла. Тем более что с рыбой он затушил еще и немного корней рогоза, богатого крахмалом, из-за чего у него вышло что-то в духе рыбы с картошкой.

Очень приблизительно.

Да, положа руку на сердце, вкус заметно отличался. Но ему хотелось испытывать именно такие ассоциации. Просто чтобы в рамках некоторого самообмана полегче переносить свою участь. А кто он такой, чтобы отказывать себе в такой малости?..

Покушали.

И он занялся изготовлением поняги[12].

– Это еще зачем? – поинтересовался Вернидуб.

– Я не собираюсь сидеть без железа. Топор хочу. Без него жизни нет. Да и нож нормальный, а не эту кроху.

– Ты знаешь, где они припрятаны?

– Разумеется. В земле. Но чтобы их добыть, мне кое-что потребуется. Так что я отлучусь ненадолго. Ловушки, ты видел, как я использовал. Сможешь их достать и рыбу себе приготовить? Раны позволят?

– Я лучше на корешках, – осторожно произнес Вернидуб.

– Воды боишься?

– Это тебя вода приняла. Мне же к ней лучше не соваться.

– Я нашел тебя в воде по пояс и без сознания.

– Бежать пытался. В траве спрятаться.

– Там же ила по пояс и больше. Утянуло бы.

– Кто же знал?

– А чем тебя приложили?

– Бок поранили копьем. Сразу, как я побежал, попытались достать. А голову – не ведаю. Это уже в траве случилось. Кинули, видать, что-то. Может, камень. Видишь – сунулся к воде, меня и уложили. В лес бежать надо…

Так и болтали.

Вернидуб рассказывал о своей попытке сбежать, а Неждан слушал, изредка задавая наводящие вопросы, да работал над понягой. Ему остро требовался инструмент, без которого железа не получить.

Вот он и собирался поискать подходящих камней на перекатах, в ручейках и в прочих подобных местах. Ну а что? Он сам видел в музеях всякие поделки со стоянок среднего течения Днепра. В том числе кремневые. Значит, можно было найти. Этим он и собирался заняться.

Быстро завершив дела с понягой и перевязав Вернидуба, под вопли последнего он отправился в поход. Затянул с его началом. Да. Надо было раньше выходить. Сильно раньше. Вон уже солнце к зениту почти поднялось. Однако множество мелких бытовых дел сожрали незаметно много времени. А откладывать на завтра Неждан не хотел. Тянуть и ждать у моря погоды в сложившихся обстоятельствах было в высшей степени глупо и неосмотрительно. Чуть проваландался и сдох… просто сдох. Здесь, во II веке. за очень многие ошибки и особенно за леность полагалась одна-единственная награда – смерть.

Седой же пожелал Неждану легкой дороги и вернулся в полуземлянку. Еда была. А сон – лучшее лекарство. Впрочем, сразу не заснул.

Паренек этот его удивлял.

Он не выглядел испуганным или разозленным молодняком, потерявшим все. В какие-то моменты Вернидубу даже казалось, что он его постарше будет. Да и вообще все выглядело так, словно Неждан не тот, за кого себя выдает.

Прежде всего до крайности подозрительно выглядела история с водой. Он ведь сам видел труп паренька, который относило волной. Его все таковым и посчитали. А тут восстал.

Или нет?

Или да?

Непонятно.

На вид живой. Принимает пищу и избавляется от нее. Спит. Но… полный странностей. Словно некто или нечто натянул на себя шкурку того бедного Неждана. И оговорки странные. И слова иногда чужие проскакивают. И дела.

Вон воспаление с ран ведь и правда сошло. Утром еще немного промыли чуть гноящиеся места солевым раствором. А так он явно шел на поправку. Восставший утопленник такого бы делать не стал. О них сказывают совсем иное. И Вернидуб ломал голову над тем – с кем или с чем он столкнулся…

Неждан тем временем быстро удалялся.

Дорога шла легко.

Копье выступало как посох. Поняга с корзинкой не давила на спину. А ноги, привыкшие ходить босиком, уверенно ступали по довольно мягкой земле, в которой еще невозможно было встретить ни битого стекла, ни гвоздей, ни прочих пакостей.

Шел он вдоль реки, не углубляясь в лес. Во всяком случае, там, где это было возможно.

Сто метров.

Километр.

И чу!

Что-то в траве странное приметил.

Подошел ближе. И обнаружил на пригорке объедки небольшой косули. Шкура изодрана. Мяса нормально куска не срезать. По сути, только обглоданные кости. В теории у нее еще мозг имелся. Ценители говорили: вкусная вещь. Но сколько у эти дикой «козы» того мозга? А доставать – морока. И главное, как его готовить-то во время этого забега?

Так или иначе, Неждан несколько минут постоял у объедков. Подумал. Да и пошел дальше, поймав себя на мыслях о сильном раздражении. Отступившая было после сытного завтрака нервозность вновь обострилась.

Волки. Много. Это крайне серьезное испытание для человека с таким «могучим» вооружением. Практически героическое. Про медведей же Неждан даже думать не хотел…

Еще километр.

Еще.

Он шел, высматривая интересующие его вещи. На автомате. А из головы не шли мысли про диких хищников. Отчего внимание имел притупленное. Глазами водил вдоль воды, а на деле больше слушал. И пытался периферийным зрением срисовать какую-нибудь пакость, крадущуюся к нему.

Так и блуждал до самого вечера. Осознав в ранних сумерках, что спать ему придется в лесу. Дикарем. Причем натуральным, а не как в советское время выезжали на природу. Проще говоря, без палатки и прочих удобств. Да еще, считай, в заповедных местах, заполненных всякого рода непуганой живностью.

Когда Неждан выходил, он рассчитывал быстро вернуться. До темноты. Но нет. Перекат за перекатом, ручеек за ручейком не оправдывали надежд. Камни имелись. И весьма интересные. Во всяком случае, для наковальни и молота он себе там варианты присмотрел, отложив. А вот кремень… Его не наблюдалось. Хотя Неждан склонялся к тому мнению, что он просто «не умеет его готовить», то есть определять. Может, он как-то обкатался, сбился или еще как замаскировался?

Всегда оставался вариант с так называемыми полированными топорами, которые можно было делать из куда большего спектра материалов. Но к такому решению он обращаться не спешил. Ибо это время. Такие делать чрезвычайно долго – неделю, а то и две. Да и остроты особой у них не имелось, значит, и рубить ими намного сложнее, что существенно увеличит трудности заготовки дров.

Впрочем, эта задумчивость с легким налетом паники у него продлилась недолго. Чего рефлексировать-то? Действовать нужно, пока совсем не стемнело.

Быстро присмотрел себе место для ночевки, найдя отличный пятачок у густых зарослей дикого шиповника. Такого мелкого кустарника, через который никакое более-менее крупное животное по доброй воле не полезет. Переплетения тонких, прочных, эластичных веток, усеянных острыми шипами, выглядели достаточно убедительно для этого.

Метнулся в лес.

Притащил четыре бревнышка, взяв их в завалах бурелома, соорудил две нодьи. Этакие таежные костры, когда одно бревно с небольшим зазором укладывается над вторым. Подпираясь, например, колышками. А между ними разводится огонь.

Горит это все не сильно. Но горит. А главное, не требует никакого обслуживания. И можно спокойно ложиться спать, не опасаясь, что огонь погаснет. Хотя бы часов шесть-восемь.

Так вот эти нодьи Неждан расположил так, чтобы его бивак оказался в своего рода треугольнике. С одной стороны – колючие заросли, с двух других – огонь.

Сделать шалашик он уже не успевал, чтобы укрыться от «пернатых тварей», но в ходе лихорадочного обдумывания вспомнил про одно средство. Нашел ближайший муравейник. Чуток его разворошил. И наверное, полчаса уже в поздних сумерках давил этих насекомых и мазал получившейся кашицей открытые участки тела.

И о чудо! Комары действительно от него отстали.

Но комары – это полбеды. Жужжат, покусывая. Что тут такового? Вполне материальный и реальный противник. А вот воображение… с ним-то что делать?

Всю ночь горячий воздух от костров порождал самые удивительные образы в окружающем лесу. От каких-то натуральных, вроде медведей и волков, до совершенно безумных. Так, он разок «увидел» дракона, гадящего у березки. Встряхнул головой – наваждение отпустило. Пару раз наблюдал лешего. Старую страшную русалку. И даже смешариков, прыгающих с ветки на ветку. Иными словами, спал он еще более насыщенно, чем там – в полуземлянке, из-за чего утром голова его натурально гудела. А глаза отлично бы подошли для новозеландского танца хака. Чтобы устрашать врагов. Ну и общий настрой был вялый с едва-едва «ворочающимся» сознанием.

Думать не хотелось.

Тревожиться не хотелось.

Ну… или, скорее, не получалось из-за этакого перегорания.

Он даже не стал после пробуждения проверять следы в лесу, списав это все на свое бурное воображение.

И дело пошло.

Серьезно. Хорошо. Добротно.

Как только он перестал отвлекаться на все лишнее, сразу начал замечать интересующие его камешки. Словно бы в его мозгу что-то переключилось, и он психологически принял ситуацию, в которую попал. Заодно дав волю той части своей личности, которая досталась от старого, местного Неждана. Он-то к подобным опасностям относился совсем иначе…

Глава 4

166 год, июнь, 11

– Ну здравствуй, плотина-американец, – произнес Неждан, разглядывая бобра.

Тот сидел у пенька и пялился на человека.

Неждан же присматривался к тем деревьям, которые этот грызун-переросток уже свалил. Даже с хорошим стальным топором столько срубить – много дней работы. Отчего в голове Неждана начали появляться яркие и сочные мысли, связанные с экспроприацией и реквизицией. Ну а что? Как там говорилось? Хороший… плохой… главное, у кого ружье.

Ружья у Неждана, правда, не имелось, к его величайшему сожалению. Однако бобер, видимо, что-то неладное почувствовал. Вон хвостом застучал по земле. Да и вообще начал вести себя странно и довольно агрессивно. Так что Неждан опешил от неожиданной реакции животного. Вот если бы его удалось спугнуть – тогда да. Просто бы забрал этот поваленный им лес, и все. А тут…

Раньше он с этими любителями целлюлозы не сталкивался, но слышал и не раз о том, как бобры наносили увечья и даже убивали неосторожных людей. Зубы-то у них – ого-го.

Уходить же этот мохнатый деятель не собирался.

Чуть помедлив, Неждан поднял несколько комьев земли и кинул их в него. Но тот лишь сильнее захлопал хвостом и укрылся за пеньком. Не уходя. И словно бы выманивания человека на сближение, недобро на него поглядывая.

Неждан не повелся.

Копьем можно и промахнуться. Непривычен он к нему. Да и вообще не так уж сильно прямо сейчас ему требовались именно эти деревья. За ними можно было прийти и завтра, и послезавтра. Подготовившись. Хотя бы тех же камней набрав полные… хм… полную корзинку, сделав еще и пращу на палке[13], чтобы проверить ее в деле…

А вообще его снова посетила мысль, что ему карманов остро не хватало. Прямо вот отчаянно.

Как местные без них обходились – загадка.

Там, в XXI веке, он много раз слышал о том, что платяная вошь появилась примерно сто тысяч лет тому назад. Жила эта мелкая мерзость только на одежде, что позволяет, в свою очередь, определить, когда та появилась. Карманы же стали более-менее распространенными лишь в XVII веке[14]. В Европе.