Теория газового света

«Забавно, – подумал он, – еще остаются силы себя жалеть – столько-то времени и бессонных ночей спустя. Еще остались чувства. Какая-то вера. Надежда, может? Что хотя бы с этой разнузданной девчонкой не случится того, что стало с моей Алисой?..»

Тимофей вспомнил голосовое от Иринки, которое прилетело полтора часа назад:

«Я нашла место, откуда она сделала тот последний снимок семнадцатого июня. Это ХЗБ. Ну, заброшка в Ховрино. Считай, местная достопримечательность…»

Мимо прошел мужчина, наспех застегивая молнию на куртке. Ветер трепал ворот, пытаясь пробраться за пазуху, лохматил черные с проседью волосы, но его игра не забавляла прохожего.

Тимофей проводил его равнодушным взглядом и внезапно осознал, что вокруг действительно потемнело. В салоне, навсегда пропахшем мятой и лавандовыми духами Алисы, стало зябко, и он выключил кондиционер. Машинально потянувшись к торчащему в замке зажигания брелоку ключей, замер, потому что отворилась, выпуская кого-то на улицу, и вновь тяжело захлопнулась подъездная дверь.

Привлекающая внимание даже издалека, Кристина огляделась по сторонам, машинально смахивая с лица медно-рыжие волосы. Оглядела ряд припаркованных возле подъезда машин, но либо не заметила Тимофея, либо вспомнила об их последнем разговоре и не удостоила вниманием.

Следом за ней на улице показался молодой человек, по возрасту – явно студент, да еще и младших курсов. Тимофей почувствовал, как на смену пустоты в груди приходит интерес, смешанный с горячим раздражением. Этот незнакомый парень был, как ему показалось, ни о чем. Щуплая тощая каланча, скованный стеснительностью, а оттого напоминавший механическое существо. Но вот он, пересилив себя, сделал шаг к Кристине, и сквозь отражавшуюся в лобовом стекле светлую тень березы Тимофей ясно увидел, как та, улыбнувшись, подала руку, а потом и вовсе прильнула к плечу, и они ушли, вскоре исчезнув за углом стоящего возле дороги дома.

Когда-то и его так обнимали…

• 2017 •

«Все университеты похожи друг на друга: фасад главного корпуса пафосный донельзя, еще немного показного величия распространяется на помещения приемной комиссии, а дальше как карта ляжет. Если ремонт хотя бы не в три раза старше самих студентов, можно считать, что неплохо устроился», – думал Тим, сидя в машине в ожидании Алисы напротив центрального входа художественной академии.

Сам он питал к недавно оконченному учебному заведению противоречивые чувства: спасибо за все, что было, но больше, пожалуй, не надо.

Похожим образом, наверное, могли бы думать друг о друге давно потерявшие прежний огонь чувств любовники: кончил, то есть, простите, о́кончил, и ладно…

Прошло уже полчаса с назначенного времени встречи. Двери, исторгающие толпы студентов и студенток (в основном студенток), теперь были сиротливо неподвижны. А Алиса все не приходила.

Наконец она появилась у входа: выпорхнула на свежий майский воздух в джинсовой куртке и летящей кринолиновой юбке, похожая на весеннюю розу. Тимофей даже скривился от пошлости сравнения. Конечно, Алиса была прекраснее, чем сотни виденных им роз, но лишний раз делать акцент на неоспоримом, как данность, факте казалось ему чрезмерной сентиментальностью. Примерно как говорить розе, что она – роза.

Садясь в машину, Алиса громко хлопнула дверью, и Тимофей поморщился.

– Привет. – Она чмокнула его в щеку и попыталась улыбнуться, но глаза остались серьезные и какие-то печальные. – Я думала, мы прогуляемся до метро. Так быстрее. Сейчас все пробки соберем.

– Зато так престижнее. Вышла бы раньше, устроила одногруппникам шоу: личный водитель к дверям альма-матер. – Тимофей тоже улыбнулся, но вышло слегка натянуто, через силу. Словно тщательно припудренное улыбкой и непринужденностью плохое настроение Алисы вирусом передалось ему по воздуху и поразило все клетки организма до единой.

В сущности, она была права. Но с момента, как Тимофей получил права, а отец подарил машину на день рождения, прошло совсем немного времени, и он еще не успел, как выражалась Кейл, «наиграться».

– Не личный водитель, а мой парень. Это стократ лучше. – Алиса своим женским чутьем уловила негатив и опять потянулась поцеловать его.

– Ко мне сегодня нельзя, – зачем-то сказал он без перехода. – Отец дома, Кейл должна была свалить выпить с подружками, но теперь они играют в семейный ужин.

– Понятно. – Она мгновенно сдулась. По-детски сморщила нос, точно старалась не заплакать.

– У тебя все хорошо?

– Препод один валит. Грозится к экзамену не допустить. Старшие курсы говорят, что он со всеми девушками так. Типа выбрали легкую профессию – отдувайтесь. А вообще, ваше дело – на кухне борщи варить.

– Сексизм обыкновенный. Это Москва, привыкай.

– К такому фиг привыкнешь. Что делать теперь, ума не приложу… Еще с соседкой по общаге траблы. Чуть ли не каждый день у нас в комнате кто-то торчит до ночи. Из ее, ну… Ты понял.

Тимофей кивнул, хотя не то чтобы понимал. Алиса никогда не собирала вокруг себя толп приятелей, но и изгоем на потоке не была. Обычная девчонка. Немного «не такая, как все». Немного обидчивая, в меру вредная, но, несмотря на склонность драматизировать, в нужный момент умеющая за себя постоять. Тимофей привык не лезть в ее дела. Во всяком случае, цена непрошеному совету – грош, и вреда от него порой больше, чем пользы.

– Проблемная я у тебя, да? – с горечью усмехнулась Алиса.

– Все проблемные. Я на самом деле тоже. Забей. Если хочешь, брось этот вуз и поступи в другой. Ты ж сама говорила, что разочаровалась в рисовании. Можно перевестись на дизайн.

– Второй раз на бюджет вряд ли возьмут.

– Можно и не на бюджет. Главное, чтобы нравилось.

Она несогласно дернула плечами, но взгляд отвела: спорить она не любила. Сказала негромко:

– Легко говорить. Не всем повезло отучиться в «Плешке»[8] по настоянию отца.

– Именно «по настоянию», – буркнул Тимофей. Разговор явно заходил куда-то не туда, и его это раздражало. Отношения должны приносить радость, а не превращаться в постоянный взаимный обмен нытьем. – Проехали. Я к тому, что всегда можно исправить, если что-то сломалось.

– Как?

– Если проблемы с соседями, можно снять квартиру на пару с подружкой какой-нибудь. Близко к метро вряд ли получится, но где-нибудь за МКАДом или в области – вполне.

– С экзаменом это вообще не поможет.

– Тут придется тебе самой решать.

В сквере между корпусом универа и трамвайными путями расположилась уютная одноэтажная кафешка с вывеской «Шашлык. Шаурма. Кальян». У входа толпилось с десяток студентов обоих полов – курили, болтали, кусали сочные лавашные бока или наколотые на пластиковые вилки кусочки мяса. Из тонкой трубы на крыше домика поднимался дым.

Через открытое окно в салон проникали запахи шаурмы: пережаренного мяса, лука, пряностей и подгоревшего жира. У Алисы голодно заурчало в животе. Тимофей брезгливо поморщился и поднял стекло.

– Раз не к тебе и не ко мне, тогда поехали в парк? Прогуляемся, поедим мороженое. – Он завел двигатель и наконец тронулся с места.

Когда академия и даже тот район, где она находилась, остались позади, Алиса заерзала: утерла рукавом нос и решительно заправила волосы за уши.

– Ты прав. Я справлюсь, – сказала она, словами как бы отсекая сомнения и отметая их прочь. Потянулась через подлокотник, чтобы снова – в третий раз! – поцеловать его. Была у нее такая дурная привычка: все совместные проблемы и конфликты решать поцелуями. – Я сама справлюсь.

• 2018 •

…Внутри опять что-то дрогнуло, отдаваясь болезненной жгучей нотой, и Тимофей удивился и испугался этому одновременно. Чувствуя, как накаляются нервы, доходя до той точки, где жар и холод настолько сильны, что уже невозможно отличить одно от другого, он быстро, боясь передумать, повернул в гнезде ключ зажигания.

Послышался знакомый тихий щелчок, потом короткое покашливание старого двигателя. Автомобиль мигнул фарами и старательно заурчал, налаживая давно знакомый умиротворяющий ритм.

Выезжая со двора на оживленную дорогу, мимо старых пеньков пятиэтажек и детских садов в глубине тенистых, шумящих листвой тихих двориков, он привычным движением откинул солнцезащитный козырек, одновременно выуживая из застрявшего в подстаканнике чехла солнцезащитные очки – скорее желая не укрыться от солнца, но стыдливо спрятать за темными стеклами глаза.

«Всегда можно что-то исправить…» – эхом отдавалось в мыслях.

С потрепанной фотографии на него опять смотрела она – его Алиса.

Глава 6

• 1998 •

Кирилл

«Око… Око… Око за око… – Слова танцевали в голове. – Око за око – и весь мир слеп!»

Микроавтобус сильно тряхнуло на выбоине. Кирилл моргнул. Буквы в голове вздрогнули, перемешались и рассыпались, исчезнув, как в омуте, в глубинном колодце мыслей. Оттуда они, наверное, и взялись. Спросонья Кирилл не был уверен, что голос, послышавшийся ему в дремоте, принадлежал кому-то извне.

Зябко поежившись, он сонно огляделся. Из подступающей по бокам темноты контурами переводной картинки медленно появлялись окружающие предметы. Два ряда темно-серых автомобильных кресел. Между ними – узкий неудобный проход, застеленный выцветшей ковровой дорожкой. Низкий серый потолок, полки над головой (кажется, на одной из них должны быть куртка и рюкзак Кирилла). Водительское сиденье и два передних места отделены от салона глухой перегородкой.

Окна закрыты плотными занавесками. Сквозь просветы между ними временами вспыхивало в свете мелькающих фонарей забрызганное водой и жидкой грязью стекло.

«Прошел дождь», – подумалось меланхолично.

Кирилл любил дождь. Только в этот раз он таил в себе тревожную неизвестность. Прошлое осталось позади, в почти пяти часах езды от города, где проходила его прежняя жизнь, а будущее ждало впереди – кто знает, в скольких километрах?

Настоящее же окутывала пустота. Тягучая и гибкая, растянутая между двумя жизненными пунктами, двумя далекими друг от друга контрольными точками. Неопределенность этой пустоты пугала, волновала… и завораживала его одновременно.

Автобус последний раз тряхнуло. Колеса, мягко пружиня, вкрадчиво зашелестели по дороге, словно та была сплошь покрыта хвоей, и вскоре остановились.

Отогнув шторку, Кирилл выглянул наружу, но это мало помогло: темная, сизо-седая от туч ночь прижалась вплотную к стеклу, словно старалась попасть внутрь. Тусклый луч далекого фонаря выхватывал из нее лишь кончики раскидистых еловых лап да край асфальтированной площадки.

В передней части салона щелкнул замок. Дверь со скрипом начала отъезжать в сторону.

– Берем вещи и на выход! – донесся спереди громкий голос сопровождающей.

Бультерьериха (Кирилл забыл ее настоящее имя) любила обращаться к нему во множественном числе, словно рядом постоянно присутствовал кто-то еще. Кто-то, чье общество нравилось сопровождающей гораздо больше, чем общество маль-чика.

– Что копаемся? Ну-ка! – Сдержав обреченный вздох, женщина протиснула свою обширную фигуру в тесный проход, в полумраке нащупывая на полке вещи. – Давай! – снова требовательно повторила она.

На улице, в пятне света возле ворот, стояли двое.

Первой Кирилл заметил высокую строгую женщину постбальзаковского возраста с темными волосами, зализанными в высокий гладкий пучок. Скуластое лицо с квадратным подбородком казалось навеки застывшим в безразличной холодности и непробиваемой строгости. Остальные черты только подчеркивали это впечатление: идеальная осанка, покатые плечи и крепкие, жилистые ноги в узконосых туфлях-лодочках. Черная юбка сидела на даме в обтяжку, светло-розовая блузка с бордовым жабо казалась безукоризненной в каждой атласной складочке. Своим сдержанным видом женщина походила на училку из какой-то очень крутой гимназии, куда Кириллу путь заказан.

Худая девушка лет двадцати, взволнованно мнущаяся с ноги на ногу рядом, выглядела в сравнении с непрошибаемой дамой кудлатым щенком. На ней было то ли платье, то ли ночнушка – под пестрым «деревенским» халатом не разберешь. Девушка щурилась на свет фонаря, пряча зевки. Она продрогла и тщетно пыталась согреть дыханием ладони.

– Быстрее, чего замер!

Бультерьериха подгоняла Кирилла окриками, больше похожими на короткие команды, и голос ее не казался раздраженным или злым, но звучал низко, грубо, с примесью старательно сдерживаемой усталости, которая, казалось, въелась в нее целиком: от похожей на халу залитой лаком прически до каждого шва на потертом болотно-зеленом жилете.

Еще в первую встречу Кирилл понял, что с такими не шутят. Им повинуются.

Сомнения шевельнулись в груди, но Кирилл подавил их, напоминая себе: происходящее только к лучшему. Потом он снова окажется дома и забудет обо всем, как о страшном сне.

Девушка дружелюбно улыбалась, стараясь выглядеть милой. Сквозило в ее улыбке что-то вымученное. И сочувственное одновременно.

За их с дамой спинами вырастали светло-бежевые стены приземистого корпуса. К крыльцу от парковки тянулась асфальтированная дорожка. Окна были темны, и Кирилл не разглядел, сколько в здании этажей.

Они зашли внутрь с бокового входа, зашагали по длинному коридору. После долгих часов неподвижной дороги ноги затекли и онемели. Кирилл едва переставлял их.

В конце коридора горела квадратная потолочная лампа, но ее света не хватало, и прямоугольники дверей казались темными провалами в никуда. За исключением одной двери, из-под которой сочился тонкой полоской яркий теплый свет. Туда они и направились.

Кабинетом директора оказалась маленькая комнатка, до потолка заваленная разнокалиберным барахлом. Очень светлая. Казалось, кто-то обронил на пол тонкую швейную иглу и теперь пытался осветить в помещении каждый угол, чтобы ее найти. Нагретые лампы тихо потрескивали, напоминая притаившихся в кустах сверчков. От них шел густой, тяжелый жар.

За заваленным бумагами столом сидела тучная женщина в темно-синем жакете, застегнутом на все пуговицы. Круглые, они отливали розово-фиолетовым, в тон уложенным чернильно-бордовым волосам, и казалось, именно это – единственная яркая черта в ее образе. Посреди канцелярского хлама гордо блестела табличка: «Директор Н. К. Угробова». Маленькие, близко посаженные глаза директрисы неясно сверкнули из-за прямоугольной оправы очков, когда она подняла взгляд на вошедших.

Бультерьериха с почтительным кивком передала директорше прозрачную папку с документами, сопровождавшими ее всю дорогу, и вместе со строгой дамой беззвучно ретировалась к выходу. В тесной комнатке, безвкусно высветленной желтым светом ламп, сразу стало слишком свободно, даже пустынно.

Кирилл осторожно разглядывал директрису. Та не выглядела ни угрюмой, ни злой. Скорее, на чем-то сосредоточенной, но пухлое, с большими щеками лицо казалось жестким. Она деловито перебирала извлеченные из папки листы толстыми, похожими на пастилу пальцами. Взгляд неторопливо скользил по черным напечатанным строчкам, изредка задерживаясь на какой-нибудь из них, потом снова перескакивал на другую, и голос, низкий, зудящий, неслышно бормотал себе под нос.

Имя. Фамилия. Фактический адрес. Дата рождения. Полный возраст. «Шестнадцать? Хех, а выглядишь младше…»

Она задавала вопросы, но ей не требовались ответы на них. Только угрюмый голос накатывал волнами. От этого монотонного, равномерного гудения нестерпимо клонило в сон. Только молоденькая девушка, все еще остававшаяся в кабинете, вся подобралась, подтянулась в напряженном ожидании. В тишине между накатами низкого голоса слышалось, как она нервно щелкает пальцами.

– Юлия. – Темные глазки на красном лице директрисы холодно блеснули. – Проводи нашего подопечного в его новую комнату и покажи кровать.

И снова его, сонного, схватили за руку и торопливо потянули куда-то.

Темнота за пределами раскаленной комнаты напоминала мокрое полотенце – противно обволакивающее, липкое. Если еще минуту назад Кириллу казалось, что он плавится от душной жары, то за два коротких коридора успел продрогнуть с ног до головы.

Центральное освещение не работало, но у девушки имелась своя лампа – старинная керосинка с закопченным стеклом. Кирилл давно не видел таких. Кажется, последний раз – во время школьной экскурсии в краеведческий музей.

Еще один поворот, лестничный пролет, и Юлия наконец остановилась напротив ничем не примечательной двери. Таких тут насчитывался целый коридор.

Это был, по-видимому, последний этаж. Низкий потолок надвигался угрюмыми тенями, оплывая при каждом нервном подергивании лампы в руке девушки. Казалось, под ним затаилось в клубящейся тьме большое живое существо.

– Не бойся, здесь с тобой все будет в порядке, – доверительно сообщила Юлия, наклонившись и заглянув Кириллу в лицо.

Впервые за их недолгое знакомство он сумел разглядеть ее. Темные, немного раскосые миндалевидные глаза, высокий лоб и острый подбородок с маленькой ямочкой под пухлой нижней губой. Светло-русые волосы спадали на плечи. Кончики их диковато торчали в разные стороны. Так же, как и длинная рваная челка над светлыми тонкими бровями.

Она могла бы показаться вполне симпатичной, если бы не нос. Он выделялся на лице особенно остро. Казалось, только он и остался единственным видимым из всех ее черт лица.

– А я не боюсь, – спокойно, без хвастовства, сказал Кирилл, глядя куда-то мимо нее, на пыльную решетку вентиляции под самым потолком, потому что внимательные серые глаза девушки были слишком близко, и ему это не нравилось.

– Хорошо. Кстати, я Юля. Можешь обращаться ко мне… если вдруг. А тебя как зовут?

Юля все еще пристально смотрела на Кирилла. Глаза у нее сделались очень тусклыми, неясными. Или так показалось из-за темноты, которая подползала со всех сторон, тугими щупальцами раскручивалась над головой. А может, начинала угасать из-за нехватки керосина лампа в ржавом металлическом подстаканнике.

В голове у Кирилла все бухало и гудело, будто глухо забили вдалеке в тугой барабан.

«Будь осторожен, Кирилл. Ничего не бойся…»

То же самое говорил дома отец. В памяти тупой болью отдавалось его собственное имя. Кирилл.

Кир-рилл…

Вслух он, однако, ничего не произнес.

– Ладно, – расценив его молчание по-своему, сказала Юля. Она изо всех сил делала вид, что не обиделась, но ее вид был до боли красноречив. – Вот твоя комната.

Отошедший из-под плинтуса линолеум противно хрустнул, цепляясь за ботинок, дверь подалась наружу с тихим скрежетом несмазанных петель. Навстречу дохнуло непривычными запахами.

Юля осторожно коснулась ладонью плеча Кирилла, прося зайти. Он сделал шаг, нащупывая в темноте дорогу. Рука Юли, все еще лежавшая на плече, служила ему ориентиром. Он на ощупь двигался вперед, обходя разбросанные между кроватями вещи и кожей чувствуя спертый, колыхавшийся при каждом движении воздух.

Слышались тихое посапывание, редкий скрип пружин в матрасах и шелест дыханий. Звуки существовали в помещении, как существует эхо или ветер, – обособленно от живых обитателей спальни. Кириллу даже показалось, что тут есть кто-то еще. Кто-то невидимый, кому на самом деле принадлежала комната.

– Вот, – тихо, почти шепотом.

Юлина рука указала на узкую кровать возле окна, застеленную коричневым пледом. Плед был заправлен в плоский белый пододеяльник, но даже сквозь него казался неимоверно колючим и жестким.

В изголовье пухлым треугольником лежала взбитая подушка.

– Спокойной ночи.

С робкой осторожностью, с которой она, кажется, делала все, Юля поставила его рюкзак на пол и на цыпочках вышла. Закрывшаяся дверь отрезала все звуки снаружи.

Кирилл долго сидел в темноте, ставшей без старой керосинки еще более густой, и пытался уловить отдаляющиеся шаги, но ничего не расслышал. Даже скрипучий линолеум коридора не выдавал присутствие там кого-то. Юля ушла, словно растворилась в темноте.

Чувствуя вновь накатившую тяжелую усталость, он откинулся назад, на ватную, мгновенно прогнувшуюся под его головой подушку, и уставился в потолок. Бешеный день кончился, но такое ожидаемое одиночество почему-то не принесло облегчения. Наоборот – снова зашевелилось в груди волнительное, непонятное. Кирилл хотел занять себя чем-то, но глаза привыкали к темноте слишком медленно. Пришлось ждать утра.

«Скоро одна жизнь закончится – и начнется другая…»

Так сказал перед отъездом отец. В тот последний раз, когда Кирилл видел его живым.

Глава 7

• 2018 •

Кристина

Погода всегда любила устраивать парадоксы. Вопреки уверенному вранью метеорологов, капризничала и хмурилась тучами, своевольно меняя циклон на антициклон, а солнечную жару утром превращала в нескончаемый дождь вечером.

Сейчас все тоже шло наперекор прогнозу: небо завалилось набок, морщилось складками, теряя свои обычные яркие краски, и казалось рыхлым, густо посыпанным асфальтовой крошкой.

А на земле, наоборот, насмехаясь над всеобщей логикой, искрилась в лужах дрожащая темно-фиолетовая небесная синь. Холодные дождевые капли барабанили по стеклу, прохаживаясь задумчивым перебором.

Запасные ключи, по старому укладу, заведенному мамой, хранились у Леонтьевых. И на том спасибо! Ее собственная сумочка с нехитрым девичьим набором помада – зеркальце – ключи – мобильник сделала ручкой, растворившись в утреннем тумане сегодняшнего дня, но, по сравнению с другими неприятностями, которых удалось избежать, потеря телефона казалась сущей ерундой!

Артем оказался понятлив: нерешительно затормозил у подъезда, пока Кристина доставала из кармана ключ. Почти всю дорогу они прошли в одиноком молчании – каждый замкнутый в своей собственной непрерывной тишине. Тем более они ни разу не упомянули случившееся вечер назад во дворе. Чувствуя в молчании Кристины угрюмое нежелание общаться, Артем не стал напрашиваться в гости.

А может, вспомнил, что совсем недавно она не хотела рассказывать ему, где живет.

Квартира была пуста.

Тетка, по-видимому, еще днем укатила на все выходные в деревню к любимому ненасытному огороду, заодно прихватив заросли рассады, а две старшие двоюродные сестры, воспользовавшись внезапно обретенной свободой, уехали с друзьями на очередную дискотеку.

Дом встретил хозяйку равнодушным молчанием, слепо глядя внутрь пустого подъезда черным дверным глазком. То ли убаюканный разыгравшейся непогодой, то ли просто вредный, замыкающийся в себе даже от краткосрочного одиночества, он упрямо игнорировал все ее печальные вздохи.

21:00

Электронная коробка часов на телевизоре коротко подмигнула, когда невидимая рука в который раз со всей ответственностью переставила составляющие цифры палочки.

Переодевшись в домашнее, Кристина заварила чай и села за рабочий стол в комнате. Темнота за спиной слабо вздрогнула под голубоватым мерцанием старого ноутбука. Отхлебнув из кружки, Кристина вздохнула и решительно ввела в поисковик нужный запрос.

«Все религиозные секты ссылаются на Библию как на основной источник своего вероучения, но произвольно подбирают и извращают смысл вырванных из контекста цитат для доказательства нужных положений…»

Среди строк мелькали незнакомые малопонятные слова: трансцендентальная медитация, неоведантизм, теософия, «живая этика», пока усталый взгляд случайно не выхватил из потока информации одно название – «Небесное Око», очень созвучное с тем, о чем рассказывала днем девушка со странным именем.

Кристина кликнула на картинку. Данных оказалось мало, но, покопавшись на паре форумов, она нашла несколько сообщений. Поговаривали, адепты секты убеждали окружающих в своем особенном происхождении от ангелов. Они верили, что способны превращаться в воронов, поклонялись некоему очищающему Небесному Огню, а также совершали оккультные обряды и жертвоприношения в местах скопления Силы…

Время шло. Часы на стене с монотонным тиканьем отмеряли уходящие секунды. За окном давно стемнело, шумная компания, галдящая у подъезда, успела убраться восвояси. Разбежались, словно рассыпанный горох, гонявшие на площадке мяч дети. Медленно, одно за одним, в соседнем доме зажглись окна, а Кристина, как загипнотизированная, смотрела в экран, листая вкладки.

Картинки заброшенных подвалов, одна мрачнее другой, сменялись на экране. Кристина чувствовала неприятное напряжение, холодком пробиравшееся до шеи вдоль спины. Вычерченные на стене знаки, обрывки одежды, старые матрасы, раскиданные на полу следы пребывания людей, давящие потолки, пепелища костров, мертвые тела животных, кровавые рисунки.

«Некоторое время она базировалась в подвале заброшенной больницы в Московской области, но после исчезновения нескольких местных жителей, причисленных к секте, ее следы оказались потеряны, а лидер остался неизвестен. Однако до сих пор в некоторых местах, где последний раз видели пропавших людей, находят символ секты…»

«– Наши напились в хлам, стали рваться, типа мы сейчас сами поедем в Ховринку, кто не зассал, давайте с нами. Они че-то курили не то…